Калейдоскоп. Часть 2. Жених и невеста

Калейдоскоп
Часть 2. Жених и невеста

-1-
К кафе Ирина подходила совсем не в том настроении, в каком выходила из дома. Еще полчаса назад она решительно собиралась объявить Артему о разрыве, а теперь вдруг засомневалась. Она чувствовала себя размягченной, как подогретая в микроволновой печи сдобная булочка. Более того – она чувствовала себя доброй, а это уж никуда не годится, если ты готовишься к серьезному и, возможно, резкому разговору с человеком. Теперь Ирина даже подумала, что Артем не такой уж и гадский, как ей казалось, и что его невыносимое высокомерие может даже быть привлекательным. "Эк меня развезло, - думала она, неторопливо вышагивая по проспекту и щурясь на апрельское солнце. – И из-за чего?! Ну не из-за этого же дурацкого случая с испачканными сапогами. А может, как раз из-за него, или, вернее, из-за этого чуднОго парня. Сначала шуганул меня метлой, нагрубил, а потом вдруг повел себя, как рыцарь из куртуазного романа, - (она сильно удивилась, если бы узнала, как созвучны были ее мысли с мыслями этого самого "чудика"). – На колени встал, подумать только. Ну ладно, на одно колено, но все-таки... Что-то мне не встречались парни, которые с такой готовностью падают на колени перед девушкой, чтобы отчистить ее сапожки. М-да. И вообще он чудак. Или чудик. Вот, все вокруг жалуются, что молодежь работать не хочет, а этот улицы подметает. Я-то думала, этим сейчас только алкоголики занимаются, которых никуда, кроме как дворниками, не берут. Или активисты каких-нибудь партий. А он не похож ни на активиста, ни, тем более, на алкоголика. Лицо у него вполне нормальное. И даже симпатичное". Ирина вспомнила большие карие, очень красивые глаза "чудика" и невольно улыбнулась. "Даже обидно становится, когда видишь такие глаза и такие роскошные ресницы у парня. Нечестно!" Она представила себе вполне банальную, худощавую и белобрысую физиономию Артема, представила на этой физиономии большие карие - ("Телячьи, вот как это называется! Слово обидное, но ведь до чего красиво!") - глаза и фыркнула. Картинка получилась уморительная. "А может быть, он вообще нелегальный беженец откуда-нибудь с юга? Их сейчас много в городе. А он как раз смуглый, черноволосый, как южанин. Хотя по-русски говорил очень чисто, без малейшего акцента".
Все еще улыбаясь, Ирина поднялась в кофейню, помещавшуюся на втором этаже дома старой постройки. Хозяева кофейни ее не знали, и именно поэтому они с Артемом выбрали именно это место для встреч.
Ирину очень забавляла мысль напиться кофе и налопаться тортиков в десять утра. "Будем считать это вторым завтраком, - размышляла она весело. - Ну и что, что калорийный. Зато вкусный. А интересно, что мне Артем хочет сказать? Ведь это он меня сюда заманил".
Артем уже сидел за столиком под узким окном, прорезанным прямо в скате крыши. Перед ним стоял высокий тонкий бокал с сине-коричневым полосатым содержимым и с какой-то синей спиральной стружкой, торчащей из него. Артем не стеснялся пить коктейли с утра. Он вообще ничего не стеснялся – с его характером это было немыслимо.
- Опаздываешь, - сказал он, легонько постучав пальцем по часам, и встал, чтобы помочь Ирине снять пальто. – Какая ты сегодня... Белоснежка. Новый свитер? Кажется, я его раньше не видел. Красивый.
Одной из его черт была удивительная способность запоминать и отличать друг от друга женские наряды. Из своего опыта общения с противоположным полом Ирина вынесла убеждение, что способность эта среди мужчин встречается реже, чем клевер с четырьмя листками вместо трех. В частности, ее отец никогда не видел и, соответственно, не запоминал, во что одета мама. А Артем все видел. К своим вещам он тоже относился неравнодушно и всегда был одет, на первый взгляд, очень неброско, но при этом – очень и очень недешево. И исключительно стильно. Благодаря этому и вопреки довольно ординарной внешности, он исподволь, но неизменно привлекал к себе много внимания.
- Что ты будешь заказывать? – спросил Артем, жестом подзывая официантку с меню. Вел он себя, как и всегда, высокомерно, "по-барски", и это у него получалось неосознанно.
- Хочу большой кусок торта, - ответила Ирина, полностью охваченная благодушным настроем, и мечтательно добавила: - И чтоб крема побольше. И взбитых сливок.
- Эге, - сказал Артем, вздернув белесые брови. – А ты разве не на диете?
- С чего ты взял?
- Да все девчонки сидят на диете...
- А я – нет, - сообщила Ирина, увлеченно просматривая меню.
"Господи, да что это со мной? – подумала она удивленно. – Я же шла сказать ему, что между нами все кончено, а теперь собираюсь с ним тортами угощаться!" Но сил отказаться от сладкого у нее не было, да и ругаться с Артемом почему-то уже не хотелось. Хотя не далее как вчера она злобно размышляла о том, что он выбрал ее, вероятно, как соответствующее красивое дополнение к красивой машине и дорогим шмоткам. "Неужели я такая корыстная? – ужаснулась она. – Или просто он мне все-таки нравится?"
- Ты так и не объяснила, почему задержалась, - напомнил Артем со своей обычной занудностью.
- Всего на пять минут. Стоит поднимать из-за этого бучу?
- Я не поднимаю бучу, - возразил Артем. – Мне просто интересно.
Едва ли он врал – ему в самом деле было интересно все связанное с Ириной, но интерес это был своеобразный. Собственнический. Он как бы предъявлял на нее права. Обычно ее это страшно бесило, но сегодня не смогло вывести из странно благодушного расположения духа. Она только подумала, что эпизод с сапожками ему не расскажет. Эпизод хоть и вполне безобидный, но черт знает, как расценит его Артем.
- Да я ногу натерла, - соврала она. – Сапоги новые и все такое.
Наконец ей принесли большой кусок торта со взбитыми сливками и шоколадной крошкой, и большую чашку каппучино. Можно было отвлечься от разговора и переключиться на еду, а заодно послушать музыку – в этом кафе всегда была неплохая подборка композиций. Артем, откинувшись на спинку стула, цедил через трубочку свой полосатый коктейль и рассеянно поглядывал по сторонам. Этакий наследный принц на отдыхе.
- Слушай, Ириш, - сказал он вдруг, отодвинув бокал. – Я вот что хотел тебе сказать.
- М-м? – заинтересованно приподняла голову от лакомства Ирина.
- Я одну поездку запланировал на майские, и хочу, чтобы ты со мной поехала. Что скажешь?
Ирина удивленно хлопнула глазами, проглотила торт и сказала:
- Для начала спрошу, куда ты собрался ехать.
- А есть разница? – высокомерно удивился Артем. Этой фразой он как будто хотел сказать: "Какая разница, куда ехать, если я, его высочество наследный принц снизошел до приглашения? Один лишь факт присутствия рядом со мной должен сделать тебя безумно счастливой".
- Вообще-то есть, - не поддалась его тону Ирина. – И большая.
- Тебе понравится.
- Возможно. Но все-таки?..
Артем демонстративно поджал губы, помолчал немного, потом сказал раздельно и внушительно:
- Рим и Венеция достаточно хороши для тебя?
- Венеция?! – обрадовано переспросила Ирина.
Она уже бывала несколько раз за границей, одна и с родителями, но в Италию экскурсионные маршруты ее не приводили. А побывать в Венеции была ее давняя мечта. "Эх, жаль, этюдник тащить с собою тяжело, но можно взять коробку с пастелью или акварель... – размечталась она и тут же спохватилась. - Но – с Артемом?"
Радость ее быстро приугасла, уступив место сомнениям, Ирина мрачно уткнула взор в торт. Родители, может, и считали Артема ее женихом, но сама она так не думала, и выходить замуж за него не собиралась. Да и разговоров таких промеж ними никогда не возникало. А раз так, то как она может с ним поехать, на каком вообще основании? "Да я же хотела его "отшить", - снова вспомнила Ирина. – Глупо будет соглашаться!"
И тем не менее она не чувствовала в себе решимости отказаться.
Заметив выражение сомнения на ее лице, Артем нахмурился.
- Так что ты скажешь?
- А тебе прямо сейчас надо ответ дать?
- Желательно.
- Да мне, вообще-то, и с родителями не мешало бы поговорить, - заметила Ирина жалобным голосом, уже зная, что не откажется.
Артем улыбнулся высокомерно. Он тоже знал, что ответ будет в его пользу.
- Неужели ты думаешь, что они могут возражать против этой поездки?
Уверенность его тем более раздражала, что имела под собой все основания. Родители Ирины хорошо знали Артема и его родителей и считали их в высшей степени положительными и достойными уважения людьми. Симпатии их и уважение подпитывало то обстоятельство, что отец Артема вел собственный бизнес: у него была большая мебельная фирма, - и Артем уже участвовал с ним в деле почти наравне, успешно совмещая работу с получением образования. Семья его была не то чтобы очень богата, но вполне обеспечена и могла позволить себе многое. Родители Ирины тоже не бедствовали, но их бизнес был поменьше, и отец Артема служил им образцом для подражания. Что до Артема, то его они считали прекрасным женихом для своей дочки, были с ним очень ласковы и очень ему доверяли, тем более что с ними он был чертовски корректен и предупредительно-вежлив, искусно балансируя на грани, за которой предупредительность превращалась в заискивание.
- В общем, время подумать у тебя есть, - смилостивился вдруг Артем. – Я сегодня днем уезжаю в Москву и пробуду там несколько дней (потому, кстати говоря, и вытащил тебя в такую рань). Вернусь в среду. Тогда и скажешь, что надумала. Но не позже. Договорились?
- Договорились, - ответила Ирины голосом обреченной на заклание жертвы.

В семье Ирины было принято ужинать всем вместе, исключение не делалось даже для пятнадцатилетнего Кирилла, которому, конечно, гораздо интереснее было болтаться во дворе с ровесниками, чем сидеть за столом и слушать "взрослые" разговоры. Вечером обсуждались все внутрисемейные и деловые проблемы, возникшие в течение дня. Сегодня речь шла о покупке нового оборудования для принадлежащего родителям кафе, вопрос этот был серьезный и сложный, и прения затягивались. Ирина сидела как на иголках, потому что ей жизненно необходимо было посоветоваться относительно предложенной Артемом поездки. Наконец, с оборудованием было покончено, и Ирина смогла вставить словечко. Родители ничуть не удивились и даже как будто обрадовались: "В Рим? С Артемом? Но это же чудесно!"
- Конечно, поезжай, - сказала мама, ласково улыбнувшись. – Проветришься, на древние города посмотришь. Виды – роскошные, и порисовать вволю сможешь. Говорят, Италия очень живописная страна.
- Рим – это не абы что, - глубокомысленно заметил отец.
- А как же институт? – без особой надежды напомнила Ирина, чувствуя, что капкан сжимается все сильнее.
- Ничего страшного, если пропустишь несколько дней, - ничуть не смутилась мама. - Сделаем тебе справку.
Не по душе были Ирине все эти поддельные справки, но она уже смирилась с мыслью, что Артему придется дать согласие. "Какая-то я беспринципная", - подумала она, впрочем, без особой грусти и уж точно без всяких угрызений совести.
Недовольным остался один Кирилл, который высказался возмущенно в том духе, что кое-кому опять везет, по заграницам будут кататься, а он опять, как дурак, сиди дома и зубри географию.
- Наездишься еще, - заметила на это мать.
- Ага, когда это будет? А пока, значит, пропадай молодость?
- Можно подумать, тебя дома на ошейнике держат, - и в порыве злорадного ликования Ирина показала брату язык.
А через час спрашивала себя недоуменно: "И чему это я так обрадовалась, собственно? Куда разбежалась?" Она уже совершенно перестала себя понимать. Когда вернулся Артем, он даже не стал ничего спрашивать: ее согласие было буквально написано у нее на лбу.

Поездка получилась ужасная, и домой Ирина вернулась с мыслью, что, согласившись составить компанию Артему, сделала непоправимую ошибку. Рим, Неаполь, Венеция – все это было прекрасно... поначалу. Уже на третий день яркие "открыточные" виды намозолили ей глаза, галдящие толпы туристов раздражали, и ей захотелось уехать куда-нибудь в более спокойное место. Если бы не пастели, которые Ирина маниакально писала в неимоверном количестве одну за другой, чтобы хоть как-то отвлечься, неизвестно, как вытерпела бы она эту неделю. Но хуже всего был Артем. Очень скоро Ирина заподозрила, что своим опрометчивым согласием она подготовила себе глубокую яму, в которую теперь и провалилась.
Как видно, Артем счел, что поехав с ним, Ирина тем самым признала за ним все права на свою личность и полностью передала себя в его собственность. Вел он себя так, как будто ее желания и вкусы не могли, ну просто никак не могли ни на йоту отличаться от его. И при этом беспрерывно делал ей подарки, очень гордясь своей беспримерной щедростью. Или, вернее, умиляясь на нее. Ирина пыталась от подарков отказываться, он искренне изумлялся. Как! Он, паша и султан, желает милостиво одарить свою прекрасную рабыню, а она пренебрегает его дарами?! Да солнце должно упасть с небес от подобной неблагодарности!
В результате ни один день не обходился без ругани. Вернее, ругалась одна Ирина, а Артем молча ее выслушивал, поджав губы, а потом спрашивал с искренним недоумением:
- Да что не так? Не понимаю, что тебя разозлило. Разве тебе не понравилось?
Предполагалось, что неблагодарная немедленно должна устыдиться... и Ирина стыдилась, ненавидя себя. Не один раз она пыталась объяснить Артему, что не нужно ей никаких подарков, и вообще ничего не нужно, кроме элементарного уважения, но под уважением они явно понимали разные вещи. Артем искренно полагал, что уважает ее и любит.
Что больше всего удручало Ирину, так это совершенная невозможность разрыва после возвращения. Поездкой она была обязана Артему, и если бы она теперь сказала ему, как собиралась две недели назад: "Я не хочу с тобой больше встречаться", - то этот поступок обрисовал бы ее в крайне невыгодном свете. Она сама перестала бы себя уважать. А Артем после возвращения вдруг стал упоминать об их свадьбе как о деле хотя и достаточно отдаленного будущего, но вполне решенном, притом, что раньше он вообще не заговаривал об этом! Разумеется, Ирину он ни о чем не спрашивал, а ее родители воспринимали его разглагольствования благосклонно. Ирина терпела, молчала – что она могла сказать после того, что сама натворила? – но однажды все же не выдержала и накинулась на Артема (выждав, правда, момент, когда он заговорит о свадьбе в отсутствие ее родителей).
- А меня ты не хочешь спросить, что я думаю об этой свадьбе?! – поинтересовалась она ядовито. – Может быть, я вовсе не собираюсь становиться твоей женой?
Артем посмотрел на нее в недоумении и вдруг улыбнулся:
- Я считал, что это вопрос решенный. Разве нет?
- Нет! – крикнула Ирина, возмущенная его непробиваемой самоуверенностью. – Нет, нет, и еще раз нет!
- Да успокойся ты, - примирительно (и снисходительно! О, этот его ненавистный снисходительный тон!) проговорил Артем, привлекая ее к себе и обнимая за плечи. – Мы же не завтра идем в загс.
- Не завтра и не послезавтра! И вообще не в этом году!
- Разумеется. Тебе сначала надо доучиться.
А вечером Ирина, сидя с ногами на кровати в своей спальне, грызла печенье, прихлебывала чай с лимоном и думала: "Из Артема, конечно, выйдет отличный муж. Особенно, если ты не хочешь ничего решать сама. Но он станет наряжать тебя как куклу, вывозить на всякие деловые сборища, презентации и престижные курорты... может, даже устроит тебе персональную выставку, если ты не бросишь к тому времени свою мазню... И при этом ни во что не будет тебя ставить. А стоит тебе возмутиться, как тут же начнет удивляться: "Разве не этого ты хотела?" Долго ты выдержишь такую жизнь? Да лучше остаться старой девой! Но мама меня придушит, если я скажу, что не хочу замуж за Артема, а Артем просто не поверит!.. Даже я скажу ему решительное "нет", он все равно назначит день, купит кольца – разумеется, на свой вкус, - и приедет ко мне женихом. Кошмар! И я сама, первая, во всем этом виновата, терпела его столько времени, да еще, как дура, с благодарностью и радостью принимала его знаки внимания. Вот и думай теперь, как выкручиваться. Из дома разве сбежать?.."
Последняя мысль, конечно, была несерьезная. Куда бежать-то? Ирина не была безнадежно домашней девочкой, и мама с детства приучала ее к самостоятельности, но она не привыкла полагаться полностью на себя. Самостоятельность самостоятельностью, но она всю жизнь чувствовала поддержку – родителей, друзей, родственников, все эти волны любви и заботы, и не готова была выйти один на один с миром.
Измучившись сомнениями, Ирина обратилась за советом к Леське, старой проверенной подружке, с которой они на выходных выбирались на "пленэр" писать этюды. Но та решительно не поняла ее терзаний.
- Что-то ты, подруга, дуришь, - заявила Леська безапелляционно, ляпая мастихином об холст и не глядя на Ирину. – Темка умный малый, и упакован по самое не могу, а главное – готов с тебя пылинки сдувать. Чего ты еще кочевряжишься? Чего тебе надо? Луну с неба? Да ты его попроси, он и луну тебе достанет.
- Луну – не достанет... – вздохнула Ирина. – Нету в ней практической ценности, он и рук не станет марать.
- И правильно, - подхватила Леська. – У него мозги на месте, не то что у тебя. А ты, Ирка, ей-богу, блаженная.
- А я художница, мне положено.
- Художница – от слова "худо"! – хохотнула Леська, но вдруг тут же скуксилась, отложила мастихин и угрюмо уставилась на холст. Изображенный на нем пейзаж в духе импрессионизма, написанный крупными мазками, наводил на мысли о крайне мрачном настроении его создателя. – Господи! – голосом мученицы сказала Леська. – Не понимаю, зачем мы занимаемся этой мазней?..
- Ты о чем? – удивилась Ирина. – Как это – зачем? Ведь мы...
- Да я на сто процентов уверена, что мы получим диплом и никогда в жизни больше не прикоснемся ни к краскам, ни к карандашам, - перебила ее Леська в запале. - Будем сидеть в каком-нибудь занюханном рекламном агентстве и тыкать мышкой по монитору. Уж ты-то во всяком случае – точно будешь.
Удивление Ирины возросло на порядок.
- С чего ты взяла?
- Да тебя папа наверняка пристроит на тепленькое местечко.
- Ерунда какая, - уязвлено сказала Ирина. – С чего бы это родителям куда-нибудь меня пристраивать? Я и сама...
- Ну не родители, так Темка, - прищурилась на нее Леська. – Ирка! Не будь такой наивной. Ну не думаешь же ты, что тебе дадут самой плыть по течению жизни, - она покачала в воздухе рукой, изображая это течение, – да еще и податься в вольные художники. А если думаешь, то ты самая распоследняя дурочка.
Ирина молча посмотрела на нее, потом – на стоящий на этюднике холст. Рисовать дальше решительно расхотелось, и она аккуратно стала складывать инструменты.
- Знаешь что, - сказала она, не глядя на Леську. – Я домой пойду. Не в настроении я сегодня что-то.

-2-
Новенькие, впервые надетые босоножки решили окончательно доконать Ирину. Она, впрочем, и сама была хороша – в непроверенной обуви отправилась после занятий гулять по городу, да еще забрела от дома так далеко, как только можно. Уж такие чудесные майские стояли деньки, что жаль было просиживать их в четырех стенах. Или изнывать в обществе Артема. Ирине захотелось погреться под майским солнцем наедине с собой, а заодно подумать, как вести себя с Артемом дальше. Но воздух был такой теплый, солнце такое ласковое, что серьезные размышления о жизни не удавались, и больше часа Ирина проболталась по улицам, не думая не о чем, а просто радуясь жизни.
Предполагалось, что дорогие и почти эксклюзивные босоножки ничего натереть не могут и не должны, но, как известно, совершенства в мире нет. Добредя до старого заброшенного парка, Ирина поняла, что дальше идти не может. Она попыталась поправить ремешки, как-то сдвинуть их, но балансировать на одной ноге, да еще будучи на каблуках, оказалось очень неловко. Вздыхая, Ирина доковыляла до скамейки и села. Попыталась поправить сбившийся ремешок, но обнаружила, что он еще и перекрутился. Им-то она ногу и натерла. Пришлось снять босоножку; несколько минут Ирина сидела с одной разутой ногой и размышляла, что ей теперь делать, как дохромать до дома и не попробовать ли вернуться на улицу и поймать такси. Но домой уж очень не хотелось.
- Опять проблемы с обувью? – раздался вдруг рядом с ней голос с легкими насмешливыми нотками. Ирина повернулась к говорившему. Это оказался молодой парень лет двадцати двух, среднего роста, с сильной шеей и широкими плечами, обтянутыми блекло-синей тканью застиранной старой майки. У него были загорелые лицо и руки, довольно коротко, на "римский" манер, обстриженные темные волосы и показавшиеся очень знакомыми карие глаза, которые сейчас спокойно и внимательно разглядывали Ирину. Эти большие, широко расставленные глаза в тени густых ресниц были очень красивы. Красивым был и темный румянец на смуглых выступающих скулах. И густые ровные брови тоже.
- Вы о чем? – недоуменно спросила Ирина, ломая голову, почему лицо парня кажется ей таким знакомым.
- А вы не помните? Вы еще назвали меня идиотом и хамом.
- О! – Ирина вспомнила и покраснела, устыдившись задним числом своей грубости. – Это вы.
- Я, - подтвердил молодой человек. – Только краснеть, вообще-то, следует мне... Я первый повел себя весьма невежливо. Можно присесть?
- Конечно, - она подвинулась, освобождая место рядом с собой, и он сел – так, чтобы даже случайно не коснуться ее локтем. Ирина отметила про себя эту деликатность.
- Так что с вашей обувкой? – он пробежал глазами по ее разутой ноге от кончиков пальцев до колена и перевел взгляд на босоножку в ее руке. – Сломалось что-нибудь?
- Нет, все в порядке.
Ирина наклонилась было, чтобы вернуть босоножку на место, но подумала вдруг, что тогда ее сосед получит прекрасную возможность заглянуть ей в вырез блузки, и снова выпрямилась. Молодой человек как будто прочел ее мысли и усмехнулся.
- Помочь?
- Нет, не надо, я же не Золушка, - Ирина подумала и поставила босоножку рядом с собой на скамейку, пошевелила голыми пальцами. – Я пока так посижу.
Он кивнул и вытащил из кармана джинсов смятую пачку с сигаретами, вытряхнул одну и сказал:
- Вам не предлагаю – не могу даже мысли допустить, что вы курите.
- Я не курю, - отозвалась Ирина, удивляясь тому, как поразительно правильно он строит фразы. Это дворник-то, чернорабочий? – Да и вам не советовала бы.
- Если вам не нравится дым, я отойду, - вдруг сказал он, очередной раз удивив ее.
И в самом деле отошел метров на десять и стоял там, пока не докурил сигарету. Ирина быстренько обулась и стала наблюдать за ним. Он стоял к ней вполоборота и, чуть прищурившись, рассматривал то ближние деревья, то играющих на площадке детей, то поглядывал в сторону Ирины, коротко улыбался ей и снова отворачивался. Это был удобный момент уйти, избегая дальнейшего знакомства и, возможно, неловкостей, какие всегда возникают в случайных разговорах случайных людей, но Ирина продолжала сидеть, и не только потому, что ей было жаль тревожить больную ногу. Загадочный молодой человек, с которым уже дважды их сводил случай, ее очень заинтересовал. Не говоря уже о том, что он нравился ей чисто внешне.
Докурив, он взглянул на Ирину с вопросительным выражением в глазах, как бы передавая ей инициативу, и лишь когда она улыбнулась в ответ, он подошел. "Сейчас он спросит, как меня зовут, - подумала Ирина. – Или скажет какую-нибудь пошлость по поводу моих ног или глаз. И тогда я потеряю к нему интерес". Но он вместо этого спросил вдруг совершенно непринужденно:
- Ты любишь черемуху? Здесь неподалеку есть совершенно сумасшедшие черемуховые заросли. Хочешь посмотреть?
- Хочу, - ответила Ирина, уже устав удивляться и даже забыв про натертую ногу и про то, что лазать по зарослям в ее изящных босоножках может оказаться неудобно.
- Минутку, - сказал он и, повернувшись в сторону детской площадки, крикнул: - Лизка! Не уходи никуда, я скоро вернусь, слышишь?
Черноглазая девочка лет девяти, сидевшая на качелях, махнула рукой в знак того, что слышала и поняла.
- Это твоя сестра? – заинтересовалась Ирина, подумав: "Он еще и примерный брат? Ну и ну! Все интереснее и интереснее. Кажется, в этот раз мне придется заводить разговор об имени, а то я лопну от любопытства".
Он кивнул и уверенным жестом протянул ей руку:
- Пойдем?
Без раздумий Ирина руку его приняла, встала и тут же ойкнула. Ремешок болезненно впился в натертое место, и стало ясно, что никуда Ирина идти не сможет.
- Ногу натерла, - сказала она извиняющимся тоном. – Больно очень.
- Где?
Не успела Ирина ничего ответить, как молодой человек вновь стоял перед ней на одном колене и осторожно освобождал от коварной босоножки ее ногу. Смущенная Ирина подумала, что не к добру это: с самого начала их встречи носили уж очень интимный характер. А поскольку юбки она предпочитала носить короткие, можно было предположить, что из коленопреклоненного положения этот галантный кавалер имеет возможность видеть больше, чем следовало и чем дозволялось приличиями. Он, впрочем, оставался вполне невозмутимым и не старался "облапить" ее взглядами.
- Потерпи немного, - попросил он ее как ребенка. – Сейчас все будет.
Жестом фокусника он извлек из кармана полоску пластыря и ловко налепил на больное место.
- Ты с собой случаем целую аптечку не таскаешь? – удивилась Ирина.
- Аптечку – нет, - очень серьезно ответил молодой человек. – Но вот с ней, - он коротким жестом ткнул себе за спину, в сторону детской площадки, - всякое случиться может. Приходится быть во всеоружии. Попробуй теперь встать. Лучше?
- Лучше, - призналась Ирина.

