Девятый вал для Пюбели

       
       
       ПРОСПЕКТ КИНОСЦЕНАРИЯ

       Фильм задуман как жестокий акшэн или боевик под весьма условным названием «Отбросы». На английском “rubbish”, по-американски “garbage”, по-французски “ordures” и на иврите “зевель”.
       Сценарист рекомендует показать этй историю как «фэнтези» - с экспрессионистскими наплывами, с синими светофильтрами и со стремительно мельтешащей сменой кинокадров.
 
       Главные действующие лица
       Четверо молодых парней из разных республик бывшего Советского Союза впервые познакомились друг с другом в припортовой кутузке некоего французского города N.
       Простоватый Богдан Демьянюк из Ивано-Франковска, хитрован Володя Сербай из Молдавии, веселый, никогда неунывающий румын Антуан Черемеску и мрачноватый Иван Баблов из Тамбова.
       Причем, нужно учитывать, что герои «бегут» не столько от суровостей падшего коммунистического режима, сколько от бедствий, возникших на их родине в результате разрушительных действий различных сил и в поисках лучшей жизни.

 
       Время действия
       Если говорить о сценарном единстве «времени действия», то происходило всё это не так давно и – недавно: почти целое поколение тому назад, то есть, это был такой исторический период, когда на месте ныне бывшего СССР уже возник процесс, назваемый «парадом суверенитетов», но ситуация находилась в таком нестабильном состоянии, что, вот-вот, мог последовать самый неожиданный «откат». Но пограничный «замок» ослаб, и все, кто мог и обладал характером пригодным для такого дела, поперли в «Европу».


       Место действия
       По закону единства «места действия» предлагаемая к ознакомлению история разворачивается, в широком смысле этого слова, на Земле, но начинается, весьма условно, в одном из провинциальных городков где-то на севере Франции, скорей всего, в Северной Нормандии. Здесь, у крутых берегов, беспрестанно плещутся холодные, со свинцовым отливом морские волны, размывая мягкие известняковые породы и грозно высятся скалы самой причудливой формы. То Королева-мать на престоле сидит в диадеме, то профиль Пушкина в бакендбардах высится, то лежащий на передних лапах Медведь горбится...
       Город, предположительно, расположен в широком устье реки внешне похожей на Сену и как бы прорезающей всю северо-французскую низменность. Вокруг поля пшеницы, сочные зеленые пастбища, сады со стройными шпалерами яблонь. Это, пожалуй, Нормандия.
       Мощная бетонная дамба защищает от волн многочисленные морские причалы, мощные сухие и плавучие доки. В дамбе предусмотрены специальные проходы, через которые юркие буксиры толкают носами перед или тянут за собой на длинных канатах океанские корабли под самыми различными флагами. На причалах порта и в пакгаузах яркими пятнами громоздятся тюки хлопка и шерсти, мешки кофе и риса, каучук, красное дерево для изготовления дорогой мебели, пряности и другие товары. Как мертвый безлиственный лес вздымаются к небу стрелы портовых кранов.
       В городе имеются судоверфи, заводы и фабрики, перерабатывающие нефть и различное сырье, доставляемое в порт из глубин Европы и Азии всеми известными ныне способами транспортировки: сухопутными авто- и железными дорогами, плавучими средствами по рекам и каналам и - со всего мира - по океану. Местная промышленность не в состоянии переработать все импортное сырье и поэтому N. – всего лишь крупный перевалочный пункт, где вся жизнь горожан тесно связана с деятельностью порта. В основном, жители, включая проституток, дружно обслуживают гостей города, туристов и моряков. При этом, ни проститутки, ни контрабандисты, ни фарцовщики, ни продавцы сувениров не терпят конкуреции чужаков в их кровном деле и разделываются с ними со всей жестокостью. Один из приемов, в частности, - сдача чужаков ажанам.
       Но все сказанное о городе не столь важно. Главное: в порту имеется обширный контейнерный терминал, где в строгом порядке, в несколько этажей друг на друге, как спичечные коробки, выстроены десятки тысяч разноцветных двадцати- и сорокафутовых контейнеров. В стальных прямоугольных коробках находится то, что на техническом языке называется «тарно-штучные товары», в том числе и книги различных «иностранных» издательств, среди которых (крупным планом) The Hunt for Money.
       
