Первая ласточка

Первая ласточка.

Утренний весенний свет робко и медленно вполз в маленькую скромную комнату. Четыре солнечных квадрата осветили потолок и часть стены, проходя при этом сквозь старенькую хрустальную люстру, отбрасывая многоцветные лучики на все, что могло их воспринять. Старые полосатые обои заиграли новыми для себя цветами. Ряд ветхих книг, стоявший на прикрученной к стене полке, обнажил чистые от пыли корешки. Тяжелая на вид тумбочка с гордостью подставила искусственной радуге, лежавшие на ней предметы: вчерашняя газета, очки в роговой оправе, недопитый стакан чая и видавший виды светильник с выцветшей ножкой.
Все в комнате наполнялось легкой улыбкой почти такой же, как у лежащего на застеленной кровати пожилого человека. Он давно не спал, и многое успел сделать, но еще больше он успел обдумать. А теперь просто лежал на кровати и с загадочной улыбкой смотрел в потолок.
- Как в детстве, - тихо произнес он, готовясь встать. Человек медленно сел на кровати, нашарил ногами стоптанные тапки и, хлопнув себя по коленкам, встал. Секунду постоял, прислушиваясь к себе, и остался доволен. Взяв газету, очки и стакан он вышел из комнаты, бережно ступая по фамильному ковру. Из кухни доносились звуки жарящегося на масле теста. Блины! Нынче масленица – странный праздник и для каждого свой.
- С добрым утром Антонина, - произнес пожилой человек и сел на стул у окна, ставя стакан на стол.
- С добрым, Филемон, - отозвалась жена, окинув вошедшего взглядом.
Пожилой чете нельзя жаренного, но сегодня праздник, а значит придут Дети! Поэтому многим можно пренебречь. Это понимали оба супруга, ведь Антонина ни чего не сказала на то, что муж занял место у окна, из которого непрестанно дуло. Да многим можно пренебречь, даже утренним чтением, но, кое-что между ними оставалось незыблемо. То волшебное утреннее молчание, те несказанные мысли, что текли и готовились в умах вдумчивых людей. Конечно, супругам есть о чем поговорить, но они это берегут для прогулки. Напрасно молодые считают, что старики туго соображают. Нет, просто за то время, что молодой успеет произвести одно действие, старый человек успеет обдумать большее, нежели юнец за весь день. Напрасно стариков считают охочими до «ушей» это ни совсем так, просто множество раз обдуманные, взвешенные вещи должны быть высказаны иначе…
Напрасно юные умом считают, что мы не умеем радоваться жизни. Умеем, ещё, как. Просто они не понимают, что радость это не усталость в сильном теле на утро беспокойной ночи, но спокойный сон, утро без хвори и приятные воспоминания.
- Что ты там опять бормочешь? - очередная порция теста зашипела на сковороде.
Он ни чего не ответил, а лишь поднялся и взглянул в окно. На улице было серо и безлюдно, совсем не так, как на душе у Филемона поэтому, он повернулся к жене.
Вот теперь порядок. Теплота, доброта и память. Нестерпимо захотелось обнять спутницу, сказать приятное или сделать шалость. Он шагнул ближе, положил правую руку на сегмент кухонного гарнитура (во второй была газета) и прошептал.
- Ты так празднично одета.
- Ладно, возьми один. Старый проказник, - неожиданно произнесла женщина (мужчина ожидал услышать нечто вроде «ты что, дед – ополоумел»).
- Так сбылись три не хитрых желания, - произнес Филемон и с горячим блином в старческой руке проследовал в гостиную, где наконец-то оставил заранее изученную «Правду». И вышел на балкон.
- Нарушать, так нарушать, - произнес он и откусил от блина. Серый мир чуть повеселел. Возможно из-за набиравшего силу и высоту солнца, или из-за рассеявшегося тумана. Но скорей всего приятные воспоминания детской весны.
- Ласточка, - сам не веря своим глазам, произнес старик. На перилах сидела ласточка, наверное, первая. Да, точно первая. Она ни чуть не страшилась человека и, зябко хохлясь в скудном оперении, смотрела на человека.
- Чудно, - едва слышно выдохнул он и протянул кусочек блина в раскрытой ладони. Птица бесстрашно, но как-то неуклюже прыгнула в ладонь и склонила головку на бок, изучая человека.
- Ну, ешь, глупая, - произнес светящийся от счастья помолодевший старец.
- Какие глаза странные, - и верно из черных они стали зелеными, нет синими или даже сиреневыми. Филемон свободной рукой потер лицо, чтоб проморгаться, и, видимо качнул при этом другой рукой, спугнув птичку. Когда, он вновь посмотрел на осиротевшую ладошку, то на него вновь накатила старческая тоска. Тоска о совершенных ошибках, и о том, как было бы здорово вновь их совершить, только еще более дерзко.
Недоеденный блин и его маленький кусочек остались на балконе.
- Вдруг вернется, - и человек вошел в дом. Плотнее закрыл дверь, да так, что чуть не оторвал задвижку.
 – Осталась еще сила в руках или просто дверь уже совсем хлипкая? Филемон прошел мимо большого шкафа, сплошь заставленного книгами, и уселся в большое кресло напротив старого телевизора. Взял со столика пульт дистанционного управления (в обиходе – лентяйка) и задумался «хочет ли он включить телевизор?». Решил, что хочет, и нажал на кнопку.
- Филемоша, лентяйку не ищи. Её Никита в мастерскую забрал, сломалась что-то.
Недоумение пополам с улыбкой отразилось на лице мужчины.
- Первое апреля еще не скоро, - произнес он себе под нос, ибо был не уверен. Однако странный пульт. Очки из кармана рубахи оказались на носу, и удивление завладело всем морщинистым лицом. В руках был пульт от кондиционера. С тех пор, как сын Никита купил и установил родителям сей агрегат, его так и не включали, а пульт лежал рядом с лентяйкой от телевизора. Филемон осмотрелся и действительно, мешая диктору новостей, на стене гудел теплым воздухом кондиционер.
- А выключить, как? – старик вновь уставился на пульт, разыскивая старыми глазами нужную кнопку. Но агрегат заткнулся сам собой.
В этот момент в комнату вошла супруга и, вытирая передником руки, произнесла.
- Вот Никитка. Видать решил нам новый купить, вот и придумал про неполадку, чтоб мы не могли отказаться.
Женщина села в стоявшее рядом кресло и обратилось к задумавшемуся мужу.
- Переключи, там мой сериал начинается.
- Но, но пульта, - мужчина неожиданно для самого себя хмыкнул.
- «Ох, старый прохиндей, ни чего я не гордая. Встану и переключу», - ее голос был странный, словно она говорила через вазу. Тем сильнее было возмущение мужа.
- Прохиндей! Ах, вот как.
Не дойдя до телевизора всего полу шага, женщина обернулась на гневного мужа.
- Ты думаешь, я нарочно его прячу, да смотри свой сериал, сколько хочешь! – в следующее мгновение из динамиков послушался спор влюбленной пары. И оба супруга уставились на монитор, будто никогда доселе не видели этих персонажей.