Черемуха в самом деле была сумасшедшая. По едва приметной тропке они прошли в самую гущу зарослей, где высоко над головой колыхался бело-зеленый свод, источающий густой тягучий аромат. Они стояли как в сотворенном природой храме и слушали музыку ветра. На несколько минут Ирина даже забыла, что находится в городском парке, и буквально в пятидесяти метрах от нее играют дети. Черемуховый запах опьянил ее. Далеко не сразу она сообразила, что осталась в достаточно уединенном месте наедине с незнакомым парнем, о котором не знает буквально ничего, даже имени. Но никакого беспокойства она не ощущала. У ее спутника был такой спокойный взгляд и такая уверенная улыбка, что невозможно и недопустимо было заподозрить его в дурных намерениях.
Ничего не говоря, он вдруг быстро и ловко забрался на ближайшее дерево, чудом удерживаясь на тонких, гнущихся под его весом ветках; Ирина только ахнула. К ее ногам, теряя на лету листья и лепестки, стали падать ветки, густо обсыпанные белыми цветочными гроздьями.
- Не надо, зачем? – крикнула она вверх, но ее не слышали. Ветки продолжали сыпаться, и только когда их набралась весьма объемистая охапка, ее чудной спутник лихо спрыгнул на землю и весело глянул на нее.
- Сумасшедший, - укорила Ирина и, присев, стала аккуратно складывать ветви в разлапистый букет. Молодой человек опустился возле нее на корточки и принялся помогать. Несколько раз их пальцы соприкасались, и тогда Ирина отдергивала руку, как от горячего. А он как будто ничего не замечал и поглядывал на нее с прежней спокойной улыбкой в карих глазах.
- Ну, куда мне столько? – наконец, Ирина поднялась, обхватив руками огромный бело-зеленый букет. Она держала его нежно, как ребенка, и чувствовала прохладные щекочущие прикосновения цветов и листьев к лицу. – Я даже не донесу все.
- А далеко нести?
- Прилично, - неопределенно ответила Ирина.
- Если хочешь, могу помочь, - предложил он серьезно.
"Клеится он, что ли? Странно как-то, не с той стороны начинает, - подумала Ирина. – Что ему отвечать? Соглашаться? А надо ли продлевать это странное знакомство? Парень, конечно, симпатичный, даже очень, и восхитительно простой, но что из этого выйдет?"
Не придумав, что отвечать, Ирина встретилась взглядом с его карими глазами, которые засветились ясным золотом от заглянувшего в них солнца, почувствовала, как непонятно от чего вспыхивают жаром ее щеки, и вдруг спросила:
- А как же твоя сестренка?
- А мы с собой ее позовем.
- Да я даже имени твоего не знаю... – ну вот, все-таки не удержалась, спросила первая.
- Имя не секрет... Меня Виктор зовут, - ответил он спокойно и не добавил "А тебя как?" – фразы, которой ждала от него Ирина. – Ты не думай, я не навязываюсь, хотя мне действительно хочется тебя проводить, - добавил он, совершенно Ирину обезоружив.
- Оригинальный ты парень, - улыбнулась она чуть растеряно. – Ну хорошо, пойдем...

Маленькая черноглазая Лиза очень стеснялась Ирины и все пряталась за брата. Зато Виктор ничуть не стеснялся, что ему приходится возиться с этакой пигалицей. Чем окончательно Ирину подкупил. Как и Артем, он выглядел очень уверенным в себе, но уверенность его происходила не от самодовольства. От чего именно она происходила, Ирина затруднялась сказать. Но он ей нравился все больше с каждой минутой. Так нравился, что она даже не заметила, как оказалась стоящей перед своим подъездом.
- Вот мы и пришли, - сообщила она обескуражено.
Секундой позже у подъезда притормозил знакомый синий "Форд" – не самый новый, но ухоженный и вылизанный до последнего винтика. Ирина представила, что последует далее, поспешно отобрала у Виктора букет и сказала:
- До свидания!
Но Виктор смотрел на нее непонимающе и уходить не спешил. Дверца "Форда" тем временем распахнулась, и из салона сначала показались длинные худые ноги в остроносых туфлях, а потом и весь Артем целиком.
- Ты почему трубку не берешь? – строго спросил он у Ирины, глядя, меж тем, на Виктора.
- Дома забыла, - соврала Ирина. Утром она сознательно оставила мобильник дома – такое задалось настроение, что ни с кем не хотелось разговаривать.
- Очень плохо. А ты нас не хочешь познакомить? – плавным и светским жестом Артем указал на Виктора.
- Артем. Виктор, - сказала Ирина, подумала и добавила: - Лиза.
Молодые люди обменялись рукопожатиями и взглядами. Ирине эти взгляды не очень понравились, уж слишком мало в них было дружелюбия. Соперников, что ли, почуяли друг в друге?
- Ну, мы пойдем, - сказал Виктор и действительно ушел, уводя за руку Лизу. Ирина проводила его взглядом в полном недоумении: "Как же так? Он вот так просто уйдет, ничего не прибавив? Даже не намекнув на возможность следующей встречи? Впрочем, при Артеме особенно не понамекаешь. Смотрит, как будто примеряется, как бы половчее и побольнее ткнуть его в спину".
- Откуда такой шикарный букет? – поинтересовался с ленивой иронией Артем, кивая на охапку черемухи в руках у Ирины. – От нового поклонника? Кстати, кто такой?
- Просто знакомый, - сердито ответила Ирина.
- Почему я не знаю?
- Я должна всех знакомых тебе представлять?
- Желательно. И выкинь эту гадость, - приказал Артем непререкаемым тоном.
Ирина вскипела.
- И не подумаю!
- Не потащишь же ты это в дом?
- Почему бы и нет? Я люблю черемуху.
- У тебя голова будет болеть.
- Разберусь! Моя же голова, не твоя. И не надо опекать меня на каждом шагу. Я не ребенок и не умственно отсталая.
- Почему ты сердишься? – искренне удивился Артем.
Ирина не удостоила его ответом и нырнула в подъезд. Артем, конечно, потащился за ней следом. Как никогда раньше, Ирине хотелось развернуться и съездить по его самоуверенной белобрысой физиономии. Жаль, она совсем не умела драться.

-3-
Про знакомство с Виктором Ирина не рассказала никому, кроме Леськи. Последняя была посвящена во все ее дела, в том числе и сугубо интимные. Дружили они уже больше десяти лет и могли быть друг с другом откровенными.
Леська заинтересовалась с первых же слов.
- Симпатичный, говоришь? – хищно облизнулась она. С парнями у нее не очень ладилось: одни не устраивали ее в интеллектуальном, другие – в материальном плане, третьи не вышли статью. Ей же хотелось всего и сразу.
- Симпатичный, - подтвердила Ирина. Она находилась в романтически-благодушном настроении и поэтому валялась на кровати прямо в брюках и майке, на животе, подперев голову руками. Взгляд у нее был мечтательный. – Смуглый такой, черноволосый. Яркий.
- Нерусский, что ли?
- Почему – не русский? Не знаю, русский вроде... да и какая разница?
- Большая. А занимается чем?
- Не знаю. Кажется, дворник.
- Кто-кто? – Леська вытаращила глаза, фыркнула и захохотала. – Дворник? Он что, на голову больной?
- Да ну тебя! – рассердилась Ирина, в секунду выпав из благодушного состояния. – Сама ты больная.
- Я-то здоровая! – продолжала хохотать Леська. – А вот он или дурик, или алкаш, или сидел!
Ирина развернулась на спину и пяткой пихнула разошедшуюся подружку в бок.
- Много ты знаешь. Он совсем и не похож... ну, на этих...
- А много ты этих видела? – парировала Леська. – Какая же ты, Ирка, наивная. И когда только повзрослеешь. Чутья у тебя на людей ну вот ни на грамм нету.
- А у тебя есть?
- Есть. Во всяком случае, побольше, чем у тебя. И ушами я не хлопаю... А тебе, значит, он сильно понравился?
Ирина вздохнула и призналась:
- Есть такое дело.
- Ну и зря, - заявила Леська. – Ты лучше его из головы выкинь. Тем более, что и думать особо не о чем: подумаешь, случайная встреча, сбежались и разбежались. Мало ли с кем так столкнешься. Вы теперь, может, и не встретитесь больше никогда.
- Жаль, - снова вздохнула Ирина. – Я даже не знаю, где его искать.
- Еще искать его! Не вздумай! Нужен он тебе больно. А вот он, кстати, знает, где ты живешь.
- Только подъезд!
- И этого за глаза хватит. Ты, Ир, поосторожнее. От таких типов всего ждать можно.
- От каких "таких"? – снова начала сердиться Ирина. – Ты же о нем ничего не знаешь.
- Ты тоже, - отрезала Леська и направила длинный наманикюренный палец Ирине в переносицу. – Ты выкинь всю эту фигню из головы и крепче держись за Темку, ясно? Парень – золото. Второго такого не найдешь!
- А мне и не надо! – крикнула Ирина. – Подумаешь, тоже сокровище! Я, может, сплю и во сне вижу, как бы от него избавиться. Достал он меня – во как!
Леська только головой удивленно помотала.
- Ну ты, Ир, прямо поразительная дура. Сама своего счастья не понимаешь. Мужик должен быть такой, чтобы на него опереться можно было, ясно? А еще лучше, чтоб на шею можно было залезть и повиснуть. На Темку хоть с ногами залезь, он и не пикнет, не покачнется.
- Артем на папе выехал...
- Ничего, что на папе, - не отступала Леська. - Свой котелок у него тоже не дырявый, он и без папы дел наворочает.
- Слушай, - тоскливо сказала Ирина, водя пальцем по узору на покрывале. – Чего ты его все время расхваливаешь? Если он тебе так нравится – забирай, пожалуйста.
- "Забирай", - передразнила ее Леська и фыркнула. – Нужна я ему больно!

Конечно, в чем-то Леська была права. Самой бегать за парнем, каким бы золотым он ни был, никуда не годилось. Впрочем, раньше у Ирины и мыслей таких не возникало, ценила она себя высоко и считала, что пусть лучше за ней бегают. Однако девичья гордость ее вдруг скукожилась до размеров горчичного семечка и затаилась где-то так глубоко, что ее стало не слышно и не видно.
За неделю Ирина дважды "забывала" дома телефон и после занятий в институте отправлялась гулять в парк, где произошла ее вторая встреча с Виктором. На детской площадке она не находила ни его, ни Лизы, и это обстоятельство ее неизменно огорчало. Ирина несколько раз обходила весь парк – благо он был очень небольшим, - но безрезультатно. Она просиживала на скамейке до вечера, надеясь, что Виктор придет позже, но он так и не пришел. "Наверное, не хочет видеться со мной, - думала она с огорчением и досадой, - иначе тоже искал бы встречи". Мысль эта утешала мало.
После второй неудачной попытки Ирину вдруг осенило: "Я же знаю, где он работает!" Если они ни разу не столкнулись на улице после апрельской встречи, то только лишь потому, что Ирина почти никогда не ходила этой дорогой. И вообще редко ходила пешком, чаще ее подвозил Артем, когда не был занят.
"Повторим апрельскую ситуацию", - решила Ирина и субботним утром выскочила из дома, когда еще не было половины десятого. Она шла тем же маршрутом, что и месяц назад, но на этот раз внимательно смотрела по сторонам. И примерно там же, где Виктор проехался метлой по ее белым сапожкам, она увидела его коренастую широкоплечую фигуру в серой рабочей куртке. "Нашла!" – возликовала она и ускорила шаг.
- Только не надо по мне больше метлой лупить, - попросила Ирина, подойдя поближе. Виктор обернулся и удивленно взглянул ей в лицо.
- Ирина?
Ирина кивнула. Чувствовала она себя в высшей степени неловко и не знала, что говорить.
- Ну проходи, - улыбнулся Виктор и отставил метлу в сторону. – Сегодня можешь ничего не опасаться, я добрый.
Ирина помялась немного и вдруг решилась.
- Я, вообще-то, тебя искала, - сообщила она.
- Правда?
"Ну, если он теперь спросит: "Зачем?", - подумала Ирина, - то мне останется только лечь и умереть на месте от стыда". Но он ничего не спрашивал, смотрел на нее молча, и во взгляде его легко читалось искреннее восхищение. Голова у Ирины закружилась, и теперь она чувствовала себя способной на что угодно.
- Сначала я искала тебя в парке, - продолжала она с храбростью смертника, - но тебя нигде не было. Куда ты пропал?
- Лизка приболела, - ответил он просто. – Поэтому я в основном шляюсь там сейчас по ночам. А ты правда меня искала? Серьезно?
- Серьезно, - подтвердила Ирина, краснея. – А что можно делать в парке ночью?
- Ничего особенного. Мы с ребятами просто гуляем. Не думай, ни у кого карманы не выворачиваем, ничего такого, - Виктор засмеялся, но тут же снова стал серьезным и спросил вдруг: - А как же твой жених?
- Какой жених? – растерялась Ирина.
- Ну, этот... Артем.
- С чего ты взял, что он мой жених?
- Видно, вообще-то.
- Ничего подобного!
- Нет? – с сомнением переспросил Виктор. – А я подумал... Ну, ладно. Подождешь немного? Я скоро закончу.
- Конечно, подожду! – обрадовалась Ирина.

Это было самое необычное и неожиданно приятное свидание в ее жизни. Вокруг Ирины крутились в основном юноши из обеспеченных семей – не сыновья нефтяных магнатов, конечно, но все же люди с некоторым достатком, - и они считали ниже своего достоинства просто прогуливаться с девушкой по улицам. Они звали Ирину в кафе, или в клуб, или в боулинг, или, в крайнем случае, на загородный пикник. Это была их среда обитания и среда обитания Ирины. Стихией же Виктора был город. Он показывал Ирине такие места, о существовании которых она, прожившая всю жизнь рядом с ними, даже не подозревала: почти петербуржские проходные дворы, заброшенные и заросшие сады с вишневыми и сливовыми деревьями в цвету, старые дома с деревянными кружевами на окнах и под крышей, - потайные уголки, которых в городе, оказывается, было множество. Ирина только ахала:
- Мы же из одного города! Почему же я всего этого не видела?
К вечеру Ирине уже казалось, что она знает Виктора не несколько дней а, по крайней мере, лет десять, и что он гораздо ближе ей, чем даже задушевная подруга Леська. Виктор, очевидно, ощущал то же самое. Между ними возникла такая близость и короткость отношений, которая не всегда устанавливается между людьми через несколько лет знакомства. "Я, наверное, в него влюбилась, - подумала Ирина без особой, впрочем, тревоги. – Вот так, почти сразу, почти ничего о нем не зная. Это сумасшествие? Если и да, то очень приятное".
Она так устала, что едва держалась на ногах, и есть очень хотелось, но все-таки к дому Ирина повернула с большим сожалением. Если бы можно было гулять всю ночь! И Виктор, уж наверное, не стал бы возражать. Но Ирина представила себе, что начнется дома, если она не вернется до полуночи, и решила не рисковать.
- Пора домой, - вздохнула она, когда небо начало темнеть.
- Я тебя провожу?
- Обязательно!..
По дороге домой она наконец спросила у него то, что хотела спросить с самого утра, но никак не могла решиться.
- Витя, - позвала она, и он тут же повернулся к ней, и она радостно встретилась взглядом с его карими мягкими глазами. – Витя, а почему ты выбрал такое странное занятие?
- Почему – странное?
Ирина чуть замялась. Ей вспомнились слова Леськи: "...или он алкаш, или сидел". Она уже точно была уверена, что Виктор ни в коем случае не алкаш, но вот насчет "сидел"...
- Обычно, - начала говорить она, тщательно подбирая слова, - на такую работу идут люди, у которых нет другого выбора... другой возможности. Обычно люди ищут что-то более оплачиваемое и... перспективное.
Виктор пожал плечами.
- Обычно люди и от армии отмазываются.
- А ты служил?
- Угу.
- А почему... почему в институт не стал поступать?
- А не хотелось.
- И теперь не хочется?
- И теперь.
Ирина умолкла и призадумалась. Некоторое время они шли в молчании.
- Если ты думаешь, что будешь меня стесняться, - проговорил вдруг Виктор очень мягко, - то скажи лучше сразу.
- Стесняться тебя? – опешила Ирина. – Почему?
- Потому что я совсем не вписываюсь в круг твоих знакомых.
- Ты же никого из них не знаешь...
- Я знаю тебя, - возразил Виктор очень уверенно. – Этого достаточно.
- Спорное утверждение... Стой, Витя, что-то мы разогнались! – вдруг спохватилась Ирина. – Мы уже почти прошли мимо дома.
Они завернули во двор и остановились у подъезда. Было уже совсем темно, но фонари исправно горели, и Ирина могла хорошо видеть лицо Виктора и выражение его глаз.
- Когда мы сможем опять увидеться? – спросил он тихо.
- Завтра. Послезавтра. В любой день!
- Давай встретимся в понедельник, в парке, около детской площадки. В семь часов. Сможешь?
Ирина кивнула и спросила обеспокоено:
- А если ты не придешь, как мне тебя найти?
- Я приду, - пообещал Виктор.
"Поцелует или нет? – внутренне обмирая, спросила себя Ирина. – Он так смотрит... Знаю, знаю: никуда не годится целоваться на первом же свидании, но что делать, если хочется?" Неосознанно она даже подалась ему навстречу и пошатнулась, не удержав равновесия. Виктор улыбнулся, мягко взял ее за плечи, чуть наклонил голову и поцеловал ее так, как целуют родственников или детей: едва-едва коснувшись губами ее губ. Это показалось Ирине даже обидным и явно недостаточным, и она снова потянулась к нему. Но он улыбнулся, отступил на шаг, поднял руку в прощальном жесте и ушел.

-4-
Во вторник, накрывая стол к ужину, мама сказала, озабоченно хмурясь:
- Ириша, сегодня Артем звонил мне уже три раза...
- Что ему было надо?
- Он сказал, что ты уже третий день не отвечаешь на его звонки и как будто от него прячешься. Это правда?
- Правда, - Ирина с грохотом поставила стопку тарелок на стол.
- Осторожнее с посудой, - упрекнула мама. – Что у вас стряслось?
- Ничего. Просто я не хочу его видеть, и все.
- Вот так, ни с того, ни с сего?
- Я давно уже ему это сказать хотела.
- Но так и не сказала? – мама явственно разволновалась. Она оставила свои хождения по кухне, села на стул, взяла Ирину за руки и поставила перед собой. – Решила вдруг так все порвать? Ириша, но должна же быть какая-то причина... Вы поссорились? Артем обидел тебя?
- Он каждый день меня обижает, - буркнула Ирина. – Только не понимает этого.
- Так объясни ему.
- Я пыталась! Все бесполезно. Он так уверен в своей правоте, что ничего не хочет слушать.
- И все-таки ты должна поговорить с ним. Нельзя так все рвать, у вас ведь такие чудесные отношения... Артем очень хороший парень.
Ирина только фыркнула.
- Я уверена, что вы просто друг друга не поняли, - убежденно сказала мама. – Вам нужно объясниться. Я пригласила Артема на ужин.
- Что?! – крикнула потрясенная Ирина, вырывая руки. – Что?! Зачем?! Я не хочу его видеть! Не же-ла-ю! И объясняться с ним не намерена! И хватит лезть в мою жизнь, в самом деле!
Эта вспышка удивила и даже напугала маму.
- Ириша, что ты? Нет, наверное, все-таки что-то случилось... Расскажи мне, пожалуйста.
Мягкий мамин голос заставил Ирину одуматься и устыдиться своего крика. В самом деле, мама никогда не лезла в ее жизнь, а только мягко подправляла и направляла ее. Только в том, что касалось Артема, она пыталась как-то давить на Ирину – уж очень дельным парнем казался ей Артем.
- Я долго думала, - заявила Ирина еще слегка скандальным голосом. – И не хочу больше встречаться с Артемом. Это мое последнее слово.
- У тебя появился кто-то еще? – осторожно спросила мама, и Ирина изумилась ее проницательности. – Ты встречаешься с другим мальчиком?
- Да.
- Кто он? Я его знаю?
- Нет, - ответила Ирина, разглаживая ладонью складки на скатерти. – Не знаешь.
- Тогда ты должна нас познакомить, Ириша.
- Может быть, чуть попозже, - не совсем уверенно сказала Ирина.
Мама неодобрительно поджала губы. Ей нелегко было вынести мысль, что кого-то из знакомых дочери, да еще таких близких знакомых, она не знает. К тому же речь шла о молодом человеке, а значит, в перспективе могли быть и интимные отношения, и даже замужество. Ирина прекрасно понимала ее беспокойство, но о знакомстве Виктора с родителями боялась и подумать. Во всяком случае, это должно произойти не так скоро. Сначала она хотела хотя бы сама в себе разобраться, потому что после вчерашнего вечера творилось с ней что-то невообразимое.
Уверена она была только в одном: нескольких встреч ей хватило, чтобы на полном серьезе влюбиться в Виктора. Даже не влюбиться, что подразумевает некую легковесность чувств, а полюбить. Где-то на подсознательном уровне она знала, что и он испытывает к ней подобное чувство. Это было сродни наваждению, мистика какая-то. "Как будто нас околдовали, - думала Ирина. – Мы как Тристан и Изольда, выпившие любовного зелья из одного кубка". Аналогия эта ей совсем не нравилась, потому что она хорошо помнила, как закончили несчастные любовники. Но начало истории было очень похоже: внезапное чувство, как молния, поразившая сразу обоих.
Еще Ирина точно знала, что ее родителям Виктор категорически не понравится, и даже вызовет у них резкое отторжение. Виктор не был "успешным" и даже "благополучным", и вообще очень верно заметил, что слишком отличается от окружающих Ирину и ее родителей людей. Он ужасно одевался, курил; у него не было образования, перспективной работы, машины и квартиры. У него вообще ничего не было, даже, как подозревала Ирина, нормальной семьи. Насчет своих родителей он особенно не распространялся, но все же по некоторым фразам Ирина поняла, что отца у него нет, а с матерью он серьезно поссорился и не живет с ней. Этих обрывочных фактов с лихвой хватило бы, чтобы родители запретили Ирине видеться с ним. Правда, Виктор был на удивление начитан, - чего Ирина даже не ожидала, - но родителей едва ли смягчило бы это обстоятельство.

