Строитель мостов

 Эка невидаль - овца... Вон у меня приятель с Белого берега - тот вообще тюлень, а парень отличный, и на гитаре зажигает, и спиртягу хлещет не хуже нашего. И положиться на него всегда можно, а в нашем деле это, сами понимаете...
       Доброе утро! И ведь плевать, вот как есть плевать, что люди подумают, а сквозь сон каждый раз заново эта песня в голове. Тьфу.
       Соседа вот Господь послал, мужик правильный, и подружиться бы не грех, у таких, как мы, соседи редко бывают, а до друзей-приятелей моих отсюда топать и топать, да и нельзя мне отсюда и на миг отлучиться пока. Но сосед мой, видать, правил строгих, на жену мою косится, хоть и делает вид, что оно ему безразлично, да я уж за долгий век нагляделся...
       Ставни крепко закрыты, в спальне темно, так что у нас день еще вроде не начался, а Мэри, выбравшись из-под одеяла, шлепает босыми ступнями по полу, шуршит одеждой. Повязала передник, волосы собрала в пучок. А я люблю, когда у нее волосы распущены, хмелем вьются. Я тоже выбираюсь из-под одеяла и вынимаю заколки у нее из волос, и завязку передника тяну... Не успею тебе поесть приготовить, шепчет Мэри и вздыхает. Да что ж я, без рук, что ли? Сам о себе позабочусь, иди ко мне...
       
       Потом уж у самого порога еще поцеловал ее.. да на весь день не нацелуешься.
       Нельзя ей долго так оставаться, хоть и закрыты ставни, а снаружи-то в нашей Долгой долине белый день. Да и мне мою работу делать нужно: обойти всё, что уже есть, осмотреть хозяйским взглядом, пусть место себя хорошенько запомнит, пусть привыкнет к себе самому, крепче стоять будет.
       Толкнул дверь - свет хлынул.
       Глаза открыл - уже семенит по зеленому лугу белая овечка, и яблоневый сад над ней бело-розовым облаком стоит.
       
       Каждый день, утром и вечером, обхожу долину, сад, у моста посижу... да мало ли. Всё надо рассмотреть, на каждой мелочи взгляд задержать. Потому что в нашем деле мелочей нет. Каждая травинка, каждый сучок знать свое место должны. А откуда им знать, как не от меня? Вот и напоминаю, приучаю потихоньку. Целый день на ногах, и это еще начало самое, ведь растет место, растет моя земля день ото дня.
       Мост отдельной заботы требует. Значит, надо и к нему завернуть, пройтись туда-обратно, пусть и он к своей работе привыкает. На той стороне - сущее безобразие. Но тут уж не моя вина. Я мост к другому берегу тяну, а какой он, тот берег, и не узнаешь, пока не дотянешься. Думал, что-нибудь под стать этому берегу - холмы какие или озерный край... Куда там! Ну, не мне выбирать, не мне и капризничать. И помойке назначение есть в мире, значит и место нужно. Тем более что сосед там порядок наводит не покладая рук.
       Иногда вот к соседу забреду, но разговоров душевных у нас не получается: всё больше про погоду. Ну, погода здесь одна и та же на каждый день, и когда еще Дождевой Ао до нас доберется, а своих дождей здесь пока не завелось. Ао придет, когда тут всё хорошо укрепится, потому что сквозь дождь видится всё неясно, может и совсем размыть.
       Так вот и иду себе, смотрю по сторонам. И Мэри моя кудрявая следом увязалась. Я и не против, пробежится, травки свежей пощиплет. Утомится - отстанет. Тут у нас без обид, работу мою жена уважает. И я не беспокоюсь, что с ней беда случиться может. Волков у нас еще нет. И пока я здесь - не будет. Потом, может, сами заведутся или придут из других мест. А мне они здесь не нужны. Жена моя...
       Есть места, где лучше язычок-то прикусить.
       Кто ж виноват, что ее папаша, понесло его поперек путей господних, ляпнул сдуру: овца ты, Мэри, как есть овца! А на закате дело было. Вечерять, значит, они уселись при дороге, а Мэри то ли соль опрокинула, то ли вообще ее в котомку не уложила.
