Накануне, в субботу

День кончился. Что было в нем?
Не знаю, пролетел, как птица.
Он был обыкновенным днем,
А все-таки - не повторится...
З.Г.


1

       На улице с утра светило солнце. Уже сам факт этого кружил голову, будил чувственные сердца, создавал свое, радужное, летнее настроение наслаждения жизнью; и как-то по-особенному хотелось всмотреться в этот день, вкусить в полной мере всё то положительное, что он собой нес и оставить позади всё плохое без сожаления. Так подумала и желала для себя Юля. С ноющими от постоянной тяжести руками, усталая, она выходила из продуктового магазина, положив сверху одной из распухших от продуктов сумок батон свежего хлеба – последнее, что было куплено во время воскресного похода по магазинам. С нею рядом шла дочка – веснушчатое и курносое дитя, веселое и прелестное, как солнечное майское утро. Они прошли по узенькой асфальтовой дорожке, обрамленной низким металлическим заборчиком, посреди заросшей сочной травою участка вдоль автомобильной стоянки.
       В этот ясный солнечный июльский день казалось, что жизнь вокруг звенела какой-то своей особой упоительной страстью. Блестела, металлически переливаясь, густая трава, птицы радостно взлетали в небо, стекла домов сверкали отраженным солнечным светом. Возвращаясь домой, измученная тяжестью сумок, беспокойными мыслями о своем женском счастье, Юлия задержалась во дворе, у детской площадки невдалеке от своего дома. И так ей захотелось порадоваться самим чудесным днем, текущим мгновением жизни, что она остановилась, поставила тяжелые сумки и с облегчением присела отдохнуть на лавочку, невольно опустив на колени усталые руки.
       День – незабвенный и прелестный своей теплотой продолжал веять жизнью. Рядом со скамейкой, где  сидела Юлия, возле цветника, облепив шумной стайкой куст, чирикали беспокойные воробьи; во дворе на детской площадке шумела во всю детвора, к ним уже побежала играть её пятилетняя дочка. А у нее самой, молодой женщины, измученной не столько физически, сколько морально, настроение было самым ужасным. Не было желания возвращаться домой. Хотелось подольше сидеть здесь, а еще лучше, вот было бы здорово! – побежать играть вместе с дочкой, бросить к черту эти проклятые сумки, окунуться с головой в мир детства, безмятежного счастья, но сил уже не было.
       Как прекрасен миг детства! Как прекрасно состояние счастья, счастья, о котором она давно забыла. Да и было ли оно у нее за пять лет супружеской жизни? Об этом лучше не думать. Она смотрела, как играла с детьми ее дочь, смотрела, как деловито кружили над цветником шмели, кружили в нерешительности, как бы приноравливаясь к цветку, и вдруг неожиданно садились и проникали внутрь. Наблюдать за ними было интересно. Шмели были крупные, с мохнатым брюшком и спинкой, и перед тем, как сесть на цветок, они на секунду замирали в воздухе. Когда шмель уже возился в цветке и был занят забором пыльцы, она, поднявшись, легонько погладила его по мохнатой спинке, но он, даже не заметив этого, продолжил шуршать и гудеть в цветке еще некоторое время. Как славно, подумала она, как могут быть утешительны минуты, мгновения счастья в жизни, и как хорошо, что они есть. Не потому ли они так ценны, что исчезают быстро?
       Затем она говорила по мобильному телефону с подругой, которая позвонила из роддома с радостной вестью, что родился ребенок. Юля, страшно волнуясь, радуясь за подругу, громко, несколько раз сказала в трубку: только грудью продолжай кормить, грудью! А потом, позвав дочь, вернулась домой. И все-таки она не хотела идти, потому как давно осознала, что дома она никому не нужна. Любовь прошла, остался один лишь сор.

