Один на планете красных песков. Часть 1

-Если мне придется пожертвовать твоей дружбой ради мечты, что ж, пожалуй, я выбираю мечту!
-Ты просто кретин!
-...

Снова и снова, просыпаясь по утрам, я вспоминал этот двухгодичной давности разговор. Я открываю глаза ровно за пять минут до того, как срабатывает будильник - привычка - его звон настолько резок и неприятен, что портит настроение на целый день, поэтому я несколько минут лежу с открытыми глазами и за несколько секунд успеваю выключить мерзкое приспособление. Я лежу на спальном щите, щедро покрытом синтетическими одеялами - шерсть на марс не завозят - искусственные фильтры не настолько мощны, чтобы очистить засоренный шерстинками воздух - но твердый металлический нагревательный элемент все равно заставляет мою спину ныть и ломиться по утрам. В моей гермокапсуле достаточно уютно - насколько может быть уютно в единственном на планете островке, где возможно нормально жить. Правительство не поскупилось на оборудование для экспериментальной экспедиции - моя капсула достаточно просторна - размером со средний коттедж, покрыта защитными слоями, позволяющими выдерживать сотни градусов ниже нуля и предохраняющими от суровых песчаных бурь, половина - жилая, еще половина отведена под лаборатории.
Мог ли я мечтать о чем то подобном, еще пять лет назад сидя по ночам за рабочим столом и строча, строча бесконечные проекты по колонизации марса? Я был простым генетиком, а возомнил себя покорителем планет. Эээх, если бы знал я, что так и окажется.

Рука автоматически ложится на рельефно-гладкую поверхность вытянутого будильника - и он, уже почти собравшийся запеть, словно нахохлившийся петух, пискнул и замолчал. Почти обиженно. Что ж, у него есть все причины обижаться - работы ему почти не находится - впрочем, это я просто схожу с ума. Потерев глаза, решаю побыть в постели еще немного - на сегодня график не так уж и забит - поворачиваюсь на бок и залезаю под одеяло с головой.

Да, был бум колонизации марса, но он не был похож на золотую лихорадку, просто потому, что никто не торопился собственноручно начать добывать бесценные ископаемые этой планеты. Одним из проекторов-теоретиков был я. Именно я первым предложил использовать генно модифицированные водоросли для создания первичной кислородной атмосферы на красной планете, а затем начать высаживать растения покрупнее, климат должен будет смягчиться, ледяные шапки - растаять, условия жизни - стать приемлемыми для людей. Я же бы единственным, кто, наконец, вывел эти самые штаммы водорослей, способных выдерживать зверские условия. Мой проект утвердили - и первая порция микроскопических колонизаторов отправилась сюда. Никто, собственно, и не надеялся на успех, но малыши показали себя молодцами - всего за год они окружили плотными зелеными кольцами ледяные шапки - в тех местах, где они подтаивали - и быстренько связывали воду, преобразуя ее в кислород. Мировые державы быстренько спохватились, назвали их кольцами Майнда, вызвали скромного ботаника, и, не особенно спрашивая у него разрешения, отправили беднягу на Марс, воевать с красными песками.
Одеяло сползает с лица и открывает мне потрясающе живописный вид из гермо-стекла. Мда... Барханы и ярко-оранжевые холмы, не особенно внимая энтузиазму ученых, продолжали стоять на своих местах и не хотели принимать даже крохотную поросль на свои вогнутые горящие бока. Они смотрели на меня, я на них, и они словно говорили: "ну-ну, парень, посмотрим, что ты, сможешь нам сделать! Мы стояли тут еще до рождения Земли и будем тут стоять после ее смерти." И я ни разу этого издевательского взгляда не выдерживал.
Отворачиваюсь в глубь комнаты - белые овальные стены из углепластика, необходимая в повседневной жизни техника - от кофеварки до беговой дорожки и остальных тренажеров. Вздыхаю. Хромированные вставки металла - краны и емкости, от которых длинными блестящими червями трубы уходят в стены для перегонки и очистки. И черные квадраты контейнеров для личных вещей. Эта белизна режет глаза. Она похожа на простыни в больнице для умалишенных и иногда мне кажется, что я именно там. То есть тут. В моей личной психбольнице. Здесь начинаешь разговаривать с электроприборами, а потом бьешь себя по губам. За блестящим болезненной белизной обеденным столом сидит мой друг - единственное розоватое пятно на этой шахматной доске.

-Эй, ты проснулся!
-Да, дружище, с добрым утром.
-Отличный денек сегодня, а? Смотри, солнце так и жарит.
-Да уж, хорошо, что водорослям жара - не помеха, были бы они так же устойчивы к холоду. - смеюсь я, снова заглядывая в "окно". Барханы окрасились нежно-салатной порослью сине-зеленых водорослей, даже отсюда была заметна бархатная структура нарастаний.
-Смотрю, работка продвигается? - он кивает на иллюминатор
-Да, и быстрее, чем я думал! - улыбаюсь я.
Внезапно в голове заводится какой-то невообразимо раздражающий и не менее настойчивый звук, стучащийся в череп изнутри, будто намереваясь разорвать его. Мой приятель загадочно улыбается.
-Слушай, дружище, - пересилив боль, говорю я. - А какого, собственно, черта ты делаешь в моей гермо-камере в сотнях тысяч километров от своего дома? И как, дьявол тебя побери, ты сюда попал?
Он говорит что-то, но отвратительный нарастающий гомон заглушает все звуки и наконец достигает своего апогея, начисто срывая мою бедную голову с плеч. Голову... да. Движения губ моего приятеля выдают его слова про голову. "Я из твоей головы, дружище, да-да" - говорит он, улыбаясь.
По ту сторону не так уж и плохо, мир растворился, но осталось что-то, что-то... будильник! Этот мерзавец все-таки подловил меня. Протягиваю руку и выключаю мерзкое создание. На этот раз писк его удовлетворенный, победоносный, я бы сказал. Мой друг и лазурь с барханов предательски испарились, а в остальном камера была той же.
"Ладно, маленький паршивец, ноль-один в твою пользу" - шиплю я, вскакивая со скользких одеял - в лабораторно-экспериментальном отсеке завыла, взрезав тишину, сигнализационная сирена - эти водоросли в содержании будут покапризнее шиншилл. Ах, прости, я не хотел обижать тебя, маленький полезный прибор - я попытался загладить свою вину за оскорбление, почесав у будильника за циферблатом. Тот принял его с благородным снисхождением, довольно заурчав. Я отдернул руку.
На кофе времени не оставалось.
Боже, я сошел с ума.

To be continued