Артем явился в точно назначенное время и принес два букета. Тот, что был попышнее и составлен из алых и белых роз, предназначался Ирининой маме. Белые же лилии он вручил Ирине. Она молча, не поблагодарив, взяла цветы и унесла их в зал. Видеть их в своей спальне она не хотела.
За ужином шел общий разговор, в котором Ирина подчеркнуто не участвовала. По правде сказать, она даже его и не слышала, все ее мысли были заняты завтрашней встречей с Виктором. Она представляла, как он посмотрит на нее и что скажет. Словно обезумев, она готова была смотреть в его глаза целую вечность. Из грез ее вырвал только мамин голос:
- Ирина, помоги мне убрать со стола, пожалуйста, и приготовь все для чая.
Пришлось от мечтаний вернуться к проблемам насущным.
Пока Ирина готовила чай и варила кофе, ее мама, подсев к Артему, тихо с ним беседовала. Лицо у нее при этом было очень озабоченное. Слушая ее, Артем кивал с самым сосредоточенным видом, полуприкрыв глаза и постукивая себя по подбородку длинным худым пальцем.
- Представь, - пожаловалась мама, - она даже отказалась знакомить нас с этим молодым человеком. И не сказала, кто он такой. Я даже не знаю, что и подумать. Никогда Ирина не была такой скрытной...
- Кажется, я знаю, что это за парень, - отозвался Артем.
- В самом деле?!
- Я видел их вместе.
- Кто он? Ты его знаешь?
- Какой-то проходимец. Не думаю, чтобы Ирина могла всерьез увлечься им.
- Проходимец? – с тихим ужасом повторила мама.
- Бездельник, судя по виду, - пояснил Артем. – Впрочем, довольно смазливый…
Ему и самому очень хотелось бы знать, откуда вдруг взялся этот чернявый молодчик, который смотрел на Ирину так, что за один только взгляд следовало выбить ему зубы. Никакого права смотреть так у него не было. Однако же Ирина ему тоже улыбалась, и это особенно покоробило Артема. "Надо бы разобраться с этим Виктором, или как его там, - подумал он хладнокровно. – Вряд ли от него можно ожидать серьезных неприятностей, но мне не нравится эта резкая перемена в Иришкином настроении".
- Я поговорю с Ириной на этот счет, - пообещал он Ирининой маме обычным своим уверенным тоном. – Думаю, скоро все уладится.

Наливая аккуратной струйкой подогретые сливки в белый фарфоровый молочник, Ирина почувствовала, как кто-то сзади мягко обнимает ее за плечи, и недовольно отклонилась в сторону. Даже не поворачивая головы, она узнала Артема.
- Не мешай, - бросила она ему.
- Ириш, что случилось?
- Ничего.
- Не ври.
- Я не вру. А вот ты зачем явился, хотелось бы знать?
- Поговорить с тобой.
- О чем?
Артем оперся бедром о столешницу и сбоку заглянул Ирине в лицо.
- Ирка, ты же от меня прячешься. Почему?
Ирина испустила тяжелый вздох и зло скосила на него глаза.
- А ты не догадываешься?
- Нет, - ответил Артем удивительно мягким, совсем несвойственным ему тоном. Ирина снова покосилась на него, теперь уже с удивлением.
- Не валяй дурака, - сказала она раздраженно. – Обо всем ты догадываешься. Я больше не хочу с тобой встречаться, и все.
- Вот так вот вдруг?
- Не вдруг. Я давно уже об этом думала.
- Если думала, почему раньше не сказала? И зачем тогда согласилась со мной ехать?
- Дура была, - буркнула Ирина. – Не надо было соглашаться. Все, Артем, я не хочу больше об этом говорить.
- А я хочу, - возразил Артем. – Иришка, ты сама не понимаешь, как ты сейчас не права. Подумай, действительно ли ты хочешь все порвать.
- И думать нечего!
- И все-таки... подумай.
- Ну-ка, не мешай мне, - сказала Ирина и, взяв в одну руку кофейник, а в другую – молочник, решительно двинулась прочь из кухни.
- Надо все-таки переговорить с этим молодчиком, - тихо, так что она не услышала, пробормотал под нос Артем, глядя ей вслед. – Зуб даю, это из-за него Ирка так взбрыкнула... черт бы его побрал!

Недели две Виктор избегал любых встреч со всеми своими знакомыми. Он не появлялся во дворе, где ждали его ребята, не заходил к Ивану Петровичу, хотя знал прекрасно, что его и там ждут, и игнорировал записки, которыми забрасывала его Лена, обеспокоенная успехами – или, вернее, неуспехами - Лизки в школе. По правде говоря, он не хотел никого видеть, потому что боялся даже капельку расплескать то чудесное чувство, наполнявшее его по самую макушку. Состояние у него было сумасшедшее. Даже для общения с Лизкой требовалось прикладывать неимоверные усилия, чтобы не обидеть и не испугать ее, потому что мысли у Виктора с утра до ночи были заняты только одним человеком в мире, и ради этого человека он с охотой отказался бы от всех остальных, без исключения. Когда же он видел Ирину, то вовсе впадал в некое странное состояние наподобие глубоководного погружения, и надеялся только, что со стороны продолжает выглядеть адекватно. Ни о каких Машах и упущенных возможностях он даже не вспоминал. Потом эйфория начала спадать, и, хотя чувство его к Ирине не слабело, к нему потихоньку возвращалась способность мыслить разумно, как раньше. И тогда он задумался, чем может обернуться их с Ириной сумасшедшее взаимное влечение, и мысли к нему приходили все больше невеселые. Лучше бы он продолжал сожалеть о вышедшей замуж и уже ставшей мамой Маше.
Об Ирине он знал достаточно, чтобы понимать, насколько они с ней "не пара". Такие девушки, как Ирина: красивые, талантливые, студентки престижного факультета, из обеспеченных семей, - обычно и парней искали среди ближайшего окружения. И, как правило, находили. Ирина не исключение: Артема-то он видел собственными глазами, и ничуть не сомневался насчет характера их отношений, существовавших до того, как он нахально меж них вклинился. И это вмешательство, как предчувствовал Виктор, еще весьма дорого ему обойдется.
Удивительно, как много можно понять о человеке, только полминуты поглядев ему в глаза. Об Артеме он, во всяком случае, понял главное: этот парень органически терпеть не может, когда ему мешают. Неважно, в чем именно. В глазах Артема явственно читался предупреждающий знак с молнией, черепом и надписью: "Не влезай на мою территорию – убьет!" А Виктор влез, да еще как. И теперь ждал возмездия. Открытого столкновения Виктор не боялся, но, что гораздо хуже, абсолютно не знал, как поведет себя, если Артем заявит о своих правах на Ирину. Отказываться от нее, руководствуясь благородным, но наиглупейшим, на его взгляд, принципом: "Так будет лучше для нее", - он не собирался, но и грызться с соперником за то, чтобы девушка осталась именно с ним, и ни кем иным, казалось ему совершенно недостойным человека с интеллектом. Разумнее всего было бы предоставить выбор самой Ирине. Но едва ли Артему понравится, если кто-то за него примет решение, касающееся в том числе и его драгоценной особы.
Но шли дни, а никто не являлся, чтобы качать права. По-видимому, Артем не терял еще надежды уговорить Ирину опомниться, не исчерпал еще все способы воздействия на нее. Виктору очень хотелось узнать, что творится у нее дома, но язык не поворачивался спросить. Меж ними существовала договоренность – никогда, впрочем, не озвученная вслух, - не расспрашивать друг друга о домашних делах. Дом, родители – все это было как бы исключено из принадлежащего только им двоим мира.
Может быть, и напрасно.

Гений подкараулил его около общежития. Бдительный Чуков, хоть и знал его в лицо, все же не пустил дальше вахты, и он расселся на ступеньках. Рядом валялся его оранжевый парусиновый рюкзак, а на острых коленках Гения лежала пухлая общая тетрадь, исчерканная неизвестными науке формулами и таблицами. Впрочем, Гений больше смотрел по сторонам, чем в нее.
- Вот и ты, пропащая душа, - хмуро приветствовал он остановившегося рядом Виктора. – Садись, составишь компанию.
- Что, сессия близится? – злорадно спросил Виктор, мельком заглядывая в его тетрадку.
- Уже приблизилась вообще-то. Ты где опять пропал?
- Нигде. Тут я.
- Ни фига себе "тут" – не видно и не слышно. Опять проблемы?
- Еще нет, - честно ответил Виктор, прикуривая. – Но скоро будут.
- Ну-ка, объяснись! – потребовал Гений и решительно отложил тетрадь. – Что ты еще натворил?
- Девушку у одного типа отбил.
- Да ну? – изумился Гений. - Ты? Девушку отбил? Это ты-то, несопротивленец этакий?!
- Да вообще говоря, как-то само получилось, - пояснил Виктор. – Я особо и не пытался.
Гений окинул его критическим взором.
- Верится с трудом. И что, красивая девушка?
- Обалденно красивая.
- Еще слабее верится. Ну, и что теперь?
- Теперь жду, когда морду придут бить...
- Ну?
- Чего – "ну"? Пока не идет никто.
- И долго уже ждешь?
- Недели две.
- Можешь уже не ждать, - с видом знатока сказал Гений. – Такие дела быстро делаются, а если две недели, то и нафик ты никому не нужен.
Они помолчали. Виктор курил и думал об Ирине.
- Везет, - с грустью проговорил вдруг Гений, - красивую девчонку где-то подцепил. И как только умудрился, на что она повелась? Вид у тебя, извини, непрезентабельный. Мягко говоря.
Виктор только руками развел.
- Хоть бы познакомил, - продолжал нудить Гений.
- Зачем?..
- Затем! Посмотреть охота. Или боишься, что отобью?
- Кто? Ты?
- А что, думаешь, не получится?
- Думаю, что кишка у тебя тонка, - усмехнулся Виктор. – Я-то две недели ждать не буду, сразу по зубам схлопочешь.
Гений пробормотал что-то вроде: "Лось здоровый", - и снова замолк.
- Кстати, тут такое дело, - вспомнил вдруг Виктор и полез в карман, откуда достал маленькую черную записную книжку. – Ты Вадькиного брата помнишь? Димку?
- Мелкий такой клоп, который все время под ногами путался? – уточнил Гений. – Я его с тех пор видел всего пару раз. Сейчас он длинный вымахал, выше тебя на полголовы будет. А что?
Виктор рассказал про встречу с Иваном Петровичем, про его жалобы на сына и про высказанную при расставании просьбу.
- Здесь человек пятнадцать его приятелей записано, - сказал он, показывая Гению черную книжку. – И никого из них не знаю, хоть убей.
- А знал бы – что, взаправду пошел бы вытрясать из них, где Димка прячется? – в сомнении спросил Гений.
- Пошел бы. Дядя Ваня мужик отличный, но с парнями ему не везет. Димка, видишь, какой оболтус растет; да и Вадим... – Виктор запнулся, прочистил горло и продолжил: - ...и Вадим не подарок был.
- О покойниках только хорошо, - напомнил Гений, про себя, впрочем, подумав, что Вадим и впрямь был не подарок и не сахар, и мать с ним, еще когда он жив был, наплакалась. – А вообще, Вить, ты с Димкой сначала поговорить не пробовал, если уж взялся разведывать?
- Так это ж к ним идти надо...
- Ну и что? А... – быстро сообразил Гений. - Страшно, никак?
- Страшно. Понимаешь, смотрят на меня, а меня-то едва видят... Ну, ладно, - Виктор махнул рукой и снова протянул ему книжку. – Так посмотришь?
- Давай.
Тут же, на ступеньках, Гений быстро перелистал записную книжку и молча вернул ее Виктору. Тот так же молча убрал ее обратно в карман.
- Так я не понял, познакомишь ты меня со своей девчонкой или нет? – снова вернулся к интересующей его теме Гений.
"Почему бы и нет"? – подумал Виктор и ответил:
- Если она возражать не станет.

- ...Между прочим, Гений так и рвется с тобой познакомиться, - сказал Виктор, и Ирина удивленно вскинула на него ресницы:
- Кто-кто? Какой гений?
- Мой друг, - засмеялся Виктор. – Вообще-то он Женя, но мы его Гением зовем.
- Что, такой умный? – заинтересовалась Ирина.
- Обычный.
- А почему тогда?..
- Да вот повелось так... давно уже.
Они сидели под мостом, на изогнутой дугой бетонной ограде, которая ничего не ограждала и служила скорее импровизированной скамейкой для молодежных компаний, которые очень любили собираться здесь по вечерам. Метрах в пятидесяти, чуть ниже маленькой бетонированной площадки, где расположились Виктор и Ирина, лениво текла неглубокая заросшая, замусоренная речка. Еще дальше виднелась железнодорожная насыпь, над ней – паутина проводов. По громыхающему мосту неслись автомобили и троллейбусы, а внизу у реки было почти тихо, и не скажешь, что центр города.
Сидел, строго говоря, только Виктор. Ирина же лежала на его подстеленной под спину легкой куртке, положив голову ему на колени. Спине было не очень удобно на жестком крошащемся бетоне, но очень уж не хотелось убирать с Викторовых колен голову.
- Говорят, еще лет тридцать назад по этой реке ходили лодки, - задумчиво проговорил Виктор. – Можешь себе такое представить? А теперь, наверное, ее можно вброд перейти.
- Жаль речку, - согласилась Ирина.
- Тебе не холодно? – спросил он, склоняясь к ней. Она помотала головой. – Не врешь? Ну, смотри...
- Если твой друг так уж хочет со мной познакомиться, - сказала Ирина, - то давай. Мне даже интересно посмотреть на человека с таким именем. А он, наверное, гораздо умнее тебя?
- Раз в десять, - серьезно подтвердил Виктор.
- И красивее?
- Несомненно. Девушки его просто на части рвут.
Ирина засмеялась.
- Врешь ты все! Ты самый-самый... правда! Лучше тебя никого нету. Витя! – позвала она, и он внимательно посмотрел на нее сверху вниз. Как всегда, от его взгляда сердце у Ирины ухнуло куда-то в живот. – Витя! Поцелуй меня, Витя. Только не так, как всегда. Поцелуй по-настоящему. А?
Почему-то он заколебался. У него вдруг стало такое лицо, как будто он решал в уме очень сложную математическую задачу. Обескураженная Ирина приподнялась, потом села рядом с ним. Он по-прежнему смотрел на нее со странным выражением; "Как будто решает, можно или нет меня поцеловать", - мелькнуло у нее в голове. Будь это кто другой, Ирина немедленно устыдилась бы свой наглости и того, что осмелилась первая навязываться парню. Но это был Виктор, и ни о каком стыде речи идти не могло, она только испугалась, что сделала что-то не то.
- Витя, ты что?..
Вздрогнув, как будто очнувшись, Виктор подался вперед, и Ирина наконец могла насладиться его поцелуем, гораздо более чувственным, чем его обычное мимолетное касание губ при прощании, и его объятиями. Обнимал он ее, впрочем, весьма осторожно, как хрустальную вазу. Ирину эти аккуратные, почти бесплотные касания удовлетворить никак не могли, она обхватила его за пояс и крепко к нему прижалась. Виктор резко выдохнул воздух, как будто она ударила его под дых, и быстро проговорил ей на ухо внезапно охрипшим голосом:
- Ирка, не буди во мне зверя, я не железный!
- А я, может, хочу разбудить, - храбро прошептала в ответ Ирина.
Его спина напряглась под ее ладонями.
- Не сходи с ума! – заявил он и отстранился. Смуглое лицо его полыхало темным жаром, особенно ярко горели темно-алые пятна на скулах. Ирина восхитилась – так это было красиво.
Но он, конечно, был опять прав. Бросаться вниз головой в неизведанное не стоило. То есть, это только для Ирины оно было неизведанное; Виктор, как она полагала, уже это давно изведал, и именно поэтому был с ней так деликатен. Она сумела это оценить.
- Мне так хорошо с тобой, Иришка, - вдруг тихо сказал он, привлекая Ирину к себе, и она охотно прильнула к его плечу.
- Мне тоже, - ответила она, подняла на него глаза и, вдруг зацепив что-то краем взгляда вверху, на мосту, резко повернула голову и оцепенела.
- Что? – испугался Виктор. – Что?
- Смотри... – прошептала Ирина, обхватила руками его голову и повернула.
На мосту стоял Артем. Сложив руки на пыльной чугунной ограде и налегая на нее грудью, он смотрел вниз, прямо на обнимающуюся парочку. Встретившись с ним взглядом, Виктор разомкнул объятия и встал.
- Ты куда? – испугавшись сама не зная чего, Ирина схватила его за руку.
- Пойду поговорю с ним, - ответил Виктор, не глядя на нее.
- Не надо! Не ходи, Витя.
Но он все-таки высвободился и стал подниматься на мост по искрошенным бетонным ступеням. Ирина, не ожидавшая от встречи двух молодых людей ничего хорошего, последовала за ним, чтобы вмешаться, если потребуется. Поднявшись наверх, она вздохнула с облегчением: Артема на мосту уже не было. Виктор стоял и разочарованно озирался по сторонам.
- Где он? Куда подевался? Ты видишь его, Ир?
- Нет, не вижу, и черт с ним. Не надо, Витя, оставь. Может быть, это вообще был не он. Может быть, мне показалось.
Чуть помедлив, Виктор кивнул, но в глазах у него было большое сомнение.
Они еще побродили по улицам, но обоим было немного не по себе, и Ирина сказала, что лучше пойдет домой.

Нетрудно было догадаться, что синий "Форд" вот уже второй квартал крадется вдоль тротуара за Виктором отнюдь не потому, что водителю его захотелось вдруг полюбоваться архитектурными красотами города. Сначала Виктор решил посмотреть, у кого первого сдадут нервы, но вскоре понял, что шуршание шин за спиной раздражает его слишком сильно, чтобы продолжать терпеть и прикидываться слепым. Он остановился, развернулся и взглянул сквозь сильно тонированное лобовое стекло прямо туда, где по его расчетам, должно было находиться лицо водителя. "Форд" немедленно затормозил, прижавшись к бордюру как только можно было тесно. Дверца с пассажирской стороны приглашающе распахнулась. Виктор усмехнулся и без колебаний забрался в салон. Судя по поведению Артема, разговор намечался мирный. Пока что мирный.
- Прямо как в кино, - сообщил он молча взиравшему на него Артему. – Тебе нравятся киношные эффекты?
- А тебе понравилось, как целуется Ирина? – очень тихо и очень яростно спросил Артем. – Понравилось? Сладкая она девочка?
- За такие вопросы, вообще-то, зубы вышибают, - так же тихо ответил Виктор, внутренне подобравшись. Артем так пристально и так недобро его разглядывал, что он почувствовал, как на щеках выступает румянец.
– И что такого в тебе нашла Ирина? Не понимаю, – проговорил Артем как бы про себя.
- Это уж ты лучше у нее самой и спроси...
- Послушай, - оборвал его Артем, что-то вдруг решив. – Мы с Иркой вместе уже год. Я ее знаю, и она меня знает, у нас уже все обговорено. Куда ты сунулся со своим рылом? Разве это для тебя девчонка? Я ведь кое-что знаю о тебе. Навел справки. Ты ведь бомж и чернорабочий, то есть фактически никто и ничто, ноль без палочки, и никогда ничего не добьешься. Лет через пять ты сопьешься, как твоя мамаша; через десять – будешь собирать по свалкам бутылки; через пятнадцать – подохнешь в какой-нибудь подворотне или будешь протирать нары. У таких, как ты, иначе не бывает. Может быть, я ошибся в сроках, но в остальном прав на сто процентов. Ты Ирку не сумеешь обеспечить. Ты и себя одного обеспечить не можешь.
Виктор слушал молча, испытующе глядя ему в лицо. Все "пророчества" Артема его ничуть не тронули. Его немного удивило только, откуда Артем узнал о пристрастиях его матери.
- У Ирки талант и будущее, - продолжал Артем, все сильнее распаляясь. – Но ей надо работать и работать, ни на что не отвлекаясь. А с тобой она как будто рехнулась, все забросила, чуть экзамены не провалила. Ты же ее вниз, к себе тащишь!..
От всех этих банальностей Виктору стало скучно. К тому же он отлично понимал, что Артем не за Ирину беспокоится, а за себя. Не отвечая, Виктор потянул ручку двери, намереваясь выбраться из салона и тем самым оборвать глупейший разговор, слишком похожий на выяснение отношений каких-нибудь сериальных мачо. Но Артем, покраснев от гнева, с неожиданной силой схватил его за руку и дернул:
- Сиди! Тебе разве нечего мне ответить?
- По правде сказать, нечего.
- Значит, от Ирины ты не отвяжешься?
- Я к ней не навязывался, - сказал Виктор, прямо на него глядя.
- Оставишь ты ее в покое или нет?! – крикнул Артем. Он еще довольно неплохо, впрочем, владел собой. Он только разозлился, но все еще не потерял уверенности в полном своем превосходстве над соперником. – Учти, я теперь с тобой по-хорошему говорю, в другой раз не так будет, если не послушаешь!
- Да ты не сказал ничего такого, чтобы тебя послушать.
- Так ты ничего не понял? Тебе по-другому объяснить надо?
- Попробуй, - серьезно сказал Виктор.
Артем, конечно, блефовал. Даже не учитывая, что не слишком разумно размахивать кулаками в ограниченном пространстве автомобильного салона, все равно он не решился бы затеять драку с Виктором. Тот хотя и не мог похвастать высоким ростом, будучи совсем ненамного выше Ирины с ее метром семьюдесятью, но все же был достаточно крепкого сложения, чтобы одним ударом свалить высокого, но худосочного Артема. Это Артему было ясно. Но у него были и другие методы, гораздо более эффективные, чем драка один на один.
- Я попробую, - пообещал он, волевым усилием заставив себя успокоиться. – И когда тебе будет мучительно больно, когда ты останешься калекой, ты пожалеешь о своей недогадливости. На всю жизнь запомнишь Артема Белого.
- Оригинальная фамилия, - заметил Виктор. – Или это "погоняло"? Тебе, впрочем, подходит.
Артем пропустил его замечание мимо ушей.
- Ирка тебя тогда все равно бросит. Думаешь, она станет с калекой возиться? Не станет, она не такая. Она избалованная, привыкла, чтобы о ней заботились, а сама – не умеет и не желает.
- Так значит, дело за малым: всего лишь переломать мне руки-ноги. Уверен, у тебя легко получится.
- Нарываешься? – зловеще, холодно спросил Артем. - Смелый очень нашелся?
- Пока что нарываешься только ты! – сказал Виктор, чувствуя, что последние капли хладнокровия его покидают. Наглый, заносчивый и самоуверенный Артем сильно действовал ему на нервы. На взгляд Виктора, он был совсем как шавка, которая лает на прохожего, но укусить не решается. Может быть, Артем был достаточно крутым, чтобы натравить на соперника свору шавок покрупнее и посмелее, но сам по себе он не представлял ровным счетом ничего, при всех своих распальцовках. – Ну, прощевай! Приятно было поболтать...
- А какая Ирка в постели? – снова перебил его Артем, кривя губы самым отвратительным образом. – Ты уже попробовал или еще нет?
- Ну ты и сука! – поразился Виктор и, прежде, чем Артем успел еще что-либо сказать, схватил его за шею и с силой приложил физиономией об руль. Артем вскрикнул и схватился руками за раскровавленные лоб и нос, а Виктор спокойно выбрался из "Форда", прикурил и неспешно пошел по улице, как будто и не было никакого разговора. Но чувствовал он себя неспокойно. Угроз Артема он не испугался, но следовало держаться настороже: искалечить человека проще простого, а Виктору очень не хотелось попасть в больницу с множественными переломами и сотрясениями. Да и кому хотелось бы?
Еще до армии, после того, как его избили трое парней из "Ауди", у Виктора завелась привычка носить с собой выкидной нож: небольшой, в длину меньше ладони, в умелых руках он тем не менее мог стать серьезным оружием. Вернувшись, он рассудил, что постоянное ношение оружия может спровоцировать его на какие-нибудь нехорошие поступки, которые могут аукнуться тесным общением с милицией; сознание того, что в любой момент в его ладонь может удобно лечь рукоять ножа, давало опасную иллюзию защищенности и вседозволенности. И Виктор убрал нож поглубже в шкаф, чтобы не маячил перед глазами и не соблазнял. Теперь, видимо, пришла ему пора снова занять свое место в кармане джинсов.
"Ирине я, конечно, ничего не скажу, - размышлял Виктор, уходя все дальше от Артема, который в этот момент, ругаясь сквозь зубы самыми страшными словами, пытался салфетками остановить кровь, лившуюся из разбитого носа. – Ее вообще нельзя впутывать... то есть, насколько это вообще возможно, ведь весь сыр-бор из-за нее начался. Лучше бы она ничего не узнала. Но если скажет Артем? Если припугнет ее? Припугнет, естественно, не тем, что испортит жизнь ей, а тем, что устроит "темную" мне. На Ирку угроза, пожалуй, подействует, особенно если Артем добавит красочных подробностей. Она художница, натура впечатлительная... Что, если она ради моего спокойствия решит со мной же распрощаться? Тогда, пожалуй, Артем пожалеет о том, что на нее надавил. Не думает же он, что неуязвим. Или что у меня не хватит духу стукнуть его посильнее, чем сегодня. Да... надо было, пожалуй, объяснить ему все сразу, потому что впечатление догадливого парня он не производит. Умный – да, но не догадливый... Ох и кроет он сейчас меня, наверное!"
Артем, в самом деле, изрыгал в его адрес такие ругательства, что ему самому становилось страшно. На глазах вскипали и тут же высыхали злые слезы: впервые в жизни ему разбили нос, к тому же сделал это человек, которого он ни во что не ставил. Да еще так подло! Артем многое отдал бы, чтобы увидеть, как избитый до полусмерти Виктор ползает по земле у его ног, плюя кровью. И чтобы Ирина тоже это увидела...
- Вы у меня оба кровавыми слезами плакать будете! – пригрозился Артем, бросая на пол салона очередную пропитавшуюся кровью салфетку. Кровь все не унималась, ею были закапаны и брюки, и чехлы сидений, и это тоже страшно бесило Артема. Никогда в жизни он не был так зол.
Впрочем, еще хуже ему было, когда он стоял на мосту и смотрел на целующихся Ирину и Виктора. Внутри него все кипело. Никогда раньше ему не приходилось испытывать одновременно боль, зависть, отвращение и ненависть. Вероятно, нечто подобное ощущал несчастный влюбленный священник, когда наблюдал Эсмеральду в объятиях капитана Феба. Когда Артем увидел, как Ирина обнимает своего черномазого молодчика, прижимается к нему, его натуральным образом затрясло. Ему так нравилась мысль взять в жены девушку чистую и непорочную, он так берег Ирину – берег для себя, для первой ночи, - и вот его чистая и непорочная почти невеста, почти жена в мыслях, тискается с каким-то проходимцем! И кто знает, как далеко зашло у них дело... Артем не мог больше смотреть и ушел, забрался в машину и стал ждать, когда парочка выберется наверх и пойдет прогуливаться дальше. С час назад совершенно случайно он наткнулся на них на улице и тут же решил немного последить за ними. Он давно уже испытывал необходимость поговорить с Виктором, и теперь нужно было только дождаться, пока он останется один...