       -1-

Звучит ёрзающий мотивчик «блатняка»:
«На палубе мартосы
Курили папиросы...
А бедный Чарли Чаплин
Окурки подбирал».

       Голос за кадром: «26.09.2007. "Королевская премьера" фильма "Брик лэйн", снятого по мотивам романа о жизни иммигрантов в Лондоне, не состоится из-за отказа принца Чарльза посетить мероприятие. Пресс-служба наследника британского престола во вторник сообщила об отмене мероприятия, запланированного на 29 октября. В качестве причины указывается "напряженный рабочий график принца Чарльза". "Брик лэйн" (Brick Lane) - фильм, снятый по одноименному роману писательницы Моники...»
       Вежливые и корректные, но оживлённые ажаны-бобби вводят в полицейский участок отловленных ими где-то парней в тюремное помещение и, одобрительно похлопывая их то по спине, то по плечу, успокаивающе приговаривая что-то, доводят до распахнутой двери-решётки и точно выверенными ударами опрокидывают их внутрь просторной камеры, оставляя «на свободе» под надежной охраной стальных прутьев. Последнего из своих «клиентов», упирающегося Ивана Баблова, ажаны с шумом и гомоном впихнули в широкий дверной проем и напоследок сделали ему «подсечку» - приём из ультимативного боя. Иван со всей силы грохнулся на бетонный пол, раскровянив лицо, и только тогда ажаны сняли с него наручники.
       -Да пошли вы все на ***! –хрипло вскрикивает Иван. -Мать вашу так!
       Пока съемочная камера тусуется по историческим и красочным достопримечательностям города, среди коих особое место занимает игольчатый шпиль католического собора Святого Иосифа, пока видеоискатель шарит по причалам порта, в тюремной камере происходит сквернословный диалог молодых арестантов.
       В результате вспыхнувшей беседы выясняются причины, по которым каждый из четверых наших героев встал на дорогу бегства из своей страны. (Никто из беседующих не бурчит, не бухтит, не мурмулит. Обостренный разговор вспыхивает, казалось бы, ни с чего и сразу на повышенных тонах). Аргументами «за» для каждого стали обрушившиеся на советских людей голод, разруха, неуверенность в завтрашнем дне и неумение либо нежелание каждого приспосабливаться к новым условиям, в которых, по их мнению, человек вынужден не жить, а выживать. Бежали не от передела собственности, а от беспредела политических и уголовных «отморозков». Потому что, если удалить идиоматический смысл со слова «перестройка», то получится контрреволюция. Более шустрые людишки соображали еще более убедительно: на кой хрен нужно снова что-то строить, например, «народный капитализм», если уже есть готовые: респектабельные страны с устоявшимся социально-экономическим строем под еще более грозным названием «империализм»?
       Арестанты рассказывают друг другу о том, кто и как добрался в этот город или случайно попал сюда, а также кто и на чём попался. Володю Сербая сняли с парома-ферри английские бобби по ту сторону Ла-Манша, отдубасили как следует и выдворили туда откуда он появился – во Францию. Низкорослый шустряк-Антуан Черемеску засыпался на краже в супермаркете. Богдана Демьянюка из Ивано-Франковска взяли в момент оптовой продажи им партии «командирских» часов еще советского производства. Иван Баблов хмуро отмалчивался.
       Четыре арестанта, четыре судьбы, четыре рассказа. По зрительскому ощущению телевизионного времени показ излагаемых арестантами историй может занимать сколько угодно времени. Вплоть до бесконечности. Каковы эти повествования? Самые различные. О таких рассказах должен бы повествовать господин Александр Кабаков. Потому что, как предсказатель катастрофы, он, должно быть, и хорошо осведомлен о причинах самой катастрофы (или о ее источниках). Но могу и я. (Сериал в этом месте может превратиться и в трогательные семейные идилии, и в слезливую драму, и в трагедию с показом красивейших девок мира, со стрельбой и погоней, что привлечет к телеэкрану самых непохожих друг на друга телезрителей с различными вкусами).
       Например, вот, в кратком изложении житейская история двадцатипятилетнего Володи Сербая. Брошенное в «придорожном» родильном доме дитя от болгарской мамы и цыгана, Володя был усыновлен бездетной парой молдаванки и украинца из глухого колхозного селения под Кишиневом, отслужил свое в Советской армии, через год был мобилизован Молдавией на войну с Приднестровьем. После фронтового ранения был награжден и ударился в бега. Во Франции, убедившись в невозможности стать гражданином этой счастливой страны, завербовался во Французский Иностранный легион, обещавший гражданство через пять лет. Пребывая в рядах «зеленых беретов» Володя понял, что «береты» ничего кроме смерти никогда не получают, он нарушил возложенные на себя по ошибке обязательства и драпанул от грозившей ему расправы в Англию. Откуда, после предварительного внушения «по зубам», был изгнан обратно во Францию...