Не было ничего удивительного, что дома муж только проснулся после поздней попойки, которую он регулярно устраивал. Лениво почесывая живот, поинтересовался, что в сумках.
– Дайка мне их, – пробормотал он и, выкладывая продукты из сумок, стал разглядывать все, что она купила.
– На рынок надо было ходить, на рынок. Говорил же тебе не раз, дура, там всегда дешевле.
– Но продукты там могут быть несвежими, - оправдывалась она.
Она все еще терпела по своей природной доброте, но когда из одной сумки он достал упаковку ее нового нижнего белья и сказал, что не потерпит такой траты и, что «это добро она могла бы вообще не покупать», она сказала, что забирает дочь и съезжает к матери.


2


       И правильно сделала, хором говорили подруги, и мало того, спрашивали, почему она вообще его терпит и не разводится. На что Юля отвечала, что развестись она всегда успеет, и что это ей пока не приходило в голову. Муж был первым и единственным мужчиной в ее жизни и с другим она себя пока не представляла.
- А вообще тебе мужика надо нормального, - сходились в едином мнении подруги.
- Да где же его встретишь? - спросила Юля.
- Да хоть бы в Интернете. Вон, Галка - поместила анкету на сайт знакомств, и не одну, и сидит себе, выбирает.
- Нет, это вы как хотите, но никаких анкет, никаких сомнительных сайтов. Не для меня это.
- Она права, - ответила Галка. - Ни к чему ей начинать. Была там полгода, одно разочарование: попадаются либо маньяки, либо женатые, либо какие-то недоделанные.
- Вот женатых мне точно не надо!
       Прошло больше года, наступила осень. Юля, переехав к матери, устроила дочь в соседний садик, хотя это было не просто. Решив чем-нибудь увлечься, и как-нибудь разнообразить свою жизнь, она стала посещать закрытый бассейн, ходить на аквааэробику, а последние месяца два-три стала переписываться с ним, с новым знакомым.
       Дождливые дни позднего сентября то и дело сменялись сухими, но всё теми же серыми днями. В один из тех дней, в воскресенье, когда асфальт успел подсохнуть, она все-таки пришла к нему в квартиру, которую он снимал на Остоженке. Пришла робкой, нерешительной, с новой стрижкой.
       Поначалу она стеснялась всего: новой неизвестной обстановки, его и себя, и вот глупая, - стеснялась даже своей новой прически, которую сделала накануне; а затем стало вдруг все просто и легко.
       Он сидел на диване. Она скинула перед ним свое платье - оно скользнуло куда-то вниз к ногам. В этот момент он увидел ее выразительные колени и женственные, полновесные бедра, и так внезапно и так близко увидел перед собой ее затененный уголок и просвет между бедер, - вожделенно кружащий голову, что у него ёкнуло и замерло сердце. Этот момент он хотел бы запомнить надолго.
       Она не была уверена в себе, не уверена, что была прекрасна. Руки висели безвольно вдоль тела, она не знала, куда их деть и саму себя, и хотела просто сбежать. Он взял ее за руку и она, ипуганно присев рядом, в нерешительности потянулась к нему, поцеловала в щеку и тотчас отпрянула, все еще опасаясь, что он набросится и повалит её, как обычно бросался в такие моменты муж.
      
