Часть 3
-1-
Виктор долго думал, но решил все-таки пойди встретить Ирину после занятий. По его подсчетам, она уже два дня как вернулась, но они еще не встречались и не созванивались. Говоря по правде, он страшился встречи, не зная, чего ждать от Ирины. Да и от себя он не знал, чего ждать. И все-таки он заранее изучил расписание занятий Ирининой группы и пришел к учебному корпусу к окончанию лекций.
Высокие выщербленные ступеньки сбегали от массивных дубовых дверей к квадратной асфальтированной площадке перед корпусом, отделенной от примятых газонов литой чугунной оградкой. Виктор уселся на эту оградку и стал ждать, рассчитав, что Ирина, спускаясь по лестнице, непременно его увидит. А там уж пусть сама решает, подходить или нет.
Когда галдящая студенческая толпа неожиданно плотным потоком потекла вниз по ступеням, Виктор слегка забеспокоился: Ирина, может, его и заметит, а вот он вполне может и проглядеть ее в такой массе народу. Но он увидел ее сразу, едва она показалась в дверях. С ней была какая-то девчонка с крашеными в огненный цвет короткими волосами и с ярким макияжем – вероятно, одногруппница. У обеих подмышками колыхались огромные картонные папки для акварельной бумаги. Маневрируя этими папками, девушки неспешно спускались по лестнице и о чем-то оживленно беседовали. Виктор хотел было вскочить, но сделал над собой усилие и остался сидеть. Ведь он сам с собой условился не привлекать внимание специально.
Дойдя до середины лестницы, Ирина повернула голову и встретилась с ним взглядом. На секунду она замешкалась, но тут же решительно схватила подружку за свободный локоть и двинулась в сторону Виктора. Только теперь он поднялся и ждал ее уже стоя.
- Витя! – сказала Ирина радостно. Но выражение ее глаз не соответствовало тону, уж очень напряженное оно было. – Как ты меня нашел?
- Расписание на кафедре вывешено, - ответил Виктор, внимательно ее разглядывая. Поездка явно пошла ей на пользу: Ирина еще посмуглела и похорошела, щеки стали румянее, а свежие губы – ярче.
– А почему не позвонил?
- Гхм, - вклинилась крашеная девчонка, которая, в свою очередь, откровенно пялилась на Виктора щедро подведенными глазами. – Ир, ты хоть познакомь нас.
- Ах да, - спохватилась Ирина. – Виктор. А это моя подруга Олеся.
- Изнемогаю от счастья, - подруга Олеся первая протянула руку и весьма ощутимо стиснула наманикюренными пальчиками ладонь Виктора. – Но давайте лучше без официоза. Просто Леся. А тебя как лучше называть? Вик? Витек? Витя?
- Как хочешь, - ответил Виктор без восторга. Это накрашенное чудо было довольно забавно, но еще лучше оно было бы без косметики. – Как съездила, Ир?
- Нормально съездила. Лесь, мы отойдем на минутку, ладно? Подождешь меня? Нам поговорить надо.
- Говорите сколько хотите, - согласилась Леся покладисто и, прислонив к оградке крупногабаритную папку, принялась рыться в сумочке.
Ирина схватила Виктора за руку и повела его в обход учебного корпуса, туда, где был разбит небольшой скверик. Сейчас он пустовал.
- Почему ты не позвонил мне? Почему? - повторяла Ирина на ходу. – Я так скучала! Чуть не умерла!
Виктор удержал ее, повернул к себе и молча обнял. Ирина на несколько секунд прижалась к нему, замерев, потом чуть отстранилась и с тревогой заглянула в лицо.
- Что с тобой, Витя? Что случилось?
- Ничего, Ир, - с некоторым трудом ответил Виктор. – Все хорошо. Раз ты здесь, значит, все хорошо.
- Нет, правда?
- Правда. Ну, расскажи, как оно там, на Волге?
- Да ну ее к черту, эту Волгу. Потом. Не хочу о ней говорить.
- А о чем хочешь?
- О тебе!
- А обо мне чего говорить? – усмехнулся Виктор. – Все как обычно.
- Да? – чуть обиженно спросила Ирина. – Как обычно? То есть, что со мной, что без меня – никакой разницы?
- Дурочка, - сказал Виктор и поцеловал ее в нос. – А вообще, Ир, нам надо серьезно поговорить.
- Очень надо, - неожиданно поддержала Ирина. – Только не сейчас: меня, понимаешь, еще "пасут". Домой надо идти… Хорошо хоть, Артема за мной не послали.
"Жаль, что не послали, - подумал Виктор. – Вот и увиделись бы, наконец".
- Позвони вечером, хорошо? Я скажу, когда мы сможем встретиться. Позвонишь?
- Конечно. Только, Ир…
- Что?
- Не надо из-за меня ругаться с мамой.
- Но, - пробормотала Ирина, уткнувшись ему в плечо, - если по-другому никак?
- Тогда лучше никак, - тихо сказал Виктор.
х х х
Вывернув из-за угла, Ирина вдруг резко остановилась и дернула его за руку.
- Стой, Витя! Не пойдем туда.
- Ты что?
- Артем! – сказала Ирина, делая большие глаза и тыча вперед себя пальцем.
- Где?
- Вон, с Леськой стоит, видишь?
- Вижу, - и Виктор решительно двинулся в сторону Артема, мрачно порадовавшись про себя, как удачно все складывается. Но Ирина мертвой хваткой вцепилась ему в локоть.
- Не ходи! Наверняка он приехал меня забрать, мама прислала. Пойдем лучше вон туда, чтобы он нас не заметил. В обход. Не хочу с ним встречаться.
- Зато я хочу, - веско сказал Виктор. – А тебе к нему идти вовсе необязательно, можешь тут пока подождать.
- Чего ждать-то? – непонимающе спросила Ирина. – Да что на тебя нашло? Вы что тут, поцапались, что ли, пока меня не было?
- Ага. Поцапались. Вот именно.
Удержать его при всем желании Ирина не смогла бы – не та весовая категория. Но и отпустить одного не могла, а потому пошла следом с видом мрачной покорности судьбе, мучаясь самыми дурными предчувствиями.
- Ах вот ты где, - обратился к ней Артем, ласково ей кивая. Потом повернулся к Виктору, и выражение лица его резко изменилось, тонкие губы презрительно изогнулись. – Опять ты! Как ребра, не беспокоят? – осведомился он нарочито участливым тоном.
- Благодарствую, - холодно сказал Виктор. – На мне все быстро заживает.
- Может быть, тебе просто плохо объяснили?
- Объяснили изрядно.
- Тогда в чем же дело? Ты туго соображаешь? Требуется растолковать?
- Хотелось бы получить объяснения из первых, так сказать, уст.
Артем надменно улыбнулся.
- Не много ль чести?
- Так что же, - Виктор быстро терял терпение, - будешь ты говорить со мной или нет?
- Не буду. К тому же, если припоминаешь, мы с тобой уже разговаривали. По-хорошему. Одного раза достаточно, нет?
Собственно, этого следовало ожидать. Будь Артем расположен к выяснению отношений тет-а-тет, не стал бы он посылать полуночных амбалов. Виктор быстро огляделся по сторонам. Народу вокруг полно, и это плохо. Не затевать же прилюдно драку. Да, впрочем, плевать на толпы студентов, но вот девчонки… С другой стороны, упускать такой шанс поквитаться, хоть отчасти, - просто грешно. Хотя бы рожу ему разбить, и не так, как в прошлый раз – слегка, а как следует, чтобы недельку дома посидел, подумал.
С такими мыслями Виктор шагнул по направлению к ухмыляющемуся Артему. Но девушки, уже некоторое время наблюдавшие за ним с возрастающей тревогой, вдруг, не сговариваясь, схватили его с двух сторон за руки и повисли на нем.
- Не надо, Витя! – сдавленно вскрикнула Ирина.
- Сдурел ты, что ли? – вторила ей сердитая Леська.
- Отпустите! – тихо зарычал Виктор.
- Еще чего! Вот что, Тема: забирай Ирку и канай отсюда скоренько, - взялась распоряжаться Леська. – А ты, - это Виктору, - постой-ка и остынь немного… Идите, идите, не тормозите. Думаете, я на нем до вечера висеть буду?
Ирина колебалась, растерянно поглядывая то на Виктора, то на Артема, и явно не знала, как поступить. Тогда Артем взял ее за руку и, многозначительно улыбаясь, увел к припаркованному неподалеку "Форду". Ирина сопротивлялась, но не очень. Виктор молча, едва дыша от ярости, проводил их взглядом. Леська висела у него на руке, успешно изображая каторжное ядро, и не собиралась отпускать его. Лишь когда Ирина и Артем скрылись в нутре "Форда" и тот, мягко и почти неслышно зарычав, тронулся вдоль по проспекту, все ускоряя свой бег, она разжала пальцы и испустила глубокий вздох облегчения.
- Ну и придурок ты! – сказала она, обращаясь к мрачному Виктору. – Нашел где выяснять отношения!
- А ты не указывай.
- Если тебе не указывать, ты, пожалуй, уже через пять минут себе шею свернешь, - хмыкнула Леська и внимательным взглядом окинула его еще раз с головы до ног. – Так вот ты какой, северный олень! И впрямь, ничего, симпатичный. Только коротковат, пожалуй, немного. И уж точно не сокровище.
Никак не отреагировав на эту исчерпывающую характеристику, Виктор опустился обратно на оградку. Леська присела рядом, положила ногу на ногу, одернула короткую юбочку.
- Ты всегда такой горячий или только по вторникам?
- И по средам тоже, - ответил Виктор. Он пытался успокоиться и никак не мог; по позвоночнику то и дело пробегала дрожь возбуждения. Ярость так и клокотала в нем. Еще его раздражало, что Леська продолжает неотрывно его разглядывать и многозначительно улыбается при этом.
- Что ты на мне интересного увидела? – не выдержал он.
- Пытаюсь понять, что такого чудесного нашла в тебе Ирка.
- И как, получается?
- Неа. По-моему, смотреть особо не на что.
- Ну и счастливо оставаться, - поднялся Виктор.
- Погоди, - Леська ухватила его за джинсы и потянула книзу. – Посиди-ка. Или ты куда-то торопишься? Или, может быть, обиделся?
Виктор промолчал, но сел. Обиды не было, желания куда-то идти и что-то делать – тоже. Вообще ничего не было, даже ярость, и та схлынула. Ирина так спокойно, так покорно ушла, не возразив ни слова… Ну и ладно, ну и пусть. Он скрипнул зубами и полез за сигаретами.
- Угости сигареткой, - попросила Леська, и Виктор машинально протянул ей пачку. – Слушай, а ты правда – дворник?
- Откуда ты знаешь?
- Ирка сказала. А я, по правде, все думала, что ты "того", - она покрутила пальцем у виска.
- И теперь продолжаешь думать так же?
- Ну, что-то такое, ненормальное, в тебе есть. Немножко. Я бы с тобой точно связываться не стала.
- Я с тобой тоже, - против воли усмехнулся Виктор.
- Поразительное единодушие! А знаешь, Витя, я была бы тебе очень благодарна, если ты Ирку у Артема того… увел, то есть. Если уж она тебе так нравится.
- Вот это новости! – поразился Виктор. – Вы разве с Артемом не друзья?
Леська подняла глаза к небу и выпустила туда же струйку дыма.
- Дружба дружбой, но в некоторых делах каждый радеет исключительно за себя. Ясно?
- Ясно, - сказал озадаченный Виктор.
- Плохого я Ирке не желаю. Не думай, что я какие-то интриги у нее за спиной плету и пытаюсь Артема у нее отнять. Артем – золотой малый, - ну, может, зануда немножко, - но Ирку бесит страшно, и это уже сейчас, а что будет, если они поженятся? Лучше бы он от нее отлип.
- А к тебе прилип?
- Хотя бы и так, - засмеялась Леська. - Чего добру пропадать?
- Действительно…
- Только на Ирку он что-то очень уж запал.
- Я заметил.
- Что, пострадал уже за нее? Сильно тебя Артем потрепал?
- Живой пока, так что говорить не о чем.
- О, да ты оптимист. Люблю оптимистов. Ладно, хорошо тут с тобой сидеть, но дома дела ждут.
Леська легко вспорхнула с оградки, как большая яркая бабочка, и быстрой уверенной походкой полетела прочь от учебного корпуса. Виктор посмотрел, как ловко она переставляет ножки в туфельках на тонкой шпильке, и который уж раз подивился: как это девчонки умудряются так изящно и ровно передвигаться в обуви, совершенно для ходьбы не приспособленной?..
х х х
Встречу удалось устроить тем же вечером: удивительно, но Артем не стал ябедничать Ирининой маме, домашний арест был отменен, и родительский контроль ослаблен. Ирина недоумевала, не зная, как истолковать такую лояльность бывшего жениха. То ли он что-то задумал, то ли просто махнул на нее рукой. Ирина очень опасалась первого. Артем был не из тех, кто может махнуть рукой и отступиться. Ей вообще было не по себе. Всю дорогу домой Артем молчал и смотрел только на дорогу, но Ирина видела, как, отражая работу мысли, кривятся его губы.
По вечерам было уже свежо, еще и от маленькой городской речушки тянуло влажной прохладой, и Ирина застегнула все до единой пуговички своего замшевого пиджачка. Но даже так она зябла. А вот Виктор, как и днем, сидел напротив в одной только майке без рукавов, и было видно, как при каждом движении его рук вспухают и опадают под смуглой кожей бугры мышц. Ирина смотрела на его руки, потому что в лицо смотреть не могла – отчего-то это было слишком больно.
Битый час она пыталась выяснить, что случилось между ним и Артемом в ее отсутствие, но Виктор не хотел об этом говорить. За его молчанием крылось что-то очень нехорошее, Ирина это чувствовала. Она догадывалась, что Артем принял какие-то меры: может быть, угрожал, может быть, даже применил силу. Меры, судя по всему, оказались не слишком эффективными, и подействовали на Виктора не совсем так, как предполагалось. Но все-таки подействовали. Что-то в нем изменилось.
- Ир, да отстань ты от меня с Артемом, - не выдержал он наконец. – Я не о том поговорить хотел. Пока тебя не было, я тут думал и… в общем, давай или поженимся, или разойдемся. Совсем. Потому что мы идем в никуда, и я… не могу я так больше.
- По… ох… поже…нимся? – от неожиданности дыхание у Ирины перехватило. Она почти испугалась: неужели он прочел ее мысли? – Но я не… не думала об этом, - "Ох и врушка же ты!.." – Я не знаю…
Виктор посмотрел на нее странным взглядом, сдвинув широкие брови.
- Подумай, если еще не думала…
- Я вообще-то пока не собиралась… замуж, - вдруг Ирина поняла, что перспектива выйти замуж за кого бы то ни было – даже за Виктора, - реально ее пугает. И чего это он вообще? То просит не ругаться из-за него с родителями, то предлагает пожениться. Или он думает, что женитьба решит все проблемы? – А институт? А…
- Да разберемся мы со всем этим, Ир. Ты только скажи: "да" или "нет"?
"Разберемся! – подумала Ирина. – Интересно знать – как?.."
А вслух спросила:
- А если я скажу "нет"?
- Тогда нам лучше не встречаться больше, - хмуро сказал Виктор.
- Витя, - осторожно сказала Ирина. – А что это ты вдруг так… резко?
Виктор судорожно вздохнул.