       Так как ни у одного из арестованных не оказалось никаких документов, то полисмены и иммиграционные власти города лицом к лицу столкнулись с острой, если не сказать неразрешимой проблемой. Что делать? По закону, нежелательных иммигрантов следовало депортировать туда, откуда они без спросу пожаловали. Но этих парней было швырнуть некуда без нарушения закона, потому что не было «бумаг», содержащих хотя бы крохи сведений, позволивших бы идентифицировать беглецов. Единственно: все говорили на русском, даже румын Черемеску, и в городе этот быстро сложившийся квартет тут же назвали «эти русские».
       «Русские» при этом уже довольно сносно балабонили по-французски, вернее, бегло изъяснялись на звукоподражательной помеси сразу нескольких языков, подкрепляя свои слова ожесточенной жестикуляцией и непременным русским матом. Особо разговорчивым по живости своего характера и по самой природе румынского языка оказался Тони. Вообще, ребята были грамотными, не меньше как со средним образованием, только хитроватый молдованин Володя Сербай был трактористом с неполным восьмилетним. А русак-тамбовец Иван Баблов – бывший учитель географии, молчавший лучше всех, тем не менее, быстрее всех поднаторел в прочтении французских и других иностранных бумаг.
       Впрочем, для полицаев и для работников иммиграционной службы неожиданные «нелегалы» были далеко не первыми здесь, и власти знали как поступать... Одна из баб-ажанок, трудившаяся при кутузке, как бы по дружбе посоветовала арестантам перебраться через Атлантический океан в более зажиточные и более лояльные к беженцам страны. Такие, как Америка или Канада.
       -Вот, ****ь такая! –не преминул философски заметить Володя Сербай. –Раньше в эмигрантских песенках воспевались жаркие страны, а теперь дорога только в страны чуть ли не вечной зимы. Всё, обложили, офлажили! Как волков. Только в одну сторону...
       -Да нет, хорошо бы в Канаду! –засветился невыразимым счастьем на лице Богдан Демьянюк из Ивано-Франковска. –У меня там, в Канаде, дядя живет. Еще с шестидесятых годов.
       -Нет, - врезался Тони, -в Америку надёжнее. Там, говорили мне земляки, если не получишь никакого ё... беженского статуса, то можно всю жизнь безбедно прожить и без него.
       -Я в своём выборе страны исхожу из другого посыла, - прогудел грамотей Иван Баблов, постепенно загораясь. –Продолжается борьба за передел мира, за сферы влияния, за сырьевые рынки, за рынки сбыта и за дешёвую рабочую силу. Это самое означает, что Америка противостоит моей родине, и я не хочу участвовать в этой разборке. Я ни на чьей стороне. Я нейтрален.
       -Это похоже, как мне рассказывали наши румынские старики, -вновь встрял Тони. – Перед немецкими фашистами в конце войны тоже стоял вопрос выбора. Или озверело сражаться до конца на русском фронте, чтобы не загудеть в Сибирь. Или сразу сдаваться американцам, чтобы попасть в солнечную Флориду.
       -Вот именно, похоже! – подчеркнул Иван с твердостью в голосе. А Канада традиционно всегда была нейтральной страной. Даже неважно, что входит в содружество под эгидой английской короны и что у них даже нет президента. Канадский премьер-министр Трюдо был лучшим другом Советского Союза. Играя на противоречиях, он добился много свобод для своей страны. В шестидесятые годы канадцы учредили свой национальный флаг и запели свой гимн.
       -Умение народа зажиточно жить невозможно осудить! –заявил Баблов, помолчав. –Сегодняшняя Канада – это то чего удалось добиться их умному правительству, развивая и укрепляя теорию мирного сосуществования, на которой настаивали пропагандисты СССР, не имея на то ни ума, ни таланта, ни возможностей,.. ни подходящего народа. Long live Canada!
       -Ну и куда ты навострил свои лыжи? – вмешался молчавший до сих пор молдаванин Володя Сербай. Его, малограмотного, по-видимому, захватили рассуждения Ивана.
       -Я - набегавшийся по голоной земле тамбовский волк, - резко заявил Иван. – Но у меня пока есть выбор. Моё сегодняшнее предпочтение – Канада.