- Нет, не так, - сказал он.- Иди сюда...
       А она вдруг вспомнила вчерашнего голубя и засмеялась громко.
- Ты чего? - удивился он.
- Да так, вспомнилось. Не обращай внимания, - уже успокоившись, сказала она.
- Иди сюда, ближе...
       Его теплые руки коснулись спины, она выпрямилась и закрыла глаза, ее волосы открыли плечи. Когда он обнял, привлек ее к себе и нежно провел губами по белому склону сначала плеч, потом молочной груди, Юля почувствовала, как по телу разлился дрожащей волной прилив возбуждения; чуть тронул поцелуем её твердые темные горошины, как она вдруг широко открыла глаза и взглянула каким-то далеким диким невидящим взглядом, будто медленно моргнула... И руки у него были нежные, и легко было с ним, а Юля знала, что больше они не увидятся, догадывалась, что будущего у них нет, и не может быть. Все еще напряженная, она сидела рядом с ним, на мгновение широко раскрыв глаза. ...Ей на секунду вспомнился вчерашний день - мелькнул одним кадром и пропал.
       Ощущая легкие прикосновения губ, с бьющимся волнением, Юля почувствовала, что надвигается что-то неотвратимое и необъяснимое: то, что она так давно хотела испытать, и то, что сейчас от нее лихорадочно требовало собственное тело. Поняв и приняв это душой, сразу стало легко и сладостно. Хоть и грех это был, страшный грех, - мелькнули мысли у нее в голове, в предвкушении того, что должно немедленно случиться, - грех и для нее и для него. Но пусть это случится... Она ощутила в себе страстную женщину. Пусть это будет всего лишь миг, пусть даже из этого ничего не выйдет, может быть, даже забудется на следующий день. И неожиданно удивилась сама себе, испугалась своим смелым мыслям. «Пусть», - подумала она, касаясь щекой и вздыхая аромат свежей наволочки. И, чувствуя, как образуется, растет, разливается сладкой волной тепло у нее внизу, - вдруг вздохнула, и затрепетала и, со слегка приглушенным «Ах!», - разомкнула округлые колени свои, дрогнула и тотчас окунулась в блаженную истому.
      
       Уже несколькими минутами позже она неумело, быстро целовала его сама и шептала что-то вроде: «Милый, тебе так не хватает любви», хотя сама хотела это слышать, хотела, чтобы ей самой произнесли эти самые слова; но звучали они только из ее уст и только сейчас, случайно, шепотом, в порыве пьянящей минутной страсти. И казалось, что это и была любовь, состояние в чем-то похожее на счастье.
       Тем временем он рассуждал:
       - Можно любить без оглядки, можно любить человека, потому что он просто есть и тебе хорошо с ним. А после долгих лет совместной жизни все превращается в привычку.
- Но ты же ведь изменяешь ей, - ответила Юля.
- Да изменяю, но я не устраиваю сцен. Проще отношусь к ее недостаткам.
- С такой теорией можно дойти до того, что любить всех женщин и изменять им всем.
- Еще никто не определил, как возникает любовь и возможно ли управлять ею, - философствовал он. - Люди меняются с возрастом. Супруги те же люди. Но каждый меняется по-своему. Когда ты понимаешь, что любовь сходит на нет, неизбежно возникает вопрос: что делать дальше, как быть.
- Возможно, искать прекрасное, что было в прошлом и поговорить с женой. Обязательно следует поговорить.
- И что я ей скажу? Извини, мои чувства остыли? О чем ты? Это даже смешно.
- Я уже поняла, что для тебя важна семья, и ты не хочешь ее терять. Даже если чувства твои поостыли.
- Да, и скажу больше. Меня устраивает и то, что я могу встречаться с тобой. Хочу любить тебя, ценить твою нежность, тебя саму, наслаждаться близостью, безмятежностью... Ведь и ты это тоже понимаешь?
- То, что я пришла, еще ничего не значит. Вот ты говоришь любить... все только и говорят о любви. Какая она оказывается разная, любовь-то... Она представлялась мне чем-то большим, чем-то великим, единым, чистым, всеобъемлющим чувством обоих, вроде счастья, а теперь скажи мне, разве может быть она другой? Нет, лучше не отвечай...
      

3
      
       Через полчаса она ушла, он же, недоуменно проводив ее до двери, так и не понял, зачем она приходила, зачем они встречались. «Между нами нет, и не может быть ничего общего» - последнее, что она сказала, прощаясь. Странная и противоречивая, все-таки она - эта женская натура, невозможно её понять. Почему, зачем она приходила?
      
        В ночь накануне субботы шел дождь и капли извилистыми струйками текли по стеклу. Юля  стояла у окна и глядела в темноту. Крупные капли, соединяясь, стекали, но по мере того, как прекращался дождь, струйки текли все реже и реже и оставались на стекле висеть капли мельче. Дождь затихал. Юля размышляла идти к нему в воскресение или нет. Даже не представлялось раньше, как это трудно: встретить единственного и любимого мужчину, и Галка все-таки оказалась права. Юлия тронула рукой оконное стекло и от чего-то подумала: если завтра будет сухо, то на стекле останутся лишь высохшие подтеки, а в песочнице во дворе застывшие круглые следы дождя. Какая беспросветная тоска сквозит в завтрашнем дне, лучше не думать!
      