- Я очень тебя люблю, Ир. Мне, кроме тебя, никто не нужен. Но если ты сегодня будешь со мной, завтра – родители посадят тебя из-за этого под замок, а послезавтра – ты уедешь с Артемом, я так с ума сойду.
- Но я никуда не уеду с Артемом! – запротестовала Ирина так жарко, как будто это было самое важное из всего сказанного.
- Сегодня ты уехала, - тихо сказал Виктор. – Ир, я понимаю: я никто. У меня нет ничего, даже своего угла нет. Но если захотеть, можно что-то с этим сделать – поменять работу, снять квартиру, даже в институт этот ваш дурацкий поступить.
"Сделать-то можно, - подумала Ирина. – Да только я тебя знаю: для этого тебе придется себя даже не ломать – насиловать. Ведь ты этого не хочешь. Совсем. А я? Ведь мне, чтобы принять твой образ жизни, придется насиловать себя. Я, пожалуй, смогу. Но только что из этого получится? И тебе, и мне, будет плохо… Ох, о чем же это я думаю? Почему плохо? Наверное, я все-таки не люблю его или люблю недостаточно сильно? Если бы я любила его по-настоящему, у меня даже сомнений возникнуть не должно было, я сразу ответила бы ему "да"… Ох, да мне просто страшно. И почему я такая трусиха?"
- Что ты молчишь? – спросил Виктор.
- Мне надо подумать, - в полном отчаянии сказала Ирина.
- Конечно, подумай. И… вот еще. Это серьезно, ты должна знать, на что соглашаешься. Пойдем, - он встал и протянул ей руку. Ирина не спешила принять ее.
- Куда?
- Хочу представить тебе свою мать.
-2-
К Ивану Петровичу Виктор не заходил уже давненько, и потому был встречен с радостью, к которой примешивалась, впрочем, легкая обида: куда, мол, опять пропал, почему дорогу забыл? Виктор не стал объяснять и оправдываться, но по его виду Иван Петрович, кажется, и сам кое-что понял. От вопросов, правда, удержался, за что Виктор был ему бесконечно благодарен. Меньше всего ему хотелось распространяться о причинах охватившей его хандры.
Его увлекли за стол, он не стал сопротивляться и спорить. Уже второй день он пребывал в неком оглушенном состоянии, сходном чем-то с тем отупением, которое наступает после нескольких суток непрерывного бодрствования. Этакая эмоциональная анестезия. И он надеялся, что это состояние продлится подольше.
- А Димка опять где-то пропадает, - расстроено сообщил Иван Петрович, наблюдая, как Виктор машинально ломает и крошит хлеб. – Неделю уже нету. То есть он домой, похоже, забегает, но только в наше отсутствие. И деньги у Лариски из кошелька пропали…
- Я, кажется, знаю, где он может быть…
- Где?!
- Я только пока не совсем уверен. Подождите, дядь Вань. Я загляну туда на днях…
- Загляни, пожалуйста, Витя. И не церемонься особенно с этим мерзавцем, все нервы уже матери вымотал… Ты прости, что я к тебе со своими проблемами. Вижу, у тебя тоже не все ладно.
- Все как всегда, - вздохнул Виктор, напрочь позабыв собственное правило всегда в этом доме "держать марку" и изображать полное личное благополучие. Сегодня ему было не до правил. – А я ведь тоже не просто так пришел. Помните, вы меня к себе на работу звали? Ну, так я готов, если вы только еще не передумали.
Иван Петрович явно обрадовался.
- Ну конечно! Найдется для тебя место, Витя. Надумал все-таки? Вот хорошо. А что же старая работа?
- Да вот, не срослось…
Накануне Виктор явился к Евгении Петровне с заявлением об увольнении. Начальница его была сражена наповал, но трепыхалась недолго, заявление подписала. Даже не стала ни о чем спрашивать, хотя и заметно расстроилась. Видимо, истолковала поступок Виктора по-своему: ну, кому захочется долго махать метлой, а тем более – такому молодому парню? Полюбопытствовала только с материнской заботливостью:
- Куда уходишь-то?
- Пока никуда, - ответил Виктор, окончательно добив ее.
Плохо, что пришлось срочно съезжать с общежития. Никто его не гнал; и Евгения Петровна, и комендант охотно позволили бы ему пожить недельку-другую, но Виктору нужно было исчезнуть – чтобы кое-кто не смог его тут отыскать. Возвращаться на квартиру к матери не то чтобы не хотелось, а было просто-напросто страшно, потому что Виктор чувствовал себя способным на любой поступок. То есть абсолютно на любой. Поэтому вещи он отвез Гришке, который никогда не задавал никаких вопросов, а сам остался временно бесприютным. Он решил, что пока перекантуется по знакомым, да вот хоть у того же Гришки, а если что – ну, ночи еще не слишком холодные, не рассыплется. Но это был уже совсем крайний вариант.
Еще надлежало решить, как быть с Лизкой. Работа, на которую Виктор претендовал, не подразумевала такого гибкого графика, как его дворницкие труды, и он сразу рассчитал, что ни отводить Лизку в школу, ни забирать ее домой, не сможет. Оставалось уповать на самостоятельность и дисциплинированность достаточно взрослой уже девочки. Провожая ее на очередной урок к Лене, Виктор с некоторой опаской сообщил, что осенью они не смогут уже видеться как раньше, и что Лизке придется одной ходить в школу и обратно. Лизка храбро ответила, что она уже большая, и сможет сама о себе позаботиться, но видно было, что она очень расстроилась. В тот вечер она была особенно молчалива и то и дело ласкалась к Виктору, умильно и жалобно на него поглядывая. Эти взгляды язвили Виктора сильнее отравленных стрел. Были мгновения, когда ему хотелось уже отказаться от своих намерений и оставить все как есть. Черт с ней, с Ириной, почему из-за нее должен страдать ребенок? Но тут Виктор представлял, как вновь – конечно, совершенно случайно, - встречается с ней на улице, как они смотрят друг на друга и что говорят… Нет, перемены были совершенно необходимы и неизбежны, хоть и веяло от них в душе промозглым холодом.
Были и минуты, когда Виктору казалось, что не все еще так плохо, может быть и еще хуже, но потом приходили другие мысли: нет, хуже уже быть не может, и так прижало изрядно…
Именно из-за этого тошнотворного ощущения зажатости в углу он и пошел к Ивану Петровичу. Какая уж тут гордость…
- …Так ты подходи завтра к нашим проходным. Знаешь, как добраться? Витя? Витя, ты где?.. - Иван Петрович легонько тронул за плечо Виктора, и тот выпал из своих невеселых дум.
- Я тут. Да, знаю, как добраться. Приеду…
А еще Виктору подумалось, что можно попроситься пожить к Ольгуне. Да, они всегда жили как кошка с собакой; так может, пришла пора налаживать отношения? Тем более, что в последний раз они вроде неплохо поладили. Даже выручили друг друга. Ну да, есть еще Костя, с которым Виктор не так давно обошелся очень неласково, но Костя – парень отходчивый, и на трезвую голову совсем не злой. Кроме редких случаев. Правда, и трезвым бывает нечасто…
- Не нравится мне, как ты выглядишь, - озабоченно сказал Иван Петрович.
- А как я выгляжу?
- Как человек, которого крепко приложило. Что с тобой, Витя?
"Если б я мог объяснить", - подумал Виктор и снова вспомнил потрясенные, испуганные глаза Ирины. Он ощутил вдруг страшную усталость. Не хотелось никуда идти, а хотелось лечь и уснуть. Желательно, накрыв голову подушкой. В середине лета на Виктора уже находило подобное желание, но тогдашний повод казался ему ныне мелким и пустяковым. Подумаешь, с матерью поцапался. Теперь дело хуже, теперь думать надо, как вообще жить дальше.
- Ты бы остался у нас, - Иван Петрович снова положил руку ему на плечо и легонько его сжал. – Заночуешь. А завтра вместе пойдем, покажу тебе, где наш отдел кадров. А?
- Дядя Ваня…
- Правда, Витя, оставайся, - в дверях возникла Лариса, до того возившаяся с двойняшками в детской. – Мы только рады будем.
Поборовшись немного со слабыми угрызениями совести, Виктор согласился. Идти ему все равно было некуда.
Лариса постелила ему в пустующей Димкиной комнате. Виктор лежал в его кровати, глядел в потолок – или, вернее, в темноту под ним, - и думал, где сейчас может ошиваться обитатель оной комнаты и оной кровати. И чем он занимается. Надо было довести дело до конца, выяснить, наконец, чего мутит Димка, но ни сил, ни желания тащиться на Ново-Баровскую дачу не было. Впрочем, ради Ивана Петровича надлежало сделать над собой усилие.
Нехилое, надо сказать, усилие…
"Да ведь я сам себя до такого состояния довел, - одернул себя Виктор. – Кто мне, собственно, мешал плыть по течению и дальше? Счастливой, блин, мошкою летать?.. Нет, задергался, развел деятельность... А потом сам напугался того, чего наделал. Напугался – и в кусты. А с чего я взял, что Ирина обязательно откажет? Она, может, напугана не меньше меня. Может, даже, больше. Да и кто бы на ее месте не испугался, когда тебе устраивают такое шоу?.. Ох я и дурак!"
"Но узнать ей все равно пришлось бы, - тут же возразил он себе. – Так лучше заранее, чем после загса. Вот был бы ей сюрприз в виде такой свекровушки. Черт, но какие глаза у нее были… Уж лучше бы заорала, что ли, или в обморок хлопнулась. И все-таки, я правильно сделал. Так лучше. Не для меня, так хоть для Ирки. Да и вообще, к черту, какой из меня муж?!" Тут Виктор припомнил свои рассуждения о предполагаемой совместной с Ириной жизни, которые он вел перед Леной, рассуждения о том, что ни один из них ничего не должен другому, и устыдился: ну и глупец же он был. Самодовольный глупец. И недобрый к тому же. Правильно Лена назвала его жестоким.
Да и сейчас вряд ли он изменился к лучшему.
Утром чем свет его растолкал Иван Петрович, а Лариса принесла охапку одежды, не новой, но чистой и выглаженной, принадлежавшей раньше, вероятно, Вадиму. Подавив чувство неловкости, Виктор выбрал себе темно-синюю рубашку: его собственная майка была уже несвежей, а вся прочая одежда осталась у Гришки. Рубашка была чуть велика, но в общем сидела неплохо. Одевшись, он вышел на кухню, где Иван Петрович уже пил кофе за маленьким столиком в углу, а Лариса стояла у плиты, переворачивая на сковородке оладьи. "И почему они не мои родители?" – мелькнула мысль и тут же исчезла, когда Иван Петрович и Лариса обернулись и посмотрели на него с особенным, трудноописуемым выражением в глазах, от которого Виктору немедленно захотелось стащить с себя рубашку, скомкать ее и запихнуть подальше, с глаз долой. Но он сдержался.
- Давай-ка, Витя, ешь, - сказала Лариса, ставя перед ним на стол тарелку с дымящимися оладьями. – Не смотри на этого оболтуса – в него утром и насильно ничего не запихнешь, только и знает, что кофе хлебать.
Оладьи были пышные, горячие и очень вкусные, отсутствием аппетита Виктор никогда не страдал, и без лишних уговоров он вмиг очистил тарелку.
- А что ты скажешь насчет того, чтобы остаться пожить у нас? – вдруг спросил Иван Петрович, хмурясь чему-то. Он сосредоточенно набивал трубку и на Виктора не смотрел. – Ну то есть пока с жильем не образуется. Подходящую квартиру сейчас снять нелегко, я так понимаю.
Виктор даже поперхнулся очередной оладьей, заботливо подложенной ему Ларисой.
- С чего вы взяли, что у меня напряг с жильем?
- Я же знаю, что такое твоя матушка, - невесело усмехнулся Иван Петрович. – Удивляюсь, как ты вообще терпел ее так долго.
"Он думает, что я только-только сбежал с материной квартиры, - догадался Виктор. – Ну, пусть. Так оно даже лучше".
Не став сразу отказываться, он сказал, что подумает. Квартира Тураниных манила семейным теплом и уютом (в его глазах почти идеальным, даже принимая во внимание неприятности с Димкой), но одно соображение, может быть, и глупое, мешало ему остаться. Здесь Ирина легко его найдет через Гения или брата. Если, конечно, вообще будет его искать.
- Ну, ладно, - сказал Иван Петрович, взглянув на часы. – Пора. Пойдем, Витя.
На новых "Жигулях" они быстро домчались до проходных завода, территория которого вытянулась вдоль берега второй городской речки. Иван Петрович завел своего протеже в отдел кадров, вполголоса сказал пару слов одной из молодых, строгих и нарядных сотрудниц, и ушел, велев Виктору обязательно приходить вечером к ним домой. Его уходу Виктор немало порадовался. Достаточно и того, что его, как ребенка в детский садик, привели едва ли не за ручку; если бы Иван Петрович еще начал за него хлопотать, он бы, пожалуй, сбежал. Девушки надавали ему кучу анкет, требующих немедленного заполнения, и сели пить чай. В комнату то и дело заглядывали люди, но, узрев чаепитие, тут же извинялись и исчезали за дверью. Виктор поразился такому снисходительному отношению к явно бездельничающим девицам, и подумал, что работа у них, наверное, не пыльная…
Бумажная волокита продолжалась почти до полудня. Потом молоденькая сотрудница, с неброским макияжем и умело взбитыми волосами, отобрала у Виктора все бумаги и велела позвонить через неделю, объяснив, что на оформление документов потребуется время. Виктор вышел на улицу, прищурился на нежаркое, но яркое еще сентябрьское солнце, и неспешно дворами направился в сторону северной окраины города, откуда рукой подать было до Ново-Баровского дачного поселка.
-3-
В поселке было тихо и пусто, как в первый день творения. Виктор, рассчитывающий на то, что развеселую молодежную компанию будет слышно еще от дороги, досадливо закусил губы. Неужели опять промазал, не вовремя пришел? Но где же тогда Димка пропадает? Или просто Кирилл место спутал? Досада и недоумение возросли на порядок, когда поверх хилого заборчика Виктор заглянул на участок. Тишь да гладь. Он пнул полуживую калитку, и, рискуя доломать-таки забор, быстро через него перебрался и заглянул в ближайшее окошко. И тут же сказал себе: ага! Живые все-таки наличествовали.