       -Да, Канада самая зажиточная страна мира.- поддержал тамбовца украинец Богдан. -Даже зажиточнее Америки. На кажодго жителя по четыре автомобиля! Я бы там сало с салом ел! Только *** туда доберёшься, до той Канады...
       Вмешалась ажаниха, стоящая всё это время, прислонившись к косяку и напряжённо вникающая в горячую перепалку арестантов.
       -Вы, значит, выбираете себе новую родину. Да это проще простого! – подсказала ажаниха. – На контейнерном терминале в порту есть мужик... Он помогает «устроиться» на любой корабль. Только, сами понимаете, не членом экипажа и не забесплатно...
       Тони Чемереску понял её слова и подтвердил:
       -Эта ****ронша-ажаниха правду сказала. Я тоже самое еще в Румынии слышал. Надо во внутрь какого-нибудь контейнера забраться. Но страшно, ведь. Моряки могут нас просто убить и сбросить наши трупы за борт. Или живьём... - сразу за борт. «В набежавшую волну». По приказу капитана.
       -В любом случае, -авторитетно заявил Иван Баблов, -если хочешь в благостные зажиточные страны, нужно сначала в контейнер головой.
       Префект припортового отделения полиции, по внешности отдаленно напоминающий знаменитого французского актера Луи де Фенеса, выдал каждому из арестантов бумажные удостоверения личности с правом находиться на территории, условно, Франции по две недели, после чего нежелательным элементам предписывалось как бы испариться, исчезнуть или (что наиболее правильнее) самодепортироваться из страны.
       В этом месте главные действующие лица телесериала впервые предстают перед зрителем и читателем, что называется в полный рост. Они – в различных позах – неровной шеренгой стоят перед столом префекта.
       Заводила, бузила и проныра – это дерганный сорока двух годков или близко к этому приблатненный брюнет с ухватками вора в законе Антуан Чемереску. Неотразима его похожесть на квебекского артиста Игоря Овадиса каким он предстает в рекламе журнала Du Montreal: в клетчатой кепочке, с помятой физиономией человека, уставшего скрываться от полисменов, с коротко подстриженными усиками. Иным его и представить невозможно. Он выслушивает префекта с подчеркнутым вниманием, как бы ловя каждое его слово.
       Иван Баблов – высок, рус, грузен телом, с жестким выражением лица, с оплывшими плечами и с глубокими «интелигентными» залысинами, что абсолютно контрастно со всем его мрачноватым обликом. В Тамбове Иван был советским учителем, преподавал географию, водил детишек в турпоходв, а в годы перестройки... Он стоит теперь в шеренге задержанных, сложив на груди руки и – от нечего делать – поигрывает бицепсами. Это как бы я сам, автор сценария. Был интеллигентным чеком, обращался к людям на «вы», дамам ручку целовал – стал умным, неуловимым киллером, чистюлей Иваном Бабловым, если не западло. Но я выжил и, вот, really («рыли»-реально), я продолжаю свой полуфантастический рассказ.
       Молдаванин Володя Сербай – красавчег. Он молод, загорел, хорошо сложен, густые девичьи брови дугой и вразлет, взгляд открытый, доверительный, но в теле уже угадываются почетные очертания будущего цыганского барона. Парень добродушно рассматривает префекта, ничуть не вслушиваясь в его пламенные речи.
       Богдан Демьянюк – может быть какого угодно возраста и роста. Главное отличие: он крепок, с цепким взглядом. Он белоголов, постоянно вертит в руках расческу, часто причёсывается, но две-три волосинки в виде хохолка постоянно вспархивают на его макушке. В кабинете префекта Богдан стоит цепко, как бы вросши в пол или как бы готовясь к прыжку.
       (Все четверо «русских» одеты стандартно. Они в кожаных куртках и в джинсах. Лица «русских» и других персонажей при этом подаются на экране искаженными слишком близким приближением камеры, «наездами», с жесткими складками вокруг рта и морщинами на лбах. Сумасшедшие стрижки на головах парней и плохая выбритость на щеках и подбородках происходит от их самострижек и бритья наугад, без зеркала).
       Каждый из чужаков получил по тридцать франков одноразовой помощи и, покинув тюремные стены, «русские» искатели лучшей доли тут же устремились к порту, к вожделенному контейнерному причалу...
       Лейтмотивом или как ремейк в этой заключительной части сериала звучат песни из советского кинофильма "Нормандия-Неман", сшибаются самолеты вперемешку с ностальгическими кинокадрами времен Второй мировой войны о всеобщей и горячей дружбе народов.