-5-
Успокоиться после глупейшего, но эмоционального разговора никак не удавалось, и вместо того, чтобы вернуться домой и лечь спать, Виктор отправился в одинокий рейд по ночным улицам. Гений или Гришка охотно составили бы ему компанию, но ему именно хотелось побыть одному, успокоиться и остыть от кровожадных мыслей.
Ближе к полуночи, все еще переполненный отнюдь не положительными эмоциями, Виктор понял, чего ему хочется. И удивился. Со школьного возраста привыкнув всегда рассчитывать только и исключительно на себя, Виктор вдруг испытал острую необходимость поплакаться кому-нибудь в жилетку, пожаловаться, попросить совета и вообще просто поговорить о жизни. И он даже знал, кого хочет видеть в качестве собеседника.
Вернее, собеседницы.
Без пяти минут двенадцать Виктор стоял с трубкой телефона-автомата у уха, слушал длинные гудки и ужасался на себя: "Что я делаю?" Он хотел положить трубку, но рука его не послушалась. А когда услышал девичий милый, чуть усталый голос, то не сразу смог выговорить:
- Лена, это я, Виктор. Я вас не разбудил?
- Нет, - в голосе Лены слышались одновременно удивление, страх и радость. – Я еще не ложилась. Что у вас случилось, Витя? Что-нибудь с Лизой?
- Нет, ничего. Мне только очень нужно с вами поговорить.
- Сейчас?
- Если для вас это не очень поздно.
- Не очень. Где вы сейчас, Витя?
Виктор объяснил. До Лениного дома было рукой подать.
- Вы можете выйти? Я вас встречу.
- Знаете что? Давайте лучше вы придете ко мне...
- К вам? – смутился Виктор. Раньше он никогда не бывал у нее дома, и теперь тоже было не самое подходящее время для визита... и знакомства со строгой мамой. Лена даже на расстоянии угадала его смущение.
- Не беспокойтесь, - услышал он легкий смешок. – Мама сегодня ночует у подруги на даче, и я дома одна. По правде сказать, мне не спится... жутковато одной. Так зайдете? Вы меня очень обяжете.
Через несколько минут Виктор уже подходил к обитой деревянными планками двери. Едва он остановился, дверь словно по волшебству распахнулась ему навстречу. На пороге он увидел улыбающуюся Лену в брюках и мягком джемпере, с русой косой через плечо.
- Я вас так давно не видела, - говорила она, буквально затаскивая его в квартиру за руку. – И ужасно обрадовалась, когда вы позвонили. Хотя и перепугалась тоже. Мало ли что, время позднее, да и раньше вы никогда не звонили. У меня сердце в пятки упрыгало.
- Я вас не хотел пугать.
- Знаю. Ну, проходите, проходите, вот сюда.
Такие комнаты, как зал в Лениной квартире, Виктор раньше видел только в кино: круглый, накрытый вышитой скатертью стол посередине, над столом абажур с бахромой, деревянные лакированные стулья и два плюшевых, явно старых, кресла, блестящие стеклом книжные шкафы по стенам, старый телевизор в углу. Комната выглядела очень старомодной, но уютной.
- Все осталось, как было при бабушке, - пояснила Лена, заметив его интерес. – Мама не хочет ничего переделывать. И мне тоже вот так нравится.
Отказавшись от помощи, она ходила из кухни в комнату и обратно, приносила чашки, заварочный чайник, печенье. Держалась она очень естественно и непринужденно, как будто обычным делом было проводить ночи наедине с молодыми людьми, в притихшей квартире.
- Так что у вас стряслось, Витя? – спросила Лена, пододвигая ему через стол чашку с чаем. – Ведь лично у вас что-то стряслось? Иначе вы не пришли бы.
- Пожалуй, - согласился Виктор. – Глупо получается, Лена, я ведь у вас совета пришел просить... ну то есть не совсем совета...
- Почему же глупо?
- Да дело очень личное, и никто кроме меня самого решить тут не может, я понимаю... Глупо обсуждать такие вещи, да я вот пришел...
- Говорите же, Витя, говорите, - поторопила его Лена почти шепотом. Она смотрела на него во все глаза, и щеки ее медленно покрывались румянцем. Виктор взялся за голову обеими руками и сказал, глядя в скатерть:
- Я встретил девушку – очень хорошую, очень родную, как будто часть себя отыскал. Мы всего два месяца знакомы, но кажется, что всю жизнь вместе прожили. И она то же чувствует... Банально, да? – Виктор вскинул на Лену глаза и изумился: щеки ее были пунцовыми. – Что вы, Лена?
- Ничего, Витя, говорите, - повторила Лена, странно, заворожено на него глядя. Она была очень взволнована.
Виктор вздохнул, снова вперился в изящный цветок, вышитый на скатерти, и продолжил:
 - У нее жених есть. То есть был. Они давно встречались, целый год уже и, кажется, пожениться даже хотели... а тут я влез. Этот жених – его Артем зовут, - такой... цепкий парень, с головой. Нагловатый только, но ей, наверное, нравился, раз встречались. Я, впрочем, тоже не овечка, - заметил Виктор в скобках. – Мы с ним говорили сегодня, и он много чего высказал. Злой очень на меня, да и чего странного: я, если б кто влез вот так, вовсе по стенке бы размазал, вообще без разговоров... Ну вот, много чего он наговорил, только сводится все к одному: ты, говорит, пыль и грязь у ее ног, и ничего больше. Ее, говорит, обеспечивать надо, и я смогу, а ты – нет. И как-то уж очень у него уверенно это вышло, про обеспечить-то, как будто только это и важно... Я идеалист, Лена? – перебил себя Виктор, снова быстро вскинув на слушательницу глаза.
Лена медленно кивнула:
- Пожалуй, да. А что, эта девушка так избалованна?
- Не избалованна... но только привыкла, что у нее все есть. Все, понимаете? И он, Артем, сумеет сохранить все, как есть, как прежде было. А со мной ей придется все менять. Вы знаете, как я живу.
- Почему же ей, Витя? Почему не вам? Вы еще очень молоды и сможете добиться всего, чего захотите.
- Но я ничего не хочу, - тихо возразил Виктор.
- Так не бывает!
- Вернее, мои "хочу" не касаются непосредственно меня, - поправился Виктор. – У меня все есть, что нужно.
- Все? И вы спокойны?
- Нет, не спокоен. Но при чем тут спокойствие? Я говорил о том, что ничего не хочу менять в жизни.
- Даже ради любимой девушки?
- Если мы впрямь предназначены друг другу, мы должны хотеть одного и того же.
- Вы, вправду, так думаете?
Виктор не ответил.
- Вы действительно идеалист, - с удивлением проговорила Лена. – И прежестокий при этом. Разве можно судить так жестко? Вы вообще уверены, что любите эту девушку? Ради любви люди готовы на все, не задумываясь и не рассуждая.
- Я готов на все, - быстро и горячо сказал Виктор. – Но только не переламывать себя. Что же это получится? Разве это я буду?
- Вы так цените свое "я"! А ее?
- Не меньше! Может быть, даже, еще сильнее. И где я сказал, что она должна поступиться своим "я"? Нам только нужно понять, чего мы хотим – мы, вместе! Если она не захочет ничего менять, то лучше ей вернуться к Артему и выйти за него замуж.
- Витя, - вдруг печально, едва ли не с тоской, сказала Лена, - зачем вы пришли? Ведь вы, кажется, уже все решили. Никакие советы вам не нужны. Или, может быть, вы на самом деле не верите в то, что говорите, и хотите, чтобы вас убедили? Или переубедили?
Повисло долгое молчание. Виктор, по-прежнему сжимая голову руками, смотрел в скатерть и кусал губы. Разговор с Леной не облегчил его душу, как он надеялся, а, напротив, лег на нее еще одним камнем. "Если ты не можешь – ну, или, скажем, не хочешь, - жениться на девушке, нужно ли уступить ее прежнему жениху? Тьфу, что за слово такое "уступить"? Разве она вещь? Или комнатная собачка?" Со щек Лены сбежал румянец, она сидела бледная и задумчивая, и тихонько помешивала ложечкой остывший чай. "Кажется, я и ее расстроил, - подумал Виктор, посмотрев на нее. – Но неужели она приняла близко к сердцу все, что я тут наболтал? С чего бы? Какая она бледная! Вот-вот заплачет..."
- Простите меня! – вырвалось у него. – Не знаю, чем именно я вас расстроил, но простите, пожалуйста. Не плачьте.
- Что вы, я совсем не расстроена и не собираюсь плакать, - ответила Лена, улыбаясь сквозь слезы и качая головой. – Устала просто немного.
- А я вам еще и спать не даю, - огорченно сказал Виктор. – Давайте я помогу вам тут все убрать, и пойду.
- Уже очень поздно... Куда вы пойдете?
- Домой, конечно.
- Оставайтесь лучше у меня. Я на диване постелю, вам удобно будет. Или о вас дома станут беспокоиться?
- Нет, не станут, - ответил удивленный Виктор. – Но лучше я все-таки пойду.
- Вы что, боитесь меня? Я не кусаюсь.
- Не хочу вас стеснять...
- Здесь три комнаты! Я лягу в одной, вы – в другой, еще одна остается свободной, где же тут стеснение?
Пришлось соглашаться. Виктору, впрочем, и без того не очень хотелось идти ночью через весь город до общежития. Вместе с Леной они убрали со стола, и Виктор настоял, чтобы самому вымыть посуду. Тем временем Лена сделала ему постель. "Вот она никого и никогда не заставила бы меняться ради нее, - подумал Виктор, споласкивая чашки, - несмотря на то, что наговорила мне сегодня. Несмотря на ее сомнения в моей искренности... в которой я и сам, впрочем, не слишком уверен. Да, вот она не стала бы... А что, интересно, на этот счет сказала бы Иришка? Мы ведь никогда не обсуждали, как будем жить через год, два, три... Как будто всегда будет только "сейчас", и никогда не наступит "потом". Да и честно говоря, не хочется об этом говорить..."

-6-
Димка в свои пятнадцать вымахал длинный и тощий; на Виктора (как и на отца) он смотрел сверху вниз. И смотрел без дружелюбия, хотя Виктор пока не сказал ему ни одного резкого слова. Скорее всего, Димка его просто не помнил, или помнил, но очень слабо: у Вадима было много друзей, и почти ни с кем из них его младший брат не общался из-за серьезной разницы в возрасте. А когда мальчишка пытался лезть в компанию к взрослым – как им тогда казалось, - парням, его беззлобно прогоняли.
Виктор не шел специально, чтобы поговорить с Димкой, ему просто повезло. Когда совесть окончательно его замучила, он решил навестить таки Ивана Петровича, как обещал еще по весне. Встретили его, как и в прошлый раз, радостно и почти по-семейному; и между делом, воспользовавшись недолгой отлучкой жены, Иван Петрович поинтересовался, не узнал ли он чего насчет Димки. С большим огорчением Виктор ответил, что нет, и тогда Иван Петрович сообщил:
- А он уже неделю как дома... Сидит в комнате, в игрушки компьютерные режется, не ходит никуда. Даже матери помогает, если попросишь, не огрызается. Вроде тихо все, но ждешь и не знаешь, когда опять сорвется...
- Поговорить с ним? – предложил Виктор.
- Попробуй, Витя...
Димка сидел, уткнувшись в монитор, и вторжения в свою комнату постороннего сначала не заметил. Так что Виктор получил возможность быстренько оглядеться: вполне стандартно захламленная и завешенная разнообразными постерами комната подростка, с полусантиметровым слоем пыли на столе и книжных полках, с пустыми стаканами и тарелками на полу возле кровати. Наверняка пацану пришлось выдержать не одну кровопролитную битву с матерью за право самому хозяйничать в своей комнате. Весь этот беспорядок должен был страшно бесить Ларису, но, раз заключив договор "о невторжении" с сыном, она старалась честно придерживаться его условий.
Сам Димка тоже был вполне обычным пацаном: длинный, неуклюжий, с давно нестриженой копной русых волос, собранных в нечто, что с некоторой натяжкой можно было назвать хвостом. На брата он абсолютно не походил ни ростом, ни лицом.
- Привет, - сказал Виктор, воздвигаясь позади его кресла. – Как жизнь молодая?
Щелкнув клавиатурой и поставив игру на паузу, Димка оглянулся через плечо с ясно читаемым вопросом в светло-карих глазах: "Ну и кто ты вообще такой и какого хрена тут делаешь?"
- Не помнишь меня? – осведомился Виктор и протянул руку. – Виктор.
- Помню, - буркнул Димка без особого восторга. – Ты тот самый придурок, вместе с которым Вадька на спор с крыши прыгал и руку сломал.
- Точно! – восхитился Виктор. – Надо же, и впрямь помнишь.
- У тебя еще "Урал" был, и ты никогда не давал мне на нем прокатиться, - мстительно добавил Димка.
- Ну, допустим, для "Урала" ты тогда мелковат был.
- Ездит он еще?
- Нет, - соврал Виктор. Мотоцикл по весне он снова перебрал и еще раз поставил "на ноги"; "Урал" вроде бы бегал, но садиться на него и сам Виктор побаивался, то и дело ожидая очередного фортеля. Гений ругался на него за лихачества самыми черными словами и грозился разбить "проклятую железяку", но без толку. – Прошлым летом я его в овраг уронил. С концами...
- Жаль, - вздохнул Димка. – Я отца просил купить хоть "Яву", а он ни в какую. Хрен, говорит, тебе, а не колеса...
"Еще бы, - подумал Виктор, - он теперь от всего, что хоть на двух, хоть на четырех колесах, шарахается как черт от ладана. Сам шарахается и тебя не пускает. И правильно, хватит с него одного Вадьки".
Но вслух сказал:
- Так ты хоть шестнадцати дождись, а тогда еще разок попроси.
- Щасс! – отозвался Димка и как-то очень по-взрослому, цинично усмехнулся. – Теперь-то его проси – не проси, фигу одну получишь, и ту – без масла.
- Проштрафился?
Димка снова усмехнулся презрительно, как бы говоря: "А то ты не знаешь!"
- Папаня уже накапал на меня, небось?
Ничего на это не отвечая, Виктор полез в карман за сигаретами и спросил извиняющимся тоном:
- Покурить у тебя тут нельзя?
Вмиг ему было организовано место для курения: окно распахнуто настежь, на подоконник водружен немытый стакан из-под томатного сока. Виктор вольготно расположился в оконном проеме, спиной упершись в одну сторону рамы, а ногами – в другую. С пятого этажа открывался неплохой вид во двор. Димка уселся верхом на подтащенный к окну стул. Памятуя опыт Ивана Петровича, Виктор повел разговор издалека: о жизни, о школе, о кино и журналах. Но все дипломатические ухищрения результатов не дали. Говорить с Димкой было невероятно сложно: он пребывал в том возрасте, когда видят только либо черное, либо белое и не различают оттенков, а любое мнение со стороны, хоть на грамм отличное от собственного, воспринимают крайне агрессивно, в штыки, как попытку "учить жизни". Все через это проходят, но мало кто помнит, каким был в пятнадцать лет. Виктор кое-что помнил и полагал, что общаться с ним было не легче, чем теперь с Димкой. Дружеской беседы решительно не получалось. "Бедный Иван Петрович, - думал Виктор. – Ясно, что паршивец считает свои поступки единственно правильными, и на чувства родителей ему наплевать. Более того, зуб даю, он многое делает им назло, хотя ни за что не признается. Ну и что же с ним делать? Как вызвать на откровенный разговор?"
Пока он размышлял, Димка вдруг выдал злобно:
- Кончай гнать волну! Тебя ведь папаша подослал, выпытать о моих делах, так? Только хрен я чего тебе скажу, ясно? Так ему и передай. И чтоб не лез ко мне больше со своими нравоучениями!
Виктору очень захотелось отвесить ему подзатыльник – так, чтоб грохнулся вместе со стулом. Но Иван Петрович, если вдруг явится на шум, может неправильно истолковать увиденное. Виктор спустил с подоконника ноги и уселся спиной к оконному проему.
- Ты бы об отце так не выражался, - сказал он мирно. – Ты ему, между прочим, жизнь здорово портишь, знаешь ты это? И матери тоже, а у них и без тебя трудностей хватает.
- А тебе какое дело? Кто ты вообще такой, чтобы меня учить?
- Никто, - согласился Виктор. – Но тон ты все-таки сбавь. Давай серьезно поговорим, по-взрослому, раз ты сам начал.
- Да иди ты!
- Я-то пойду, а вот ты можешь допрыгаться. Хоть сказал бы, где пропадаешь, всем спокойнее стало бы. Тебе мать не жалко?
- Да уйдешь ты или нет! – крикнул Димка, вскакивая. – Оставь меня в покое! Чего вы все ко мне лезете?
- Не ори, - тихо попросил Виктор. – Сестренок испугаешь. Я уже ухожу, - он действительно соскочил с подоконника и шагнул к двери. – Но знаешь что, дружок? Не будь поблизости твоих предков, я бы говорил с тобой иначе.
Димка, красный и взъерошенный, зло смотрел на него.
- Я тебе не дружок!
- Учту, - Виктор уже взялся за ручку двери, но вдруг передумал, вернулся к Димке и сказал проникновенно: - Я очень уважаю твоего отца, Дима. Очень. Но будь я на его месте, с тобой церемониться не стал бы. Есть люди, которые не понимают слов, и ты, кажется, из таких. Ведешь себя по-свински, и дурь из тебя можно выбить только силой.
- Только попробуй меня хоть пальцем тронуть! Увидишь, что будет.
- А ничего не будет. Да не бойся, не буду я тебя... трогать.
Димка покраснел так, что, казалось, вот-вот кровь хлынет через поры. Усмехнувшись про себя, Виктор напоследок строго оглядел его с ног до головы, прищурившись, и вышел из комнаты. В коридоре его перехватил Иван Петрович.
- Ну как? – спросил он с надеждой.
- Плохой из меня дипломат, дядь Вань, - ответил Виктор с грустной усмешкой.

