не прислоняться

Осторожно двери закрываются, следующая станция чего-то там... Я знал, что до Речного вокзала мне ещё далеко и не обращал внимания на такие мелочи как мелькающие станции, через которые я проезжаю.

К тому же со мной был мой друг, я не знал кто он и как его зовут, но точно знал, что он мой друг. И как кто-то когда-то говорил (а может и никто не говорил) - самый важный человек для меня это тот, кто рядом со мной в данный момент.

Сейчас напротив меня мой загадочный друг, а за его спиной задумчивая толпа... кто-то читает незамысловатые романы, кто-то придумывает их себе сам в голове, парочка в углу часть этих романов уже воплощает, уж не знаю насколько удачно.

Иногда эти люди настолько уходят в себя, что можно даже попытаться угадать, что они видят перед глазами - очень забавная такая игра. Мужчина в пиджаке с чёрным кожаным дипломатом на коленях ритмично, но как-то застенчиво, жонглирует чем-то невидимым, жестикулирует, наверное в очередной раз проигрывает в голове свой ошеломительный доклад вселенского значения.

Женщина, чьи черты лица не обошло стороной время и сила тяготения, смотрит вверх, будто бы обращаясь к богу. Да, именно так и выглядит выражение её лица - на глазах поблёскивают слёзы горького счастья, она обращается к светлому со своим тёмным. Или же она ностальгирует о чём-то не менее светлом, но давно упущенном. Некто возле меня бормочет что-то себе под нос, то ли от одиночества, то ли это какая-то новая форма подземного лунатизма.

Маленький передвижной стрекочущий театр, несущийся в темноте. У каждого свой номер и своя неповторимая драматическая постановка, у каждого героя своя роль и свой оттенок серого...

Только сейчас я заметил, что всё вокруг было как в чёрно-белом кино, даже не то чтобы чёрно-белом, а именно сером. Значит в данный момент вы все для меня являетесь этим самым "важным"? Вы, жалкие актёры, кочевого театра, с никому не нужными судьбами? Бедные больные люди... А кто тогда я?

Тем временем наша труппа остановилась на платформе, и мой молчаливый друг нынрул в раскрывшиеся двери, одарив меня напрощанье такой таинственной зловеще-заговорческой улыбкой, что мне стало не по себе. Когда двери закрылись, я понял, что штат нашего спектакля сократили, убрали статистов или декорации, или просто пришло время чьей-то сольной сцены.

Неожиданно для себя, и как оказалось и для всех остальных, я осознал свою скрытую способность наделять красками то, что вижу, точнее то, что хочу видеть в этих красках. Я посмотрел на седую женщину с растрёпанными тонкими сухими волосами, и в мгновение она стала излучаться красивейшими переливающимися цветами каких-то полу-психоделических оттенков. Женщина сама не меньше удивилась своим преображениям, это показалось наиболее странным: чтобы галлюцинация осознавала себя галлюцинацией?..

Ещё немного побаловавшись с красками, я всё же решил оставить всё как есть, и поредевшие мечтатели, не покинувшие на свою голову наш сюрреалистический огонёк вместе с остальными, наконец-то вздохнули спокойно, снова осознав себя привычно серыми.

Моя поездка начала казаться мне затянутой, и я решил взглянуть на карту метро дабы узнать как долго мне ещё ехать. Через мгновение я понял что всё тщетно. Карта не имела ничего общего с тем, что я привык видеть: она была похожа на дерево... до меня дошла ирония того, что вагоны движутся по его "веткам", в прямом смысле этого слова. Ещё больше меня обрадовало то, что все эти ветки были зелёными, как будто серость настоящего не затрагивала этот индустриальный натюрморт.

Я был в полном смятении, мой ум отказывался понимать каким образом можно целенаправленно передвигаться в этом подземелье, ведь по сути его схема представляла собой толстую крону, которая и была единственной веткой, а все остальные были лишь её более тонкими ответвлениями.

То есть, как я понял, если это вообще можно понять, в определённое время поезд сворачивал на определённую ветку, но до меня никак не доходило как можно точно рассчитать когда и куда он повернёт, чтобы добраться в конкретное нужное место. А может тут и нет никаких определённых мест? Или здесь всем управляют неслучайные случайности? Куда же мы тогда движемся?