       -2-
       
       Сериал №2 открывается очередным блатняком:
       «За ту ли ****скую свободу,
       За нашу светлую мечту...»

       По дороге к порту компания «русских», вызывая удивление прохожих своим бродяжническим видом, завернула в хорошо знакомый Антуану супермаркет. Как назывался этот «магазэ»? Режиссер имеет право не демонстрировать вывеску. Да не будет он обвинен в негативной рекламе!
       При участии бесстрашного и угрюмого Ивана Баблова в сочетании с веселым и находчивым Тони и в результате манипуляции с магнитной лейблой на кухонной сковороде и кипишем у турникета на выходе блатная компания обзавелась «свободным» от оплаты цейсовским биноклем. Тони при этом подошел к задержавшему его на днях охранику и в продолжение возникшего знакомства горделиво сунул ему под нос свой французский аус-вайс на две недели.
       Желанный контейнерный терминал располагался далеко за городом и на отшибе самого порта. Парни запаслись провиантом и залегли на пыльной высотке поросшей дикой травой и горькой полынью. Отсюда окрывалась обширная панорама порта и причалы для рагрузки-погрузки контейнерных ёмкостей, с особой тшательностью туго обнесенные по периметру охранной металлической сеткой с колючкой по верхнему краю высоченных столбов.
       У ребят был свой план. Автор плана - Богдан Демьянюк из Ивано-Франковска. Он «афганец», крутой суверенетист Западной Украины и сторонник открытых действий.
       -Ночью. Прорезаем сетку, врываемся на территорию, срываем плобмы на любом контейнере какой нам понравится, баррикадируемся, и *** им когда взять нас живыми! Ни одна курва францевта не сможет достать нас! – изложил Богдан свои строгие взгляды на жизнь.
       На вожделенном ими контейнерном причале в это время идет своя интенсивная, непонятная для непосвященных и, как бы тайная жизнь. На четырех высоких паучьих стальных и членистых ногах в два этажа суетятся и носятся по причалу как безумные десятка два разноцветных портовых погрузчиков типа «Пайнер», похожих на некие гигантские полуразумные космические существа-роботы из Star Wars. Столько же обычных погрузчиков с пневматическими «вилами» и движутся по рельсам между рядами краны с эректированными стрелами. Краны и «обычники» снимают контейнеры с верхних этажей, ставят их на портовый асфальт.
       Время от времени «Пайнеры», раскорячившись, кобелём на суку, наезжают-наскакивают на беспомощные коробки контейнеров специальными захватами намертво схватывают свою добычу и подтягивают ее под брюхо. После этого «Пайнеры» на высокой скорости мчатся-катятся на своих колесиках в другое место, оставляют там свои трофеи, а другие «обычники» и портовые краны на рельсах составляют контейнеры в новые штабеля. Чаще всего «Пайнеры» прямо с грузом проворно забегают по горизонтально откинутым от кормы аппарелям в чрево какого-нибудь стоящего на швартовке мощного океанского судна и выскакивают оттуда освобожденные и как бы радостные.