Тем же вечером он повел Ирину знакомиться с Гением. Встреча была назначена в обычном месте, среди сарайчиков, и Виктор посоветовал Ирине обойтись без каблуков и коротких юбок. Она охотно послушалась и сменила обычный свой наряд на свободные полотняные штаны и мягкие мокасины. Но даже так она выглядела слишком нарядной рядом с Виктором.
- Что с тобой сегодня? – спросила она, заметив, что Виктор необычно молчалив, задумчив и даже мрачен. Брови его то и дело сходились к переносице; он вдруг спохватывался, и тогда лицо его разглаживалось, но через минуту он снова хмурился.
- Так... разговор был неприятный, - без охоты отозвался он.
- С кем?
- Ты его не знаешь. Не будем об этом, Ириш.
В молчании они дошли до двора. Увидев ряды сараев, громоздившихся между домами, где, по первоначальному проекту, задумывалась детская площадка, Ирина удивленно помотала головой.
- Вот уж не знала, что такое еще есть! А почему мы именно сюда пришли?
- Я тут жил раньше. Вон Гений, жердь длинная, уже маячит.
Не успел Виктор представить Ирину и Гения друг другу, как они захлопали глазами и одинаково неуверенно заулыбались:
- Ирина?
- Женя?
- Вы разве знакомы? – с подозрением спросил Виктор.
- Выходит так, - растерянно засмеялся Гений и поскреб затылок. – Понимаешь, пересекались несколько раз на всяких тусовках, у общих знакомых. В институте ведь многие друг друга знают... Ну ты, Вить, даешь, какую жар-птицу подцепил! К ней знаешь, сколько народу подкатывалось?
Ирина покраснела.
- Перестань. Что ты несешь?
- Чистую правду говорю!
- Придержи ее лучше при себе. А вот почему ты, Женя, не поведал, как тебя друзья зовут? Я бы тогда сразу догадалась.
- Зачем такое имя трепать? – усмехнулся Гений. – Между прочим, Вить, ты бы предложил девушке сесть, ноги ведь не казенные.
Виктор молча отпер сарай и вытащил на траву старое покрывало. Ирина села, попутно с любопытством заглянув внутрь сарайчика.
- Ого! Это твой агрегат? Покатаешь?
- Он не на ходу, - соврал Виктор. – Я отойду на минутку покурить, ладно?
Пока он курил, Ирина озиралась по сторонам. Гений, поджав длинные ноги, пристроился с ней рядом на краешке покрывала.
- Ты Темке отставку дала? – спросил он тихо.
Ирина вздрогнула.
- Не хочу о нем говорить! – отрезала она.
- Да не, я ничего, так просто... А насчет Витьки вот что скажу: он парень отличный, но иногда бывает очень тяжелый. Ну очень. Ты с ним помягче.
Ирина посмотрела на Виктора, который с отрешенным видом сидел на лавочке у подъезда и стряхивал пепел себе под ноги.
- Вы давно знакомы?
- Лет пятнадцать, - ответил Гений. – Вместе в детский сад ходили.
- Странный он сегодня какой-то... – вздохнула Ирина.
- С ним бывает. То ничего, а то захлопнется, не достучишься. Привыкай. Он знаешь, чего учинил, когда ему повестка пришла? Молча взял и уехал, никому не сказавшись. Вот прям-таки и сорвался. И не писал два года. Я, между прочим, до сих пор не знаю, где он служил.
- Я тоже.
- Шифруется... – печально сказал Гений и вдруг встрепенулся. – Слушай, Ир, а твоего брата ведь Кириллом зовут?
- Да, - ответила удивленная резкой сменой темы Ирина. – А что?
- Да так... Витька! – крикнул он навстречу идущему к ним Виктору. – Помнишь книжку, которую ты мне посмотреть давал? Ту самую, где Димки Туранина приятели записаны?
- Ну?
- Я все ломал голову, почему мне одно имя там знакомым показалось, - задумчиво проговорил Гений. – Не сообразил, пока ее вот не увидел, - он кивнул на Ирину. – Ее братец, Кирюха Фролов, тоже, понимаешь, среди прочих там числится...
- Так ты Фролова? Буду теперь знать. Однако, какое совпадение... – Виктор потер щеку. – Надо было вам раньше очную ставку устроить. Ир, мне, пожалуй, нужно с твоим братом переговорить. Можешь нас свести?
- Зачем? – снова встревожилась Ирина. – У него неприятности?
- Не у него. У его приятеля. Ир, во как нужно, - Виктор провел ладонью по горлу. – Я тебе все объясню, только попозже.
- Попробую... – растеряно пообещала Ирина и подумала: "Все-таки что-то здесь не так. Он весь на взводе, видно же, и наверняка из-за того неприятного разговора, о котором не захотел рассказывать. И Кирилл, кажется, тоже имеет к этому отношение. Но какое? Почему Виктор уходит от ответов?"
- Я вас еще ненадолго оставлю, - сказал вдруг Виктор виновато. – К Лизке не заходил уже три дня, сбегаю проведать, как она там. Подождешь, Ир?
Ирина кивнула, и Виктор торопливо скрылся в подъезде, около которого только что курил.
- А что у него вышло с мамой? – спросила она тихонько. Гений посмотрел на нее странными глазами и помотал головой:
- У него самого спроси.
Разговор не клеился. Непонятная тревога продолжала грызть Иринино сердце. Не помогала даже непринужденная болтовня Гения, который честно пытался ее развеселить. В ответ на его шутки Ирина рассеянно улыбалась и снова уходила в задумчивость.
...Виктор вернулся минут через двадцать. При взгляде на его лицо сердце у Ирины рухнуло в пятки: такого выражения ей еще видеть не приходилось. Глаза его сверкали, на пылающих скулах гуляли желваки, губы были сжаты в ниточку. Дышал он неровно, как после долгой пробежки.
- Ничего, - сдавленно сказал он на испуганный взгляд Ирины, вставшей ему навстречу. – Я сейчас.
Он с размаху сел на землю и уткнулся лбом в подтянутые к груди колени. Гений смотрел на него встревожено, но молчал.
- Господи, как же мне все это надоело! – пробормотал Виктор тихо, но с большим чувством. – Когда же она только сдохнет наконец!
- Кто? – испуганно спросила Ирина.
Гений дернул ее за руку и сказал быстро:
- Не спрашивай! Оставь его.
- Ты понимаешь что-нибудь? – повернулась к нему Ирина.
- К сожалению, да, - мрачно ответил Гений.
Минут пять прошли в молчании. Виктор так и сидел, не разгибаясь и не двигаясь, только плечи его иногда чуть заметно вздрагивали как бы в судороге. Ирина в сильной тревоге поглядывала то на него, то на Гения. Ей было отчего-то больно и очень страшно. Гений стоял, прислонившись спиной к стене сарая, и молча ждал. Наконец, Виктор поднял голову. Его лицо пылало, а глаза неестественно блестели.
- Все, я в порядке, - сказал он почти нормальным голосом.
- Воды тебе принести? – спросил Гений.
- Не надо. Черт, и понесло же меня туда некстати... Вот ведь денек выдался, - он посмотрел на Ирину и слабо улыбнулся. – Прости, Ириш. Напугалась, да? Ничего, я в норме. Так... психанул слегка.
Ничего не говоря, Ирина опустилась рядом с ним на землю и очень нежно поцеловала его в щеку. Виктор улыбнулся, закрыл глаза и запрокинул голову.
- За это можно и не такое вытерпеть, - сообщил он. – Ирка, ты у меня ангел, знаешь ты это?
- Я подозревала, - скромно отозвалась Ирина. На душе стало немного полегче. – Ты, правда, в порядке?
- Поцелуй меня, - попросил Виктор.
Ирина с удовольствием выполнила его просьбу. Гений кашлянул.
- Не хотите подождать, пока останетесь без свидетелей? Я, между прочим, тоже не отказался бы получить поцелуй.
- Ирка, даже не думай! – предупредил Виктор.
- Изверг ревнивый, - грустно сказал Гений. – Только в щечку, на большее я не претендую!
Ирина, засмеявшись, встала и поцеловала его в щеку. Виктор открыл глаза.
- Что такое? Бунт? Ирка, ты прямо сейчас этому оболтусу смертный приговор подписала!
- Ты разве способен прикончить человека за один поцелуй? – шутливо спросила Ирина, но Виктор вдруг опять помрачнел.
- Сейчас я и не такое способен. Слушайте, давайте уже пойдем куда-нибудь отсюда? Или тебе домой пора? – повернулся он к Ирине.
Та взглянула на небо, потом на часы и вздохнула:
- Пора.
- Тогда пойдем. Гений, не жди меня, ладно?
Всю дорогу Виктор курил и молчал. Это было странно: обычно он никогда не курил при Ирине. Волнение ее все возрастало; она ясно видела, что он очень не спокоен. Только у подъезда она решилась заговорить.
- Витя, если я могу тебе чем-то помочь... – начала она, робко заглядывая ему в глаза.
- Нет, Ир не можешь. Тут никто ничего не сделает. Оставь, не лезь в это.
- Если ты так говоришь...
- Не обижайся. Мне вообще стыдно говорить об этом, понимаешь? С тобой особенно стыдно.
- Чего же стыдиться? – слегка удивилась Ирина. – Ты в ссоре с мамой, что же тут такого...
Виктор быстро и пристально глянул на нее.
- Это хорошо, что ты не понимаешь, - сказал он. – Прости меня за сегодняшнюю истерику, я сам дурак, нарвался.
- Вы обязательно помиритесь, - не очень уверенно сказала Ирина. – Обязательно.
Виктор вспыхнул, поджал губы и отвернулся.
- Нет. Никогда.

-7-
Ирина долго размышляла, насколько серьезной должна быть размолвка между Виктором и его матерью, что после встречи с ней он был сам не свой. Какова бы ни была причина их ссоры, размышляла она, трудно представить, чтобы человек с такой ненавистью говорил о родной матери. Она уже не сомневалась, что ужасные, невероятные слова Виктора: "когда же она только сдохнет", - относились именно к матери, и ни к кому иному. "Как у него только язык повернулся!" – ужасалась она.
Было ясно, что к Виктору с расспросами соваться не стоит; тем более вот уже два дня как он не звонил. Ирина волновалась, не случилось ли чего. И услышав наконец его голос в трубке, обрадовалась, как будто ей позвонил ангел с небес. Виктор, однако, был мрачен. Он сказал, что пока никак не может встретиться с ней, и просил подождать еще несколько дней.
- Какие-то проблемы? – встревожилась Ирина.
- Нет, ничего. Ерунда. Дела кое-какие, - уклончиво ответил Виктор и добавил: - Я люблю тебя, Иришка.
Сказал он это так, что Ирина поняла: никаких особенных дел у него нет, а встречаться он не хочет, чтобы не портить ей настроения. На душе у него все еще было гадко. Даже, пожалуй, еще гаже, чем при их последней встрече. Ирине немедленно захотелось быть рядом с ним, она сообщила о своем желании и в ту же секунду прочувствовала, о чем говорил Гений: Виктор захлопнулся и стал недосягаем.
- Я, правда, не могу, - сказал он мягким, но удивительно чужим голосом. – Потерпи буквально пару дней. Я очень по тебе скучаю.
Вот и все, чего она добилась.
Тогда она решила взять измором Гения.
С первой же встречи между ними установились удивительно легкие, дружелюбные отношения. Хотя виделись они нечасто и всегда в большой компании, Ирина чувствовала к нему большое доверие. У него была очаровательная, более того - обворожительная улыбка. Человек с подобной улыбкой просто не мог оказаться плохим.
После телефонного разговора с Виктором Ирина позвонила Гению и попросила о встрече. Гений страшно удивился и долго мялся и мямлил, прежде чем ответить что-то определенное. Только на вид он производил впечатление язвительного и скорого на язык человека, готового как к решительному нападению, так и к обороне. На самом деле решимости ему часто не хватало в самых обыденных делах. Встретиться он согласился с большой неохотой, и лишь при условии, что Виктор ничего не узнает.
- Ты что, боишься его? – искренне удивилась Ирина.
- Ничего я не боюсь. Просто не хочу, чтоб он знал...
Ирина пообещала, что беседа их останется в тайне.
Встретились они в парке. Не в том, где в мае Виктор рвал черемуху, а в центральном, на главной аллее, где даже в будний день прогуливалось множество людей, в основном юных парочек и молодых родителей с детьми. Все скамеечки оказались заняты, поэтому Ирина ухватила покрасневшего Гения под руку и принялась прогуливаться с ним под липами взад и вперед.
- Почему Витя от меня прячется? – был первый же ее вопрос.
- То есть как это "прячется"? – не понял Гений.
Ирина объяснила. Гений усмехнулся и махнул рукой.
- Не о чем беспокоиться. Он частенько так пропадает, когда на него накатывает. Говорил же я тебе, что с ним тяжело бывает. Покуксится пару дней, и обратно вернется.
- Мне кажется, у него неприятности.
- Очень может быть.
- Ты так легко говоришь об этом!..
- Привык за столько-то лет, - пояснил Гений. – Сколько помню, у Витьки всегда неприятности. Человек такой. Причем сам их себе создает.
- Я не могу не волноваться, - с болью сказала Ирина. – Он где-то там, и у него проблемы. А я ничем не могу помочь.
- Серьезно тебе говорю: расслабься. С ним иначе не получится.
Ирина остановилась под липой, сорвала несколько листов и принялась теребить их в пальцах. Вокруг прохаживались веселые нарядные люди, которым не было до нее никакого дела.
- У меня все никак из головы не идет, какой он от матери вышел, - мрачно проговорила Ирина. – Помнишь, в тот вечер, когда он нас с тобой "знакомил"? Что у них произошло, как думаешь?
Гений промычал что-то нечленораздельное, предчувствуя неприятный разговор, от которого не получится увильнуть.
- Что-то очень серьезное, да? Никогда его таким не видела. Ты знаешь, из-за чего у них ссора?
- Ссора? Витька разве ничего тебе не рассказывал?
- Нет, - сказала Ирина и с надеждой посмотрела на Гения, но тот только головой замотал:
- Ну так и я не буду.
- Женя! Пожалуйста, расскажи! – жалобно попросила Ирина и молитвенно сложила на груди руки. – Для меня это очень важно!
Смотреть на нее равнодушно не смог бы никто, и решимость Гения начала быстро слабеть:
- Он меня убьет, если узнает!
- А мы ему ничего не скажем.
- Точно? Обещаешь?
- Могила! – Ирина сделала страшные глаза.
- Ладно, - сдался Гений. – Не ссорились они. С чего ты вообще взяла? Штука в том, что мать у Витьки пьет очень.
- Пьет! – опешила Ирина, выронив истерзанные липовые листики. – Почему же он молчал?
- А чем тут хвастать?
- Да, правда... И... давно она?..
- Давно, - неохотно сказал Гений. - И с каждым годом все хуже. Витька с ней уж лет шесть воюет, и видишь, до чего довоевался: она его из квартиры выперла...
- За что?!
- А кто знает? Мерещится ей, вишь, что-то. На Витьку с кулаками кидается.
Потрясенная Ирина молчала.
- Отец тоже ненамного лучше мамаши... был, - продолжал Гений. - Чуть что, за ремень хватался. Витька лет до тринадцати вечно весь в синих полосах ходил. Руки, ноги, спина – все сплошь. Потом отпор давать начал, ну, когда отец сильно выпивший был и драться лез. Скандалили здорово... Мать тогда еще не очень сильно пила. Потом, когда отец помер, ее понесло. Я, между прочим, думал, что и Витька вслед за ними покатится, - прибавил Гений. – Он хоть и редко прикладывался, да метко: такое вытворял! И теперь краснеет, когда вспоминает. Только когда отец повесился, его как будто по голове вдарили...
- Повесился? – с ужасом переспросила Ирина.
- Он что, и этого не рассказывал?
- Не-ет...
- Ну так и мне следовало бы помолчать, - огорченно сказал Гений. – Если Витька считал, что тебе все это знать ни к чему... А я, болтун этакий!.. Эх! Прибьет он меня, как пить дать, прибьет.
- Нет, - выговорила Ирина на удивление твердо. – Я должна знать, потому что хочу быть с ним.
- Если ты вправду хочешь быть с ним, то я бы посоветовал тебе смириться и научиться не совать нос в его дела. Он этого страшно не любит, гордый уж очень.
- Как это так – не совать нос? Нельзя же, чтобы у него была своя жизнь, а у меня своя.
- Только так и можно. Иначе вы долго не протянете.
Прислонившись спиной к стволу липы, Ирина задумалась. Ей слабо верилось в то, что говорил Гений. Впервые полюбив, она страстно желала разделять с любимым человеком все, каждую мелочь; а Виктор, если верить словам его друга, как раз этого категорически не хотел. Это было дико и неправдоподобно. Виктор признался, что ему стыдно говорить о матери, и теперь Ирина могла его понять. Но рано или поздно, их отношения неизменно дойдут до такой степени близости, что станет невозможным утаивать друг от друга что-либо. Не мог же он не думать об этом. Непохоже было, чтобы он и дальше собирался держать Ирину на расстоянии.
- Нет, - сказала он задумчиво. – Я так не могу, Женя. Так нельзя, неправильно, бессмысленно. Невозможно всю жизнь закрываться и делить жизнь на свою и чужую.
- Что ты мне это объясняешь? – грустно спросил Гений. – Ты Витьке это расскажи, - вдруг он встряхнулся и заметно повеселел. – Хочешь мороженного? Я лично вот-вот уже расплавлюсь. Пора меня спасать.
Было действительно очень жарко. Даже в тени, под липами, густой горячий воздух дрожал и таял. Ирина глубоко вздохнула и поняла, что и ее тело тоже плавится и вот-вот потечет.
- Ну, тогда пойдем тебя спасать, - сказала она чуть повеселее. – И меня заодно. Я пломбир люблю, а ты?

-8-
Те несколько дней, пока Ирина переживала и терзала Гения, Виктор действительно не хотел и мог ее видеть. Касалось это, впрочем, не только Ирины, а вообще всех людей, знакомых и незнакомых. На душе было так мерзко и гадко, что хотелось лечь ничком, накрыть голову подушкой и забыть обо всем мире. Или еще лучше, умереть. Подобное состояние накатывало на Виктора редко, и причины на то имелись всегда очень серьезные; но уж если накатывало, то бороться с ним было очень сложно. Виктор выдирался из него, как из болота, и иногда процесс этот длился дни, а то и недели.
В болото это он ухнул махом, провалился сразу по шею в тот вечер, когда знакомил Ирину с Гением и по дурости поднялся в материну квартиру. Клял он себя по страшному. "Нужно же было потащиться туда при Ирке! Не мог подождать, болван, чтобы она тебя не видела! Знал же, что сорвешься!" Очень стыдно было за истерику, которую он устроил на глазах у Ирины. Кое-как он с собой совладал, но выдержки его хватило только, чтобы довести Ирину до дома. Дальше он опять раскис. Скандал, в самом деле, случился грандиозный, даже вспоминать было противно. Мать снова была с дымину пьяная, к тому же сидела в кухне в компании какого-то синюшного распухшего мужика, ничуть не более трезвого. Это была новость. Сперва Виктор промолчал (хотя взял мужичка на заметку) и пошел к Лизке, которой уже несколько дней нездоровилось. Но возвращаясь к выходу, он в коридоре наткнулся на материного приятеля, бредущего в уборную, и тот в него неожиданно вцепился. Синюшный мужичок утверждал, что Виктора знает, но не помнит, откуда. Виктор отнюдь не желал выяснять, как и где их сталкивал случай, но мужичок не отпускал его, буквально повиснув на шее. Пришлось применить силу. Мужичок был вял и дрябл, как вареная морковь, и стряхнуть его с себя удалось без труда, однако же без шума не обошлось. Прибежала мать и, завидев милого друга поверженным наземь, с расквашенным носом, закатила истерику и накинулась на Виктора не хуже дикой кошки. Нервы у Виктора сдали, он спиной нащупал дверь и выскочил на площадку, сопровождаемый несущимися ему вслед самыми непристойными ругательствами. Яростное солнце, рождавшееся в нем при каждом столкновении с матерью, превратилось во взрыв сверхновой, и неудивительно, что Ирину так напугало его лицо. Ему казалось, что сам он вот-вот взорвется. Допоздна он шатался по улицам, сознательно ища неприятностей, чтобы хоть как-то разрядить напряжение, но улицы как будто вымерли. Раздосадованный, Виктор вернулся в общежитие, где его перехватил комендант, тоже пребывавший не в лучшем настроении и ищущий, на ком бы сорвать злость. Вернувшийся заполночь Виктор подошел как нельзя кстати: внутренним распорядком строго-настрого запрещалось пребывать за стенами общежития после одиннадцати вечера. Обычно Чуков смотрел на такие нарушения сквозь пальцы, но сегодня случился неудачный день. Произошло шумное объяснение; Виктор совершенно перестал владеть собой и повел себя так, что Чуков, знавший его как человека спокойного и рассудительного, испугался не на шутку и уже хотел вызывать милицию. К счастью, Виктор вовремя опомнился и замолк на полуслове, напугав коменданта еще сильнее. Впервые за несколько лет ему нестерпимо, до дрожи, захотелось выпить водки. Он поднялся к себе в комнату, запер дверь и, борясь с опасным желанием, повалился ничком на кровать и накрыл-таки голову подушкой. К утру его отпустило.
Но нужно было снова идти в материну квартиру. Виктору очень не нравился Лизкин кашель, непонятно откуда взявшийся посреди лета, и он хотел отвести ее к врачу. Позвонить и попросить Лизку спуститься к подъезду он не мог: телефон снова не работал. Виктор выждал день, успокаивая себя и уговаривая не волноваться, а перед выходом на улицу целый час просидел на кровати, занимаясь аутотренингом: "Я спокоен, я спокоен, ничто не может меня взволновать". Ему действительно удалось успокоиться, но ненадолго. Стоило свернуть с улицы во двор, как сердце забилось сильнее и чаще, и к горлу подкатил ком. "Перед дракой и то спокойнее", - подумал он с нервным смешком. Руки его сжимались в кулаки.
Еще не входя в подъезд, он услышал мощный мат, несущийся откуда-то сверху, и сопровождаемый глухими ударами. "Ну что опять?" – подумал он тоскливо, в совершенной уверенности, что неприятности продолжаются.
- Что там такое? – остановившись, спросил Виктор у двух старух, сидевших на лавочке и подъезда и неодобрительно косящихся в темный провал распахнутой двери. Ответ был очень длинный, многословный и не по делу, и сводился к тому, что молодежь совсем распоясалась, посреди бела дня заливают себе глаза, никакой совести и никаких понятий ни о чем нет. Виктор вздохнул обреченно и решительно направился в подъезд.
В дверь материной квартиры с вялым упорством толкался плечистый малый лет тридцати, стриженый под машинку, с мясистым затылком и красной лоснящейся физиономией. Весь тот поток матерной брани, который, не переставая, лился вниз по лестнице, исходил от него. Виктор удивленно сморгнул, узнав Костю, мужа Ольгуни: здесь ему было совершенно нечего делать. Из-за двери несся ответный мат, причем выкрикивал его голос знакомый, но принадлежащий точно не матери. Дверь под вялыми, но сильными толчками Кости грозила вот-вот выломиться из косяка. Следовало подумать об ее спасении. Рискуя здоровьем, Виктор вклинился между нею и Костей и приготовился принять следующий толчок на себя. Но Костя оказался не так уж пьян, как могло показаться; даже, пожалуй, совсем не был пьян, и вовремя остановил движение и удивленно уставился на Виктора. Из-за двери донеслась еще пара ругательных слов, выкрикнутых по инерции, и повисла выжидательная тишина.
- Чё?.. – спросил Костя, присовокупив к коротенькому невнятному слову еще пару словечек поцветастее, хотя и нецензурного содержания.
- Имущество не надо портить, - пояснил Виктор. – Тем более чужое.
- Тебя не спросил. Отвали!
- Не припоминаю, чтобы ты был тут прописан.
- Дай пройти! – потребовал Костя.
- Да зачем тебе?
- Ольгуня, сучка, заперлась и не впускает!
Не раздумывая, Виктор жестко впечатал кулак Косте под ребра. Ударил он не очень удачно, так что кулак болезненно заныл, но Костя глухо застонал, пошатнулся и согнулся пополам.
- Это за "сучку", - сказал Виктор и шагнул вслед за ним, оттесняя от двери. – Ты сам спустишься или тебе помочь?
Костя не отвечал, только мычал, пыхтел и ругался невнятно. Виктор хорошенько прицелился и пинком отправил его вниз по лестнице. С грохотом и руганью Костя ссыпался на нижнюю площадку и там прикорнул в уголке, шумно, со свистом дыша. Две-три секунды Виктор размышлял, спуститься ли ему к Косте и продолжить разговор или войти в квартиру и выяснить, что там происходит. Рассудив, что объяснение никуда от него не денется, а после он может оказаться не в состоянии идти куда-либо, Виктор извлек из кармана ключи и быстро отпер дверь. Он шагнул через порог, краем глаза уловил какое-то движение и только чудом увернувшись, сумел избежать столкновения с неким не очень большим, но явно тяжелым предметом, стремительно опускавшимся на его голову.
- Ой, б..! – с чувством сказал голос Ольгуни. – Это ты! Я не в тебя целила.
- Надеюсь, - сказал Виктор, силясь в полутьме коридора разглядеть предмет, который она держала в руке. Ему показалось, что это маленькая сковорода. – Однако, нешуточные страсти тут у вас кипят. В чем дело?
- Где этот д...@б?
- Спустил его вниз по лестнице. Боюсь только, недостаточно далеко, может вернуться.
- Ты с ним справился? – не поверила Ольгуня, смерив его подозрительным взглядом.
- Весь эффект в неожиданности, - улыбнулся Виктор. Теперь он расслышал детские голоса, долетавшие в коридор из дальней комнаты: Лизкин и еще одного ребенка, гораздо младше годами. – Ты что это, сеструха, решилась покинуть своего любезного?
Ольгуня начала было что-то говорить и вдруг разрыдалась. Слегка обескураженный, Виктор обнял ее за плечи и повел в кухню. Там было неубрано, стол загромождала грязная посуда. Скинув с табурета несколько пустых пакетов, Виктор усадил сестру и сунул ей в руки свой носовой платок, поскольку она размазывала слезы и потекшую тушь по щекам руками. В кухне было светлее, чем в коридоре, и он увидел, что на губах Ольгуни запеклась коричневатая корка, а левая скула распухла и покрыта фиолетовыми разводами. "Кажется, я слабо ему врезал", - подумал Виктор напряженно. Ему уже все было ясно без всяких объяснений. Следовало, вероятно, как-то успокоить Ольгуню, сказать ей что-нибудь, но нужные слова к Виктору не приходили. Лизку в ее горестях он мог бы утешить, но вот Ольгуню...
Она плакала в голос и громко сморкалась; подумав, Виктор прикрыл дверь на кухню, чтобы не услышали девчонки. Сел на подоконник и стал ждать, пока слезы иссякнут. Снова он испытывал не столько жалость к сестре, сколько злость на Костю; размышлял, что сделает с ним при встрече. "Плохо, что рука болит", - подумал он и стал прикидывать, какие у него шансы против Кости. Тот был выше его на полголовы и тяжелее килограмм на пятнадцать, но за последние два-три года заплыл жиром и здорово обмяк. "Ничего, справимся", - решил Виктор к тому моменту, как рыдания Ольгуни стали стихать. Виктор отыскал не очень грязный стакан, налил воды и протянул его сестре. Она выпила воду залпом и закашлялась.
- Тише, тише, - сказал Виктор.
- Я к нему не вернусь! – заявила Ольгуня сквозь кашель. – Ни за что! А сюда пусть только сунется, сразу по башке получит!
Виктор промолчал. Ему очень хотелось знать, как сестра собирается уживаться в одной квартире с матерью, куда пристроит детей и где будет брать деньги, но сейчас было не слишком подходящее время для этих вопросов.
- Денег ни хрена только нету, - сказала Ольгуня уже спокойнее, словно в ответ на его мысли. По-прежнему ничего не говоря, Виктор залез в карман, выгреб все, что попалось под руку - пяток помятых бумажек, - и положил их на стол. Ольгуня зыркнула на него исподлобья и хлюпнула носом. – А ты-то сам как?
- Разберусь.
- Ну... спасибо. Как ты думаешь, этот козел еще вернется?
- Очень может быть.
- Утешил, называется... А что ты сам такой смурной-то? – спросила Ольгуня уже спокойнее, вглядевшись вдруг в его лицо.
- Да нормальный я, - сказал Виктор. – Мать-то где?
- Не знаю, умотала куда-то с утра.
- Ну и хорошо. Будешь чай пить? Я приготовлю.
Пока грелся чайник, Виктор несколько раз подходил к двери и прислушивался. На площадке было тихо. То ли Костя ушел, то ли поджидал обидчика на улице. Виктор склонялся больше ко второму варианту.
Заслышав, как он ходит по коридору, Лизка просунула голову в приоткрытую дверь. Ей уже было лучше, температура спала, хотя она все еще покашливала. Лукаво улыбаясь, она пригласила брата зайти и посмотреть на ее новых "сестричек". Виктор заглянул в комнату и увидел двух девочек: одна, лет трех, кареглазая и очень серьезная, сидела на высоком стуле с куклой в руках; вторая, совсем малышка, спала, сладко посапывая и раскинув ручки, на Лизкиной постели, клин темных мягких волос свешивался ей на лоб. Никогда не умилявшийся при виде маленьких детей, Виктор все же не мог удержаться от улыбки. Впрочем, он тут же сделал серьезное лицо и велел Лизке поменьше сидеть на полу, а вместо этого лечь тоже в постель и накрыться одеялом.
- Я сейчас тебе чаю принесу, - пообещал он и вернулся в кухню.
Ольгуня сидела на табурете пригорюнившись, как он ее и оставил. Посмотрев на него исподлобья, она сказала:
- Вить, останься тут пожить на несколько дней, а? Мне страшно одной.
- Как бы худого не вышло, - тихо ответил Виктор, садясь.
- Ты матери боишься? Не бойся. Я ее на себя возьму, она и не заметит, что ты тут поселился. А то ведь, если Костик в другой раз ломиться начнет, она его впустит, как пить дать. Любит она его за что-то.
- Да, пожалуй, - сказал Виктор и подпер рукой щеку. Оставаться в квартире хотя бы на одну ночь очень не хотелось, но сестра была права. Костя упрям и злопамятен, он будет снова и снова пытаться вернуть Ольгуню. Рано или поздно, впрочем, она все равно к нему вернется. Сама. Виктор достаточно хорошо знал ее характер, чтобы предположить, что она не сумеет в одиночку тянуть двоих девчонок. Так стоит ли вмешиваться? "Стоит, - ответил себе Виктор. – Я уже вмешался".
- Ладно, - сказал он, улыбнувшись. – Так уж и быть.
Ольгуня просияла и едва не бросилась его обнимать. Сегодня она явно была не в себе.
- Витька, ты чудо! А с маманей я что-нибудь придумаю. Знаешь что? Попробую уговорить ее перебраться к этому ее хахалю... как его... ну, ты, наверное, видел его, сизый такой, лысоватый.
- Видел, - сказал Виктор.
До самой ночи было тихо. В дверь никто не ломился, что Виктора весьма удивило: он ждал второго нашествия. Вечером вместе с Ольгуней они уложили всех девчонок спать, а сами до полуночи просидели на кухне. "Надо же, - думал Виктор, - всю жизнь воевали, и вдруг не то чтобы даже перемирие, а крепкий дружественный союз. Интересно только, надолго ли? Собственно, причина такого неожиданного дружелюбия ясна: появление внешнего врага, с которым своими силами моя милая сестричка справиться не может..."
Спал он в зале, на диване. Посреди ночи его разбудили голоса, бубнящие из-за прикрытых дверей. Поначалу они звучали приглушенно, но становились все громче. Говорили двое; прислушавшись, Виктор легко узнал сестру и мать. Мать, судя по голосу, снова была никакая. Виктор скрипнул зубами и приподнял голову от подушки, размышляя, встать или нет. Мать рвалась в зал, и сталкиваться с ней не хотелось. С другой стороны, деваться ему все равно было некуда. Не в окно же выпрыгивать. Он сбросил одеяло, сел на диване и стал ждать. Спор разгорался. Ольгуня честно выполняла свое обещание не допускать мать до Виктора и стояла насмерть, как войска под Сталинградом. Минут через двадцать оживленных переговоров ей удалось таки увести мать с собой комнату. Но Виктор уже был в предвкушении утренней встречи, и заснуть не смог, так и проворочался до утра с боку на бок.