***
До вечера супругам было чем заняться. Несколько раз Филемон рассказывал произошедшее за утро. Пришли к выводу – ни чего необычного, несколько раз мерили давление (друг у друга по очереди) пришли к выводу – ничего необычного, слегка переволновались. Множество раз Филемон переключал телевизор взглядом, чем сначала напугал, потом удивил, а после позабавил себя и супругу. Разыскивая, на всякий случай настойку валерианки, выяснили, что пузырек может сам ездить по столу, куда хочет Филемон, как впрочем, и прочие мелкие предметы. А когда, добаловавшись до того, что нетронутый пузырек упал и закатился под кресло, то выяснилось, что мужчине подвластны и более крупные предметы. «Хотел поднять рукой краешек, но вместо этого перевернул мебель». Ну и конечно много слушали мысли жены, причем она и так умудрялась обманывать.
Оказывается, двигать праздничный стол это не просто легко, а еще и очень весело. А летающие блины еще вкуснее, да и странный азарт явно способствует пищеварению. В общем, день прошел в хлопотах и всё же в приготовлениях. И когда раздался звонок в дверь, то гостям открыли нескромно быстро.
- Здравствуйте, мои дорогие!- женщина первая завладела торсом сына (руки были заняты пакетами продуктов). Недоуменное лицо невестки досталось Филемону, который с удивлением узнал, что дуреха думает, будто старики подсели на какие-то «калеса». Филемон ни чего не сказал, а лишь мягко обнял девушку, принял из ее рук живой сверточек с маленькой Светой (три месяца от роду) и проследовал в гостиную. А хозяйка, чмокнув скуксившегося внучка, настойчиво пригласила войти.
Невестка и жена шелестели на кухне, сын грохотал в ванной, а Филемон вернулся в кресло, бережно держа девочку. Она смотрела широко раскрытыми глазами, слегка приоткрывая рот. Мыслей у малыша не было, лишь звуки такие долгие протяжные и мелодичные, словно у человека, увидевшего что-то необычное и удивительное. Старик невольно расчувствовался.
- Да, чуть не забыл, - голос сына прогремел как гром, даже ребенок стал «думать» как-то прерывисто словно заикаясь, - Вот пульт, там что-то со схемой. В общем надо новый покупать. Я уже присмотрел неплохой.
Филемон с интересом посмотрел на сына и его мысли порадовали старика.
- «И, слава богу, а то с этой рябящей лампой только зрение родителям ломать».
- Сынок, а где Сёма?
- Схватил яблоко и убежал кататься на горке.
- Жаль, хотел с ним пообщаться.