Живых, насколько Виктор мог различить сквозь пыльное стекло, было пять или шесть. В самых живописных позах они дрыхли кто где, и дела им не было до золотого, ярко сияющего высоко в небе солнца. Виктор тихонько толкнул дверь, и она, хотя и не слишком охотно, подалась. Через крохотный закуток, служивший, судя по наличию электрической плитки, кухней, Виктор прошел в сумрачную комнату. Лоскутные коврики, тут и там раскиданные по полу, глушили его шаги. Глядя на спящих вокруг в живописных позах подростков, Виктор поморщился и покачал головой. Что-то не так было в этом сне посреди дня. Он остановился и огляделся задумчиво, ища взглядом Димку. Тот спал на диванчике, уткнувшись носом в спинку и закинув за голову руку. Рядом с диванчиком, на полу, валялась бутылка, из горлышко которой вытекала тонкая струйка прозрачной золотистой жидкости. Виктор присел на корточки и принюхался: пиво. Обычное пиво. Вообще комната была изрядно замусорена: на столе и тумбочках стояли разнокалиберные щербатые тарелки с присохшими остатками еды, валялись окурки, громоздились немытые мутные стаканы. Виктор заглянул под стол и увидел несколько пустых бутылок из-под дешевого вина и пива. Ночью, вероятно, ребята хорошо повеселились. Обычная молодежная гулянка. И все же что-то в увиденном встревожило Виктора. Он снова медленно обвел полутемную комнату взглядом. И увидел вдруг на грязной тарелке маленький использованный шприц, не замеченный ранее. Сердце у него екнуло. Вот это новости… Вряд ли у кого-то в этой компании случился приступ диабета и инсулиновая недостаточность. Виктор был уверен, что шприц этот не единственный, и если поискать, найдутся еще, но искать он не стал. А вместо этого принялся разглядывать окурки, вид которых ему тоже не очень понравился. Очень уж они походили на самокрутки… Чтобы убедиться окончательно, Виктор наклонился и понюхал один из окурков. Ну, так и есть. Вот на что идут деньги из Ларисиного кошелька…
- Отбивную из тебя сделаю, - сказал Виктор сквозь зубы, ухватил Димку за ногу и бесцеремонно сдернул его с дивана. Димка грохнулся спиной об пол и, конечно, проснулся, но недостаточно пришел в себя, чтобы осознать происходящее. Он только замычал невнятно, закрывая руками лицо, и попытался оттолкнуть Виктора свободной ногой. Виктор протащил его немного по полу, потом наклонился, схватил за воротник и яростно рванул вверх, принуждая встать. Димка задергался, захныкал незнакомым плаксивым голосом, продолжая закрывать лицо:
- Ну чего? чего? чего… тебе… надо? Отстань, придурок!..
- А ну пойдем, - сказал Виктор и потащил его к выходу. Димка не мог подняться, ноги его, похоже, не держали, и он посеменил следом за Виктором на корточках, мотая головой и причитая. Со стороны это выглядело, как будто Виктор тащил за шкирку крупного упирающегося пса. Виктор бросил на Димку брезгливый взгляд и с трудом сдержал желание пнуть его хорошенько под дых, чтобы прочухался. Он здорово разозлился.
Так, волоком, он и вытащил Димку на воздух, удивляясь, как это их возня и Димкино, довольно громкое, бурчание, никого не разбудило. Впрочем, если все они накачались по самые уши, их не разбудит и атомный взрыв. Достаточно было взглянуть на невменяемого Димку, который до сих пор не мог понять, что и зачем с ним делают, и даже не узнавал Виктора.
Дожидаться, пока он прочухается, у Виктора не было ни времени, ни желания. Он подтащил пацана к большой, уложенной набок бочке для сбора воды и, перегнув его через ржавый железный борт, насильно сунул в воду патлатую голову и подержал так несколько секунд, не обращая внимания на панически замахавшие длинные руки. На поверхности воды плавали сухие листья и дохлые жучки-червячки, Виктор смотрел на них неподвижным взглядом и отсчитывал секунды. За волосы выдернул кашляющего Димку на воздух, рывком повернул к себе:
- Ну как? Полегчало?
- Да что ты… да я тебе…
Виктор заглянул в его слегка прояснившиеся, но еще мутные глаза, и снова толкнул его вниз, в воду. Выждал еще несколько секунд, потом отпустил его и отступил на пару шагов назад. Димка выдернул из воды мокрую голову и, душераздирающе кашляя, шмякнулся на четвереньки в сорняки. Со слипшихся сосульками волос текло. Виктор присел рядом и грубо дернул его за руку, так, чтобы видеть локтевые сгибы. Кожа была чистой. "Слава богу!.."
Сквозь падающие на лицо мокрые волосы Димка смотрел на него, отчетливо стуча зубами, и в глазах его появлялось узнавание.
- Ты!.. Урод, да я тебя…
Не дав ему выразить мысль до конца, Виктор отвесил ему жесткую пощечину. Димка схватился за лицо и уставился на него уже с откровенной ненавистью, почти уже приготовившись наброситься.
- Изуродую, - обыденным тоном сообщил Виктор, предугадав его намерения. – Я не шучу.
Он действительно не шутил, и Димка это понял. Волчий огонек в его глазах слегка приугас. Но заговорил он отнюдь не любезно:
- Ты какого черта сюда притащился? Чего тебе надо? Шпионишь за мной, что ли?
- Вроде того. Давай-ка поднимайся, домой поедем.
- Никуда я не поеду!
- Поедешь как миленький. Ты же не хочешь, чтобы я всю дорогу гнал тебя пинками?
- Только тронь меня пальцем, и увидишь, что будет!
Виктор вздохнул.
- Это я уже слышал, - сказал он устало. – И что? что будет-то? Дурак ты, Димка. Поднимайся уже, ну? Твоему отцу я ничего не скажу, так уж и быть.
- А что ты говорить собрался? Что ты видел? Что ты знаешь? Ничего!
- Видел и знаю достаточно.
- Он тебе все равно не поверит, - хмуро сказал Димка.
- Поверит. И прибьет тебя на месте – сам, без моего участия. Кажется, он уже до этого дозрел. Или, пожалуй, отправит тебя в какую-нибудь спецшколу. Хочешь?
- Гонишь ты все…
Виктор пожал плечами и поднялся на ноги.
- Поживем – увидим. Но, чтобы избежать напрасного риска, мы можем заключить сделку…
Димка вдруг чуть напрягся и уставился в какую-то точку за спиной Виктора. Тот обернулся и увидел выползшего на крыльцо рослого парня лет шестнадцати, с растрепанной черной шевелюрой и мутно-агрессивным выражением глаз.
- Чего это вы тут делаете? – осведомился он, ворочая языком с некоторым напряжением.
- Доброе утро! – хмуро сказал ему Виктор и, решив, что ждать больше нечего, наклонился и сильным рывком поднял Димку на ноги. – Иди, спи дальше, дружок.
- А ты кто такой? – с удивлением спросил парень, спускаясь с крыльца и при этом чудом не кувырнувшись на ступеньках. Ноги у него заплетались еще сильнее, чем язык. И вообще он здорово смахивал на зомби. – Что-то я тебя не помню…
- Я тебя тоже.
- Тебя кто привел?
- А я своим ходом, - отозвался Виктор, проклиная про себя излишне любознательного хлопца и подталкивая вяло упирающегося Димку в сторону калитки. – Иди, иди, возвращайся в свое сонное царство…
- Димка! – переключился вдруг зомби. – Друг! Ты уже уходишь? Как же так?!..
Димка если и хотел что-то ответить, все равно такой возможности ему не предоставили – сильным толчком в спину Виктор направил его в сторону калитки и, обернувшись, показал словоохотливому зомби сжатый кулак и скорчил такую рожу, что зомби даже откачнулся назад, оставив все попытки задержать уходящего приятеля.
х х х
- Так вот, - сказал Виктор, прислонив Димку к трамвайному окну и встав перед ним так, чтобы предотвратить всякую попытку побега. Бежать, впрочем, при всем желании едва ли удалось бы – трамвайный салон был заполнен людьми довольно плотно. Даже к окну пришлось проталкиваться. – Давай договоримся: я помалкиваю о том, что увидел, и о том, на что пошли стыренные у матери деньги, а ты, как пай-мальчик, сидишь дома, не суешься на дачу и не встречаешься с приятелями.
Димка смотрел на него с мрачной злобой, как на врага народа, и молчал.
- Мне, в общем, пофиг, - продолжил Виктор, - курил ты там, ширялся или глотал чего. На тебя мне плевать. Но я кое-чем обязан твоему отцу…
- Обязан? – фыркнул Димка. – Чем это?
- Не твое дело. Ты вообще-то ему тоже обязан, самой жизнью своею поганой, а ведешь себя, как свинья.
- Задолбал ты меня учить!
- Задолбал? Да я и не начинал еще. Учу я по-другому. Вот так, - и Виктор поднес к Димкиному носу сжатый кулак. Димка отдернул голову, а в хмурых карих глазах появился отчетливый вопрос: "И откуда ты взялся такой на мою голову?" – Вообще-то я детей не бью, - добавил Виктор, убирая руку. – Но для тебя исключение сделаю. Ясно тебе?
- Да иди ты… - Димка отвернулся и уставился в окно, изо всех сил делая вид, будто не видит своего спутника в упор.
Он еще храбрился и задирался, но было ясно, что отцовская нахлобучка его страшит, да еще как. Даже несмотря на то, что до сих пор отец обращался с ним весьма мягко – гораздо мягче, на взгляд Виктора, чем он того заслуживал. Но узнав, что именно вытворял отпрыск во время своих загулов, Иван Петрович наверное спустил бы с него шкуру. Поэтому, хотя Димка и не согласился вслух с предъявленным ему ультиматумом, по глазам его, по лицу, по всей длинной сутулой фигуре было видно, что он склонен условия эти принять. Виктор его не торопил: пусть подумает, осознает.
От трамвайной остановки до дома Димка тащился с видом унылым, словно у побитого пса. Виктор не отставал от него ни на шаг, на ходу обдумывая новое обстоятельство привольной Димкиной жизни вне родительского дома, о котором он узнал буквально несколько минут назад: не дожидаясь, пока на парня снизойдет приступ откровения, Виктор буквально вытряс из него все подробности его загулов. Не для того, чтобы поведать их Ивану Петровичу, но исключительно для удовлетворения собственного любопытства. И теперь колебался, утаить от него новые факты или нет. Потому что дело касалось не только и не столько Димки, сколько семьи Тураниных в целом.
Пропадая по несколько дней, Димка, конечно, не мог все время ошиваться на даче. Он должен был хотя бы иногда что-то есть, а ни он сам, ни его дачные приятели не могли бы позаботиться о пропитании. Домой он наведывался и чем-то там перекусывал, но случалось это нечасто. А основную часть времени он, как оказалось, проводил у бабушки – Ларисиной матери. Бабушка жила одна в двухкомнатной квартире, обожала внука и издавна терпеть не могла своего зятя. Вот уже двадцать с лишним лет она капала дочери на мозги, объясняя ей, чем же именно нехорош ее муж, и надоела ей так, что с некоторых пор Лариса прекратила с матушкой всякое личное общение, лишь изредка беседуя с ней по телефону. Иван Петрович вообще уже много лет с ней не разговаривал. Вот у этой-то бабушки Димка и пропадал, предварительно произведя психологическую обработку: поведал ей, что отец его тиранит, держит в черном теле, никуда не отпускает и карманных денег не дает. Успеха он добился легко, потому что ничего иного бабушка о своем зяте услышать и не ожидала. Бабушка всему поверила, обругала Ивана Петровича последними словами и приютила у себя несчастного мальчика, заверив, что он может найти у нее тихое пристанище и отдохнуть от отца-тирана когда только ему будет угодно. И пообещала ничего не говорить Димкиным родителям о его визитах – необходимость хранить тайну, дабы тем самым напакостить несговорчивой дочери и нелюбимому зятю, ее очень развеселила и взбодрила. Разыскивая запропавшего сына, Иван Петрович звонил ей, и не раз, но старая карга прикидывалась этакой невинной овечкой – мол, ни сном ни духом, знать не знает, где Димочка прячется. От нотаций, впрочем, удержаться не могла – "а вот был бы ты, Ваня, с мальчиком поласковее, и не убегал бы он из дома-то…"
Виктор считал, что про бабку Ивану Петровичу следует знать. Ей-то он не обещал помалкивать и хранить секреты в обмен на примерное поведение? И еще он считал, что будет очень кстати, если кто-нибудь – например, тот же Иван Петрович – вправит карге мозги.
На лестнице Димка совсем скуксился: видимо, в красках представлял, что сделает с ним отец, а мальчишеская гордость не позволяла сказать Виктору: "Пусть будет по-твоему". Виктор тоже молчал, но из иных соображений. Ему было интересно, чего в мальчишке больше – гордости или страха. Выходило, что гордости больше... Уже перед самой квартирой Виктор тронул его за плечо, останавливая, и сказал тихо, глядя ему прямо в глаза:
- Так я твоему отцу ничего не рассказываю. Договорились?
- Договорились, - хриплым, сдавленным голосом ответил Димка после некоторых колебаний.
- Но если узнаю, что ты опять… - еще тише сказал Виктор. – Голову оторву, так и знай…
Сдержать обещание оказалось сложнее, чем дать, как всегда и бывает. Иван Петрович не очень-то поверил небрежным пояснением Виктора – что, мол, мальчишки дурью маялись, отрывались вдали от предков, на свободе, где никто не мешал им попивать пивко и винишко в компании симпатичных девчонок. Вскользь оброненное слово "дурь" его неожиданно насторожило, и Виктор, заметив, как дрогнуло что-то в его глазах, тут же пожалел, что не выразился как-нибудь иначе. Уж наверное, Ивану Петровичу было известно не только классическое значение этого ныне двусмысленного словечка. Но при Димке он не стал ничего уточнять и выпытывать, и лишь оставшись наедине с Виктором, спросил тихо, чуть склонившись к нему:
- Ну что, Витя, все очень плохо?..
Виктор покачал головой, прислушиваясь, как за стеной на кухне Димка отвечает что-то матери хрипловатым голосом, в котором загадочным образом смешались виноватые и скандальные нотки. Так хулиганистый младешклассник, вызванный на ковер к директору, мог бы бурчать: "Ну а чего? Чего я-то?"
- Все нормально, не волнуйтесь. Побесился немного…
- Не врешь мне?
Виктор усмехнулся и ответил, неожиданно попав в тон задиристо-виновато бубнившему Димке:
- А чего мне врать-то?.. Вот посмОтрите.
-4-
Квартира у Ольгуни была двухкомнатная и, что приятно удивило, довольно чистенькая – Виктор-то ожидал увидеть бардак вроде матушкиного. Разве что по стульям были раскиданы игрушки и какие-то детские вещи. Но куда деваться, если в семье двое маленьких детей? В остальном же все выглядело недурно и вполне по-домашнему: вымытые полы, аккуратно поклеенные обои, чистые занавески на окнах. Даже цветы в горшках. Но все-таки Виктор с первой минуты решил, что не станет заводить разговор о том, ради чего, собственно, пришел. Ольгуне, ее крупногабаритному мужу и двум мелким девчонкам и самим было тесновато в двух небольших комнатушках.
- На тебя, никак, кирпич грохнулся, - предположила Ольгуня, с удивлением разглядывая нежданно нагрянувшего братца. – Иначе, я даже не знаю, что могло случиться в мире, чтобы ты решил меня проведать.
- В мире много всякого происходит, - отозвался Виктор, проходя за ней на кухню. – Смерчи, наводнения, войны… И все, понимаешь, взаимосвязано. Как знать, может, это на меня революция где-нибудь в Непале так подействовала…
Ольгуня посмотрела на него, как на душевнобольного.
- Вроде не датый, а хрень какую-то несешь. Или хлебнул все-таки, а?
- Если б хлебнул, ты бы сразу поняла. Просто так я зашел, Ольгунь. Шел мимо и решил завернуть.
- Каких только чудес в мире не случается, - скептически сказала Ольгуня, и тут из комнаты донесся трубный Костин глас:
- Кого там принесло, Оль? Натаха, что ли?
- Вот! – сказала Ольгуня, энергично ткнув пальцем в стену. – Любопытствует. Сейчас придет самолично поглядеть. Не боишься, что припомнит тебе последнюю встречу?
