Защита авторских прав бога - отрывок из романа

1. Мысли вслух

Она:
- Пыль по всему полу катается, убрался бы.
Он:
- Да, да. Это завод всё виноват, жили бы на девятом… Уровень пыли – восьмой этаж.
Она:
- Ага, лифт неделю уж не работает.
Он:
- Вот, хорошо, что у нас третий.
На секунду задумывается. Подходит к окну, закрывает форточку. Потом к шкафу, берёт общую тетрадь, из-за вырванных страниц ополовиненную, тут же в тесной комнатёнке прилаживается к столу, начинает сосредоточенно выводить неровные буквы, слова и строчки, причём почти без запинки, будто зазубренный стих. 

***

При распространении жизни во вселенной необходимо предусмотреть разные сценарии.

Нам в 20-м веке наиболее понятной является чисто транспортная схема, которая апробирована на Земле при переселении народов и освоении новых территорий. Хорошо известно, как в «ковчеге» вместе с людьми и животными перемещается и цивилизация. Причём из-за естественных ограничений часто отсеивается многое, что не приносит пользы. В результате жизнь переселенцев становится даже более рациональной, чем бытие до «потопа». Время реализации проекта простого переселения нам кажется наименьшим, но, возможно, это мнение лишь привязано к современному уровню технологий. В транспортной схеме важнейшим является надёжность «скорлупы», которая должна обеспечивать защиту жизни от повреждений (механическую, тепловую, химическую, радиационную и т.д.).

Транспортно – эволюционная схема на первый взгляд представляется более затратной. Перемещение макро- и микроорганизмов с инициированием развития в новых условиях требует «застраховать» путь эволюции от ошибок ещё минимум двумя способами.
Во-первых, на случай управляемой эволюции, в геноме видов следует предусмотреть элементы, считывающие и реализующие внешние команды, которые будут передаваться с Земли или с каких-нибудь станций. Во-вторых, на случай отсутствия управления нужен «автопилот». Т.е. в геноме переселенцев должны быть предусмотрены программы, обеспечивающие рациональные преобразования от простых для построения физических тел новых существ до фантазии для воспроизводства интеллекта.

Индукционная схема, которая сегодня воспринимается, как наименее вероятная, в итоге может оказаться единственно доступной. Действительно, «очень надо постараться», чтобы на расстоянии многих световых лет оживить мёртвую «пыль» и запустить эволюцию в нужном направлении. Однако электромагнитные волны быстрее всего доберутся до новой «точки опоры»…

***

Она:
- Пусти, пол протру, сходил бы за хлебом, и в холодильнике пусто.
Он:
- Да, да…
Поднимает ноги.
Её швабра аккуратно шоркает под его столом и «троном».
Она:
- По радио говорят, наши войска в Афганистан ввели.
Он:
- Да, да… Очередной бред партии и правительства. Лифт отремонтировать не могут, а полезли Афганистан лечить. Ты мешаешь…
Утыкается в тетрадь и продолжает карябать лист.

***

Существующие на Земле виды чрезвычайно привязаны к климату, гравитации, магнитному полю, различным излучениям, циклам, а также зависимы друг от друга, от состава атмосферы, грунта, воды и т.п. При простом «переезде», переселенцам необходимы технологии, средства, инструменты для воспроизводства привычной среды обитания в новом «доме». При реализации транспортно – эволюционного сценария придётся смириться с мутацией видов, с приспособлением тел к новым условиям. По индукционной программе можно пойти на создание принципиально новых форм жизни.
Не надо бояться превращения в головастиков, в многоруких монстров или в философствующий «Океан». Метаморфозы видов – неизбежность. Суммируя и комбинируя различные сценарии, необходимо не утратить лишь главное - вектор распространения и развития жизни, по сути, защитить «основной инстинкт», чтобы наша ветвь могла дать потомство и сохранила способность к воспроизводству разумной субстанции! Ведь по этому принципу воспроизводит себя и пространство, и само время...