Паника начала накатывать на меня из самого центра живота, но это не было похоже на привычный страх, скорее это было проявление крайнего недоумения и тщетности всяческой рационализации увиденного.

Единственное что пришло мне в голову - это смириться с происходящим. Я оторвал взгляд от схемы и по привычке устремился к двери противоположной от входа. Меня успокаивало то, что я по крайней мере не один, хотя та скудная совокупность людей не создавала впечатления хорошей компании. Она вообще не создавала никаких впечатлений.

Покончив с бесплодными размышлениями, я устремил свой взор сквозь стекло с надписью "не прислоняться", как делал всегда, пытаясь уйти от посторонних взглядов и заодно увести свой собственный, чтобы не мазолить его окружающей действительностью.

Гораздо приятнее было наблюдать текучие черные полосы кабелей, похожих на дребезжащие струны бесконечно длинного музыкального инструмента, воспроизводящего металлический шум, в котором однако можно было услышать нечто похожее на музыку. Мы слышим то, что хотим слышать.

Я подумал, что, когда урбанизация полностью охватит нашу планету, люди будут наслаждаться наблюдением текучести кабелей, канализаций и различных примесей в крови своих вен, вместо классических огня, воды и облаков. Мы видим то, что хотим видеть...

Мне показалось, что мы выехали из тоннеля, потому что яркий свет ударил в моё лицо, наградив меня тёплой бодрящей пощёчиной. Но когда я посмотрел по ту сторону стекла, никакого стекла уже не было... была сплошная вибрирующая плёнка, похожая на полиэтилен или скорее на прозрачное желе. Оно выглядело влажным и живым.

Сквозь него с трудом можно было разглядеть маленького мальчика в смешной шапочке и надетом поверх неё капюшоне, он играл в песочнице на фоне кривой звезды, созданной пустотой в самом центре стекла на первом этаже здания, напоминающего общежитие.

Возможно это он был художником-протестантом, рисующим пустоты тяжелыми предметами на стёклах. Но нет,он был хорошим мальчиком, протестовать он начнёт гораздно позже, но и это будет длиться не долго. Откуда-то я знал про него почти всё... Наверное потому, что это и был я.

Эта детская площадка и разбитое окно было первым что зафиксировала моя сформировавшаяся память - самое раннее воспоминание из детства. Не задумываясь, я просочился сквозь плёнку - наверное это было в сценарии, потому что воспротивиться этому порыву я не мог, да и не хотел. Вот что бывает, когда вы не следуете правилам и всё-таки прислоняетесь там, где этого делать не нужно. Перед моими глазами стали быстро проноситься картинки из моей жизни, а потом я провалился в какое-то небытие. Последнее, что я подумал, было: интересно сколько стоит снова попасть в детство?

- Умереть и родиться заново, - сказал мне на ухо некто и исчез за огромной каменной глыбой, под которой было написано что-то вроде "В память погибшему детству". Это было первым, что я увидел после того как открыл глаза.

Я проснулся на лавочке возле какого-то памятника, позади меня шумели поезда. Я оглянулся и увидел надпись "Речной вокзал", но ничего общего это место с ним не имело.

Что-то смущало меня в этой надписи, и когда я спросони пригляделся получше, то увидел, что под буквой "Р" была подрисована ещё одна дуга так, что она походила на "В", а буква "о" была обрамлена двумя вертикальными палочками, стоящими перед и после неё соответственно.

Выходило, что спал я возле станции "Вечный вокзал".

Напротив меня по своим траекториям маршировали люди, каждый в своём знамени и со своим гимном. На мраморном камне голуби активно пытались уничтожать прошлое, медленно, но верно облачая его в свой помёт. За спиной стоял размеренный гул прибывающих поездов.

Со всех сторон доносились неразборчивые, наполненные суетой слова прохожих. На соседней лавке обосновались привычные обитатели заповедных привокзальных мест, хрипло и заторможенно они изрекали друг перед другом суровые истины этого жестокого и обречённого мира.

На противоположной стороне аллеи сидела парочка, очень похожая на тех, с кем я не так давно ехал в вагоне. Между нами периодически мелькали размытые фигуры людей, таких же серых как облака на мутном небе...