Виктор покачал головой, сел на табурет и прислонился затылком к стене. Его одолевала усталость, навалившаяся вдруг после поездки в Ново-Барово и общения с тамошней молодежью. Ночевал он у Гришки, спал как убитый, но не выспался совершенно.
И на появление в кухне Кости отреагировал только слегка заинтересованным взглядом, едва-едва повернув в его сторону голову.
- Явление Христа народу, - с удивлением проговорил Костя, разглядывая покачивающегося на табурете Виктора. – Эт-то явно не Натаха.
- Ага, не Натаха, - согласился Виктор.
- Ну и ну, совсем молодежь оборзела. В морду хочешь?
- А по почкам?..
- Ребята! – возмущенно вскинулась Ольгуня. – Вы что, совсем что ли, рехнулись?
- Цыц! – сказал в ее сторону Костя, и она тут же привычно стушевалась. – Куда лезешь, не видишь, что ли, люди разговаривают? Сообрази лучше по быстрому чего-нибудь пожрать. И беленькую давай, я знаю, у тебя есть. Хряпнем по маленькой с твоим психованным братцем.
- Я не пью! – немедленно отреагировал Виктор, перестав раскачиваться.
- Чего это? – Костя глянул на него с подозрением. – Западло выпить с родаком, что ли? Не чужие мы, все-таки. А? чего нос воротишь?
- Пойду я, пожалуй.
Виктор решительно приподнялся, но тяжелая Костина рука легла ему на плечо и принудила сесть.
- Сиди! Слушай, Витек... ты, конечно, псих, но я на тебя не в обиде. Всякое бывает! Понимаю! Все понимаю! – Костя вдруг расхохотался. – А здорово ты меня там на лестнице шуганул! Отчаянный ты малый! Что, неужели и впрямь пырнул бы?
- Не знаю, - честно признался Виктор, глядя в смеющиеся Костины глаза. – Может быть.
- О чем это вы? – снова сунулась встревоженная Ольгуня, и снова Костя на нее цыкнул. Сгреб со стола на две трети полную бутылку с водкой, сунул в руку Виктору граненый стакан и щедро, от души, плеснул в него. Виктор хотел поставить его на стол, но Костя наклонился к нему, сдвинул брови и сказал с угрозой:
- Слышь, ты? Если откажешь, выкину за дверь, на х…, и только попробуй еще сюда харю свою сунуть.
"Из двух зол выбирай меньшее", - мрачно подумал Виктор, глядя на зажатый в кулаке стакан. Он прекрасно сознавал, что будет дальше, если он сейчас уступит Косте. Но сегодня – именно сегодня, - ему было на это наплевать. Да и всем на это наплевать. Какое кому до него дело?.. А вот Косте будет урок – узнает, как спаивать шурина… От этой мысли Виктору даже стало весело. Он усмехнулся, подмигнул Ольгуне, которая смотрела на него настороженно, потом с легким звоном сдвинул свой стакан с Костиным и со словами: "За твое здоровье!" – опрокинул его содержимое себе в рот.
Х Х Х
Костя оказался на удивление сознательным собутыльником, и ближе к утру даже доставил почти невменяемого Виктора к себе домой. Правда, Виктор осознал себя и свое местоположение далеко не сразу. Что и неудивительно. Даже после пробуждения его самочувствие оставляло желать лучшего. Водки он не пил уже очень давно, и потому все симптомы жестокого похмелья прочувствовал особенно остро. Стараясь не крутить головой и не двигать глазами, Виктор очень медленно и очень осторожно поднялся с дивана и, придерживаясь о стену, побрел в кухню. О том, что происходило вчера вечером и ночью, он старался не думать. Впрочем, при всем желании предаться воспоминаниям он не смог бы: их, то есть воспоминания, начисто срезало после первого же стакана, как и всегда.
За столом на кухне, облапив уполовиненную бутылку пива, сутулился Костя. Глядя на его помятую, небритую физиономию с набрякшими веками и покрасневшими глазами, Виктор подумал, что и у него самого вид, должно быть, ненамного лучше. Машинально он провел ладонью по щеке, обнаружил колючую щетину – чему вовсе не удивился, - и припухшую губу – чему удивился, но не сильно. Похоже, сегодня ночью он опять нашел приключения на свою голову. Хорошо или плохо то, что он ничего не помнит? "Ничего, Костя сейчас просветит, - мрачно подумал Виктор. – Уж у него-то провалов в памяти не наблюдалось, даже и по пьяни. А что-то интересное определенно было, недаром он на меня смотрит как Малыш на фрекен Бокк..."
Виктор тяжело опустился на табурет напротив Кости, и тот, глядя на него со странным выражением, немедленно потянулся к дверце холодильника.
- Пива хочешь?
- Нет! – почти испуганно ответил Виктор, и Костя, кисло кивнув, присосался к своей бутылке. – Мне и так… хватило.
- Угу, - сказал Костя. – Хватило, это точно. И часто тебя так колбасит?
- Всегда...
- Предупреждать, вообще-то, надо. Знал бы – в жизни тебе не налил бы...
Виктор мрачно улыбнулся, скрестил на столе руки и опустил на них голову.
- Ну, рассказывай, чего я такого натворил...
- А ты что – вообще ничего не помнишь?
- Вообще ничего.
- Так не бывает, - не очень уверенно сказал Костя.
- Бывает. Ну, чего мнешься? Портрет мне кто испортил? Уж не ты ли? Давай уж, говори, чего там...
В самом деле, Костя смотрел на него с некоторым сомнением.
- Не трогал я тебя. Сам цепляться начал...
- К кому? Да говори ты, не томи!
- Сначала к девчонкам каким-то. Девчонки, может, и сами не против были бы, не просто же так погулять в двенадцать ночи вышли, да ты очень уж агрессивно к ним полез. Понимаю, конечно, что на них юбки такие, что не поймешь сразу – юбка это или пояс, но не так же среди улицы руки под них запускать...
- А я запускал? – тихонько, сквозь зубы, спросил Виктор.
- А то! Подкатил к ним и давай, значит, за задницы их хватать. Девки, конечно, визг до небес подняли. На вопли какой-то мужик из машины вылез – сутенер ихний, наверное. Серьезный такой мужик, мордатый. Стал наезжать, так ты на него бросился. Сцепились вы с ним, насилу растащил... Он-то тебе портрет и попортил, надо думать. Но вообще-то ты легко отделался.
- Угу, - мрачно сказал Виктор, что-то усиленно соображая. – А тебя-то зачем вслед за мной на улицу понесло? Ночью?
- Одного тебя пускать стремно было. Уж очень буянил. А не пускать... – Костя крякнул и от души присосался к пиву. Отставил бутылку, утер ладонью губы и сказал, хмуро глядя на Виктора: - Не пустить – так, пожалуй, ты еще и пырнул бы чем, по доброте душевной. Знаешь, как-то очень отчетливо вспомнилось, как ты ножиком у меня перед носом размахивал. Псих ты, малый, псих законченный. А мне мои внутренности дороги, понимаешь.
- Зря паниковал, у меня и ножа-то нет.
И это была правда: нож остался валяться в траве в ту ночь, когда Виктора подловили в парке подручные Артема. Искать оружие он не стал – не до того, да и без пользы, в густой буйной траве-то, - а новый так и не купил.
- А я знаю, есть он у тебя или нет? – фыркнул Костя. - Проверять не хотелось, особенно на собственной шкуре. Да ты и без ножа, оказывается, много чего могёшь.
- Это только по пьяни, - пробормотал Виктор и закрыл глаза. Что-то подсказывало ему, что общением с девчонками и их мордатым охранником приключения его не закончились. Слушать, что было дальше, ему совсем не хотелось – щеки и без того горели, - но все-таки он спросил: - Ну а дальше?
- А дальше ты этому амбалу машину расколотил.
Виктор даже голову приподнял, невзирая на бьющуюся в висках боль.
- Это как? – потрясенно выдохнул он.
- Очень просто – камнем в ветровое стекло запустил.
- И он со мной ничего не сделал?
- Хотел, но не успел. Я тебя очень-очень быстро уволок.
Виктор помолчал, размышляя о том, что, если бы не Костино вмешательство, сидел бы он сейчас не на кухне у сестры, а в ментовке, или, что более вероятно, лежал бы неживой на пустыре или – полуживой – в реанимации. Пристально глядя на Костю, он сказал очень серьезно:
- А ведь ты, пожалуй, жизнь мне сегодня спас.
- Может быть, - ничуть не смутился таким признанием Костя и долгим глотком втянул в себя остатки пива. С сожалением оглядел пустую бутылку, сунул ее под стол и достал из холодильника новую. Повел ею в сторону Виктора. – Точно не хочешь? Очень помогает...
- Кому как. Лично меня по второму кругу накроет...
- Тогда лучше мучайся. Так оно безопаснее будет.
- И полезнее для души, - пробормотал Виктор и снова опустил голову. Его мутило. – Ладно, рассказывай, чего я еще натворил.
- К счастью, больше ничего. Я тебя домой утащил.
- И я так просто дался?
- Ну, не так уж "просто". Брыкался... Хорошо еще, ты к тому моменту выдыхаться уже начал. Ну, а тут тебя окончательно срубило. Рухнул, как мертвый, я аж испугался.
- Пугаться раньше надо было, - вздохнул Виктор. – Ну а что было до того, как меня понесло на улицу?
- Уверен, что хочешь знать это? – скептично спросил Костя.
- Не хочу. Но надо...
Ничего утешительного Костя, конечно, не рассказал. Как и всегда, после первого же стакана Виктор впал в крайне агрессивное состояние, превратившись в совершенно другого человека, ничуть не похожего на того, которого знали его друзья-знакомые. В нем менялось все, вплоть до манеры речи, жестикуляции и выражения глаз. Сначала Костю эти перемены развеселили. Не осознав сразу всей опасности, он подливал Виктору еще и еще, отмахиваясь от робких предостережений Ольгуни, которая в общих чертах представляла, чего ждать от пьяного брата. Когда он спохватился, было уже поздно. Началось все с громкого семейного скандала, когда Виктор полез к Ольгуне с поучениями касательно ее супружеской жизни. Костя тоже не мог не вмешаться, и ор поднялся такой, что прибежали соседи с угрозами вызвать милицию. Виктор перенес внимание на соседей, и без милиции дело-таки не обошлось, но явилась она уже когда главного скандалиста в сопровождении Кости унесло на улицу, и с ней общалась злая заплаканная Ольгуня.
- Вот она, наверное, добрыми словами меня всю ночь поминала, - мрачно заметил Виктор. – То-то у меня уши горят... Кстати, она где?
- С девчонками гуляет. Сказала, что не желает дышать перегаром.
- Неужели только это и сказала?
- Нет, конечно! Много чего наговорила. Злющая она на тебя, - с неким садистским удовлетворением сказал Костя. – Так что я, на твоем месте, ее возвращения не дожидался бы. А то еще глаза выцарапает.
Совет был разумный, но Виктор не намеревался ему следовать. Быстрое исчезновение в отсутствие Ольгуни было бы слишком похож на трусливое бегство. Виктор же, хотя и не был вполне готов выслушать все, что у сестры накопилось высказать в его адрес, чувствовал себя виноватым и хотел хотя бы извиниться. Мягко говоря, нехорошо получилось: пришел в чужой дом и устроил такое представление...
- Пойду я, пожалуй, на улице посижу, - сказал Виктор, поднимаясь с величайшей осторожностью. – Воздухом подышу. Авось, полегчает...
- Иди-иди, - напутствовал его Костя, явно обрадовавшись избавлению от буйного родственника. – Только Ольке на глаза не попадайся. И побрейся хоть сначала, а то как чечен...
Сегодня Костя был просто кладезем мудрых советов.
Уже в дверях Виктор обернулся и спросил с внезапно проснувшимся интересом:
- А ты почему дома? Сегодня ж рабочий день.
- А я на больничном, - нагло улыбнувшись, ответил Костя. – А вот ты чего шаболдаешь?
- А я безработный, - сказал Виктор и, очень мягко закрыв входную дверь, медленно спустился по лестнице, на ходу нашаривая в кармане рубашки сигареты. В голове в такт шагам что-то болезненно бухало. "Так тебе и надо, - злорадно обратился сам к себе Виктор. – Меньше пить будешь... Сколько раз ведь зарекался, и надо же, так сорваться! Слабак..."
День стоял солнечный и теплый, и лавочка перед подъездом была занята бабками, которые встретили Виктора настороженными и откровенно враждебными взглядами. Наверняка среди них были и свидетельницы ночного скандала, а может даже и те, кто вызывал милицию. До Виктора донесся шипящий шепоток: "Вот он, пьяница-то этот! А молодой такой..." Поморщившись и ничего не сказав в ответ – хотя язык чесался, - он прошел вглубь двора, выглядывая Ольгуню. Едва ли она с коляской и с трехлетней Ксюшей угуляла далеко. Двор был большой, одним взглядом не окинешь, и Виктор медленно шел, осторожно крутя головой по сторонам. Сначала на глаза ему попались знакомые черные вихры, украшенные сбившимся набок белым бантиком: в песочнице под облупившимся "грибком" увлеченно ковыряла лопаткой Ксюша. Потом Виктор приметил и Ольгуню – закинув ногу на ногу, она сидела тут же на скамейке и со скучающим выражением наблюдала за ковыляющей по траве в двух шагах от нее младшенькой. Для своего возраста Соня держалась на ногах весьма уверенно, и если падала, то не плакала и не звала на помощь, а упрямо поднималась и топала дальше. Сказывался, видимо, упрямый и задиристый мамин характер.
Виктор подошел и молча сел рядом с сестрой. Та покосилась на него, не поворачивая головы, и сказала сердито:
- Дай сигарету.
Нервным движением выхватив из смятой пачки сигарету, она закурила, все так же не глядя на брата. Сигарета заметно подрагивала в ее тонких смуглых пальцах.
- Оль, прости дурака, а? – тихонько сказал Виктор.
Негромко, но с большим чувством Ольгуня обозвала его непечатным словом и прошипела:
- Видел бы ты себя со стороны! Вылитый папаня – такой же придурок!
Виктор чуть вздрогнул. Намеренно или нет, Ольгуня угодила в больное место. Отец, в трезвом виде человек тихий и даже кроткий, выпив, быстро зверел и становился жесточайшим тираном по отношению к жене и детям. В такие минуты Виктор его люто ненавидел и лет с тринадцати осознанно вызвал его гнев на себя, ради того только, чтобы получить возможность дать сдачи и выплеснуть накопившуюся ненависть. Оглядываясь теперь назад, Виктор видел, что уже тогда давал о себе знать унаследованный от отца характер: обычно спокойный и миролюбивый, в моменты нервных срывов или же выпив, он становился агрессивным и неуправляемым. Но раньше Виктору как-то не приходило в голову сравнивать себя с отцом. А теперь, подумав вдруг, что Ольгуня кругом права, до хруста стиснул зубы.
Тем временем, Ольгуня продолжала поносить его, сначала вполголоса, но чем дальше, тем сильнее распаляясь и повышая голос. На них уже начинали поглядывать с неодобрением. Но Виктор все молчал, только все ниже склонял голову, словно под тяжестью придавливающего к земле груза. Замолкла Ольгуня внезапно, когда вдруг расплакалась Соня, до этого момента слушающая мамину ругань с недоумением на пухлой мордашке и не понимающая, что происходит. Ольгуня отбросила недокуренную сигарету и побежала утешать ее, зло бросив Виктору:
- Вот посмотри, что ты наделал!