Любая технология распространения жизни неминуемо столкнётся с проблемами. Одна из них - пересечение Миров. Начиная новое дело в пустыне или на необитаемом острове, мы не затронем ничьих интересов и судеб. А если другая система уже обитаема, и кто-то иной там начал разворачивать свои планы? Очевидно, конфликт неизбежен. Противоборство, вероятнее всего, будет развиваться на генетическом уровне при реализации индукционной технологии и на биохимическом уровне для транспортно – эволюционного сценария. Что касается простой транспортной схемы, то тут нам тем более знакомо уничтожение растений, «братьев» меньших и войны с существами, подобными себе. Хотя за последние сорок тысяч лет люди ни разу не наблюдали благолепия и благополучия при «укрощении» живой планеты, всё же остаётся теоретический шанс для сотрудничества при встрече других форм. Поселиться там, где жизнь уже накопила некоторую начальную энергию, возможно проще, чем начинать с «чистого листа».

Не надо думать, что мы первые, и без человека всё бы остановилось. Просто вселенная приглашает нас вступать во «всемирный клуб путешественников», в «общество», где кочуют и камни, рассыпаясь лёгкими песчинками, где облака доставляют влагу за тысячи миль, где волны излучений уходят в межзвёздную даль с информацией о строении вещества, и, возможно, с ещё гораздо более ценным содержанием, необходимым для воспроизводства субъектов. А то, что касается жизни, так между планетами могут путешествовать и микроорганизмы. Для них и раньше был доступен естественный унос вещества из верхних слоёв атмосферы, в том числе унос пролетающими кометами, а теперь этим «транспортом» может воспользоваться и космический мусор.

Таким образом, всё было и до каменных топоров, и до колеса, и обошлось бы без нашего телевизора. В любом случае авторские права не принадлежат человечеству. Видимо, речь идёт только о нашем осознанном присоединении к существующему кругообороту. Нужно ли это участие кому-то кроме людей? Да, вполне вероятно. Может быть, стремление к перемене мест появилось из-за поисков пищи, от борьбы за выживание, но эта тяга может иметь и более глубокие - генетические основы, заложенные при осуществлении космических проектов иных цивилизаций. И мы тоже так поступим, найдём способ упаковать информацию и отправить её вместо себя, если душа наша не сможет путешествовать в своём теле.
      
Все дороги, как говорят, ведут в Рим, так и мысли, и дела должны сойтись, если конечно сии мысли и дела настоящие, иначе они так - разменная «монета» - мыслишки, да делишки…

***

Он аккуратно изъял исчерканные листы из тетради, сколол скрепкой, закрыл тетрадь, не вставая, обернувшись, открыл шкаф, достал серо-зелёную потрёпанную папку. Чтобы развязать завязки ему пришлось-таки встать. Но он сделал это по-доброму, хоть узел не поддался сразу, развязал его аккуратно, скручивая тесьму и вталкивая внутрь неподатливого сплетения. Папка раскрылась. Очередная рукопись легла поверх сотни похожих сколотых скрепками черновиков. Картонная створка закрыла её, автор довольно провёл рукой по теснению, ныне бантом, не узлом, как в прошлый раз, скрепил ленты и восстановил свой труд на почётной средней полке. Затем с чувством заслуженного поощрения последовал на кухню коммуналки и спросил вознаграждение:

- Поесть есть?

- Ага, вот, вода в кране, - домывая горелки газовой плиты, съязвила она.

На что нисколько не обидевшийся «триумфатор» с улыбкой заявил:

- Да, да, мыслишки и делишки!..


2. Начало пути

Третий месяц телеги тащились меж лысых склонов и лесов почти по бездорожью. Овраги, ручейки и самое вредное – речки, кои не обойти, не пройти в брод, пытались остановить беженцев. Только упрямство гнало бедолаг дальше. У большой реки они уже собирались ждать льда, но потом отважились связать плоты…

Чем дальше на восток, тем реже попадались деревни, зато жители встречались более радушные и помогали даже тем, что путникам виделось излишним. Это странное нарастание простора и доброты, как бы уверяло кочующий народ в верности направления. Иное – само движение - однообразный и изнуряющий ход, ход и ход будто испытывал, даже пытал крестьян, привыкших к одному месту, к своей хате.

Этим запомнились особенно последние дни, когда и лошадей, и людей выбивал из сил тяжёлый воздух, наполненный холодными капельками, не падающими, а будто висящими перед глазами. Теперь привалы устраивали не где лучше, а где попало, тогда, когда колёса окончательно запутывались в дикой траве или утопали в размывах, и более не было никаких сил одолеть хоть сажень пути.

