Море, зек и святой Валентин

ПОСВЯЩАЕТСЯ ВСЕМ ВЛЮБЛЕННЫМ


Самый необыкновенный в моей жизни день святого Валентина не удался с раннего утра. Я представляла себе море. Черное, нет, Красное. Искрится, набегает, налетает, сметает все на своем пути…

Это волна, она даже не красная, а пурпурная, жаркая, томная, целует украдкой мои ступни, и сползает по разноцветным камушкам. Когда мне плохо, я всегда представляю себе море. Представляю, потому что давно там не была, и практически забыла его солоноватый привкус на губах, его жалкие поцелуи на моих блондинистых волосах цвета самого жаркого лета. Эх! Наконец-то старенький, перекосившийся от набитых в него тел, троллейбус выпустил меня из своих душных объятий.

Я знаю, как плачет весна. Это особенно ощутимо, когда я шлепаю по февральским лужам к желто-унылому зданию суда Октябрьского района г. Гродно. Влетаю. Опять укоризненный взгляд охранника Владимира, стрелки отсчитали четверть с начала рабочего дня… Я угасаю, но Володя миролюбиво откладывает в сторону журнал опоздавших на рабочее место, чмокаю его в щеку. Он морщится, но я знаю, что ему приятно. Никогда не стану больше отказываться сгонять в обеденный перерыв ему за булочками. Багрянец заливает мои щеки, и я незаметно подкладываю под кипу бумаг на столе «валентинку». Володя - бывший опер – он обязательно найдет.

Коридор мрачен. По лестнице наверх, через три ступеньки. Предательски квакает вода в промокших сапожках. К черту замш, переходим на кожу! Шпильки стучат в унисон сердцу.

Служебный кабинет. Душит запыленностью и многочисленностью ненужных бумаг, слезливо моргает монитором старенького компьютера. В дверном проеме появляется седой старичок, интересуется у госпожи судьи, как пройти в канцелярию. Душит смех, но я спокойно разъясняю. Я не госпожа судья, я секретарь судебного заседания.

В смежном кабинете бранятся Верка и Люда. Ксерокс что ли не работает? Я представляю море. Оранжевое. С большим количеством зубастых крокодильчиков, звенят бубенцы на шее африканцев. Нет, это, кажется, мобильник.

Вхожу, шея ноет – не по ней гильотина! Иван Алексеич, он же судья, размахивает измятым листком, испещренным каракулями, и убеждает моих коллег – Маринку и Мажену, выполнить свою непосредственную обязанность, ознакомить осужденного с протоколом судебного заседания. Мое нутро сжимается, перспективка провести день святого Валентина в тюрьме пугает.

Мажена убеждает Алексеича, что она никак не может пойти к этому зеку, помните, как он пялился на ее ноги в зале судебного заседания? Я ненароком смотрю на свои ноги. Вроде, достаточно прямые и ничем не хуже чем у Мажены. Мои ступни снова ласкает море. Наверно, Баренцево, мне зябко, предательски хлюпает в носу. Может сказать, что заболела?

Маринка молчит, она гордо выставила вперед свой округлый воздушный шарик. Хитро улыбается только уголками глаз. Закоренелый холостяк, Алексеич, не решится отправить «их» к какому-то небезопасному зеку. Я люблю тебя море! Оставляю «валентинку» для Алексеича в секретере. Он все равно не заметит.

Кап-кап-кап! Речитативом…Я опять на море. На этот раз оно Мертвое. Из его вод выхожу клеопатрой, мне надо быть сегодня особенно красивой, этот вечер мы проведем с любимым. Я так готовилась к этому дню. Аромасвечи, любимое вино, струящееся платье.

Клац-клац! Брякает замок двери кабинета допросов в Гродненской тюрьме. Хмурый парень-конвоир зажмурился, капелька с потолка ползет по его щеке. Оставили наедине, нас разделяет решетка да небольшой столик из грубых досок. Зек курит, не спрашивая у меня разрешения. Задыхаюсь, но стараюсь не кашлять. Моему гаймориту хуже не станет. Черный и глубокий, как море… Упирается в меня взгляд незнакомого мне мужчины лет пятидесяти. Тону в его многочисленных наколках, на оголенных руках. Наколки выполнены мастерски. Он видит мой интерес, и зло ухмыляется.