       Вся эта неразбериха сопровождается какофонией зверских звуков, издаваемых погрузочными машинами. «Пайнеры» оглашенно кричат незнакомыми на земле пронзительными космическими звуками, и далеко окрест разносятся их победные и торжествующие выкрики... А часть контейнеров тут же грузятся на трейлеры и на траки, после чего те один за другим выкатывают из ворот порта.
       На третий день коллективных наблюдений за системой безопасности контейнерного терминала и горячих обсуждений деталей предстоящих плановых мероприятий бурно галдящие «русские» были прерваны неожиданным возгласом:
       -Да вы чё, придурки, совсем того, а?! Надо же хотя бы приблизительно знать куда, в какую страну контейнер отправляется!
       -А они, что, не все в Канаду? -не успев осмотреть неожиданного собеседника, буркнул Богдан Демьянюк.
       -Вставайте и топайте отсюда, башибузники! Нечего вам тута делать. Пока в полицию не попали! – резко возразил возникший за спиной наблюдателей низкорослый незнакомец в желтой, как яичный желток, докерской каске. И примирительно вопросил: -Вы, наверное, русские будете?
       -Ну, русские, - промямлил Володя Сербай, взмахнув девичьими ресницами. –А ты-то кто будешь, если так чисто, почти без акцента говоришь?
       -Я этот - шипшандлер. Снабженец, значит. Я обязан говорить на нескольких языках. И тоже, как и вы, мог бы родиться русским да бабушка моя еще в давние годы оттуда слиняла... Но как вас не узнать?! Вот вы и ходите один за другим, как в строю. И ступаете твёрдо с пятки на носок, словно шаг печатаете. И хохолки у вас на макушках. Да и вообще, сердцем чую,.. – Парень призадумался и через секунду добавил: -Зовут меня Жак! Вам надо супервайзера искать. Он один знает по компьютеру куда какой контейнер идет. Да супервайзер и говорить-то с вами напрямую не захочет.
       -А ты?! – в лоб вопросил парня Черемеску. – С нами пойдёшь?
       Парень деланно захохотал:
       -Мне это уже ни к чему. Но если хотите, я за вас с супервайзером переговорю... Вот, давайте, завтра же точно в полдень встретимся на этом месте. А я за это время переговорю. По рукам, камарадос?
       Томительной чередой, один за другим тянулись тягостные дни, проходила одна встреча с шипшандлером за другой, срок действия «ксивы» у «русских» давно истёк.
       -Да они просто раскручивают нас, как лохов! – психовал Баблов. –Я этому Жаку ни на сколько не верю. Подставной он!
       Наконец появился Жак.
       -Значитца так, (здесь мне, как автору, нужно ввести массу ненормативной лексики) - сказал Жак. – В запасе вы должны иметь отвертку, пилку по металлу, молоток и ручную дрель, заряженную сверлом. Запас продуктов - не менее, чем на неделю. Штук пятьдесят свежих пластиковых пакетов из супермаркета. По двести «евро» для супервайзера и по сотне для меня. Идёт?
       -Да где столько «зелени» взять? –взвизгнул Тони.
       -Посмотрите вокруг. Вам ведь все равно за океан сваливать!
       -Тогда так!–строго заметил вмешавшийся Иван. – Деньги на бочку и – сразу в контейнер.
       -По рукам! – в предчувствии наживы возбужденно воскликнул Жак.
       -А пакеты зачем?! – выкрикнул вслед уходящему Жаку Богдан.
       И гомерическим хохотом закатился Жак:
       -Потом узнаете!.. Для говна!..