Дни и ночи смешались в промокшем мире, в пространстве, без конца и края хлюпающем, плачущем по горькой доле, по судьбе безысходной и бессмысленной.

- Скорее бы сани колотить, - причитали старики, зло поглядывая на серое небо.

Но ничего не предвещало им перемен к лучшему, к ясности или морозу. Октябрь, а за ним ноябрь - скверные времена для путников, шагнувших в неизвестность без защиты, без поддержки, а лишь понадеявшись на свои скромные припасы и недодуманную удачу.

И куда им было деться. Прятаться, тем более оставаться было невозможно. Невероятно было сообразить, как выиграть иной жребий кроме гибели от разбоя банд и властей, после грабежей и поджогов. И они отправились искать новое место, скорее бежали в панике, чем по разумению. Пустились в странствия не за наживой, не за лучшей жизнью, а хоть как-нибудь сохранить ту, что была.

Первое время и дорога была под ногами, и дело ладилось так, что мысли о прежнем житье - бытие не возникало. Позже, много позже, когда плохое стало забываться, новые трудности и более всего ненастье зародили крамольные идейки, в одной, другой горячей голове…

- Всё, всё, папенька! Всё гадам, всё бросили на растерзание! – набросилась на бородатого Силантия дочка, уверившись в отсутствии чего-то самого нужного.

Девушка потрошила тюк вещей, который был перевязан грубой тряпкой, и перекладывала барахло с места на место по телеге, а какие-то крупные пожитки, мешавшие поискам, вовсе выложила горой рядом прямо наземь и припёрла здоровой жердиной. Она смотрела на отца не с отвращением, но с жалостью, и выговаривала не его, а всех, всех попутчиков вместе, и чужих, и своих, и себя, и мать, и мужа…

- А где ж там было собираться... Забыла, как твой Гринька от конных в лес драпал? - то ли оправдывался, то ли успокаивал дочь бородач.

Почерневшая от воды одежонка висела на Силантии, и делала его, крепкого и рослого мужика, жалким, даже убогим, беззащитным и немощным. Левой рукой он как-то неловко держал под уздцы двух худых, никуда не стремящихся лошадок, потому казалось, что не держит, а сам держится за упряжь, чтобы не упасть. Правая рука не двигалась вовсе, ни когда хозяин говорил, ни когда он едва двигался, она просто висела плетью, и только время от времени с чуть расставленных пальцев срывались вниз большие капли.

Зять тем временем не видел Силантия - не мог войти в его положение, а слово драпал услышал, и возможно обиделся, настолько, насколько располагала к ссоре «вечная» морось. То есть не так чтобы до крайности, не до «красных» глаз, но заметно, хоть дождь и остужал его норов...

- Сами Вы, батя, драпали, - буркнул Григорий, уткнувшись лицом в сено:
- А ещё староста! Пример бы подали… Вилы в бок, или оглоблей по башке…

С этими «напутствиями» он чуть повернул голову к женщинам и взглядом дал понять жёнушке:

- А как же иначе, и как ещё отбиваться от папаши, только прилёг, и вдруг на тебе, оказался меж двух огней…

- Ладно, ладно, - решила помирить мужчин Анастасия:
- Все хороши, все молодцы, все храбрецы…

Она уже обнаружила то самое нужное, что искала, маленькая радость чуть успокоила её сердце, и женщине захотелось точно также скоро примирить спорщиков. Она подумала, что находка обрадует и отца, и мужа, будто ссора произошла из-за этой вещицы, а не из-за её заносчивости. Но не тут-то было….

Собственно говоря, отец и не собирался, и не мог сейчас спорить. Только вот муж, как ни хотел отлежаться, всё же встал против тестя. Гриша оказался и крепче, и выше бати, или так почудилось Насте, потому, что отец сгорбился, да наклонил голову, уткнувшись взглядом в лужу, разделявшую соперников.

- Не драпал, а за помощью подался, чтобы вас - дураков вызволить, - выдавил из себя Силантий:
- А то бы ты сейчас здесь… сено нюхал…

Слова эти, впрочем, были обращены не к зятю или дочке, а к земле, к полёгшей траве и той луже перед ним, и, значит, не были обидными или вызывающими. Увы, и этого не понял молодой задира.