На это Виктор тоже ничего не ответил, даже головы не поднял. Он сидел, сильно наклонившись вперед, так что затылок оказался едва ли не ниже колен, и боролся с желанием обхватить голову руками и тихонько завыть. В мыслях все у него перемешалось: последний разговор с Ириной, Костин рассказ, злые упреки сестры, даже Димкино мокрое лицо с ненавидящими глазами и искривленными губами. Он не заметил, как Ольгуня оказалась снова рядом, почувствовал лишь, как ее маленькая, но крепкая рука обнимает его за плечи, и услышал, как ее испуганный голос спрашивает у самого его уха:
- Витя, что с тобой? Витя, тебе плохо?
- Да, мне плохо, - сдавленно ответил Виктор и, не совладав с собой, все-таки обхватил голову руками, сцепив на затылке пальцы в замок. – Очень плохо, Оль. Я с любимым человеком расстался. Насовсем.
Ольгуня ничего не знала о его жизни, не стала бы в нее вмешиваться и, тем более, давать советы и утешать, и потому ей можно было рассказать, каково это – отрывать себя с мясом от любимого, родного человека. И он рассказал, совсем почти размякнув под маленькой рукой, ласково ерошившей его короткие жесткие волосы.
-5-
Легче не становилось нисколько. Чтобы совсем уж не скиснуть, Виктор старался думать только о сиюминутных делах: о том, чтобы отработать смену, не поцапавшись с мастером; о том, чтобы проверить Лизкины уроки и сходить в магазин за продуктами; о том, чтобы по просьбе Алины Игоревны, его квартирной хозяйки, поправить расшатавшуюся ступеньку в сенях. Так еще можно было кое-как жить. Но в груди как будто навечно поселилось какое-то сосущее чувство, с которым оставалось только примириться. Ольгуня сказала ему во время последнего разговора: "Брось, пройдет", - и он надеялся, что оно действительно пройдет. Со временем.
А в остальном все было даже неплохо.
На заводе как ученику платили пока не очень много, но по сравнению с зарплатой на старой работе это были просто золотые горы. Денег хватило даже на то, чтобы снять комнатку в частном доме и, таким образом, решить хотя бы вопрос с крышей над головой. Правда, поначалу с непривычки Виктор изматывался за смену до состояния полного отупения, но это было даже к лучшему.
Со съемной комнатой получился курьез. Большая часть сдаваемого жилья была Виктору все-таки не по карману, но Гришка подсказал приемлемый вариант: старушка-пенсионерка, знакомая его знакомых, искала тихого приличного жильца. Виктор сильно засомневался, что пройдет по категории "тихий и приличный", но к старушке все-таки поехал. Район он знал хорошо – частный сектор прилегал непосредственно к старому парку, в котором он любил гулять. Прошелся неспешно по кривоватым немощенным, почти деревенским улочкам, разглядывая домики-избушки в три окна, поставленные, наверное, еще в позапрошлом веке. Все здесь казалось очень старомодным, вплоть до кружевных, вязанных крючком, занавесок на окошках. Искомый дом оказался деревянным, с двускатной крышей, вросшим в землю на целый локоть. Виктор постоял перед ним, рассеянно размышляя о причудах генерального плана застройки города, обошедшего стороной сей заповедник старины, докурил сигарету до фильтра и надавил на кнопку звонка у калитки. Не открывали долго, но за окошками угадывалось чье-то присутствие, шевеление какое-то, и потому Виктор терпеливо ждал, не уходил. Видимо, мнительная пенсионерка, прежде чем впустить гостя, желала досконально его рассмотреть. Наконец, за калиткой послышались старческие шаги. Виктор ожидал, что сейчас его спросят, кто он такой и зачем пришел, но без всяких предварительных вопросом залягзал запор (или щеколда), калитка приоткрылась, и на Виктора глянули смутно знакомые веселые выцветшие глаза.
- А как поживает ваша сестренка? – спросила старушка, и Виктор тут же вспомнил ее. – Ее, кажется, Лизонькой звать? Давненько вас не было видно!
- Здравствуйте! Вот не ожидал вас тут увидеть... - Виктор улыбнулся с веселым удивлением. - Лиза здорова, учится... А разве вы комнату сдаете?
- Сдаю, сдаю. Проходите, посмотрите. Вы для себя или для знакомого?
- Для себя.
- У меня тесновато, такому молодому человеку, может, и не подойдет. Да и скучно тут, тихо, от центра далеко. А у меня и телевизора нет.
- А мне веселья не надо, - отозвался Виктор, оглядываясь. Из темноватых тесных сеней со скрипучими полами хозяйка провела его в дом, состоящий из кухоньки и двух небольших комнат – очень аккуратных и очень старомодных. Мебели было немного, и вся она выглядела очень старой.
- Вот, посмотрите, - словно извиняясь, сказала хозяйка, показывая Виктору маленькую, но с отдельной дверью, комнату, в которой поместились – и то с некоторым трудом, - старенький раскладной диван, сервант с кое-какой разрозненной посудой и, у окна, письменный стол. – Не знаю, устроит ли вас эта комнатушка...
- Устроит, - сказал Виктор. Раздумывать тут было нечего. – А я вас устрою в качестве жильца?..
Так он познакомился, наконец, со старушкой, которая по весне, в мокром старом парке, спрашивала, не отцом ли он приходится Лизке. Звали ее Алина Игоревна. По натуре она была человеком общительным и даже болтливым, а жила одна, и потому часто скучала. Потому решила и жильца пустить, чтобы "было с кем словом перемолвиться". В городе жила ее дочка с зятем и внучкой Наташей; дочка звала ее к себе в квартиру, но Алине Игоревне жаль было оставлять старый дом. "Без человека-то дом умирает, - со вздохом сказала она Виктору. – Жалко дом-то..." Был у нее, впрочем, и другой расчет: старинному дому требовалась хозяйская рука, а что могла сделать пенсионерка? Зять поправлял кое-что по мелочи, но у него – работа, да и семья своя. И Алина Петровна, хитро, совсем по-девчоночьи улыбаясь, поинтересовалась у Виктора, не сочтется ли криминалом, если она – ну, время от времени, - будет просить его сделать кое-что по дому? По мелочи. "Не вопрос, - ответил Виктор. – Располагайте мной полностью..."
Заручившись его согласием, Алина Игоревна взялась его эксплуатировать. И отнюдь не по мелочи. Дел было много, и Виктор охотно за все брался – так, делая что-то, легче было забыть о присосавшейся к сердцу холодной тоске. И говорливая старушка еще облегчала ему эту задачу; ее веселая болтовня, ничего в нем не задевая, отвлекала от печальных мыслей. Не раз и не два он думал, что надо бы как-нибудь отблагодарить Гришку, подсказавшему ему адрес этой чУдной женщины, которая вернула ему ощущение своего дома, давно уже забытое. Но с Гришкой все как-то не получалось пересечься.
Зато Гений как будто выслеживал его и подстерегал в самых неожиданных местах. Нового адреса он не знал, но как нюхом чуял, где и когда можно Виктора подловить. Сначала он обижался, что Виктор снова утаивает свое местожительство, но скоро понял, что обидой того не пронять.
Гений и рассказал Виктору, что Ирина его разыскивает.
- Ты с ней видишься? – спросил Виктор, внутренне сжавшись.
- Вижусь. Она ведь и через меня, тоже... пытается тебя найти. Я пока отговариваюсь, что сам тебя из виду потерял, но она, кажется, не верит.
- Вот и отговаривайся дальше.
- Вить, вы что, поссорились? – очень осторожно, почти робко спросил Гений, заглядывая ему в лицо. Они сидели на скамейке в парке, и проделать это было нелегко, особенно учитывая, что Виктор упорно смотрел в другую сторону.
- Нет. Не поссорились. Так что если ты собирался нас мирить – брось это. И не вздумай нам встречи подстраивать. Я тогда не знаю, что с тобой сделаю...
- Ничего не понимаю... Если не ссорились, что тогда? Ирка чуть не ревет, и все твердит, что виновата... В чем виновата? Ты ее наказываешь за что-то? Так объяснил бы хоть человеку, за что...
- Ну что ты за бред несешь! – взвился Виктор. – Наказываю? За что мне ее наказывать?!
- Тебе лучше знать! – Гений тоже повысил голос. – Трудно с ней поговорить, что ли? Если она ничего не понимает...
- Все она понимает! И я тоже все понимаю! И говорить нам больше не о чем! И... и все, ясно?
- Ясно только, что ты идиот!
- Может, я и идиот, - уже тише сказал Виктор. – Но только я видел, как она смотрела... и знаю, что она думала...
Гений поморгал озадаченно.
- Ты о чем?
Виктор махнул рукой и снова отвернулся.
- Не лезь ты в это... А Ирке скажи, чтоб не искала. Не надо.
- Она же любит тебя, болван.
- Знаю. Я тоже ее люблю. Очень. Но видеться мы больше не будем, и точка.
- Знаешь что? – очень тихо сказал Гений и встал. – Иногда ты со своими дурацкими принципами бываешь изрядной сволочью. Адью.
- Иди-иди, - сказал ему в спину Виктор. – И скажи Ирке, что пусть лучше замуж выходит. За Артема.
Не оборачиваясь, Гений показал ему оттопыренный средний палец.
Х Х Х
Лена посоветовала записать Лизку в группу продленного дня, и Виктор охотно послушался. Так было по-всякому лучше: девочка могла подольше побыть в компании сверстников и под присмотром учительницы, а Виктор мог зайти за ней после работы – его смена заканчивалась в четыре часа. Обычно они с Леной обменивались всего парой слов – на ее попечении оставались еще шестеро мальчишек и девчонок, которых забирали позже, - но однажды он застал ее уже одетой, дожидающейся его у выхода вместе с Лизкой.
- Провожу вас немного, не возражаете? – с улыбкой поинтересовалась она. Конечно, Лизка не возражала, приняв это предложение с восторгом. Виктор тоже возражать не стал, спросил только, неопределенно кивнув за спину Лене:
- А остальные как же?
- Попросила Танюшку подменить меня сегодня, - объяснила Лена. - Голова с утра побаливает, хочу прогуляться. А то сижу все: то в школе, то дома... как затворница. Ну, пойдем?
Лизка по-хозяйски ухватила ее за руку с одной стороны, Виктора – с другой, и пошла между ними очень довольная, так и сияя радостной улыбкой. В свободной руке Виктор нес Ленину сумку с тетрадками, поражаясь, как такая хрупкая девушка может ежедневно таскать с работы и на работу такие тяжести. Сначала они шли, болтая о всяких пустяках и никуда не торопясь, хотя день выдался хмурый и промозглый. Низкое небо грозилось дождем.
- ...Как твоя новая работа, Витя? Разряд скоро дадут?
- Не знаю, не говорили еще.
- Мастер сильно придирается?
Виктор усмехнулся. Георгий Палыч, его мастер, был раздражительный старикашка старой закваски, априори записавший всю молодежь в бездельники и прохиндеи. Виктора он считал ничуть не лучше остальных, и постоянно его воспитывал, причем учил не столько делу, сколько вообще жизни. В частности, Георгия Палыча страшно раздражала привычка Виктора много курить, и на эту тему он заводил лекции по несколько раз на дню. По работе тоже придирался – постоянно находил мелкие огрехи, к коим и цеплялся. Сам он был мастер высококлассный, работу свою исполнял идеально, и от других требовал того же, причем с первой же минуты знакомства. Все его нападки Виктор переносил спокойно: знал, что зла Георгий Палыч ему не желает, даже наоборот; к тому же старик ему нравился своим несгибаемым и неуступчивым характером.
- Придирается, но не сильно. Лен, тебя проводить до дома?
- Н-нет... Лучше я вас провожу сегодня, ладно?
В другой раз Виктор ни за что не согласился бы, но теперь сказал только "ладно". Казалось глупым скрывать что-то после того, как он сам привел в квартиру матери Ирину.
Перед подъездом они остановились. Лена окинула задумчивым взглядом серую пятиэтажку, оглядела ряды сарайчиков во дворе.
- Значит, тут вы и живете?
- Только Лизка с матерью. Я здесь не живу.
Виктор спокойно встретил удивленный Ленин взгляд.
- Я не говорил раньше, потому что... В общем, неважно. Все равно сейчас я в другом месте живу... Иди сюда, Лиза, поцелуй меня и беги к маме.
Присев, он обхватил девочку, подставил под поцелуй щеку и снизу вверх посмотрел на Лену. Та, явно колеблясь, поглядывала то на него, то на подъезд.
- Витя, может быть, мне тоже подняться и познакомиться с вашей мамой? Лиза уже во втором классе, а мы еще не...
- Не стоит. Вряд ли ее интересует, какая у Лизки учительница.
- Неужели ее болезнь такая тяжелая, что...
- Да никакая не болезнь, - устало прервал ее Виктор. Поднявшись, он легким шлепком направил Лизку в сторону подъезда, и та, на прощанье весело крикнув Лене: "До свиданья!", убежала. – Алкоголичка она, пьет, как лошадь, вот и все...
Он ожидал, что лучистые сейчас серые глаза распахнутся потрясенно, ударят его испуганным и чуть брезгливым взглядом, но Лена только чуть кивнула и сказала грустно:
- Я догадывалась...
И Виктор понял, что для нее это ничего не меняет. И даже если бы он привел ее в квартиру, и она увидела бы сколь угодно непристойно пьяную женщину, которая по недоброй случайности приходится ему матерью, это все равно ничего не изменило бы.
– Ты не думай, Лизку она не трогает, - хмуро сказал Виктор. – Иначе я бы ее тут не оставил.
- Я знаю, - очень мягко отозвалась Лена и ободряющим, дружеским жестом положила ладонь ему на плечо.
- Может, надо бы по любому ее забрать. Но Лизка, представляешь, мать любит. И та ее – тоже... Забери я Лизку – такой вой поднимется. Она и так-то... – Виктор отвернулся и сплюнул.
- Я понимаю, Витя. Пойдем. Пойдем ко мне. Посиди сегодня у меня, ладно? – и не слишком последовательно Лена добавила: - Дождь сегодня будет.
- А что же мама? – со слабой улыбкой спросил Виктор, подчиняясь мягкому движению увлекшей его за собой руки. – Она не очень одобрительно на меня косилась. Кажется, я ей не понравился?
- А мама сегодня у подруги.
Будь это кто другой, Виктор не минуты не сомневался бы, чем пахнет этот вечер тет-а-тет. Нюх на интим у него чудовищно обострился после долгого воздержания. Но в Лениных словах не было никакого скрытого подтекста. "Может, и зря, - с неожиданным цинизмом подумал Виктор. – Чем не встряска? Может, нам обоим это только на пользу пошло бы". Лену к нему тянуло не только как к другу, в этом он уже не сомневался: все его сомнения странным образом разрешило одно простое мимолетное прикосновение ее руки. Что-то в нем такое было...
Пока Лена, отказавшись от помощи, готовила на кухне ужин, Виктор задремал на диване в зале. Разбудила его рука, взъерошившая ему волосы. Он открыл глаза и увидел Лену, примостившуюся на краешке дивана. Встретившись с ним взглядом, она покраснела, но руку не убрала, продолжила перебирать его короткие пряди.