***
Ужин прошел в теплой семейной обстановке – ничего необычного. Лишь Антонина то и дело вопросительно поглядывала на мужа – «мол, о чем они думают». Филемон отвечал спокойной улыбкой и мягко прикасался к руке жены. Чтение мыслей не открыло ничего нового, а только подтвердило сложившееся мнение (жизненный опыт). Интересней всего старому мужчине было пообщаться с внуком, прибегнув к помощи мудрой бабушки, удалось угомонить непоседу.
- Деда, где? – мальчонка запрыгнул на дедову кровать и стал искать среди книг обещанный бабушкой сюрприз.
- Да вот, хотя бы эта, - сказал Филемон, бережно вынимая толстую книгу, - чудо как хороша. Жюль Верн.
- Фу, деда. Я комиксы люблю.
- Почему?- читать мысли маленького человека невообразимо сложно. Он думал и говорил одновременно, поэтому помучалось нечто вроде хора двух голосов.
- Там про супергероев. Они могут все, чего обычные не могут.
- Например?
- Огромная сила, пирокинез, телекинез, молниеносная скорость и, и…
- Магия – одним словом?
- Не-ет, - обиженно протянул Сёма. – Это, ну…
- А если бы ты был, к примеру, сильным, - задумчиво произнес дедушка, возвращая книгу на место.
- Ух, я бы, - паренек слегка сбился и так исподлобья произнес, - свел кой какие счеты.
- Понятно, а если бы мысли мог читать? – внук мысленно тараторил про свою силу с такой молниеносной скоростью, что старому Филемону не оставалось ничего иного как задать новый вопрос.
- Тоже ничего. Можно уроков не учить – учитель мысленно все подскажет. Да и враги фиг, что со мной сделать смогут.
- А если все вокруг смогут, мыли читать? – не унимался человек.
- Бред, так неинтересно.
- Почему?
- Скучно, никакой неожиданности. Все бы разбрелись и стали жить по одиночке.
- Интересное мнение. А разве…
- Филемоша, - в дверях оказалась Антонина и мысленно произнесла «первая ласточка».
- Вот внучек побудь с бабушкой.

***

Страшно волнуясь, Филемон вышел на балкон, там действительно сидела ласточка и как прежде пытливо смотрела то одним, то другим глазом.
- Здравствуй, - подумал птах.
- Здравствуй, - мысленно сказал, вернее, повторил мужчина.
- Как вы себя чувствуете? – участие птицы почему-то не казалось странным.
- Хорошо, спасибо.
- Считаете ли вы, что таких как вы, должно быть больше? – деловой тон так же не был удивителен.
- Почему вы спрашиваете у меня, то есть, по какой причине вы выбрали меня?
- Опыт прожитых лет и свидетельство нынешней бытности должно было быть рассмотрено вами через призму новых способностей.
- Да я думал об этом, вот если бы раньше, но ни сейчас…
- К сожалению несформировавшиеся личности становятся предельно несчастными после нашего вмешательства. Посему нам крайне важно ваше мнение.
- Понимаю. Я считаю, что ваш подарок не нужен человечеству. Потому что он обесценит опыт поколений и истории, он отвратит людей от общения. И сломает все причинно следственные связи, что складывались веками.
Семья, любовь, доверие и прочие неоднозначные понятия перестанут существовать, но останется лишь всепоглощающее «Я».
В общем спасибо за подарок, но нам этого не надо.
- Благодарю, ваше мнение обязательно будет учтено. Приятной вам ночи, - скороговоркой подумала птичка и спорхнула с балкона. А «первая ласточка» так и остался стоять на весеннем воздухе, который всегда сулит так много неожиданного.