- Я меж тем за сено сам воевал! - ухмыльнулся Григорий:
- И меня попрекнуть не можете, ни за еду, ни за…

Он не договорил, осёкся, и, ухватив с телеги клок сена, на котором только недавно почивал, бросил наземь впереди себя, чем очень огорчил Анастасию.

- Ой, ой, да успокойся ж ты, успокойся, всё хорошо, - запричитала жена:
- Давайте, давайте костёр… ужинать будем.

Суету людей меж делом по-своему поняла та лошадь, которая стояла ближе к спорщикам. Заметив упавшее сено, она попятилась, чтобы достать до еды – дотянуться до пучка. И «зверюга» уже стала наклоняться, как вдруг отец, и так стоявший на слабеющих ногах, и не ожидавший такого маневра, потерял равновесие и рухнул. Да, да он рухнул вперёд на зятя, и точно оказался бы в луже, если бы сильные молодые руки вовремя не подхватили его у самой воды.

Григорий под охи жены тут же вытолкнул, выжал, тестя в вертикальное положение, однако, вместо благодарности получил сдачи, но не спереди, а сзади…

Лошадь, перепуганная падением хозяина, двинула вперёд, и телега сделала молодцу подсечку. Вернее, в движение с телегой пришла куча вещей, наваленная женой, и жердь подпиравшая барахло свалилась, ударив по ногам ещё не выпрямившегося богатыря. Теперь он, было, повторил папашин трюк... И повторил бы, если бы «партнёр» поддержал его, но Силантий даже не шевельнулся, и Григорий улёгся в лужу, улёгся так, как недавно на сено - лицом вниз!

Анастасия, кутавшаяся до того в платок, сбросила с себя помеху, да кинулась на помощь неудачнику. Она вряд ли могла добавить мужу силы или хоть немного приподнять его, но разве об этом думаешь в такой момент...

Отец меж тем не стал мельтешить, а лишь собравшись, натянул поводья и нежно остановил животное своим, наверно, любимым словом:

- Цыц, дура!

Зато, когда зять выбирался из глупого положения, отряхиваясь и ругаясь:

- Чёрт, чёрт, чёрт - всюду с вами…

Силантий похлопывал его по спине и умиротворял:

- Ну, не драпал, не драпал, а со старшими не спорь, не драпал, но не спорь…

 После перепалки и некоторой, хотя и сомнительной победы, отец взбодрился, обе руки его ожили и занялись костром…

«Побеждённый» Григорий напротив, ещё долго возвращался к прежнему образу, и оттаял, только когда его милая жёнушка, сочувствующая обиженному «мальчику», обняла его как мама и поцеловала в щёку. Без платка, хоть и в грубой одежде она была для него прекрасна - великан не выдержал и рассмеялся.

Тут только настоящая мама - простая женщина с добрым лицом - мама Насти, молча наблюдавшая за всем «представлением», забеспокоилась о своём:

- Доча, доча, оденься, накинь платок-то, дождь ведь, заболеешь!..

- А дождь-то, кажись, усох, - засмеялась в ответ мужу и маме, довольная собой дочь.

Она не только не послушала матушку, а вдобавок сбросила промокшую безрукавку, распустив до того свёрнутые длинные тёмные волосы по открытым плечам.

- Ура, дождь усох! Усох! - радовалась Настя своему открытию, быстро расправляясь со своими обычными заботами.

Наверно и другие семьи в обозе заметили перемены, которые трудно было не заметить - первые и долгожданные звёздочки появились на вечернем небе…

Когда соорудили шалаши, и был готов ужин, а привязанные поодаль лошадки, посапывая, щипали свой «провиант», люди устроились вокруг того, что так или иначе можно было назвать подстилками – «самобранками».

Похолодало - природа, похоже, вспомнила свои приметы. Тут и Анастасия сообразила больше не шалить. Нашла в телеге своё добро, завернулась сразу во всё, что было более-менее сухим, и превратилась в «куколку». Вот этой «матрёшке» вновь попалось на глаза то, что она искала, и с чего началась эта замечательная и памятная остановка в пути.

К ужину Настя вернулась с находкой, а когда пристроила её в углу пригорка - стола и развернула, семья увидела, что это маленькая икона. Свечка перед резным окладом осветила Деву Марию с младенцем на руках.