- Жесткие, - сказала она со смущенной улыбкой. – А я все гадала, какие они на ощупь. Оказывается, совсем жесткие... – она улыбнулась смелее и отняла руку. - Ужин на столе, вставай.
Мытье посуды Виктор взял на себя. Закончив, он вернулся в зал и увидел, что Лена сидит за круглым столом с разложенными на нем тетрадками и сосредоточенно их изучает. Он сел напротив, подпер голову руками и стал смотреть на Лену. Ему нравилось выражение ее лица – казалось, она вот-вот высунет кончик языка, как усердная ученица. Время от времени Лена поднимала голову от тетрадей, улыбалась ему и вновь погружалась в работу, ничуть не смутившись столь пристальным разглядыванием. Сидеть так было хорошо, не хотелось ни идти куда-то, ни думать о чем-то. "Наверное, это и есть нирвана", - подумалось Виктору.
Часов в девять Лена собрала тетради и виновато посмотрела на гостя, за несколько часов так и не переменившего позы и глядящего на нее с умиротворенной отрешенностью во взоре.
- Извини, я тебя пригласила, а сама... Наверное, тебе скучно было тут со мной сидеть?
- Нисколько, - отозвался Виктор. – Это отличная терапия для меня была.
- Какая терапия?
Не ответив, Виктор поднялся и подошел к ней, приобнял сзади за плечи и шепнул в ухо:
- Лен, ты очень хорошая, просто чУдная, но я не могу, честное слово, просто не могу...
Она не удивилась, не спросила, о чем он говорит. Зарделась, спрятала глаза и ответила так же тихо:
- Я все понимаю, Витя. У тебя невеста есть, я помню... Я бы ни за что...
- Нет у меня невесты, - сказал Виктор, отпустил ее плечи и отошел. – Я лучше пойду. Поздно уже...
На этот раз Лена не стала его удерживать.
-6-
Сентябрь и октябрь тянулись, как в липком удушливом сне. Ирине казалось, что осень никогда уже не закончится. Отчаянно хотелось зимы, как будто под свежевыпавшим снегом могли исчезнуть все беды и горести.
Впрочем, "беды и горести" – сказано слишком громко. Просто-напросто стало скучно и тоскливо жить. И виновата в этом была она, одна она. Чувство вины безостановочно грызло ее и, в конце концов, довело до состояния безразличия. Но произошло это далеко не сразу.
Все началось в тот день, когда Виктор привел ее в квартиру своей матери. Потом Ирина сообразила, что это было испытание – последнее, решающее испытание для нее, - и она его не прошла. Но тогда... С первой же минуты ее не отпускало ощущение, что она заглянула в ад. Не тот ад, где среди поджаривающихся на кострах грешников шныряют ловкие черти, а другой, бытовой, в чем-то даже скучный и оттого еще более жуткий. Она едва переступила порог, а ей уже захотелось уйти: ей не понравился вид самих стен, не понравился воздух в этой квартире, затхлый и пахнущий нищетой и несчастьями. И изменившееся лицо Виктора ей тоже не понравилось. Оно стало твердым, рот сжался, скулы напряглись, а глаза – его чудесные, ласковые, бархатные глаза! – прищурились и смотрели недобро сквозь ощетинившиеся ресницы. А Ирина-то думала, что это на Артема он глядел нехорошо! Куда там Артему? При всем старании он не мог бы привести Виктора в подобное состояние... Так же, недобро, он смотрел тогда и на Ирину, словно наблюдал за ее реакцией. А она так растерялась, что и думать забыла о том, чтобы заботиться о выражении лица. И, вероятно, весь испытанный ею ужас, все отвращение выплеснулись во взгляд, искривили губы. Растерянность длилась всего несколько секунд, потом Ирина спохватилась и взяла себя в руки, но было уже поздно. Виктор едва заметно кивнул чему-то и отвел глаза. И не смотрел на Ирину до самого их прощания, произошедшего за квартал от ее дома.
С того дня он перестал ей звонить и вообще никак не давал о себе знать. Ирина сразу поняла, отчего это, и отчаянно винила себя, только себя. Он ей доверился, открыл то, чего стыдился невыносимо, а она не сумела этого принять. Побрезговала... Конечно, он ее не простил. Ни на секунду Ирина не усомнилась в его любви к ней, но она знала, как он горд и до фанатизма верен своему слову. Если он сказал: "Или мы поженимся, или разойдемся" – значит, компромиссам не бывать. И хотя Ирина так и не дала конкретного ответа, он, вероятно, истолковал ее поведение как ответ отрицательный.
Правильно, в принципе, истолковал...
И исчез – без прощаний, без объяснений. А чего объяснять? И так все ясно, обговорили уже...
Но Ирина, в отличие от него, не могла так решительно и бескомпромиссно все порвать. Ей нужен был хотя бы один, последний разговор. Она отчаянно желала хотя бы попросить прощения. И она, проглотив в очередной раз девичью гордость, начала разыскивать Виктора. Безуспешно. Ведущие к нему нити рвались одна за другой: очевидно, предвидя, что его станут искать, он сменил работу и место жительства, избегал общих с Ириной знакомых, перестал появляться в старом парке. Просто удивительно, до чего нелегко оказалось найти в родном, казалось бы, небольшом городе человека. Притом что на случайных, совершенно ненужных знакомых Ирина натыкалась едва ли не каждый день... Гений, которого она принялась трясти в первую очередь, клялся и божился, что Виктора тоже не видел уже давно, ничего о нем не знает и сам сходит с ума от беспокойства. Все это ввергало Ирину в отчаяние. Она даже подумывала, не устроить ли засаду у дома, где живут мать и сестра Виктора – ведь навещает же он Лизку, - но Гений принялся с жаром ее отговаривать. Было в его словах, интонациях что-то такое, что заставило Ирину заподозрить его во лжи или по крайней мере в неискренности: он явно не говорил всего и о Викторе все-таки кое-что знал.
- Ты с ним встречался, - сурово сказала Ирина без всякого намека на вопросительные нотки. Если бы разговор происходил не по телефону, для пущего эффекта она ткнула бы указательным пальцем с острым ноготком Гению в грудь. – Ведь так?
Гений затрепыхался, что-то замямлил, заюлил. Но, поскольку врать и уворачиываться от заданных в лоб вопросом он не умел в принципе, все же быстро раскололся: да, встречался и разговаривал.
- Не знаю, что на него накатило! – пожаловался он Ирине. – Но он велел тебе передать, чтоб ты его не искала, потому что встречаться он с тобой не станет. И знаешь, не похоже, чтоб он собирался передумывать...
- Я так и знала... – выдохнула Ирина, борясь с подступающими слезами. – Господи, ну почему, почему он такой… непримиримый? Даже не дал мне времени подумать!..
- Слушай, я ничего не понимаю, что там у вас...
- Неважно! Женя, скажи, ты с ним еще увидишься?
- Не знаю, наверное да... Но, Ир, даже не думай сесть мне на хвост! – в голосе Гения прорезались панические нотки. – Он решительно, ну просто категорически не желает тебя видеть. И если подумает, что я вашу встречу подстроил – мне не жить!
- Да не волнуйся ты. Я не о том хотела попросить. Просто, если увидишь, передай ему, что я... я... – Ирина вдруг смешалась и растеряла все слова.
- Что? – нетерпеливо осведомился из трубки Гений.
- Ничего, - потухшим голосом сказала Ирина после короткого молчания. - Ничего не передавай. Не надо...
После этого разговора она оставила попытки разыскать Виктора. Но думать о нем не перестала. Каждый день связанные с ним воспоминания становились все отчетливее, и как наяву стояло перед глазами его смуглое, широкоскулое, усмехающееся лицо. Ирина пробовала бороться с наваждением, уйдя с головой в учебу, одержимо, в неимоверном количестве, писала учебные этюды. Ни один из этюдов ей решительно не нравился, и, с такой же скоростью, как создавались, один за другим они отправлялись в мусоропровод. Наблюдая за ее бурной творческой деятельностью, Леська – бывшая, как всегда, в курсе произошедшего, - качала головой, но ничего не говорила, советов не давала и утешать не пыталась. Лишь однажды, да и то между делом, небрежно обронила: "перегорит". Ирина задумалась: сколько времени нужно на то, чтобы "перегорело". Ей казалось, что не месяц, и не два, и не год. Вся жизнь? Очень может быть...
Вокруг нее снова кружил Артем – осторожно, постепенно сужая круги, вновь, с нуля, начал за ней ухаживать, отринув все прошлое. Он сменил тактику, как будто осознав, что прежней наглой нахрапистостью и бесцеремонностью ничего не добьется, и стал чудо как заботлив, тактичен и внимателен, старался предугадать и исполнить любое Иринино желание. Его словно подменили. При встречах он как-то тревожно, чуть ли не искательно, заглядывал Ирине в глаза, чего за ним сроду не водилось. Цель его маневров была понятна – хотел вернуть невесту любой ценой. Ирина сначала раздражалась, но со временем ее все настойчивее затягивала в свои глубины апатия, и Артемовы ухаживания она принимала вяло и безразлично. Он не пытался ее расшевелить – знал, что со временем все меняется и, рано или поздно, Ирина придет в норму. С открытым неодобрением на его маневры взирала только Леська, возлагавшая большие надежды на Виктора и совершенно в нем разочаровавшаяся. Обидно было смотреть, как такой завидный жених уплывает из рук и теперь, похоже, уже окончательно и бесповоротно.
Ирина безразлично перемещалась между домом и институтом, не обращая никакого внимания на текущую мимо нее жизнь, и механически, как заводная игрушка, совершая требуемые от нее действия. Впрочем, со стороны она по-прежнему выглядела вполне благополучной девушкой, и одногруппницы откровенно ей завидовали. Она ничуть не подурнела, не побледнела и не осунулась, и от улыбки появлялись на щеках очаровательные младенческие ямочки.
К концу октября Ирина искренне считала, что смирилась с потерей, притерпелась к бесконечной тоске. "Что ж поделать? – размышляла она. – Может быть, даже и к лучшему, что мы разошлись до того, как успели... ну, успели наделать глупостей. Витя ведь с самого начала говорил, что мы совсем разные люди. Он знал, что рано или поздно я начну его стесняться". Но тут она немножко лукавила с собой: не в стеснении было дело. А в том, что, увидев его мать и отметив их несомненное внешнее сходство, она подумала – а что, если и Виктор станет таким же? Оплывшим, опухшим, с бессмысленным мутным взглядом... Наследственность все-таки великая вещь. А у него и отец ведь пил... Поймав себя на этих рассуждениях, Ирина испугалась по-настоящему. Испугалась не столько гипотетического будущего Виктора, сколько того, что, оказывается, не верит ему и в него так безоговорочно, как ей казалось.
А первого ноября пришел Артем с огромной охапкой белых лилий, в белом же, безукоризненно сидящем костюме, и, отозвав ее в комнату для разговора наедине, встал перед ней на колени и очень серьезно и официально попросил ее стать его женой.
-7-
За первые же дни декабря сугробы успели вырасти едва ли не выше человеческого роста. А тут еще прошла метель, стихшая только к вечеру, и Виктору, вернувшемуся с завода, первым делом пришлось браться за лопату и чистить тропинку перед домом и дорожку от калитки до крыльца. Такая работа всегда его веселила, и он принялся за нее с энтузиазмом. Скоро ему стало жарко, и он, отставив лопату, снял куртку и остался в толстом сером свитере с растянутым горлом. Свитер был страшненький, но любоваться на него все равно было некому: не слишком людная улочка с наступлением сумерек окончательно пустела. Но сегодня каким-то гулякам не сиделось дома – Виктор видел две фигуры, неуверенно пробиравшихся по узкой натоптанной тропинке между сугробами. Редкие фонари горели тускло, и разглядеть лица отважных снегопроходцев было невозможно, да Виктора они и не интересовали. Освободившись от куртки, он снова принялся за дело, лишь изредка поднимая голову и поглядывая в сторону парочки, медленно, но уверенно продвигавшейся в его сторону. Когда они оказались под ближайшим к нему фонарем, он снова бросил на них быстрый взгляд, и вдруг вздрогнул и медленно распрямился. К нему подходили Гений и Ирина.
У Гения был необыкновенно виноватый и даже чуть испуганный вид, а вот Ирина смотрела так, как будто и не было этих трех месяцев. Виктора кинуло в жар.
- Как вы меня нашли? – спросил он грубо, пряча за сердитым тоном охватившее его волнение, и, прищурившись, посмотрел на Гения. – Ты, что ли, шпионил?
- Нужен ты был – шпионить за тобой, - буркнул Гений, отвернувшись.
- Я ведь, кажется, говорил тебе, что если ты попытаешься подстроить встречу... – свирепо начал Виктор, но Ирина прервала его, сказав тихо, но так, что он сразу растерял все слова:
- Не надо, Витя. Это я его уговорила. Мне очень нужно было тебя увидеть.
- Зачем?
- Мы можем где-нибудь поговорить?
Виктор обреченно посмотрел на Ирину, потом на калитку за спиной и сказал хмуро:
- Пойдем.
Гений с ними не пошел. Отговорился, что у него дела, да и разговор его никак не касается, но ясно было, что он просто опасается получить взбучку от Виктора. Тот и впрямь был на взводе: одинаково сильно ему хотелось и влепить зуботычину приятелю, и стиснуть в объятиях Ирину. Но ни того, ни другого он, конечно, не сделал.
Мельком заглянув к Алине Игоревне, он сообщил, что у него гостья, которая задержится, вероятно, ненадолго, и скоро уйдет. Хозяйка заговорщически улыбнулась и спросила, не поставить ли чайник. Виктор отказался и ушел в комнату к Ирине. Сидя на диванчике, она оглядывалась по сторонам, но без любопытства. Она казалась какой-то заторможенной и немного сонной, и это почему-то встревожило Виктора.
- Разденься лучше, тут жарко, - сказал он и в подтверждение своих снял свитер, оставшись в одной старой майке без рукавов. Поскольку сидеть, кроме как на диване, в комнатушке было не на чем, он встал, прислонившись к боковой стенке старого серванта. Заставить себя сесть рядом с Ириной он не мог.
Ирина медленно, как во сне, кивнула, и стала снимать дубленку. Двигалась она странно неловко, никак не могла вытащить руку из рукава, и Виктор не выдержал и принялся ей помогать, весь внутренне сжавшись. Когда рука его случайно задела Иринино плечо, он шарахнулся в сторону, словно его ударило током. Ирина посмотрела на него чуть ли с обидой.
- Я не заразная...
- Извини, - пробормотал Виктор и полез в карман за сигаретами, напрочь позабыв просьбу Алины Игоревны не курить в доме. – Так что случилось, Ир?
Ирина встала перед ним, решительно взяла его за руку и, странно торжественно глядя ему прямо в глаза, сказала удивительную фразу, смысл которой дошел до Виктора далеко не сразу:
- А я, Витя, замуж выхожу.
Виктор долго молчал, машинально теребя ее пальцы, лежащие в его руке, потом спросил, удивившись тому, как спокойно и ровно звучит его голос:
- За Артема? – Ирина кивнула, не сводя с него широко раскрытых глаз. – Поздравляю. Только... при чем тут я?
Быстро подступив к нему вплотную, она вдруг обхватила его за пояс, прижалась и уткнула сухие губы ему в шею.
- Ви-итя...
Шею защекотало что-то горячее и влажное. Виктор потрясенно вздохнул, не зная, что сказать и что сделать. Он уже приучил себя к мысли, что никогда больше не обнимет Ирину, и вдруг – такое.
