Анестезиолог
Нина Ивановна, смотрела на него как на Спасителя, ни слова не говоря. Она ни с кем из нас не общалась. А мы разговаривали друг с другом не закрывая рта: о детях,о родах, о мужьях, об артистах, о политике, о врачах и медсестрах, о том, кто что любит готовить, травили анекдоты. Каждая из нас ждала своего часа, но о грядущих операциях мы молчали – так боялись их, так перед ними тряслись. Потихоньку, очень осторожно, я разговорила свою соседку Нину Ивановну. Я старалась очень осторожно, ненавязчиво, хоть каким-нибудь словом отвлечь ее от горьких дум. Успокаивать ее было невозможно. Она все уже поняла о себе и, страдая , ждала конца.
Был вечер накануне моей операции. Сказать, что я тряслась как осиновый листочек – не сказать ничего. Я мысленно прощалась со всем белым светом, мне казалось, что я не проснусь от наркоза. Мысли одна тревожнее другой лезли в мою голову, сменяя друг друга с такой скоростью, словно они, перед тем как меня взволновать, встали в очередь и, толкаясь, так и прыгают в нее, так и прыгают. Никакие психологические установки, ни подбадривания палатных подруг по несчастью, ни слова мужа, навестившего меня в тот вечер, не помогали. Я лежала в паническом ужасе, но не плакала. Рядом ведь были такие же, как я. Не было у меня права показать подругам по несчастью свой страх. Не было. Потому и грызла носовой платок...
Перед самым окончанием рабочего дня меня навестил хирург Виктор Александрович. Вначале он подошел к моей соседке, как всегда погладил по голове, как малое дитя, затем повернувшись ко мне и смотря мне не в глаза, а, казалось, прямо в душу, тут же констатировал: боишься…
-«Не надо бояться, вот увидишь, все будет хорошо».
Он постоял возле меня и добавил, взяв мои руку в свои:
«На ночь тебе дадут очень хорошую таблетку, от которой ты быстро и спокойно заснешь, постарайся подумать о чем-нибудь самом хорошем для тебя и ты увидишь хороший и добрый сон, поверь мне, ты увидишь очень светлый сон».
Он ушел, пожелав всем спокойной ночи, а я стала ждать, чтобы скорее принесли эту волшебную таблетку, но тут вошла высокая, решительная молодая женщина и громко, очень бодро спросила:
«Ну, где тут красавица, которой завтра на операцию?»
Все посмотрели на меня и наперебой загалдели:
«Вон она, у которой коса.»
Она подошла ко мне , улыбаясь, спросила:
«О, голубушка, да в тебя надо влить ведро, чтобы усыпить, что это ты так трясешься?»,- а у самой глаза серьезные-серьезные. У меня была длинная , толстая коса и лежала она поверх одеяла, ниже пояса. Продолжая по-прежнему меня разглядывать , она спросила:
« А что ты будешь делать с косой?».
Я ждала любых вопросов : как себя чувствуете?, что беспокоит? и им подобных. Я была готова к успокаивающим фразам: не волнуйся, не бойся, да проснешься ты ,не бойся ты наркоза, я все сделаю, как надо. «Ну при чем тут моя коса, господи, о чем она?» - удивилась я, но ответила, что я уложу ее узлом на затылке.
« А лежать на этой красоте на операционном столе, как ты себе это представляешь?»- спокойно заметила она. «Куда же мне ее девать, господи, отстричь прямо сейчас?» - мелькнула спасительная мысль, а она скомандовала: «Ну-ка садись». Вынула бинт из нагрудного кармана халата, оторвала от него две длинных « ленты» и сказала :
«Дай мне расческу».
Я тут же протянула ей свою расческу и она, ни слова не говоря, расплела мою косу, разделила прямым пробором волосы, заплела две косы, вплетя в них бинты, как ленты и уложила их на макушке, от уха к уху. Посмотрев на меня и очевидно будучи довольна своим произведением, она заулыбалась и произнесла :
«Ну, красавица, теперь ты вылитая Фрося Бурлакова. Не дрожи и не трясись. Все будет хорошо. Я - твой анестезиолог. Завтра утром тебя привезут в операционную с этой красотой на голове, я тебя буду встречать. Не беспокойся. Все будет хорошо.»
Заснула я сразу же после таблетки, которую мне велели выпить перед сном, и сон мне приснился приятный : как будто прихожу я после операции на работу с новой прической, а меня коллеги спрашивают: « Люба, а почему ты раньше так косы не завязывала лентами на макушке, тебе новая прическа очень идет». Все восхищенно смотрят на меня, а я решила,что только так и буду свои косы носить.
Ранним утром два солдата ввезли в палату каталку, и сопровождавшая их медсестра велела мне на нее ложиться. Все в палате начали желать мне ни пуха, ни пера, я мужественно посылая их к черту, легла на каталку. Коридор в нашей хирургии длинный-длинный, и солдаты рванули с места, как спринтеры на старте.
«Куда- куда?» - закудахтала медсестра. « Вы везете ее вперед ногами. Живых так не возят». «Ну, все, мрак…» - подумала я. Солдаты скорехонько развернули каталку и рванули еще быстрей. Наверное им меня, молодую захотелось прокатить с ветерком!
Операционная сверкала белым кафелем. Там было много людей в белых халатах. По глазам я узнала Виктора Александровича, по приветствию «Привет, красавица»,- анестезиолога. Я сняла сорочку, легла на хирургический стол, меня тут же привязали, сделали в вену укол и попросили считать лампы над головой. И я , русская, но говорящая на английском и немецком языках, начала почему-то считать на немецком ein, zwei, drei, fier …. и в таком духе до zwoelf . Ламп оказалось двенадцать, я начала считать их по второму кругу все на том же немецком, но меня наркоз не брал. « Все . конец, они не могут меня усыпить» - это была моя последняя мысль.
Очнулась я в палате. «Я жива, Господи, я жива» - ликовала я. Болело так, как будто меня переехал трамвай и просто рассек меня надвое, но я была счастлива, я любила всех и вся.
Ближе к вечеру, меня навестил и анестезиолог. Спросила, как я себя чувствую. Улыбалась мне в ответ, видя мои сияющие глаза. Уходя, вздохнув, она сказала : «Красивая у тебя коса, береги ее, не отрезай, я о такой косе всю жизнь мечтала».
Свидетельство о публикации №208021100265
Иван Таратинский 08.06.2014 14:29 Заявить о нарушении
Мои = качественные, и Ваши тоже. Но лучше не встречаться С НИМИ ВООБЩЕ.
Любовь Архипова 08.06.2014 18:17 Заявить о нарушении
Иван Таратинский 08.06.2014 18:21 Заявить о нарушении