-9-
Утром хлопнула дверь, и минуту спустя в зал просочилась довольная Ольгуня.
- Спишь? – громким шепотом спросила она, и Виктор приподнялся на локте. – Я ее спровадила, все в порядке.
- Как у тебя только получается, - с завистью сказал Виктор. – Если б только я так мог!
- Дело не в тебе и не во мне, а в ней. Давай вставай уже, а то яичница пригорит.
- Завтрак! – вскричал Виктор и упал обратно на подушку. – Не верю: кто-то приготовил мне завтрак! А можно подать в постель?
- Сейчас будет тебе "в постель", - зловеще пообещала Ольгуня. – А ну поднимайся! Девчонки и то уже на ногах.
Завтракали все вместе, с трудом впихнувшись в небольшую кухоньку. Поднялся страшный шум, но это был хороший шум, который радовал слух. Позабывшая стеснение Лизка и Ксюша, старшая дочка Ольгуни, рассказывали каждая свое, то и дело перебивая друг друга, а младшая Соня крутилась и пищала на руках у матери. "Ну и в цветник же я попал", - усмехаясь, подумал Виктор. Ему уже было не так плохо, как накануне, он даже чувствовал себя в силах поговорить с Ириной. Но позвонить было неоткуда, телефон по-прежнему не работал, а оставить сестру одну он не решался. Ольгуня заметила его повышенный интерес к мертвому телефону и посоветовала сходить к соседям и позвонить от них. Виктор отказался.
- Да не откажут, небось, - сказала Ольгуня, решив, что он не желает просить из гордости.
- Да нет, у меня личный разговор.
- Неужели девушку завел?
- Разве это собачка, чтобы ее "заводить"? – слегка раздраженно спросил Виктор.
- Ух ты, злой какой. Да ладно, не злись. Она, наверное, волноваться будет, куда ты пропал.
- Не будет, - сказал Виктор, а сам подумал: будет, и еще как. Но лучше Ирине понять сразу, и или привыкнуть, или отказаться от него.
Весь день Виктор провозился с детьми, нежданно-негаданно получив от общения с ними массу удовольствия. Ему стало с ними как-то очень спокойно, и спокойствие это длилось до того момента, пока в комнату не заглянула испуганная Ольгуня и не сказала:
- Костя идет!
Виктор ссадил с колен забравшуюся туда Ксюшу, выскочил в подъезд и припрыжку понесся вниз по лестнице. Костю он перехватил на площадке второго этажа.
- Ну-ка, разворачивайся!
- Опять ты, - со злой досадой произнес Костя и попытался оттолкнуть его. Виктор увернулся.
- Ольга тебя знать не хочет, и разговаривать с тобой не станет. Уходи.
- Дай пройти, урод! – потребовал Костя, набычился и попер вверх по лестнице как танк.
- Ты вообще человеческий язык понимаешь? Или тебе по-другому объяснять? – для убедительности Виктор толкнул его в плечо. Несильно толкнул; да и сильный толчок едва ли мог сбить с ног или хотя бы пошатнуть тушу весом в девяносто килограмм. Виктору хотелось только разозлить Костю, чтобы уж поскорее все чем-нибудь закончилось.
Костя выругался и снова замахнулся. Виктор неудачно поймал удар правой стороной корпуса, его развернуло, стена всей плоскостью ударила в спину. На секунду он зажмурился от боли, зашипел сквозь зубы, потом открыл глаза и сказал громко:
- Не здесь, кретин!
Ничего не ответив, Костя прошел мимо него и продолжил подниматься. Остановить его теперь, не устроив драку, Виктор не сумел бы, даже если бы очень захотел: Костя просто сомнет его своим весом. Затевать драку было ни к чему. Идти на крайние меры тоже очень не хотелось, но что же делать? Виктор сунул руку в карман джинсов, и в ладонь ему как бы сама собой прыгнула ладная, очень удобная и гладкая рукоять ножа. "Только бы не хватить через край!" – подумал Виктор, зажмурившись. Быстро перескочил через несколько ступенек, встал перед Костей и выбросил вперед правую руку. Как правильно держать нож, и как с ним обращаться, он хорошо знал.
- Серьезно тебе говорю: иди отсюда, - сказал он очень тихо, глядя Косте в глаза.
Костя остановился.
- Э-э-э!.. Э! – сказал он охрипшим голосом. – Ты чего, псих, сдурел, что ли?
- Как знать, - отозвался Виктор. – Может, и сдурел. Хочешь проверить?
Костя медленно отступал спиной, тщательно нащупывая ногой каждую ступеньку.
- Ты ненормальный! Такой же, как твоя сеструха. По всей вашей семейке психушка плачет!
- Вот и не связывайся с нами.
Поняв, что весь боевой запал потерян, Виктор опустил руку с ножом. Костя немедленно повернулся к нему спиной и припустил вниз по лестнице. На нижней площадке он приостановился и крикнул вверх, задрав голову:
- Ну я тебя еще поймаю, сучоно-о-ок!
Грохнула подъездная дверь.
Виктор спрятал нож, сел на ступеньку между вторым и третьим этажом и стер пот со лба. "Нельзя мне нож с собой таскать, - подумал он. – Ну никак нельзя. Напрошусь ведь когда-нибудь! Ох и огребу когда-нибудь на свою голову..." Раньше Виктор не знал за собой привычки бросаться на людей с оружием, и сегодняшняя агрессивная вспышка его встревожила. "Не будет в другой раз руки распускать", - подумал Виктор, массируя ноющий бок, но мысль о справедливости возмездия не успокаивала.
Впрочем, помимо Кости с его семейными обидами, был еще Артем, угрозы которого Виктор воспринял очень серьезно. Зря, может быть... Но каждый день он ждал, что какие-нибудь серьезные крепкие парни подойдут к нему "поговорить". Без ножа ну никак не обойтись.
На лестнице Виктор просидел довольно долго, проходившие мимо соседи косились на него удивленно и неодобрительно. Одна пожилая женщина даже остановилась и спросила участливо, не нужна ли ему помощь. Виктор улыбнулся, помотал головой и увидел, как сверху спускается бледная испуганная Ольгуня. Увидев его, она изменилась в лице: страх схлынул, его место заняла злость.
- Ты где пропал?! – закричала она, не обращая внимания на соседку. – Я думала, ты полумертвый уже где-нибудь валяешься, хотела милицию вызывать, а ты тут прохлаждаешься!
- Милицию-то зачем? – искренне поразился Виктор. – Да что ж, ведь не убили бы мы друг друга!..
- От вас всего можно ждать!.. Дурак! Кретин! Еще ты меня доводить будешь! – взвизгнула Ольгуня и от избытка чувств легонько ткнула его кулаком в спину. Та, однако, еще ныла после соприкосновения со стеной, и Виктор замычал, вскочил и сказал сокрушенно:
- И это мне вместо благодарности!..
Соседка смотрела на них, разинув рот.
В качестве охранника Ольгуни Виктору пришлось провести еще три дня. Костя больше не появлялся, но и без него хватало забот с тремя девчонками и сестрой. Настроение у нее менялось по параболе: сначала медленно улучшалось, так что она стала почти добродушной, а потом резко ухудшилось. Она злобствовала, плакала, ругала Костю и кричала, что не сумеет одна прокормить двух детей. Становилось ясно: еще пара дней, и она соберет вещи и вернется к мужу. Костя, отошедший от первого шока и вновь обретший способность рассуждать, вероятно, хорошо ее знал и именно поэтому больше не предпринимал попыток вернуть ее силой. "Хотя бы все целы и невредимы остались, - вздыхал Виктор, размышляя о положении сестры. – Могло бы все выйти гораздо хуже. Вот только бедные мои нервы!"
С Ириной он поговорил только однажды, с трудом убедив Ольгуню полчасика посидеть с девчонками без него. К счастью, ближайший телефон-автомат находился на троллейбусной остановке, недалеко от дома. Было довольно шумно, и приходилось крепко прижимать трубку к уху, а второе ухо закрывать ладонью, чтобы расслышать хоть что-нибудь. От радостного родного голоса захолонуло сердце, но радость Ирины быстро сменилась тревогой: "Что с тобой Витя, где ты пропадаешь?" Пришлось успокаивать ее: "Все хорошо, Иришка, просто у меня тут накопилось несколько дел. Вот разберусь с ними, и увидимся". Ирина даже не попыталась сделать вид, будто поверила ему. "Зачем она так переживает за меня? – с болью подумал Виктор. – Мне ведь только хуже". Раньше он думал, что это приятно, когда за тебя тревожатся и переживают, но теперь понял: ничего подобного. Становится только в два раза тяжелее. Но как объяснить это Ирине? И за что только она любит его так сильно? Чем он заслужил?
Если бы Ирина относилась к жизни спокойней, он рассказал бы ей о сестре и ее муже. Но зная, как болезненно она воспринимает все, что касается его, он ничего не стал говорить. "Я люблю тебя, - сказал он перед тем, как повесить трубку. – Все будет хорошо".
Закончив разговор с Ириной и уже отойдя от телефона, Виктор вдруг спохватился, что нужно бы объясниться с начальницей насчет своего отсутствия на работе. Бог знает, что она думает о нем. Вздохнув, он вернулся к телефону и набрал номер родного ЖЭКа.
На этот раз ему действительно попало от Евгении Петровны. Она могла сквозь пальцы смотреть на него пререкания с прохожими, но подобное вопиющие нарушение дисциплины простить не могла.
- Ты мог бы предупредить заранее! – гневно сказала она.
- Но я не мог, - возразил Виктор.
- Разве у нас в городе все телефоны отключили? Когда ты выйдешь?
- Не знаю. Дня через два-три.
- Что?! Витя, что вообще происходит? Ты можешь объяснить?
- Дома возникли кое-какие... трения, - ответил Виктор сквозь комок в горле: гордость нелегко проглотить.
- Что же ты сразу не сказал? – заметно смягчилась Евгения Петровна. – Мы бы тебе отпуск оформили. Или без оплаты.
Договорились оформить отпуск с оплатой: деньги Виктору были нужны особенно, поскольку почти все, что у него оставалось, он отдал Ольгуне.
Конфликт же Ольгуни с Костей завершился именно так, как и ожидал Виктор. На четвертый день поутру он застал сестру запихивающей в сумку какие-то тряпки. Маленькая Соня спала в обнимку с Лизкой, а Ксюша, сидя в постели, молча наблюдала за мамиными сборами.
- Домой? – тихо спросил Виктор, остановившись в дверях.
- Нет, в Париж, - огрызнулась Ольгуня. – Ну что стоишь, как столб? Помоги лучше.
Проводив сестру, Виктор хотел было тоже отправиться восвояси, но не решился оставить Лизку одну. Где пропадает мать и когда она вернется, он даже не мог предположить. Он остался еще на день, к Лизкиной радости, хотя уже соскучился по Ирине так, что места себе не находил. Заслышав, наконец, звук открывающейся двери, он пришел едва ли не в восторг. В коридор, как он и надеялся, медленно втягивалась мать, на удивление трезвая, но явно с похмелья. Едва дождавшись, пока она освободит дверь, Виктор молча прошел мимо нее, брезгливо отклонившись, и выскочил на улицу с чувством подобным тому, что испытывают люди после долгого заточения.

-10-
После пятидневной разлуки, показавшейся вечностью, они целовались так много, что у обоих горели губы. Дальше поцелуев дело, правда, опять не шло, о чем Ирина очень жалела. Возбуждение Виктора она почувствовала, когда забралась к нему на колени, и сама была отнюдь не спокойна. Они сидели на поваленном стволе в глубине парка, и Ирина думала с замиранием сердца: еще немного... еще совсем чуть-чуть... Но ничего не происходило. Отчасти она догадывалась, почему Виктор не идет дальше невинных ласк: он не хотел, чтобы это свершилось под открытым небом, на земле, и вообще в обстановке, не соответствующей тому высокому, чего Ирина ожидала от любовного соединения. "Неужели он сдерживается только ради меня? – думала она. – У него должно быть совсем другое отношение к этому. Не может быть, чтобы у него никого до меня не было. А правда, жутко интересно! Спросить или нет? Неудобно..."
Но любопытство было сильнее робости, и, улучив момент между поцелуями, Ирина задала вопрос, не дававший ей покоя. К ее удивлению, Виктор даже не смутился и сказал просто:
- Да, было.
- А когда... в первый раз... – Ирина не выдержала и покраснела.
- Четырнадцать, кажется, мне было.
- Ничего себе. А ей?
- И ей столько же.
Ирина совсем смутилась и пожалела, что завела разговор.
- Кажется, я в девках засиделась, - неловко пошутила она.
Виктор улыбнулся и принялся ее целовать.
- Нет, Ирка, ты молодец. Это я дурак нетерпеливый. Тебя не дождался...
Они забылись настолько, что продолжали целоваться даже у подъезда. Это было вовсе безобразное нарушение конспирации, не говоря уже о том, что в этот поздний час Ирину уже наверное высматривали из окна. У подъезда они простояли с полчаса, не в силах распрощаться. "Прощай! Прощай! А разойтись нет мочи!" – крутились в голове у Ирины слова известной пьесы. Она предпочла бы вовсе не прощаться и провести всю ночь в объятьях Виктора. Но Виктор, как оказалось, сохранил еще какие-то остатки рационального мышления и в конце концов едва не силой затолкал Ирину в подъезд. На лестнице она начала понемногу остывать, а когда, вдруг спохватившись, посмотрела на часы, так и вовсе покрылась холодным потом. Час ночи! "Мне конец", - подумала Ирина. На секунду мелькнула мысль вернуться на улицу, догнать Виктора и напроситься ночевать к нему. Но это спасение на одну ночь. А потом?..
Собрав волю в кулак, Ирина заставила себя подняться на свой этаж, перед дверью глубоко вздохнула и почти недрожащей рукой вставила ключ в замок. В коридоре горел свет, у стены напротив двери, сложив на груди руки, стояла мама. Лицо у нее было бледное и строгое. Глядя на него, Ирине захотелось превратиться в мышку, чтобы незамеченной проскользнуть к себе в комнату и избежать неприятного разговора.
- Прости, - сказала она тихонько. Нужно было немедленно придумать, что бы такого соврать, чтобы звучало правдоподобно и полностью ее оправдало бы. Но в голову ничего не приходило.
- У нас, кажется, была договоренность: в одиннадцать вечера ты должна быть дома! – ледяным голосом сказала мама.
- Да, но...
- В общем, так: ты больше не будешь встречаться с этим парнем. Слышишь? Я тебе запрещаю.
От изумления Ирина приоткрыла рот. Первый раз в жизни она слышала от мамы: "я тебе запрещаю". Ирина так изумилась, что даже испуг и робость исчезли без следа.
- Запрещаешь?! Почему?!
- Потому что из-за него ты стала хуже учиться. Ты нарушаешь договоренности. Ты ходишь где-то по ночам. Наконец, ты ведешь себя непристойно!
- Что такого непристойного я сделала?! – возмутилась Ирина.
- Что такого? А кто сегодня битый час тискался с ним у подъезда?
Ирина ахнула, заливаясь краской.
- Мы не тискались!
- Кому ты рассказываешь? – с холодным гневом спросила мама. – Я все видела. Я видела, где были его руки. Как ты могла позволить такое? Этот парень – не тот, кто тебе нужен. Он... он оборванец какой-то! С ним ты попадешь в беду.
- Ты его даже не знаешь!
- Мне хватит того, что я увидела. Он не должен к тебе приближаться! И ты не станешь с ним встречаться. И точка.
- Мама!
- Я тебе запрещаю! Запрещаю!
Ирина вдохнула поглубже, зажмурилась и выпалила:
- Плевать я хотела на твои запреты!
Целую минуту было очень тихо. Осмелившись приоткрыть глаза, Ирина увидела, что мама, окаменев, смотрит на нее, и во взгляде ее изумление борется с гневом.
- Как ты со мной разговариваешь? – очень тихо, наконец, проговорила она таким голосом, что Ирина почувствовала, как подгибаются коленки. – Немедленно отправляйся в свою комнату. И с этой минуты будешь покидать ее только с моего разрешения! Слышишь? Из дома ты больше никуда не выйдешь!
- Мамочка! – жалобно вскричала Ирина, но было поздно. Мама схватила ее за руку и, протащив несколько метров по коридору, втолкнула в комнату. С размаху захлопнула за Ириной дверь.
Едва дыша, Ирина осталась стоять посредине темной комнаты, пытаясь сообразить, что произошло. Никогда мама на нее не кричала и не применяла к ней силу. Даже представить это было дико. Да, бывало, мама выговаривала ей, но голос ее всегда оставался тихим и спокойным. Что же вывело ее из себя? Неожиданно дерзкое поведение Ирины, которая вдруг начала огрызаться? Или ей впрямь показались непристойными поцелуи, которыми обменивались влюбленные у нее на глазах? Но Ирина считала, что ничего неприличного они не делали. Да и ей, если уж на то пошло, давно исполнилось девятнадцать лет, она совершеннолетняя.
Или же дело в Викторе, который одним своим видом вызвал у мамы сильнейшую неприязнь? Но что она могла рассмотреть ночью, и какие выводы могла сделать?
Но, какова бы ни была причина, результат получался один: отныне Ирина не могла видеться с Виктором и, более того, не могла выходить на улицу. И Ирина отлично знала, что, если уж мама сочла нужным назначить наказание, она проследит, чтобы исполнено оно было во всей строгости. Хоть проси, хоть умоляй, хоть об стенку лбом бейся. Осознав весь грозящий ей ужас, Ирина бросилась ничком на постель и разрыдалась.