- Прости меня, - бормотала, всхлипывая, Ирина. – Прости меня, Витя, я все испортила. Я трусиха, такая подлая трусиха! Испугалась за себя. Испугалась, что ты можешь стать такой же, как...
- Т-с-с... тихо, - правая рука Виктора сама собой поднялась и легла Ирине на затылок, запустив пальцы в густые каштановые волосы. – Не плачь. Я все понимаю.
Ситуация была неподходящая, но близость девушки взволновала его, и он очень надеялся, что она этого не заметит. На всякий случай он попытался немного отодвинуться, но Ирина вцепилась в него, как черт в грешную душу, и не желала уступать ни миллиметра.
- Ир, ну что ты, зачем так расстраиваться. Все прошло уже...
Ирина яростно мотнула головой.
- Нет! ничего не прошло. Я с тобой хочу быть. С тобой, а не с Артемом! Но если ты...
- Погоди, Ир, оставим пока меня, - Виктор пытался говорить спокойно, хотя сердце у него бешено скакало, так и норовя застрять где-то в горле. - Я правильно понимаю, что за Артема ты замуж не хочешь?
- Не хочу!
- Но идешь?
- Ну а куда мне деваться? – как-то очень безнадежно сказала Ирина, подняла голову и посмотрела на него блестящими от слез глазами. "Еще минута в том же духе, - подумал Виктор, взглянув в ее бледное мокрое лицо, - и я тоже заплачу. Вот черт!.."
- Это ты меня спрашиваешь, куда тебе деваться? Пошли его на х...!
- Не могу!
- Почему?!
Вместо ответа Ирина разрыдалась уже в голос. Сжав зубы, Виктор увлек ее к дивану, усадил и сам сел рядом, не выпуская ее из объятий. Захлебываясь слезами, задыхаясь, Ирина бормотала что-то; из вырывающихся у нее обрывочных фраз мало что можно было понять, но Виктору хватило. От злости на себя, на свой самовлюбленный эгоизм, болезненно застучало в голове. "Да, но если б я знал, что она так сильно будет переживать!" – "Идиот, а ты думал, что она – деревяшка? Ты разве не видел, как она на тебя смотрит?!" – "Видел! И видел, как она в тот раз смотрела..." – "Подумаешь, один раз не так посмотрела! Нежный какой. Взвился сразу, как будто за задницу тебя укусили!" – "Да, но кто знал..."
Иринино безрадостное положение становилось для него все яснее с каждым вырвавшимся у нее словом. Заявление в загсе, свадьба через неделю, Артем ни за что теперь не отступится; а если Ирина вдруг вздумает бунтовать, он ее, пожалуй, силком потащит. Только бунтовать она не вздумает: сил нет. Да и зачем?.. Буквально до последнего времени она воспринимала грядущую свадьбу как что-то весьма неприятное, но совершенно неизбежное – ну, скажем, как собственные похороны. Да и сюда она пришла, ни на что не надеясь, просто невыносимым стало желание увидеть в последний раз, прикоснуться...
- Послушай, - с трудом сдерживаясь, сказал Виктор. – Но ведь не может же он тебя заставить, если ты не хочешь?
- Может...
- Сейчас времена не те!
- Какая разница... – плакала Ирина, - какие времена? Он, знаешь, как меня измором брал? Мне деваться от него некуда!
Кусая губы, сдвинув брови, Виктор гладил ее по волосам, и вдруг у него вырвалось:
- Ир, а что ты от меня-то хочешь?
Ничуть не удивившись вопросу, она освободилась из его объятий, схватила его за руку и лицом прижалась к ладоням.
- Ничего, Витя. Только увидеть тебя хотела. Убедиться, что на меня не сердишься...
Виктор тихонько замычал, как от боли. "Зачем, зачем ты пришла?!"
- Хочешь, я с Артемом поговорю? – хрипло спросил он.
Чуть приподняв голову, Ирина взглянула на него с удивлением и испугом.
- Что ты! Если ты теперь вмешаешься, он тебя убьет.
Сказала она это так просто, так уверенно, что никаких сомнений даже не возникало: убьет.
- Он знаешь, какой стал! Напоказ ласковый, заботливый, - продолжала Ирина. - Но если вдруг забудется, глаза у него такие становятся, что дрожь пробирает. Я уж и не знаю, зачем я ему так нужна: то ли и вправду любит, то ли просто записал меня уже в свою собственность, с которой не желает расставаться. Он, знаешь, терпеть не может, когда у него что-то отнимают или в чем-то ему отказывают...
- Это я уже понял, - хмуро сказал Виктор, все сильнее сдвигая брови.
В неплотно прикрытую дверь неуверенно постучали, и голос Алины Игоревны робко поинтересовался, "не хочет ли молодежь чайку выпить". Видимо, рыдания Ирины пробились даже сквозь бормотание старенького приемника, и добрая старушка решила вмешаться и проявить сочувствие, как умела. Ирина тут же скользнула в сторону, выпрямилась, быстро вытерла ладонью щеки и изобразила на лице широкую рекламную улыбку. Ее умение играть при необходимости на публику поразило Виктора. Раньше он подобного за ней не замечал.
- Спасибо, Алина Игоревна, - сказал он, приоткрыв дверь наполовину и чуть улыбнувшись хозяйке. – От чая мы, пожалуй, не откажемся.
- У вас все в порядке? – встревожено спросила та, поглядывая по очереди на Виктора и на Ирину.
- Все хорошо, не волнуйтесь.
Едва хозяйка удалилась, Ирина тут же запротестовала:
- Но я не хочу чаю! И вообще, мне уже идти пора.
- Никуда ты не пойдешь, - ровным голосом сообщил Виктор. – Во всяком случае, прямо сейчас и одна. Чашка чая тебе не повредит, а потом я тебя провожу. Фонари здесь, сама видела, через один горят, и вообще район мутный, так что не возражай. Все равно одну я тебя не отпущу.
Ирина чуть покраснела, посмотрела на него виновато и благодарно, но ничего не сказала.
- Пойдем-ка на кухню, - предложил Виктор.
Чай они пили вместе с Алиной Игоревной. Выплакавшись, Ирина стала заметно спокойнее, даже улыбалась вполне искренне и охотно поддерживала начатую словоохотливой старушкой беседу. Виктор в их разговоре почти не участвовал; с легкой полуулыбкой он смотрел на Ирину. Он вдруг понял, что нужно сделать, и на душе у него прояснилось, как будто солнце выглянуло из-за туч, висевших в небе несколько месяцев подряд.
Он проводил Ирину до самого дома, несмотря на ее протесты. Шли они как чужие, не касаясь друг друга, но ощущение легкости и удивительной душевной ясности Виктора не оставляло. У подъезда он коснулся Ирининой руки, улыбнулся и сказал:
- Ты хорошо сделала, что пришла. Теперь беги скорее домой и не плачь больше. Все наладится.
- Витя? – внезапно насторожившись, Ирина пытливо взглянула ему в лицо. – Что ты задумал?
Виктор с улыбкой покачал головой.
- Не волнуйся ни о чем. Беги, Ир, а то опять тебе влетит.
Он махнул рукой в хорошо знакомом Ирине прощальном жесте и быстро пошел прочь. Зябко ежась, Ирина смотрела ему в след и хмурилась. Внезапное его спокойствие, мягкий янтарный свет в глубине его карих глаз почему-то заставляли ее нервничать сильнее, чем если бы он принялся зло щурить глаза, играть желваками и слать проклятия в ее и Артема адрес.
- Только бы беды не вышло... – прошептала она едва слышно.
-8-
Вызванивать Артема по телефону не было никакого смысла: едва ли он снизошел бы до разговора, и уж конечно не согласился бы на встречу. А времени уговаривать и давить на него уже не было. Всеми правдами и неправдами, через длинную цепочку полузнакомых и вовсе незнакомых людей (исключив из этой цепочки Гения, который непременно вмешался бы и все испортил), Виктор раздобыл домашний адрес счастливого жениха. Идти к Артему домой он, конечно, не собирался. Другое дело – подкараулить у подъезда, тем более что такой прием уже был им опробован на Кирилле.
Двенадцатиэтажный дом, построенный лет семь-пять назад, фасадом выходил на широкую зеленую аллею, спускающуюся прямо к ограде центрального парка, за которой мрачной черно-бело массой громоздились деревья. По другой стороне аллеи лепились частные домики. Место было тихое – никакого движения транспорта, никаких магазинов и кафе, только маленькая детская площадка, пустующая по причине зимнего сезона и позднего времени. Впрочем, было еще не слишком поздно – часов восемь, - но в декабре в это время уже совсем темно. Фонари вдоль аллеи горели через один, что весьма Виктора удивило: не захолустье ведь, почти центр города, место хоть и тихое, но престижное. Но лично ему темнота не мешала. Он уселся на качели, лицом к подъезду Артема, и приготовился ждать. Слабый морозец чуть пощипывал щеки, с неба сыпался легкий снежок, и сидеть было даже приятно. Волнения Виктор не испытывал; сердце билось ровно и спокойно.
Чуть занервничал он только когда, охлопывая карманы куртки в поисках сигарет, наткнулся вдруг на новый складной нож-выкидуху, который купил по случаю недели три назад и с тех пор так и таскал в кармане, все время забывая выложить. Виктор вынул его, раскрыл и задумчиво покрутил в пальцах. Нож был маленький, на первый взгляд – почти игрушка, но если действовать умеючи, дел с ним можно было натворить много. Впрочем, если умеючи, то и иголкой можно человека убить... Некоторое время Виктор размышлял, не выкинуть ли нож в сугроб – мало ли как пойдет разговор с Артемом, вдруг рука сама потянется, такое уже не раз бывало. Но потом рассудил: если дело и дойдет до рукоприкладства, то Артем едва ли окажется серьезным противником, против которого захочется применить оружие. Несмотря на все свои распальцовки, сам по себе Артем – слабак, ну а "крышу" он не может за собой таскать по всему города. Не дорос еще до личных телохранителей.
И Виктор защелкнул выкидуху, сунул ее обратно в карман и забыл про нее.
Ждать пришлось долго. Часа два, а то и больше. Виктор уже начал замерзать – то ли мороз усиливался, то ли заканчивался запас прочности его не слишком теплой куртки. Спрыгнув с качелей, он прохаживался по детской площадке, одну руку сунув в карман, а во второй держа зажженную сигарету. В голову лезли всякие мысли, но о самом главном – о том, что будет после встречи с Артемом, - он старался не думать. Да и не от него, пожалуй, это зависит.
Приближение синего "форда" он почувствовал еще до того, как тот появился в поле зрения. Наверное, сработало шестое или седьмое чувство. Пока "форд" ворочался, пристраиваясь на свободное место, на пятачке маленькой стоянки рядом с домом, Виктор успел дойти до подъезда, на ходу торопливо докуривая сигарету. Когда Артем выбрался из машины, он уже стоял у скамейки, засунув руки в карманы. Артем поставил "форд" на сигнализацию и, поигрывая ключами, направился к подъезду. Только подойдя уже почти вплотную, он заметил, наконец, Виктора. И узнал его, судя по тому, как дернулся назад. Но сразу же быстро взял себя в руки и преодолел оставшиеся несколько шагов. "Как на дуэли", - усмехнулся Виктор.
Артем хотел показать характер и пройти мимо в молчании, но Виктор решительно заступил ему путь.
- Хоть бы поздоровался, - сказал он негромко. – Совсем зазнался.
Артем надменно дернул ртом. Руки он тоже спрятал в карманы стильного и дорогого полупальто, и теперь они с Виктором стояли друг против друга как отражения. Или, пожалуй, как своеобразные негативы.
- Что тебе нужно? – спросил Артем тоном наследного принца. Сейчас, глядя на него, Виктор понимал, о чем говорила Ирина: глаза у него были светлые, как лед, холодные, как лед, и страшные. От их взгляда действительно мурашки по спине бегали. И откуда в двадцать пять лет люди берут такие глаза? – Будь ты девкой, я бы еще понял твои ночные бдения у моего подъезда, но так... – он чуть шевельнул плечами.
- Лично мне не нужно ничего, - отозвался Виктор, стараясь смотреть ему прямо в глаза, хотя было это неприятно. – Но кое-что нужно одной нашей общей... знакомой.
- Не знаю, откуда у нас с тобой взяться общим знакомым. К тому же женского пола. О ком ты говоришь?
- Ты знаешь, о ком. Не притворяйся идиотом.
В холодных глазах Артема полыхнуло и сразу же погасло белое пламя.
- Тебе бы следовало давно вычеркнуть ее из числа своих знакомых! Она знать тебя не желает. Через неделю она станет моей женой.
- Ошибаешься. Не станет.
- Что ты мелешь?! – тихо, но яростно зашипел Артем. – Что за бред? Что ты вообще тут делаешь?! Ты хоть понимаешь, что стоит мне позвонить кое-кому, и тебя живьем в землю зароют?! Мало тебе показалось? Не оценил, что живого отпустили и даже не покалечили?! Ну так это легко исправить!
- Тогда чего ты тянешь? Звони прямо сейчас, пусть твоя бригада приезжает. Только в полном составе. Трое на одного, видишь, не очень эффективно получилось... Кстати, я ведь тебе долг за тот раз так и не отдал... – рука Виктора рванулась из кармана и прочертила в воздухе стремительную дугу, конечная точка которой совпала с Артемовой скулой. Артем пошатнулся, запрокинув голову, но на ногах устоял.
- Это так, мелочевка, - вежливо пояснил Виктор, не спеша возвращать руку в карман. – Задаток. Должен я тебе гора-аздо больше!
Артем сказал несколько слов, из тех, что в телепередачах заглушаются характерным "би-ип!", и добавил, зло глядя на Виктора и прижимая к скуле ладонь в черной кожаной перчатке:
- Ты никому ничего не докажешь!
- А я и не собираюсь. Я сам вполне дееспособен.
- Тебя потом по стенке размажут!
- Это будет потом.
- Ублюдок психованный! – зашипел Артем. – Чего ты добиваешься?!
- Того же, чего добивался и ты в отношении меня, - спокойно сказал Виктор. – Чтобы ты перестал докучать Ирине. Я твою... просьбу... выполнил, теперь твоя очередь. Пусть она от нас отдохнет.
Артем посмотрел на него с злым удивлением и вдруг расхохотался.
- Да ты совсем больной! Ты что, не слышал, что я говорил? Мы с Ириной женимся.
- Она не хочет идти за тебя замуж.
- Тебе-то откуда знать? – фыркнул Артем. Он сделал попытку обойти Виктора, но тот выставил руку и толкнул его в плечо.
- Стой. Сначала договорим.
- Ох и надоел ты мне, малый!
Оказывается, карманы у Артема не пустовали. Виктор не успел разглядеть подробностей, что было у него в руке, когда она выскочила наружу, но заметил блеск металла и решил, что это кастет. Впрочем, раздумывать было некогда, он едва успел вильнуть в сторону и уйти от удара, который легко мог бы сломать ему нос. Это в лучшем случае. Несмотря на субтильное сложение и внешность явного очкарика, руками Артем размахивал отнюдь не бестолково, и отсутствие физической силы ему успешно заменял слиток полированной стали в кулаке. Артем оказался вовсе не беспомощным противником, и дело запахло не одним только разбитым лицом.
