И на прозрачных крыльях сна летело детство... заме

***
       Во дворе в очередной раз свалили огромные лиственничные бревна. Лесхоз привез нам дрова. Батареи почти не греют, но в каждой квартире есть печка, черная чугунная печка, не та белая и большая, как полярная медведица, русская печь, которую мы представляем, говоря о деревне, и не «буржуйка» какая-нибудь с кривым коленом. Просто печка с двумя конфорками, топкой и поддувалом. На ней мы готовим, ею мы греемся, на ней стоит огромный алюминиевый бак, о котором я уже писала.
Весь вечер под окном воет бензопила: мощные стволы пилят на чурки. Золотым дождем летят пахучие опилки, а мы ждем. Когда во дворе валяются в вольготном беспорядке свеженапиленные чурки – огромные, со смолистой слезой на широком срезе, для нас наступает праздник. Мы уже наколупали большие куски серы и, довольные собой, скачем с чурки на чурку. Пока не прошел дождь, срез золотисто-рыжий, его запах мы вдыхаем с каким-то звериным наслаждением – и опять, как белки или горные козы, прыгаем с чурочки на чурочку. Есть такая игра – «Выше ноги от земли». Одна из любимых наших игр. Правила помните? Водящий может ходить по земле, а игроки нет, им надо очень ловко передвигаться по всему, что над землей возвышается: камни, палки, даже щепки подойдут. Можно встать на досточку, фанерку, полено – словом, на что угодно, лишь бы ноги не стояли на земле. Вот мы и скачем. А водящий может поймать нас лишь тогда, когда мы на одной ножке несемся от одного спасительного островка к другому.
А еще чурки нужны для очень важного дела. Оно называется «Пирок». После долгих дождей выбравшись в почерневший двор, мы понимаем, что скрасить настроение может только небольшой пир на открытом воздухе. Подумаешь, обед дома! Кислые щи в облупленной кастрюльке! Подгоревшая яичница с гренками! Душа просит настоящего праздника! И мы незамедлительно приступаем к его воплощению.
Пирок устраивается на самой широкой чурке; к ней подкатываются две чурочки поменьше (на них мы сядем). Угощение может быть самым обыкновенным, но мы умеем преподнести это так, что пафос пира не утратится. Анна Семеновна достает из загашничков разновсякие штучки: черемуховую крученку, абрикосовый джем, грецкие орехи… она удивительно печет в духовке пирожки с зеленым луком, запашистые ватрушки; на сковородке ее по утрам дышат медовые оладьи, в эмалированной кастрюльке ждут своего часа печенья с корицей. Кажется, я помню их запах и вкус до сих пор. И все это великолепие ставится на еще сырой, потемневший от дождя лиственничный круг. И без того дивные яства приобретают дополнительную прелесть: дух пирожков с луком перемешивается с запахом мокрых дров, вкус простого черного ломтя становится волшебно пьянящим, когда его с одной стороны намазывают горчицей, а с другой сметаной - и посыпают мелко нарезанной черемшой. Мимо нашей пировальной чурки непременно пройдет чушка, потряхивая ушами, переваливая грязные бока. Иди, иди, матушка! Около нас обязательно собираются собаки: они скромничают подойти ближе, ложатся поодаль, но жадный взгляд собачий направлен на нашу скатерть-самобранку. (Конечно, и Бобке, и Пурге, и Дику мы бросим вкусное угощение, и собаки поймают кусок на лету). Мы не просто едим, мы пируем: движения наши величавы, неспешны, речи витиеваты; мы произносим тосты, распеваем песни, приглашаем всех желающих разделить с нами трапезу… Мы упиваемся процессом, и взрослые точно нам завидуют. Потом опять начнутся будни: прополка в огороде и ведра на помойку, жирный, никак не отмывающийся облезлый пол на кухне – и опять за водой… но сейчас! Ну дайте чуток продлить наш пирок!