Неделю Ирина честно отсидела под строгим арестом. Ключи у нее забрали, на улицу не выпускали, а к ней могли заходить только Артем и Леська. Кириллу же было велено ни под каким видом не поддаваться на провокации и просьбы сестры, ключи ей не давать, записки не носить и никаких тайных свиданий не устраивать.
Артем с завидной обязательностью навещал пленницу, хотя как раз его Ирина предпочла бы не видеть вовсе. Вел он себя как ангел, был чудо как обходителен и сдержан – настоящий джентльмен, - и при этом убийственно серьезен. Раздражал он Ирину неимоверно, и в первый же его визит она заявила, что говорить с ним не желает и не будет. И стойко держала слово. Но Артем, который по жизни любил, чтобы все происходило в соответствии с его, а не чьими-либо еще желаниями, и тут удивил ее. Сделав вид, что не замечает объявленного ему бойкота, он по часу, по два, просиживал с пленницей и развлекал ее ни к чему не обязывающей, легкой болтовней. Ирина в это время обычно сидела с ногами на кровати, отгородившись от него книжкой, и делала вид, что читает, но сама исподтишка разглядывала его и удивлялась все сильнее и сильнее. Похоже было, что Артем задался целью доказать ей, какого неверного она о нем мнения и какой он, на самом деле, замечательный. Каждый раз он приносил с собой охапки цветов и коробки с разнообразными пирожными, и вскоре Иринина комната стала похожа на гибрид оранжереи с кондитерской. Пирожные она скармливала сладкоежке Кириллу, а вот цветы... Сначала она испытывала сильный соблазн повыкидывать все эти роскошные веники за окошко, но, поразмыслив, решила, что цветы решительно ни в чем не виноваты. Впрочем, несколько букетов попестрее и поразлапистее она все же подарила Леське, которая любила все яркое и большое.
От Леськи было больше пользы, чем от Артема, хотя появлялась она реже и навестила затворницу всего-то пару раз. Она приносила новости о внешнем мире, от которого Ирина оказалась отрезана. Ничего особо интересного, правда, не происходило, но Ирина в своем положении радовалась любым мелочам.
Явившись в первый раз, Леська страшно удивилась, с чего бы это подружкины родители так озверели. Ирина не стала ломаться и напускать таинственности, а рассказала все, как было. Леська поджала губы и покачала головой.
- Значит, все-таки из-за своей новой любви страдаешь. Говорила я тебе, что ничего хорошего не выйдет.
- Подумаешь, - бодрясь, отозвалась Ирина. Взаперти она сидела уже три дня, слегка пообвыклась в положении пленницы и смотрела на будущее уже не так пессимистично. – Не буду же я тут сидеть до конца жизни.
- Это, конечно, верно. Но даже если тебя выпустят, то пасти не перестанут.
- Ну и сколько они будут меня пасти? Год? Десять? Да и кто я им, ребенок малолетний, что ли? – возмутилась Ирина. – Обязана во всем повиноваться? Мне вообще никто не мешает уйти из дома, найти работу и жить самостоятельно.
- Совсем рехнулась, - вздохнула Леська. – Ну куда ты пойдешь? Какую работу найдешь?
- Буду у почтамта портреты писать, - брякнула Ирина, устраиваясь на кровати по-турецки. – Да и не все ли равно? Устроюсь как-нибудь.
- Угу, "как-нибудь". Как твой Витя ненаглядный. Конуру в подсобке, метлу в зубы – и вперед. Не жизнь, а мечта философа.
Ирина хотела разозлиться, но вместо этого ощутила вдруг такую тоску, что едва не расплакалась.
- Лесь, а я ведь, правда, не знаю, что дальше будет, - сказала она тихо. – Я у Вити спрашивала, не надумал ли он в институт поступать, а от "нет" отвечает. Причем категорично так. Понимаешь, у него, кажется, вообще никаких планов на будущее нет. Это меня беспокоит, потому что... неправильно как-то. Он как будто не собирается жить завтра, послезавтра, через неделю, через год... У него всегда "сегодня". А ведь нельзя же так.
- О! начало доходить, подруга?
- Просто я хочу попытаться что-нибудь с этим сделать! – горячо возразила Ирина. - Витя ведь не тупица какой-то, у него только восприятие страшно искаженное.
- Восприятие чего? – уточнила Леська.
- Жизни. И себя в первую очередь. Вот он себя поставил на какую-то ступеньку, и считает, что это и есть его место, а то, что выше, не видит и не хочет видеть.
- Крест на себе поставил?
- Да нет... Не так. Он ведь и ничтожеством себя не считает. Не знаю, как словами выразить! – в отчаянии сказала Ирина. – Он какой-то... блаженный? Философ?
Леська посмотрела на нее длинным взглядом и вдруг криво улыбнулась.
- Знаешь, Ир, иногда лучше иметь дело с ничтожеством, чем с блаженным или философом. Проще и безопаснее. И нервы сохраняются. А у этих... такие тараканы в головах, что нам и не снились. Ирка, развяжись с ним, пока не поздно, серьезно тебе говорю.
Ирина помотала головой.
- Ни за что!
- Ох и дурочка, - вздохнула Леська. – Ну тогда хоть покажи мне как-нибудь это свое сокровище. Посмотрю хоть, из-за чего такие страсти. Покажешь?
- Я вас познакомлю как-нибудь, - подумав, пообещала Ирина.

Но в ближайшие дни не получалось не то что познакомить Леська с Виктором, но даже увидеться с ним самой. Ирина очень скучала по нему, и единственной отдушиной стал для нее телефон, который, к счастью, у нее не отобрали. Узнав о постигшей Ирину родительской каре, Виктор стал звонить ей ежедневно. Ирина знала, что он звонит с автоматов, и просила не тратить столько денег, но он ее как будто не слышал. Впрочем, что бы она стала делать без этих коротеньких, но таких сладостных ежедневных бесед, она даже не представляла. Голос Виктора словно бальзам проливался на ее тоскующую душу. О любви он почти не говорил, но находил такие слова, что Ирина забывала обо всех своих бедах и от счастья возносилась куда-то если не на седьмое небо, то куда-то очень высоко.
И все же ей нестерпимо хотелось увидеть его и хотя бы мимолетно его коснуться. Виктор, как ребенка, уговаривал ее потерпеть, но отменять арест никто вроде бы не собирался, и Ирине становилось все тяжелее сдерживаться, чтобы не устроить показательную истерику. Несколько раз она подступала к маме с просьбой отменить или хотя бы смягчить наказание, но неизменно получала решительный отказ. Мама все еще была на нее очень сердита и поговаривала о том, чтобы продлить арест до начала учебного года. Было от чего впасть в отчаяние.
И тогда Ирина взялась обрабатывать Кирилла.
С братом жили они не то чтобы очень дружно, но довольно мирно. Сказывались четыре года разницы и отсутствие сфер пересечения интересов. Без мелких пакостей и подколов не обходилось, однако же серьезных ссор между братом и сестрой не затевалось. И Кирилл не стал вредничать и злопыхательствовать, когда Ирина попросила его одолжить ей ключи от квартиры буквально на пару часов. Он только нахмурился и сказал серьезно:
- Родители прибьют.
- А они ничего не узнают, - уверенно пообещала Ирина, живо припомнив при этом недавний разговор с Гением.
- А если узнают, тогда что? И меня запихнут под арест? Оно мне надо?
- Тебя не запихнут, - уже менее уверенно сказала Ирина. – На тебя все эти табу не распространяются...
И действительно, Кирилл, хоть и младший, был гораздо менее ограничен в своих действиях. Ему не возбранялось возвращаться домой заполночь, ходить по дискотекам и целоваться с девчонками. Впрочем, за последним занятием еще никто не поймал его с поличным. Ирина ему и раньше завидовала, но не очень сильно, а теперь в полной мере прочувствовала всю несправедливость жизни.
- А если хочешь, - продолжала она с храбростью отчаяния, - я скажу, что ключи у тебя стащила тайком. Из кармана.
Кирилл посмотрел на нее с интересом.
- А куда это ты так рвешься? На свидание?
- Ну а если на свидание?.. – насупилась Ирина.
- Ладно, - сказал Кирилл, усмехаясь. – Когда тебе ключики-то нужны?

- ...Ты с ума сошла? – спросил Виктор, когда узнал, каким образом Ирине удалось ускользнуть из-под родительского надзора. – Что ты делаешь? Зачем?
- Я так соскучилась, - жалобно протянула Ирина, обхватывая его за пояс. – Я больше не могла без тебя.
Виктор странно, прерывисто вздохнул и погладил ее по волосам.
- Бедная моя дурочка. Ну а что же дальше? Будешь продолжать сидеть под домашним арестом? Ради чего? Ир, может, тебе не нужно ссориться из-за меня с родителями?
- Они запретили мне с тобой видеться, - напомнила Ирина, теснее прижимаясь к нему.
- Ну, их можно понять. Они хотят, чтобы у тебя все хорошо было в жизни. А что я такое? Ир, ты подумай. Зачем тебе все эти руганки, нервотрепка?
- Нет, Витя. Я хочу... быть с тобой, понимаешь. Или... – Ирина подняла голову и пристально взглянула ему в глаза. – Или я тебе уже надоела?
- Дурочка, - повторил Виктор со смешком и подул ей в макушку. – Дороже тебя у меня никого нету. Только я не хочу, чтобы из-за меня ссорилась с родителями. Ты просто не понимаешь, как это хорошо, когда дома все... хорошо.
- Я понимаю, - возразила Ирина. – Но ведь, наверное, можно как-то все устроить, чтобы не надо было выбирать и все время ругаться. Я попробую.
- Ир, не бывает так, чтобы можно было не выбирать. Нельзя, чтобы и нашим, и вашим.
- Бывает! – заупрямилась Ирина. – Бывает и можно. Вот увидишь!
Виктор ничего не ответил и только поцеловал ее в нос.
За коротким свиданием последовала страшная расплата. Мама вернулась раньше, чем ожидалось, и очень удивилась и рассердилась, обнаружив, что Ирина тайком улизнула из дома. Кириллу сильно влетело; правда, применять к нему таких радикальных мер наказания, как к сестре, не стали. Что до Ирины, то ей на следующий же день было объявлено, что до конца лета ее отправляют пожить к дальней родственнице, в другой город, который стоял на берегу Волги за тысячу километров от родного города Ирины.
Ирина была в шоке. Подобная ссылка показалась ей равносильной смерти. Но отговорить родителей она даже не пыталась, зная, что все бесполезно. Она дважды провинилась, и теперь не могла рассчитывать на снисхождение. Призвав на помощь всю свою гордость, она молча выслушала приговор и беспрекословно пошла укладывать вещи, чем неимоверно удивила родителей.
Но, дождавшись очередного звонка Виктора, Ирина не сказала и двух слов, как дала волю чувствам и разрыдалась так, что почти начала задыхаться.
- Ир, что ты? – испугался Виктор, который ничего не успел понять из ее бессвязного бормотания. – Что случилось? Ира! Иришка! Господи, да что случилось-то?.. – так и не добившись от Ирины ни одного внятного слова и окончательно перепугавшись, он сказал решительно: - Ир, успокойся, я сейчас к тебе приеду.
Его слова не сразу, но все же достигли сознания Ирины, она захлебнулась слезами, закашлялась и крикнула:
- Не вздумай! Не вздумай приезжать, слышишь?! А то меня не только на Волгу – на Луну отправят! Пожизненно!
- Ах вот в чем дело, - сказал Виктор немного спокойнее. – Ну, было бы о чем плакать! К первому сентября вернешься. Осталось-то всего полтора месяца.
- Я умру там!
- Не говори глупостей. Не умрешь. Я буду тебя тут ждать. Слышишь? И утри слезки, ты же взрослая девочка.
После разговора с Виктором Ирина немного успокоилась. В самом деле, что такое полтора месяца? Это шесть недель. Пройдут, пролетят, не успеешь оглянуться. И мама, наверняка, за это время остынет. Может быть, удастся ее даже с Виктором примирить... хотя на это Ирина особенно не рассчитывала.

-11-
Иринин отъезд совсем не обрадовал Виктора, но были в нем и положительные моменты. Например, Ирина больше не будет ссориться с родителями, по крайней мере, какое-то время. Очень Виктору было неприятно, что из-за него она поругалась с матерью. Ей-то за что это?
"Может, она там, на Волге, поостынет, поразмыслит на ясную голову, - думал Виктор, в одиночестве меряя шагами дорожки старого парка. – Поймет, что ни к чему ей все эти проблемы, и Артем гораздо лучше ей подходит. Это было бы славно. Да уж. Славно... Но мне-то что тогда делать? Разве только удавиться?"
Про себя Виктор знал, что никогда не совершит над собой подобного, но очень уж тоскливо становилось при мысли, что Ирина может его разлюбить.
"Ладно, - сказал он себе. – Чего помирать раньше времени. Еще шесть недель впереди! А мне пока есть чем заняться".
Неизвестно, успела или нет Ирина передать брату просьбу Виктора о встрече до отъезда, а теперь это было не выяснить. Если даже и успела, то никакой договоренности между Виктором и Кириллом все равно не существовало. Как найти Кирилла, кроме как карауля его у подъезда, Виктор не знал, и следовало серьезно подумать над этим вопросом. Сначала Виктор и впрямь прикидывал, не поиграть ли ему в шпиона, но быстро сообразил, что Кирилла он в лицо не знает, а вот на его мать напороться очень даже может. Тогда он еще подумал и обратился за помощью к Гению, который, судя по всему, Кирилла откуда-то знал.
- Знать-то знаю, - пожал плечами Гений. – Но вот где его искать?..
- А не нужно искать, - сказал Виктор, вдохновленный новой идеей. – Составишь мне компанию?..
Гению его идея не понравилась. Он сидел как на угольях, ерзая по скамейке тощим задом, и беспрерывно гудел, что не хочет иметь дела с Иркиной матерью. Собственно, с ней он никогда не встречался, но впечатлился рассказом Виктора о постигшей Ирину участи. А конфликтовать он вообще ни с кем не любил. И поражался спокойствию Виктора, который, как ни в чем не бывало, посматривал себе по сторонам и курил. А ведь был еще и Артем, который тоже вполне мог объявиться, и общаться с которым Гению хотелось еще меньше, чем с Ирининой родительницей. Наконец, нервозность его прорвалась наружу досадливым и довольно грубым восклицанием:
- Ну сколько можно дымить, а? Дышать уже нечем.
Виктор без удивления посмотрел на него, затушил наполовину осыпавшуюся пеплом сигарету, да еще растер ее ногою об асфальт.
- Чего ты дергаешься?
- Неприятностей не хочу, - буркнул Гений, мгновенно устыдясь своей нервозности и оттого еще сильнее раздражившийся.
- Брось. Артему тут делать нечего, раз Ирка уехала.
- Какой ты проницательный! Ну прямо господь бог. Мысли читаешь...
На это Виктор ничего не ответил.
Караулили они часа два, не меньше. Вдруг Гений вскочил навстречу выходящему из подъезда весьма рослому для своих лет парнишке с падающей на глаза каштановой челкой.
- Кир!
Парнишка остановился, глядя на него с некоторым недоумением. Виктор тоже встал, поражаясь, как у Ирины, с ее аккуратненькой, ладной фигуркой, может быть такой здоровенный плечистый брат. К тому же еще и младший. Димка тоже был длинный, но при этом – тощий, как комар. Кирилл же был настоящий юный богатырь. "За таким братом, как за стеной, - промелькнуло в голове у Виктора. – Впрочем, неизвестно, какие у них с Ириной отношения. Может, они друг друга не выносят".
Тем временем Гений объяснял Кириллу, где и при каких обстоятельствах они встречались; и по мере того, как он говорил, на лице парнишки проступало узнавание.
- А это Виктор, - закончил объяснения Гений, и Виктор с Кириллом обменялись рукопожатием.
- Разговор есть. Пойдем?
Кто другой, услышав от взрослых парней подобную фразу, запаниковал бы или, по крайней мере, насторожился. Кирилл же только кивнул безмятежно. То ли, несмотря на шапочное знакомство, не ждал от Гения подвоха, то ли был слишком уверен в себе. В любом случае, на Виктора это произвело некоторое впечатление. "Да чего ему дергаться, - подумал Виктор, - когда он одним ударом меня с ног сшибет".
Во дворе, или, точнее, во дворовом "аппендиксе" – полноценных дворов в городе почти уже не осталось, - возвышалась чудом уцелевшая от набегов великовозрастных бездельников беседка. В ней парни и расположились.
- Ты Димку Туранина знаешь? – без предисловий приступил к делу Виктор. Кирилл смерил его долгим взглядом, словно решая, насколько откровенным можно с ним быть. Глаза у него были совсем такие же, как у сестры: серовато-зеленые, большие, широко расставленные.
- А тебе-то что?
- Понимаешь, - проникновенно ответил Виктор, - ищу я его.
- Зачем?
- Затем, что проблемы у него.
- Так может, я ему передам, что надо?
- Это очень личное.
Кирилл помолчал, изучая собеседника, потом спросил, демонстрируя необычайную проницательность:
- Тебя отец его послал?
- Я что, похож на мальчика на побегушках? – очень искренне возмутился Виктор.
- Не знаю я, на кого ты похож, - отрезал Кирилл. Трудно было и ожидать от пятнадцатилетнего пацана такого решительного тона. – Но я тебя вижу первый раз в жизни. Откуда я знаю, кто ты такой и зачем Димку ищешь? Может, ты вообще – мент?
- А ментов может заинтересовать Димка? Вот это да!.. Слушай, Кир я все понимаю: ты меня не знаешь, и все такое. На твоем месте я тоже помалкивал бы. Не буду теперь настаивать, но... спроси обо мне у своей сестры, - попросил Виктор. – Она расскажет, можно мне доверять или нет.
- Постой-ка, - Кирилл сдвинул широкие брови. – Ты не тот ли тип, из-за которого Ирку услали?
- Она говорила обо мне?
- Нет, но... Это она к тебе из-под домашнего ареста бегала?
- Ко мне, - улыбаясь, ответил Виктор.
Кирилл тряхнул челкой и тоже улыбнулся. Стало ясно, что и улыбка у него тоже очень похожа на Иринину.
- Ну ты вообще... Сидишь тут, как ни в чем не бывало. А если Темка нагрянет?
- А он может?
- Может. Едва ли не каждый день тут шастает. У них с маман какой-то вселенский заговор насчет Ирки. Планы строят...
- Пусть строят, - отмахнулся Виктор. – Я тут сейчас вообще не по этому поводу.
- Да их это не колышет... А Димка какое отношение к Ирке имеет?
- Никакого. Димка ко мне отношение имеет. Мы с его братом друзьями были. И не хочу я, чтобы Димка в какую-нибудь гадость влип. Ведь он еще не влип? Или?..
Кирилл как-то подозрительно смутился и ответил не слишком уверенно:
- Не знаю.
Виктору подумалось, что все он знает, но настаивать и давить не хотелось.
- Ну а где он пропадает, ты в курсе?
- Вроде, он сейчас дома?
- Так это сейчас...
Целая минута потребовалась Кириллу, чтобы решиться.
- Ладно, - выговорил он не слишком охотно. – Только я тебе ничего не говорил, ясно?