       А Клятая пустошь, куда их занесло в недобрый час, место хитрое. Сразу как ничего и не случилось, папаша привычно ворчал, девица привычно терпела... только утром просыпается папаша - а под кустом овечка кудрявая травку щиплет, хвостиком потрусывает, а дочки родной нет как нет.
       Что правда то правда, рассеянная она. Бывает, сядем за стол, а ложки-то она положить забыла. И всё смотрит на меня, улыбается: что мол, Хэмиш, не ешь? А мне и слово ей в укор сказать неохота: встану сам, хоть и нашагался за день по долине, не отвалятся ноги, а тут и она вскинется, смутится вся... Рассеянная. А я бы на вас посмотрел, если бы вам каждое утро овцой оборачиваться, а каждый вечер - опять человеком, вот чем бы у вас голова занята была.
       Овца, эка невидаль! У моего приятеля с Туманной косы вон птица на голове живет, и ничего. Очень даже мужик замечательный, вот уж кому ни мостов, ни дорог проложенных не надо, ходит, где хочет. А тут - овца всего-навсего.
       Да за нашего брата не всякая и пойдет. Сегодня муж есть, а завтра - ищи ветра. И добро б навеки сгинул - нет, вернется. Только вот когда вернется, он и сам не знает, не положено ему, а может, просто - не дано. А уж если с нашим братом связалась - и думать не моги другого себе искать. Всё равно ничего не выйдет. Потому что наш брат только в таких местах и может жениться, где слово крепко, неотменимо. И если сказалась верной женой - верной женой и будешь, а хочешь того, нет ли - это уже дело десятое.
       А Мэри всегда знает, когда я вернусь. Вот поставлю дом, разведу сад, мост построю - и сразу в обратный путь, чего мне мешкать? Меня жена милая ждет.
       А в этот раз упросила с собой взять. Оно и не положено, но где я ее нашел, то местечко еще покривее здешних будет, Голый склон называется, там не всякий и из наших надолго задержится. Уж как ее туда занесло - ума не приложу, а она не говорит.
       Голый склон - он голый и есть, и ничего там больше нет. Но глина там славная, видно, скоро речка народится рядом, вот и берег есть, а где один берег есть - там мне и работа, лучше нет способа второй берег найти, как мостом к нему дотянуться. Так что я туда с двойным прицелом забрел: и на разведку, и глины гончару из Ореховой балки добыть -Кукунтай-тюлень ему все уши прожужжал, какая там славная глина, а самому пока из Ореховой балки ходу нет. Не устоит пока Ореховая балка без Олеся-гончара.
       И вот там, на Голом склоне, я ее встретил. Тьма кромешная, редко где звездочка дальняя пробьется сквозь начальную тьму, и сидит красавица кудрявая, коленки стиснув, пальцами в глину вцепившись, вздохнуть боится: склон-то крутой, как есть голый, глинистый, скользкий... а кроме склона и нет ничего.
       Остался в тот раз Олесь без глины, а я вот - жену нашел. Подошел к ней медленно, чтобы не дернулась с испугу, без привычки в таких местах шевелиться и правда не стоит - запросто в бездну канешь... Заговорил спокойно, ласково. Я мол Мак-Грегор, строитель, а для такой милой девицы - просто Хэмиш, а ты кто? А она в руку мою протянутую вцепилась пальцами перемазанными, глаза безумные, кричит без голоса: ты живой, живой... Эка невидаль - быть живым! У меня приятель на Лежачем камне, так его еще и не со всякой стороны увидишь, потому что вообще плоский, нарисованный. Но как поет! Душу вытряхнет и вывернет, и уходишь от того камня, как заново родившись. А поживет на том камне еще - и будет живое место, потому что быть живым - это заразно.
       Но в таких местах, как Голый склон, пока кто из наших не поселился, и правда жутко бывает...
       До чего неприятное место! От одного воспоминания передернуло. Полез в карман за табаком...
       Тьфу ты, опять камешек. Этот сумасшедший с птицей на голове так всем и норовит всучить что-нибудь чудесное. Кому гвоздь. Ладно бы, от старой мельницы, так нет, новехонькое скобяное изделие, блестит даже - какая в нем сила? Или вот меня камушком осчастливил. Так себе - галечка морская, я уж сколько раз ее из кармана выкидывал, а она всё там же. Ничего, наведается в гости - верну. А пока - выкину.