В подобных ситуациях, так же как и под действием алкоголя, разум частенько отступал на задний план, и его заслоняли инстинкты. Все произошло очень быстро. Рука сама нырнула в карман, нащупала прохладную гладкую рукоять ножа, отщелкнула лезвие и ударила – так, как когда-то учили. Виктор едва успел осознать, что происходит, а Артем вдруг издал странный хрипящий звук, упал сначала на колени, а потом повалился на бок.
- Допрыгался, - задохнувшись на мгновение, сказал себе Виктор и посмотрел на спокойно висящую вдоль тела правую руку с ножом в ладони. Потом поднял голову и посмотрел на немногочисленные светящиеся окна. Ни за одним из них не было никого, кто мог бы позвонить в милицию или вызвать "скорую". Вероятнее всего, вообще никто ничего не заметил. Очень медленно Виктор опустился на колени, положил ладонь на шею Артема, нащупал слабо бьющуюся жилку. Снег под Артемом из белого стал черным, и черное пятно росло с каждой секундой. Виктор вдруг встряхнулся, мотнул головой и начал уже поспешно обшаривать карманы распахнутого полупальто. В одном из них обнаружил сотовый телефон и, задумавшись на секунду, набрал номер "скорой".
- Кирова, дом пять, - очень ровным голосом сказал он сонному диспетчеру. – Тут человека порезали. Ножом. Да, еще жив, но вряд ли надолго. Да, можете еще ментов прихватить...
Нажав отбой, он с минуту размышлял о чем-то, не поднимаясь с колен, потом набрал номер Гения. Судя по голосу, тот уже спал, и крепко.
- Алло? – сказал он сонным, взъерошенным и удивленным голосом. Наверняка его телефон определил номер Артема, и этот номер был ему незнаком.
- Это я, - сказал Виктор.
- Витька? – голос стал еще взъерошенней. Помириться толком они так и не успели. – Какого черта?..
- Слушай внимательно и не перебивай. И запоминай сразу, потому что времени повторять у меня не будет. Завтра найдешь Лену – спросишь у Лизки, она скажет, как ее найти, - и скажешь ей... ну, то есть попросишь ее, чтобы она за Лизкой присмотрела. Скажи, что я очень ее прощу. Она не откажет.
- Не понял... А ты что, куда-то собрался уезжать?
- Угу, собрался. В места не столь отдаленные. Я Артема порезал.
В трубке повисло столь глухое молчание, что Виктор подумал даже, что связь оборвалась. Он дунул в динамик и позвал:
- Алё? Гений, ты тут?
- Витька, ты не шути так, - деревянным голосом отозвался Гений.
- Какие шутки? Я что, больной, так шутить?
Гений снова помолчал, потом вдруг сказал:
- Ты где? Я сейчас приеду.
- Даже не думай. Здесь сейчас такое начнется...
- Витька!..
- Все, пока.
Телефон молчал всего несколько секунд, потом вдруг запиликал какую-то веселенькую музычку, и на экранчике высветился номер Гения. Виктор сбросил звонок, отключил телефон и, подумав, размахнулся и забросил его в кусты.
-9-
Мама настаивала, чтобы Ирина осталась в машине, но все ее уговоры прошли впустую. Ирина решительно заявила, что тоже желает подняться в палату.
- Ведь он из-за меня здесь, - сказала она.
- Вот именно, - пробормотала мама и хотела добавить что-то еще, но увидела, как сжались в ниточку Иринины губы, и передумала. – Хорошо, хорошо, пойдем.
Следом за ней Ирина неловко выбралась из машины. В дороге ее сильно укачало – чего, вообще говоря, не случалось с нею никогда, - и чувствовала она себя очень нехорошо. Но была этому только рада: физическое недомогание отвлекало ее от тягостных раздумий и помогало хоть на время забыть о зазубренных когтях, царапающих ее душу. Мама с тревогой смотрела на ее бледное лицо, но ничего больше не говорила, опасаясь растревожить ее еще сильнее. За ту неделю, пока Артем находился в реанимации, Ирина превратилась в истончившуюся тень. Она то часами безостановочно металась по квартире и грызла, грызла, грызла себя; то вдруг впадала в апатию, падала ничком на кровать и подолгу лежала без движения. Когда из больницы сообщили, что Артем переведен в общее отделение, она, вроде бы, немного успокоилась, но мама не переставала тревожиться за нее. Какое-то очень уж безжизненное было это спокойствие.
Ведомственная железнодорожная больница считалась лучшей в городе; с советских времен и по сей день попасть в нее можно было только по блату или за большие деньги. Коридоры ее выглядели вполне пристойно и, судя по всему, недавно ремонтировались, но Ирина с тоской косилась на покрашенные лимонно-желтой краской стены и на новый, но все равно какой-то унылый линолеум под ногами. Сам больничный дух повергал ее в уныние. Впрочем, она была бы рада, если бы лишь больница была причиной ее упаднического настроения.
Больше всего ей хотелось повернуть время вспять. Знай она, на что толкнет Виктора своими жалобами, сама бы от него бегала до скончания жизни. Она не знала, нарочно или случайно Виктор схватился за оружие, но была точно уверена, что его встреча с Артемом случайной не была. Виктор его искал, и уж наверное, не для того, чтобы выпить с ним по рюмашке водки... И как она только могла быть такой беспечной? Разве она не знала, какой он? разве не знала, что он сделает все, чтобы исполнить ее невысказанную просьбу? Знала, конечно. И в глубине души все-таки рассчитывала на то, что он сделает что-нибудь, чтобы сорвать их с Артемом свадьбу.
Вот он и сделал...
Где Виктор теперь и что с ним, Ирина в точности не знала. Она пыталась вызвонить Гения – уж тот-то наверняка был в курсе, - но он очевидно не желал с ней разговаривать. Сбрасывал звонки, если она набирала номер его сотового, или не подходил к телефону, если она звонила домой. Однажды ей все-таки удалось его поймать – то ли по рассеянности, то ли по случайности он все же поднял трубку домашнего телефона, и бросить ее, уже услышав Иринин голос, ему не позволило воспитание. Голос его звучал угрюмо, совершенно на него непохоже, и на расспросы Ирины, что с Виктором, он ответил зло: "Сядет теперь Витька, это уж наверное. И надолго. А ты что думала?". А когда она робко и испуганно спросила, можно ли с ним как-нибудь увидеться, он сказал: "Нет, никак нельзя", - а потом все-таки положил трубку. За грубый тон Ирина его не винила – на его месте она еще и не так разговаривала бы. Как ни крути, виновата одна она. Это из-за нее один человек едва не погиб, а второй попал в тюрьму. Или вот-вот попадет – она даже не знала, насколько может затянуться судебный процесс. Впрочем в этом деле отсутствовали всякие неясности: виновный не пытался скрыться, не сопротивлялся при аресте, не отрицал своей вины.
Вот это-то непротивление и готовность все признать и убивали Ирину... "Он как будто принес себя в жертву, - думала она в отчаянии. – Но ради чего?" Этого она не понимала.
...Прячась за маминой спиной, она проскользнула в палату, где под капельницей в одиночестве лежал Артем. Встречи с ним она страшилась, и стоило немалых усилий заставить себя придти сюда. Но она должна была придти. Должна. Ведь это из-за нее он шесть суток был между жизнью и смертью.
Артем был очень худым и очень бледным. Его лицо, волосы, глаза – все казалось вылинявшим и бесцветным, и сливалось с белизной больничных подушек. На тумбочке рядом с кроватью в вазе стояла охапка оранжевых и алых гербер – наверное, Артемова мама принесла. Яркие краски цветов показались Ирине неуместными здесь, они раздражали, цепляли глаз, и ей захотелось убрать их куда-нибудь из комнаты. Она сердито повернулась к ним спиной и тут же встретилась взглядом с Артемом. С ее мамой он поздоровался только слабым кивком, а смотрел только на нее. Смотрел совершенно спокойно, с легким холодком. Переглотнув и зябко поведя плечами, Ирина подошла вплотную к кровати, словно загипнотизированная его взглядом.
- Я тебя и не ждал, - сказал Артем очень тихо.
- Прости меня...
Он улыбнулся своей фирменной улыбкой наследного принца, страшно не подходящей к его исхудавшему лицу.
- Я так и знал, что это ты нажаловалась этому психу.
- Я не...
- Не могла мне сказать? Просто – сказать? Раз уж тебе так невмоготу было?
Ирина вдруг почувствовала нарастающее раздражение и злость и испугалась. Не хватало еще начать выяснять отношения с тяжелораненым человеком, едва-едва вернувшимся к жизни. Но все-таки она сказала тихо:
- Ты разве меня когда-нибудь слушал?..
- Дети, дети! – встревожилась Иринина мама. – Ну что вы, в самом деле. Ирина, как не стыдно, нельзя же...
Артем взглянул на нее с холодной насмешкой.
- Ничего. Может, хоть теперь Иришка, наконец, выскажет напрямик все, что обо мне думает?
- Я тебе потом скажу, - пообещала Ирина. – Когда ты выпишешься... И если захочешь.
- Девушки, время! – крикнула в дверь пробегающая мимо медсестра. – Нельзя пока надолго. Идите уже, пора!
На прощанье Иринина мама взъерошила Артему волосы и чмокнула его в щеку. Ирина, пряча глаза, взяла его за бессильно лежащую руку.
- Тем, я, правда, не хотела, чтоб так...
- Иди, иди, - Артем слабо оттолкнул ее. Но стоило ей отойти на несколько шагов, вновь ее окликнул. – Ир!.. А платье ты не выбрасывай. Пригодится еще. Через полгодика.
С минуту Ирина стояла, молча на него глядя и ничего не отвечая. Потом, едва заметно кивнув, поспешно вышла в коридор, где дожидалась ее мама.
Конец
Август 2006 – февраль 2007 гг.
Калейдоскоп. Часть 3
© Copyright: Светлана Крушина, 2008
Свидетельство о публикации №208021500108
Свидетельство о публикации №208021500108
Рецензии
Эх, ну почему!..
Слушайте, это же не может быть окончанием, просто не может!!! :))
И дело тут не в том, что эта грустная история должна завершиться хэппи-эндом и перестать быть мрачной. Тут же все оборвано на полуслове!!! (Разумеется, автор имеет право на некоторую недосказанность; когда история обрывается на самом пике, на взлете, и звенит тревожной струной.)
НО: это применимо только в том случае, когда читателю самому предстоит сделать выбор относительно дальнейшей судьбы ГЛАВНОГО героя. КОГДА ЭТО МОЖНО СДЕЛАТЬ. Но - здесь же оборваны ВСЕ ниточки, и ВСЕ судьбы висят в воздухе!!!
Повесть замечательная, - правдивая, горькая, честная, берет за душу.
Но - мне кажется, ее все же надо довести до логического конца.
Виктор-сестренка-Лена-мать.
Виктор-Ирина-Артем.
Виктор-Гений-мальчишка.
Виктор-Костя-Ольга.
Да и другие цепочки...
И над одной-то проблемой: посадят Виктора или не посадят? - читатель голову сломает, а тут их вон сколько!!! :)))
... Кстати, за Виктора переживала очень, поэтому даже проконсультировалась у знакомого, который соображает в таких делах.
Есть обнадеживающие сведения: по всем признакам, Виктор получит только УСЛОВНЫЙ срок. Добровольное признание в совершенном - 1, никаких проступков в прошлом -2, если потерпевший не подаст заявление с претензиями (а Артем его точно не подаст) - все облегчит -3, если Артем провел в больнице меньше месяца -4. Кроме того, хорошая характеристика с работы и то, что он практически единственный человек, кто занимается содержанием и воспитанием маленькой Лизы - это тоже сыграет в его пользу.
Так что не все так мрачно, как кажется!!! У Виктора есть шанс. Если, конечно, Вы дадите его Виктору - и читателю!!! :))
С уважением,
Елена Серебряная 12.09.2008 09:56 • Заявить о нарушении
Слушайте, это же не может быть окончанием, просто не может!!! :))
И дело тут не в том, что эта грустная история должна завершиться хэппи-эндом и перестать быть мрачной. Тут же все оборвано на полуслове!!! (Разумеется, автор имеет право на некоторую недосказанность; когда история обрывается на самом пике, на взлете, и звенит тревожной струной.)
НО: это применимо только в том случае, когда читателю самому предстоит сделать выбор относительно дальнейшей судьбы ГЛАВНОГО героя. КОГДА ЭТО МОЖНО СДЕЛАТЬ. Но - здесь же оборваны ВСЕ ниточки, и ВСЕ судьбы висят в воздухе!!!
Повесть замечательная, - правдивая, горькая, честная, берет за душу.
Но - мне кажется, ее все же надо довести до логического конца.
Виктор-сестренка-Лена-мать.
Виктор-Ирина-Артем.
Виктор-Гений-мальчишка.
Виктор-Костя-Ольга.
Да и другие цепочки...
И над одной-то проблемой: посадят Виктора или не посадят? - читатель голову сломает, а тут их вон сколько!!! :)))
... Кстати, за Виктора переживала очень, поэтому даже проконсультировалась у знакомого, который соображает в таких делах.
Есть обнадеживающие сведения: по всем признакам, Виктор получит только УСЛОВНЫЙ срок. Добровольное признание в совершенном - 1, никаких проступков в прошлом -2, если потерпевший не подаст заявление с претензиями (а Артем его точно не подаст) - все облегчит -3, если Артем провел в больнице меньше месяца -4. Кроме того, хорошая характеристика с работы и то, что он практически единственный человек, кто занимается содержанием и воспитанием маленькой Лизы - это тоже сыграет в его пользу.
Так что не все так мрачно, как кажется!!! У Виктора есть шанс. Если, конечно, Вы дадите его Виктору - и читателю!!! :))
С уважением,
Елена Серебряная 12.09.2008 09:56 • Заявить о нарушении
Ага, про условный срок мне уже говорили. Так что приходится верить :) И шанс вернуться к нормальной жизни у Виктора, кажется, действительно есть. Но вот шансов наладить отношения с Ириной - никаких. Кроме чувственной тяги друг к другу, у них нет совершенно никаких точек соприкосновения. Так что Ирина выйдет замуж за Артема, тут уж ничего не поделаешь. И, скорее всего, со временем даже войдет во вкус жизни "под крылышком".
В общем, мне казалось, по крайней мере с Ириной и Артемом все ясно.
С Ольгой и Костей тоже вроде все понятно: эти так и будут до старости сбегаться и разбегаться со скандалами, рукоприкладством и битьем посуды.
Мать Виктора... ну, рано или поздно все умирают, даже такие насквозь проспиртованные личности.
Другое дело - Лена и ее отношения с Виктором... тут, конечно, возможны варианты...
А какого мальчика Вы имеете в виду в цепочке Виктор-Гений-мальчишка?
Светлана Крушина 12.09.2008 19:23 Заявить о нарушении
В общем, мне казалось, по крайней мере с Ириной и Артемом все ясно.
С Ольгой и Костей тоже вроде все понятно: эти так и будут до старости сбегаться и разбегаться со скандалами, рукоприкладством и битьем посуды.
Мать Виктора... ну, рано или поздно все умирают, даже такие насквозь проспиртованные личности.
Другое дело - Лена и ее отношения с Виктором... тут, конечно, возможны варианты...
А какого мальчика Вы имеете в виду в цепочке Виктор-Гений-мальчишка?
Светлана Крушина 12.09.2008 19:23 Заявить о нарушении