Кап-кап-кап! Маленькое морюшко растекается на страничке неосмотрительно распахнутого мной уголовного дела. Я смахиваю капельки, зек откровенно ржет. Бросаю свой острый, полный презрения…

Представляюсь и предлагаю к прочтению писанный не мной протокол. И вдруг он, по-мальчишески виновато улыбнувшись, просит меня прочесть эти злосчастные 25 страниц. Смотрю. В оба. И он. Вздохнув, читаю…

Кап-кап-кап! Усталость нагнала на пятнадцатой. Набегает, искрится, налетает, сметает все на своем пути…Чувство жалости к этому уже немолодому мужчине.

Спешу ли я куда-нибудь сегодня? Странно, что зек про это подумал. Утвердительно мотаю головой. Сегодня же день святого Валентина, с горячностью поясняю я. Он краснеет, как юноша, и говорит мне, что такую красивую девушку дождется любой парень. Набегает, искрится, налетает, сметает все на своем пути…Горечь его слов, также мечтающего о любви в этих гнилых коричневых застенках. Я не понимая почему, рассказываю ему про море.

Он с улыбкой отвечает, что двенадцать лет отслужил в Морфлоте. Показывает наколку, она была первой, с интересом ребенка рассматриваю эти животрепещущие нательные рисунки, внимаю каждом слову. Не задалось, вот – бутылка с джином, вот – заплаканная жена Любочка, вот – трое детишек, вот – первая «ходка», вот – парень, убитый в драке на зоне…

Стрелки убийственно отмеряют четвертую четверть. Я дочитываю протокол, а он слушает так, словно читаю ему сказку. Клац–клац! Это из соседнего кабинета выводят допрошенного воришку 16 лет. Мой зек понимает, что он следующий на очереди. Протягивает мне руку. Она теплая и шершавая, как в рассказах про дедушку Ленина. Сжимает мою ладонь.

На меня налетает Десятый вал. Продымленный коридор, запах кислой похлебки, клацанье наручников и дверных замков…
Глоток, хоть глоток живого, загазованного воздуха центра нашего города! Багрянец тускнеет на моих щеках, только на улице осмеливаюсь разжать руку. На маленькой белой ладони хлебный Купидон.

Предвкушение. Того моря удовольствия и нежности, которое захватит в свои объятия нас с тобой, мой возлюбленный, когда стрелки встретятся на «двенадцати».

Твоя «недоступность» заставляет меня в сотый раз терзать кнопочки мобильника. Купидон, слепленный руками умельца-заключенного, язвительно посмеивается. Я открываю кран, вода наполняет раковину. Хмельной напиток из вина и эфирных масел в горячей воде ударяет в голову. Представляю себе море. Средиземное. От бережка до бережка наполненного капельками моей любви.

Кап-кап-кап! Нет, я закрыла кран, и крыша у меня дома не течет, похоже, это сердце! Кто тебе позволил! Нельзя, слышишь, остановись. Стрелки застыли, расплылись у меня перед глазами, застеленными солоноватой пеленой. Мгновение, и смеющийся хлебный Купидон упорхнул в открытое окно, дышащее стремительно приближающейся весной.

Мобильник!

-Милая, прости! – душат, давят, сковывают горьковатые ручейки на щеках. И сладость твоего голоса наполняет только что опустевшее сердце. – Извини, Солнышко, не приехал, срочный заказ. С днем святого Валентина! Решено – едем летом на море! Ты же так этого хотела.

Я мычу что-то нечленораздельное в трубку, меня накрывает волна блаженства и спокойствия. Через полчаса ты приедешь. Рада, что мобильник, кстати, подаренный тобой, не последовал за Купидоном. Бегу на улицу, тщетно ищу в мокрой кашице из грязи и снега, остатки хлебного мякиша.

О, святой Валентин, будь благосклонен ко всем влюбленным! Ты знаешь, какого цвета море? Я знаю: оно цвета моей мечты!