       Раскурил трубочку, дальше себе иду. Мэри за мной.
       Вот наша Долгая долина - тоже еще не совсем... Я потому Мэри сюда брать и не хотел, пока не устроюсь. Я-то привычный, я всё вижу, как оно будет, а если смотреть, как оно есть - самому тошно станет. Но я от таких глупостей давно зарекся. Зыбковато здесь пока, и в глазах рябит порой. Как будто вон та яблоня не решила еще, яблоней ей быть или вовсе дубом вековым. Куда ж мне дуб посреди сада? Цвести-то яблоньки будут - загляденье, а плодов не принесут.
       Чудит местечко, само себя еще не знает, утром выйдешь на крыльцо... Как-то раз выпустил Мэри на травку, оглядываюсь - чуть со ступенек не покатился. Вот такенная помойка сбоку выросла, то ли нас к ней течением прибило, то ли ее к нам ветром нанесло. Потом уж рассмотрел: к мосту моему наконец тот берег прирос. А на том берегу - подарочек, получите-распишитесь. Помойка! А при помойке - управляющий. Так вот соседом и обзавелись. Правильный мужик, упорный, работяга. Но близко не сошлись пока, уж больно он на ирландца смахивает, так я и не стал ему ничего про нашу с Мэри жизнь объяснять, а что косится он на жену мою, так лучше пусть косится, чем заглядывается.
       Я вот в его работе еще до конца не разобрался. Труба торчит, турбина крутится... Да паром как жахнет сверху! Я в первый раз аж ложку уронил, выскочил на крыльцо - Мэри вся трясется. Сосед объяснял про клапан, только мне его механика... Какие-то грузовики откуда ни возьмись поперли, гудят, дорогу расчавкали... Ну, не мой там участок - пусть сосед благоустройством занимается, если ему положено. Мне своих забот хватает. Кстати, договориться бы с соседом насчет обогрева, можно и теплицу поставить.
       А у меня работа простая.
       Уж если человек строит, он строит. Хоть дом, хоть мост. Ясно, в каждом деле свое отличие. Но у нас ведь главное не руками делается. Важно, чтобы у тебя в душе тот мост крепко стоял, даже не то что верить в него надо, а просто - знать. А камни сложить не так уж и трудно. Я-то сам по этому мосту могу ходить, как только первый камень положил. Я его уже знаю. А другим придется подождать - и не только пока я берега соединю, а пока еще сам мост к себе привыкнет.
       И вот иду я так, смотрю по сторонам... хорошо! Обернулся - сад мой издалека видно, крыша сквозь белое едва просвечивает. За садом вот только - помойка, но это если на холм подняться, а так - торчит из-за деревьев труба, да какие-то железки перепутанные, больше и не видно ничего. Но на холм подниматься я сегодня не буду, слишком близко к краю, а Мэри так и не отстала от меня, и если наверх увяжется - увидит, как из-под травяных корней, в бездну спущенных, сочится чернота. Незачем ей на это смотреть.
       Так вот стоял я, раздумывая, направо или налево от холма повернуть, а Мэри моя уже на холм взбежала и замерла там, испуганная, и хочет обратно спуститься, и страшно к бездне спиной повернуться... И тут у соседа как жахнет... да не так, как обычно, погромче, и земля моя зыбкая под ногами волной пошла, и край ее как бы завернулся, и снова дрогнуло... и оторвался край - и понесло его прочь, от меня, а на том краю Мэри моя.
       А как отнесло на пять шагов - свет здешний до того клочка уже не достает, и Мэри застыла над бездной, алой свечой в темноте, только пустота текучая волосы хмелёвые ее колышет... Вытянулась, зажмурила глаза, кулаки к бедрам прижаты. И плывет от меня в пустоте, навеки от меня ее уносит, и сгинет...
       И мне до нее уже не дотянуться.