До дачного поселка Ново-Барово Виктор добрался, немного поплутав. Город он знал хорошо, до последнего закоулка, а вот в пригороде ориентировался неважно. У предков его дачи сроду не имелось, к знакомым "на шашлычок" он пару раз ездил, но происходило это обычно при таких обстоятельствах, что меньше всего ему хотелось разглядывать окрестности. Хорошо хоть, что искомый поселок располагался почти сразу за городской чертой, а не где-нибудь километров за пятьдесят. Сначала Виктор хотел прокатиться с ветерком на "Урале", но отверг эту мысль как особо вредную. Одно дело – летать через руль в городе, и совсем другое – на проселочной дороге. Поехал на трамвае, как цивилизованный человек, а потом почти час блуждал среди строений явно промышленного вида. Как ни странно, живых людей в окрестностях не наблюдалось, и спросить дорогу было не у кого. "Пейзажи, как после атомной войны", - думал Виктор, скребя затылок.
Выплывшему из-за поворота ветхому заборчику Виктор обрадовался как родному. Заборчик этот ограждал искомый дачный поселок, который, по всему судя, процветал и обустраивался лет этак тридцать-сорок назад. Ныне было ясно, что лучшие его дни остались в прошлом. Множество участков было заброшено, бывшие огороды и цветники заросли могучей сорной травой, дачные домишки – те, что уцелели, - торчали тут и там как обломки кораблекрушения. Впрочем, Виктору на глаза все же попалась пара участков, где еще явно обитали люди. Или, по крайней мере, бывали наездами.
По названному Кириллом адресу Виктор обнаружил участок явно из этих последних, обихоженных, что несколько его удивило. Логичнее было предположить, что для своих целей – какими бы они ни были, - подростки облюбовали себе заброшенный домик, где никто не мог потревожить их. Ну разве только бомжи. Несколько минут Виктор стоял, задумчиво обдирая редкие еще спелые ягоды с кустов малины, перевесившихся через заборчик, и разглядывал дачный домик. Ничего себе домик, довольно приличный, хотя и отнюдь не из "новорусских": деревянный, покрашенный синей краской (уже кое-где облупившейся), с выложенной жестяными листами крышей. Даже занавески на мутноватых окошках имелись. Участок в основном зарос травой, но кое-где угадывались клумбы или же остатки таковых. Под старыми яблонями сгустилась тень, особенно приятная в жаркий день. Виктор представил, как хорошо было бы поваляться в некошеной траве под этими яблонями, и даже замычал от удовольствия. Ему даже стало обидно, что в траве никто не валяется. И вообще никого из хозяев ли, гостей ли, поблизости не было ни видно, ни слышно. Тишина была сумасшедшая.
Уже поняв, что никого он тут не найдет, Виктор все же аккуратно, чтобы не зацепиться за колючую малину или щепастые рассохшиеся доски, перебрался через забор и поднялся на скрипучее крыльцо. Подергал дверь – заперто. Прошелся вокруг дома; поднимаясь на цыпочки, заглянул в каждое из низко расположенных окошек. Разглядел он немного, уж очень пыльными и грязными были стекла. Но сумрачные тесные комнаты показались ему вполне жилыми, хотя и очень уж захламленными.
Будет или нет сегодня сборище? – этот вопрос весьма занимал Виктора. Он решил не возвращаться пока в город, а подождать и посмотреть, что будет. Или чего не будет. А заодно полежать-таки в тени под яблонями.
Размаянный жарой и утомленный долгим хождением по индустриальным закоулкам, Виктор неожиданно быстро уснул. Ему снилось что-то необыкновенно приятное, но что именно, вспомнить он потом не сумел. Когда он открыл глаза, небо уже темнело. "Однако!" – сказал он себе и поднялся, отряхивая от земли джинсы и озираясь по сторонам. Над поселком сгущались тихие мягкие сумерки. Похоже было, что гости сегодня не пожалуют.
До города Виктор добрался уже в темноте. Долго ждал трамвай; не дождался и пошел пешком. Все равно торопиться было некуда. Однако нелегкая понесла Виктора через старый парк – решил срезать дорогу. Фонари на безлюдных аллеях горели через один, меж стволов, беспорядочно торчащих слева и справа, просачивалась кромешная тьма. Виктор покрутил головой и поежился: темноты он никогда не боялся, но ему вдруг стало очень неуютно, и он невольно ускорил шаг.
Под одним из фонарей скучали трое любителей ночных променадов. А может, и не скучали. Виктор мельком покосился на них, но больше ничем не дал понять, что они его как-то заинтересовали. Мало ли, что люди делают ночью в парке. Однако, при его приближении полуночники вдруг оживились и двинулись от фонаря ему навстречу. Вместо того, чтобы убыстрить шаг, Виктор притормозил и неосознанным движением сунул руку в карман. "Сейчас закурить спросят", - подумал он. И ошибся.
- Ну-ка, стой-ка, - ласково, как к пятилетнему малышу, обратился к Виктору один из полуночников. – Разговор есть.
- Мы вроде не знакомы, - отозвался Виктор, тщательно пряча удивление. Эту троицу он действительно раньше не видел – высокие, плечистые парни, этакие амбалы. Любому из них Виктор едва дотягивался макушкой до уха.
- Вот и познакомимся! – радостно сообщил второй амбал-полуночник. – Только руку из кармана вынь, а?
- Сейчас, - пообещал Виктор и резко выдернул руку с ножом. Но незнакомцы оказались неожиданно шустрые: кто-то из них быстро и сильно ударил его по руке, так что она отнялась по самое плечо. Пальцы конвульсивно разжались, и нож улетел в траву. "Может, и к лучшему", - мелькнуло в голове.
- Денег у меня нет, так что зря стараетесь, - стараясь говорить спокойно, сообщил он.
Вместо ответа его снова ударили, на этот раз целя в голову. Виктор отшатнулся, но все же схлопотал могучий удар в челюсть, который сбил его с ног. В глазах потемнело. "Вот мне и конец", - подумал он, в падении инстинктивно прикрывая голову. Впрочем, оставалась призрачная надежда, что нападающие исповедают принцип "лежачего не бьют", что они просто обшарят карманы и уйдут. Увы, надежда была более чем призрачной – она оказалась несбыточной. Трое амбалов принялись азартно пинать Виктора, как будто он был мячом, а они – футболистами, пасующими этот мяч друг другу. Виктор ощутил во рту вкус крови, подумал: "Вот сволочи", - и героическим усилием заставил себя открыть глаза. И увидел летящий прямо в лицо чей-то армейский ботинок. Время загадочным образом замедлилось. Виктор протянул руку, схватил медленно надвигающуюся ногу в ботинке за щиколотку и резко, сильно дернул на себя. Амбал грохнулся на спину. Преодолевая боль во всем теле, Виктор длинным движением забросил себя на амбала, усевшись на него верхом, и занес кулак над его лицом, которое выражало в ту секунду крайнюю степень изумления.
- Не рыпайся, - предупредил Виктор.
Амбал не внял предупреждению – или просто, пребывая в состоянии шока, его не расслышал, - и стал поднимать голову. Тогда Виктор ударил, целясь в нос. Амбал впечатался затылком в асфальт, закатил глаза и обмяк. "Не убил же я его, с одного-то удара", - озадачился Виктор, но развить эту мысль ему не дали. Оставшиеся двое стащили его с потерявшего сознания дружка и снова кинули на асфальт. Виктор попытался было подняться, но сильный удар в бедро пресек его попытки на корню. Сдавленно охнув, он повалился на бок. Он ждал, что его снова начнут пинать, но один из нападавших шагнул к нему и присел рядом на корточки, быстро выдернул что-то то ли из кармана, то ли из-за пояса, и поднес к его лицу. Невольно Виктор подался назад – это было стальное лезвие небольшого широкого ножа.
- Нравится? – спросил амбал и пообещал ласковым голосом. – Сейчас я тебя резать буду.
- Ты что! – вроде как испугался второй амбал. – С ума сошел? Убить его хочешь?
- Зачем – убить? – таким же ласковым тоном отозвался первый. – Так... чуть-чуть отрезать лишнее.
- Прекрати! Знаешь, что Белый за такие шутки с нами сделает?
"Так! Белый! – встрепенулся Виктор. – Это же Артем. Значит, это Артем их подослал. Это и есть тот разговор по душам, которого я так ждал. Ну, сука! Чужими руками... Попадись мне теперь... Только бы живым выбраться! Впрочем, не убьют же они меня, в самом деле..." Он, не отрываясь, смотрел на нож. Страха не было, но мельтешение перед глазами острого лезвия напрягало. Амбал как будто прочел его мысли, убрал нож от лица и приставил к горлу. "Час от часу не легче", - подумал Виктор, чувствуя, как по шее потекла горячая струйка.
- Ничего нам Белый не сделает, - лениво проговорил первый. – Мы же немножко... почти шутя! Вот, например, смотри, какое личико у мальчика смазливое! А можно еще красивее его сделать.
С этими словами он снова переместил нож к лицу Виктора и с нажимом провел лезвием по его щеке. Виктор слегка запаниковал: "Да он мне на полном серьезе лицо изрежет!" – и быстро спросил:
- Вы, уроды, вам что нужно?
- Заговорил! – возликовал амбал, но нож не убрал, только остановил его движение. – Наконец-то заговорил! Я так давно ждал этого вопроса! Ну что, - повернулся он к товарищу, - не будем мучить мальчика и держать его в неведении?
- Не тяни резину, - сквозь зубы сказал Виктор и заработал чувствительный тычок под ребра – добро, кулаком, а не ботинком.
- Терпение, друг мой, только терпение. С минуты на минуту все прояснится. Ты, конечно, знаешь девочку по имени Ирочка?
"Артем, сука!" – снова подумал Виктор, молча, с ненавистью глядя на амбала.
- Конечно, знаешь, - ответил тот сам себе. – Так вот, советую себе, друг мой, забыть даже имя этой девочки. Не говорить, не назначать ей свиданий. А при случайной встрече бежать от девочки Ирочки как от чумы. Ты понял меня?
- Иди на х... – посоветовал Виктор. Ему уже было все равно.
Бац! Губы лопнули, как перезревшие вишни, череп взорвался болью. На мгновение сознание померкло. А придя в себя, Виктор понял, что звереет. Он уже не помнил ни про нож, ни про перевес сил, который был не на его стороне. Да и до Ирины ему, по большому счету, не было дела. Все его мысли и ощущения укладывались в одно слово: "Довели".
Происходящее далее до самого момента, когда сознание окончательно отключилось, Виктор помнил очень смутно. Очевидно было только, что победителем из этой потасовки вышел отнюдь не он. Вот как и где он очнулся – он уже помнил более отчетливо, но предпочитал не вспоминать. Вообще. Плохо ему было в последней степени. До общежития он добирался едва ли не ползком, с единственной мыслью в голове: лечь! Но сидевший на входе Чуков вытаращил на него глаза, как будто у Виктора выросли рога и хвост, и наверх не пустил, а усадил на вахте и вызвал "скорую". Пока "скорая" ехала, к Виктору постепенно возвращалась память, и это его не радовало. Чтобы отвлечься, он стал стирать кровь полотенцем, принесенным насмерть перепуганным комендантом. Крови были много и на лице, и на руках, и под засохшей коркой на обоих предплечьях обнаруживались длинные порезы. Что до лица, то Виктор ощущал его как сплошную рану.
Приехавший на "скорой" молодой врач полюбовался на него и потащил в травмпункт. Виктор, полагавший, что мучения его остались позади, понял, как он ошибался. В травмпункте с его ранами и ушибами церемониться не стали, и он даже подумал, что лучше бы его еще раз избили, чем терпеть такое издевательство. К тому же врачиха, делавшая ему перевязки, замучила его вопросами, где это он так поранился. Виктор еще по дороге решил, что бессмысленно как отмалчиваться, так и валить на Артема. Молчание возбудит подозрение, а насчет Артема он ничего никому не докажет, свидетелей у него нет. Поэтому он рассказал врачихе, как к нему подошли трое незнакомых парней, спросили закурить – стандартный ход! – а потом начали вымогать деньги. Когда сказал, что денег у него нет, накинулись на него и стали избивать. Потерял сознание, очнулся уже в одиночестве. Вот и все. Заявление писать не будет, потому что примет нападавших назвать не может. Его заставили подписать какую-то бумагу о том, что никаких претензий он ни к кому не имеет, дали ему больничный лист и отпустили с миром.
"Как хорошо, что теперь лето, и не надо водить Лизку в школу!" – порадовался Виктор, вырвавшись на свободу из пропахшего медикаментами кабинета. В самом деле, не хватало еще пугать ребенка опухшей физиономией и забинтованными руками. Еще сильнее он порадовался отсутствию Ирины. "А вот с Артемом хорошо бы повидаться! – думал Виктор со сладострастной злобой. – Один на один! И поговорить. Но где искать, хрен его знает..."

-12-
Недельное уединение Виктора было нарушено появлением Гения, который ввалился в его комнату, как к себе домой и начал было возмущенно говорить что-то, но тут увидал расписную физиономию хозяина и осекся.
- Ты как мимо вахты просочился? – с интересом спросил Виктор, но Гений стоял, хлопая на него глазами, и молчал. – Ну, чего? кондрашка тебя хватила?
- Ты... эт-та... – выдавил Гений, тыкая в него пальцем. – Кто это тебя?
- Сказал бы, если б знал. Да ты сядь, что ли.
Гений упал на ближайший стул, продолжая потрясенно разглядывать Виктора. Тот поморщился и потрогал припухшую скулу. В основном опухоль спала, но физиономия оставалась довольно живописной. И болезненной.
- Не просто же так тебя отделали, - не мог успокоиться Гений.
- В наше время могли бы и просто так.
- И все-таки?
- Подозреваю, это была "крыша" Артема, - сказал Виктор и усмехнулся, наблюдая, как к пониманию в глазах Гения примешивается ужас.
- А-а-а...
- Ага.
- Так это тебя за Ирку?
Виктор пожал плечами.
- Других претензий у него ко мне вроде бы нет. Только я никак не пойму, как он меня вычислил и подловил... не караулили же они меня каждый день?
- Смотря насколько сильно его заело, а то, может, и караулили. Слушай, а у тебя все цело: ребра, зубы – на месте?
- На месте.
- Деньги? Документы?
- Все при мне. Уймись, - Виктор оседлал стул задом наперед, сложил на спинке руки и покачался с передних ножек на задние. – Вот что: мне номер телефона Артема нужен. Сможешь узнать? У тебя знакомых много...
- За... зачем тебе?
- Встретиться с ним хочу.
В глазах успокоившегося было Гения снова проступил страх, и он быстро сказал:
- Не вздумай!
- Нужно! – сказал Виктор сквозь зубы, сдвинув широкие брови.
- Витька, не надо! Глупостей ведь наделаешь!
- Ну и что?
- Темка тебя под статью подведет!
- Пусть!
- А как же Ирина? – тихо спросил Гений.
Виктор опустил голову и ответил мрачно:
- Ирку мне все равно не видать, как собственных ушей. Так не все ли равно?
- Ну ты вообще... Откуда вдруг такие мысли?
- Вдруг?! Ирку мне никогда не отдадут.
- Отдадут, не отдадут... Она разве вещь? Сама не может решить?
- Да решила она уже все, только не поняла еще.
- А ты понял?
- Понял, - коротко ответил Виктор и замолк, погрузившись в раздумья.
Почти неделю он только и делал, что думал, как жить дальше. Но чем больше он думал, тем сильнее становились мучившие его сомнения. Что теперь делать? Встреча с полуночной троицей наверняка была только прелюдией; если он не оставит Ирину, его, пожалуй, убьют. Пойдет ли Артем на убийство? А почему, собственно, нет, ведь не собственными же руками он будет действовать. Умирать, к тому же не своей смертью, Виктору совсем не хотелось. Если же забыть про Ирину... то есть не забыть – все равно не получится, - но усилием воли оторвать себя от нее... Ну и что? Он останется живой и невредимый, но что дальше? Виктор знал, что от тоски не зачахнет и рук на себя не наложит, но тащиться по жизни еще сколько-то десятков лет, равнодушным и одиноким – это была страшненькая мысль. Всерьез ею напуганный, он даже старался не думать об Иринином возвращении. Как знать, не окажется ли, что за время отсутствия она к нему охладела?
- Витька, - вернул его к реальности взволнованный голос Гения. – Витька, слышь? Не суйся к Артему, не надо.
- Да не нуди ты.
- Нет, правда, пообещай, что не станешь искать Артема.
- Да что ты ко мне пристал?! – не выдержав, вспылил Виктор. – Чего тебе от меня надо?
- Чтобы ты живой был, болван! – тоже вдруг завелся Гений, глаза его засверкали. – Живой, а не лежал бы под аккуратной такой гранитной цветочницей!
- Я под цветочницу не собираюсь, - огрызнулся Виктор. – Только что ты предлагаешь? Оставить все как есть? И пусть себе Артем продолжает натравливать своих бульдогов на кого вздумается?
- А ты неужто хочешь этому помешать?
- Хочу! К тому же, в драке я привык давать сдачи.
- Ах, сдачи, - ядовито сказал Гений. – В драке, значит. Хорошенькая, надо думать, это была драка. Сколько их было, а? И с которым ты намерен рассчитаться в первую очередь?
- Отвяжись!
- Не отвяжусь!
- Хвостом за мной, что ли, таскаться будешь?
- И буду, если нужно.
Виктор посмотрел на воинственно насупленные белесые брови Гения, на его торчком стоящие патлы, и фыркнул от смеха. Вот уж кто никогда не вмешивался ни в какие драки и старался избегать всяческих разногласий, чего бы ни касалось дело! Как он, интересно, намеревается вмешиваться, решись Виктор сойтись-таки с Артемом?
- Чего смешного-то? – окрысился Гений.
- Жизнь смешная! – ответил Виктор. – Обхохочешься.

-13-
Гений и впрямь взялся таскаться за Виктором, когда и где только мог. Будь это кто другой, Виктор быстро взбесился бы, но назойливое присутствие Гения вызывало у него только усмешки. Да и, по правде говоря, в глубине души он был даже рад компании приятеля – в одиночестве, пожалуй, он скоро извелся бы от тоски. Очень уж худо оказалось жить без Ирины. Он старался не думать и не вспоминать о ней, но все равно трудно было следовать за обычным течением жизни; выполнение привычных, каждодневных действий требовало приложения некоторых, иногда изрядных, усилий. Ничего не хотелось.
Впрочем, нет. Одно желание, причем с каждым днем все усиливающееся, у Виктора все же имелось – он не переставал думать о встрече наедине с Артемом. Но приходилось ждать, пока Гению надоест играть в телохранителя. Впутывать его в выяснение отношений было бы нечестно.
А Гений вдруг решил по мере сил заняться его развлечением. Заявив, что сидеть летом в городе вредно, но стал таскать Виктора "на природу", а именно – в карьер, давным-давно превратившийся уже в озеро с подземными источниками и, вследствие этого, в излюбленное место отдыха измученных жарою горожан. Виктору не слишком нравились эти увеселительные поездки – хотя бы потому, что за последние год-два карьер изрядно загадили, и все больше не вполне трезвых личностей стало туда стекаться. К тому же, он считал, что от купания в окрестных водоемах родного индустриального города больше выйдет вреда, чем пользы. Но Гений был неумолим и отказов не принимал. В него будто какой-то бес вселился – его, обычного такого податливого, стало невозможно переспорить. Тогда, чтоб извлечь из поездок хоть какую-то пользу, Виктор стал брать с собою Лизку. Все лучше, чем сидеть дома с матерью…
Уже в августе Виктор случайно столкнулся с Леной, с которой не виделся с окончания учебного года. После того странного ночного разговора они вдруг начали как будто стесняться друг друга и неосознанно избегали общения, если только речь не заходила о Лизке. Вот и теперь – едва успев поздороваться и поняв, что убежать будет невежливо, Лена завела разговор о своей ученице, вспомнила, с каким скрипом девочка закончила первый класс.
- Вы бы с ней позанимались, - обратилась она к Виктору с оттенком упрека.
- Смеетесь? – хмуро отозвался Виктор.
- Но нельзя же пустить все на самотек, - заволновалась Лена. – В будущем году Лизе придется еще труднее. Вы что, хотите, чтобы она осталась на второй год?
Виктор только мрачно смотрел на нее. Настроение у него и без того было почти на нуле, и с каждым днем только ухудшалось, а тут еще эти школьные заботы.
- У вас какие-то неприятности, Витя?
- У меня все так хорошо, что лучше не бывает.
- Врете, - грустно сказала Лена. – У вас все плохо. Знаете что? Давайте я сама с вашей сестренкой позанимаюсь. На дому.
- У кого на дому?
- У меня.
- Мне платить нечем, - брякнул Виктор, и тут же пожалел о своих словах. Лена так и вспыхнула.
- Вы меня обидеть хотите?
И впрямь, судя по выражению ее глаз, предложение денег очень ее задело. Виктор хотел было извиниться, но вовремя сообразил, как глупо это прозвучит.
- Так когда вас ждать? – спросила Лена, изо всех сил борясь с обидой и храбро глядя ему в глаза…
Через неделю они, к огромному облегчению Виктора, наконец-то перешли на "ты" и снова сблизились. Тема любовных метаний Виктора больше в разговорах не всплывала, и все шло очень хорошо, только вот ему начало казаться, что Лена теперь как-то не так на него смотрит. Он и раньше знал, что нравится ей, но вдруг начал подозревать, что симпатия ее приняла иную форму, и это его беспокоило. Вдруг вспомнилось расстроенное Ленино лицо в тот вечер, когда они разговаривали об Ирине… "Только этого еще не хватало", - думал Виктор, в очередной раз ловя на себе какой-то очень уж проникновенный взгляд лучистых серых глаз. И он уже не знал, радоваться или нет переходу на более дружеский уровень общения и исчезновению в их отношениях официальной натянутости. А еще мелькали странные мысли о том, что социальная пропасть между ним и Леной все-таки не так велика, как между ним и Ириной, и что с Леной, пожалуй, все могло бы сложиться куда проще и удачнее, без нервотрепки и мордобоя. Как-то Виктор, от тоски и от нечего делать, даже принялся обдумывать возможность дальнейшего сближения с Леной, но вскоре бросил: ему стало противно, под самое горло подкатило отвращение к себе. "Подумать только, легкой жизни и легкой любви захотел! Социальное неравенство давит – откуда только слова такие выкопал? – думал он со злостью. – Правильно Ирка сделает, если бросит меня – на что ей такой гад сдался…"
Но тут же подступали другие мысли, от которых становилось еще хуже: а как Лену любит Лизка! И видно, что любовь ее взаимная: достаточно посмотреть и послушать, как ласково Лена обращается с девочкой, чтобы понять это. Виктор всегда со смешанным чувством смотрел на лицо молоденькой наставницы в те минуты, когда она наклонялась к Лизке, объясняя ей что-то. Он видел тогда не учительницу и ученицу – а уж он-то знал, как мягко Лена обращается со своими подопечными первоклассниками, - а любящих сестер. А то и маму с дочкой. И начинал невольно думать, как обрадовалась бы Лизка, получи она возможность быть с Леной каждый день, а не два раза в неделю. К Ирине девочка тоже вроде относилась неплохо, но это было совсем не то, не было той ласковой радости, которая загоралась в ее глазах при виде учительницы.
И чем дальше, тем яснее Виктор видел, в какую страшную нравственную западню сам себя загоняет. Но ничего, абсолютно ничего не мог с этим поделать.


Город, ставший для Ирины местом ссылки, сначала неожиданно ей понравился. Стоял он на самом берегу Волги и, хотя был едва ли больше ее родного города, казался удивительно просторным и зеленым. На широких улицах, обсаженных раскидистыми деревьями, было малолюдно и прохладно в самый жаркий день. В многочисленных скверах, играя с листвой, гулял свежий влажный ветер, пахнущий рекой.
Родственница, к которой определили Ирину, жила одна в однокомнатной квартире. Но она работала старшим мастером на одном из крупных заводов, пропадала на работе с утра до позднего вечера, и квартира целый день оставалась в полном распоряжении Ирины. Дома, впрочем, сидеть совершенно не хотелось: уж очень заманчиво блестела за окнами Волга, еще кое-где видная за многоэтажными новостройками. Ирине очень понравился городской пляж, с ровным и чистым речным песком, почти безлюдный в людные дни. Здесь она просиживала часами, глядя на темные, сине-зеленые воды могучей реки, или следя за беспорядочным полетом чаек. А еще лучше было сесть на паром и уплыть на противоположный берег, где был ярко-желтый песок и высоченные корабельные сосны. С утра и до самого вечера можно было не встретить ни одного человека, и наслаждаться иллюзией одиночества и единения с природой.
Бродя между соснами, Ирина чувствовала, что вся прошлая жизнь ее осталась где-то позади, вдалеке – так далеко, что уже кажется вовсе и не ее жизнью, а чьей-то чужой. И с этого невероятно огромного расстояния легко было оценить и взвесить свои и чужие поступки, желания, помыслы. Ирина много думала о том, чего же она хочет, и что для нее – самое главное. Родители, друзья, институт, будущая работа, карьера – так много всего важного, без чего немыслимо себя представить. И, отдельно от всего этого, особняком – Виктор. Впервые Ирина отчетливо поняла, что Виктор и все остальное, чем она до сих пор жила, несовместимы. Что он совершенно выпадает из привычного ей окружения, он из другого мира, и жить, как прежде, балансируя между двумя мирами, долго нельзя. Рано или поздно нужно будет выбирать.
Подобные мысли посещали Ирину и ранее, но в круговерти многочисленных забот и встреч их легко было прогнать. Теперь же, в тишине и покое соснового бора, они окрепли, и настойчиво возвращались, лишая Ирину душевного покоя, который, ей казалось, она только-только обрела. Жизнь без Виктора казалась ей сплошным ужасом, но и будущее с ним пугало не меньше. Ведь не могут же они "просто" встречаться бесконечно, когда-нибудь речь зайдет о женитьбе, и тогда… Родители никогда его не примут, среди Ирининых друзей он будет как белая ворона; институт, наверное, придется бросить и найти работу, потому что ведь понадобятся деньги, а у Виктора их нет. И ведь надо будет где-то жить. Ирина вдруг задумалась: а где вообще живет Виктор? Об этом они как-то не говорили. Ясно, что не у матери, но где? Снимает квартиру? Или комнату в общежитии? Или, как предполагала Леська, он обретается в какой-нибудь дворницкой подсобке?..
Голова у Ирины шла кругом, и вдруг она спохватывалась: стоп, а Виктор ведь вообще никогда не заговаривал о женитьбе. У него вообще не было планов на будущее. Он-то о чем думает? Может, у него и намерений жениться нет? Может, он считает, что в двадцать два года думать о семье рано? "Ну почему, - думала Ирина в отчаянии, - почему с ним все так сложно? Ничего не понятно. Вот с Артемом – у того все ясно…" Да уж, у Артема планов было понастроено лет на десять вперед, и при этом – ни одного неосуществимого. Если уж он что-то планировал, то можно было не сомневаться, что намерение свое он в жизнь воплотит в лучшем виде.
Если бы Виктор хоть чуть-чуть заглядывал в будущее…
Если бы только можно было поговорить с ним, чтобы он развеял все сомнения! Сам звук его голоса действовал на Ирину успокаивающе.
Но она, с тех пор как уехала, ни разу с ним не говорила – он не звонил, как и было условлено. Вернее, на этом он сам настоял. Никак, между прочим, свое решение не обосновав. Характер, что ли, выдержать хотел?
Чем дальше, тем чаще Ирина с тревожным ожиданием поглядывала на молчащий телефон. Ей очень хотелось, чтобы Виктор изменил своим дурацким, непонятным ей принципам, и позвонил наконец. Но он не звонил. И Ирина с нетерпением считала дни, оставшиеся до возвращения домой.