       Утренний осенний воздух влажен, прохладен. Небо сплошь покрыто дымкой; она спускалась на город, на крыши, поглощая собой все в округе и, казалось, что эти многоэтажные, угловатые дома своими последними этажами вросли в небо.
       В дообеденное время она с дочкой вышла к Борисовским прудам. Прошлась по дорожкам, спустилась к берегу, покрытому опавшей листвой, местами с еще зеленой травой, не потерявшей своего яркого цвета. Прямо у берега плавала бутылка из темного стекла; высохший кустарник склонял к воде свои потерявшие цвет сухие стебли. Дочка с берега стала кормить уток: бросала им куски залежалого хлеба. Утки выходили на берег, важничали, по-деловому крякали, расправляли крылья; те же, кто остались в пруду - купались, пили клювом воду, чистились и ныряли. К кормящимся на берегу уткам прилетали голуби. Дочка ходила за утками невдалеке. Юля присела на корточки, бросая голубям корочки хлеба.
       Один из голубей крутился совсем рядом, остальные выжидательно ходили на расстоянии. Голубь был пестренький, серый с белыми перьями на крыльях. Он все кружил рядом и, крутя головой, посматривал блестящими глазками. Все также на корточках, Юля вытянула руку и протянула голубю кусочек мякиша. Тут хвост его мелко задрожал, и крылья дрогнули, готовые немедленно раскрыться. Он чуть было не вспорхнул, продолжая семенить на месте в нерешительности. Голубь делал коротенькие шажки по дуге по направлению к Юлиной руке, шея его вытягивалась. Дуга становилась все короче и короче. В этот момент, когда голубь находился рядом, Юля замерла и не двигалась. Он все-таки склевал в итоге хлеб, а потом уже подходил смелее. Настроение у нее становилось от этого всё светлее, веселее.
      
       День этот субботний был серый, мрачный какой-то. В осеннем воздухе уже присутствовал запах холода, поредевшая листва обнажала кривые ветки деревьев. По небу дымку разметали рваные облака, в душе поселилось беспокойство.
Казалось, что природа вокруг затихла, но в тишину вплетались разные звуки: то надсадные крики галок, то редкие крики ворон, отдаленный лай собаки, а потом как-то сразу стало тихо. В небе пролетели две птахи и скрылись. И во всей этой тишине парка, вдоль прудов внезапно возник и разлился в воздухе глубокий и отчетливый звук колокола. Плывя по воздуху, медленно исчезая, он доносился от церквушки на пригорке, что сквозила колокольней среди редких ветвей рощицы. Церковный колокол звучал ярко и сочно. Пошла утренняя служба, и по тропинкам, по асфальтовым дорожкам парка, серым и все еще мокрым в такую погоду, потянулись к церкви люди; и было в этом шествии что-то сердечное, болезненно-нежное, ни с того ни с сего щемящее сердце, волнующее душу.
       Они погуляли еще около часа, посмотрели на снующих туда-сюда голубей, на облезлые ветви деревьев парка и пошли в сторону дома. Многоэтажные коробки с острыми углами и темными окнами отражались в свинцовых непросохших лужах асфальтовых дорожкек. Проходя насквозь соседский двор, у одного подъезда заметили редкие, разбросанные, раздавленные бесхитростные хризантемы. На одном из цветков еще продолжала держаться тонкая черная траурная ленточка, на которой позолоченными буквами нанесена надпись: «вечная память». Для кого-то земной путь закончился.
       Сердце забилось громко и часто, перехватило дыхание.
       И тогда Юля подумала, окончательно для себя все решив: «Надо будет сегодня купить к чаю что-нибудь вкусное, обязательно зайти в парикмахерскую и сделать новую стрижку».

*****************
       Январь 2006. 2008