       И стоял я на самом краю моей земли, и смотрел, как уплывает от меня моя жена. И стукнуло: что ж ты, строитель? Мост! Вот ты на одном берегу, вот берег другой, да поторопись, потому что размывает его пустота, тают травинки в чернилах небытия. К самому подолу алому уже подступила бездна.
       Но мост начинается с первого камня, и пойти по нему только я смогу, а мне уйти - и не вернемся уже. Останемся вдвоем на мосту между берегов, которых нет, и будет нам жизни на три вздоха, а сюда уже не вернуться нам. Ничего здесь не останется, стоит только мне отсюда уйти хоть на миг. Может, помойка и устоит. Только нам от того пользы никакой. Да и камня нет у меня!
       Упал на колени, взрыл сухую траву. Нет, тонко все сеется между пальцами.
       И вспомнил - как обжегся. Руку в карман... вот зараза, пусто! В другой... галечка морская с берега неведомого, спасение наше.
       Я осторожно положил ее под ноги - и носком притоптал для прочности. И сказал жене: мост я тебе построю каменный, прочный, только ты глаз не открывай, а настил из досок дубовых сделаю, и перила... каменные перила будут, не бойся, руку положи... да, вот так.
       И она мне поверила, она наклонилась вперед и коснулась рукой... ох, какая разница, чего она коснулась, хоть ничего там не было еще, а она похлопала ладонью, оперлась и сама, моих уговоров не дожидаясь, подвинула левую ногу вперед. Так и вижу голубой башмачок ее с острым носком, как он скользнул над истаивающей травой и ступил на... Знать-то я знаю одно, а глаза видят, что видят. И видели мои глаза, как маленькая ножка Мэри замерла в пустоте, а в сердце я твердил: мост, каменный, настил деревянный, дубовый настил... перила...
       Из зажмуренных глаз Мэри катились слезы - как, бывает, катится пот со лба, и точно так же - как помеху работе, смахнула она слёзы со щек и качнулась вперед, перенося тяжесть с правой ноги на левую, а под правой уже растворялся последний клочок травы, а под левой - чистой тьмой покоилась пустота. Но сердце моё билось ровно. Иначе нельзя. Я знал этот мост, я его держал. Вот только не бывало такого, чтобы по недостроенному мосту кто-то, кроме меня, мог пройти. Но об этом я сумел забыть. Я обо всем сумел забыть, одно было передо мной: первый на свете мост - и никаких еще не правил, а вот как мы сейчас сделаем - так и будет.
       И она шла, ровно ступая, и платье ее алое, нарядное, качалось над пустотой.
       А на середине моста, которого еще не было...мост каменный, настил деревянный, перила... как будто опомнилась она. Шагу ступить не может - вот-вот откроет глаза...
       Беги! - заорал я, беги, не стой, беги... И она подхватила юбку и рванула вперед, только мелькали зеленые чулки, только вился над коленями алый подол. Одной рукой к животу скомканную юбку, другую руку откинула нелепо и беспомощно, хмелёвые кудри ветром к лицу прижало, и ровно вот столько ей еще пробежать оставалось, а она протянула руки ко мне и выпустила подол. И он ей под ноги... и она глаза открыла... падает с открытыми глазами мне навстречу, а под ней как есть пустота, а мне еще рук не дотянуть... мост каменный, настил дубовый... и я по тому настилу к ней - и на руки подхватил, сам не знаю, как успел, не должен был успеть. Но схватил ее, держу, а сам назад пячусь и обернуться боюсь. Есть ли еще куда пятиться, или остались мы с Мэри на огрызочке моста, в один шаг длиной, между двумя берегами, которых уже и нет... А Мэри висит головой на плече моем и сладким таким голосом приговаривает: яблони наши... дом... хорошо-то как...
       А когда я уже почувствовал под ногами не гулкие доски, а мягкую траву, обмякла моя Мэри и голову уронила. Я ее на траву там же и уложил, смотрю, правда: яблони бело-розовым облаком, черепица сквозь него едва просвечивает, а вокруг трава зеленая, и хорошо-то как... Сел на траву рядом с Мэри... и не помню. И сразу вдруг - морда овечья мне в лицо тычется... Обнял я жену за кудлатую шею, и пошли мы домой.
       А что сосед на нас косится, так это мы переживем.