       -3-

       В начале третьего сериала звучит благородная Седьмая (Ленинградская) или Блокадная, или Героическая симфония Дмитрия Шостаковича. Это произведение часто сравнивают с документальными произведениями о войне, называют «хроникой», «документом» — настолько точно передает она дух событий. И вместе с тем, эта музыка поражает не только непосредственностью впечатлений, но и глубиной мысли. Схватку советского народа с фашизмом Шостакович раскрыл как борьбу двух миров: мира созидания, творчества, разума и - мира разрушения и жестокости; Человека и - цивилизованного варвара; добра и зла.
       Первая часть ( Allegretto ) написана в сонатной форме. Она звучит у струнных инструментов в тональности до мажор. С русскими «богатырскими» темами главную партию седьмой симфонии Шостаковича сближают размашистые, раскачивающиеся интонации, тяжеловатые унисоны.
       Вслед за главной партией звучит лирическая побочная (в тональности соль мажор).
       Тихая и даже как будто застенчивая в выражении чувств музыка глубоко искренна. Прозрачно изложение, чисты инструментальные краски. Мелодия у скрипок, а фон — покачивающаяся фигура у альтов и виолончелей. В конце побочной партии звучат соло флейты пикколо и засурдиненной скрипки. Мелодия словно струится и растворяется в тишине. Так заканчивается экспозиция, раскрывшая деятельный и разумный, мужественный и лирический, мир.
       Далее идет знаменитый эпизод фашистского нашествия, потрясающая картина вторжения разрушительной силы.
       Еще звучит последний «мирный» аккорд экспозиции, когда издалека доносится дробь военного барабана. На фоне ее возникает странная тема — аккуратная, симметричная (ходу на квинту вверх отвечает ход на кварту вниз), отрывистая. Как будто движутся марионетки.
       «Советский» граф Алексей Толстой назвал эту музыку «пляской ученых крыс под дудку крысолова».
       Примитивность интонаций в теме фашистского нашествия сочетается с «квадратным» маршевым ритмом: вначале эта тема кажется не столько угрожающей, сколько пошлой и тупой. Но в развитии постепенно раскрывается ее страшная сущность. Покорные воле крысолова, крысы-роботы вступают в бой. Марионеточный шаг превращается в движение механического чудовища, растаптывающего на своем пути все живое.
       Эпизод нашествия построен в форме вариаций на одну мелодически неизменную тему (в тональности ми-бемоль мажор). Постоянной остается и барабанная дробь, все усиливающаяся к концу. Меняются от вариации к вариации оркестровые тембры, регистры, плотность фактуры, динамика, присоединяются новые полифонические голоса. При помощи всех этих средств и расхищается характер темы.
       Вариаций - одиннадцать...

       Символически, изображаемое в этой части телесериала утро, является как бы утром двадцать первого июня 1941 года. Аквамарин утреннего неба ясен до прозрачности и вдруг, все пространство небес мрачнеет, заполняясь черной тучей фашистских «мессеров» и «фоккеров», эшелонами по пятьдесят выныривающими из-за розовеющего горизонта.
       В это тревожное утро Володя Сербай в одиночку «брал», условно говоря «французский», банк.
       Этот красавец-парень, рядовой солдат трёх армий, хоть и выглядел отчаянным бойцом, был в то же время, что называется, «шушвалью» по старинному определению воинского устава Петра Великого. Случайное дитя неизвестных родителей, он, как правило, служил в хозяйственном взводе, по снабжению, и чётко знал своё дело – колотил денежку во всех армиях, где бы ему ни приходилось пребывать.
       В ходе дружеского «базара» с составлением плана ограбления и с выяснением «кому, куда, и как» Володя рассказал, что ему более чем кому-либо известна схема расположения банка и его подсобных помещений. Он признался, что после получения тридцати франков из рук префекта, он открывал личный банковский счет в этом хранилище человеческих сокровищ и успел хорошо рассмотреть там всё. Свои денежки Володя с расчетом на возвращение предусмотрительно положил на закрытый счет - под проценты.
       Под благовидным предлогом хитроватый» как матрос-кошка, Володя Сербай вызвался осуществить ограбление банка в одиночку, чтобы, как он объяснил, не подвергать товарищей и их общее дело ненужному риску.
       Печатными буквами бывший тракторист накропал записку: «Это ограбление. У меня есть оружие. Пожалуйста, 1200 евро на стол». Чётко: по триста евро на брата по уговору с шипшандлером и ничего лишнего, чтобы можно было хоть как-то оправдываться в суде в случае провала операции.
       В запланированный утренний час отделение банка было пустынно. Мелкие торговцы еще не успели наторговать «кэш», например, продацы сувениров и мороженого, чтобы оприходывать «нал». А «деловая активность» крупных дельцов начиналась здесь, как правило, ближе к полудню. Однако, когда неузнаваемо наряженный под маляра и в шерстяной маске с прорезями для глаз Володя Сербай появился в зале для клиентов, то в его записке значилась совсем иная сумма: «Пожалуйста, 7200 евро на стол». Володя не просто косой черточкой по «единице» увеличил требуемую сумму, но и сам начислил себе «процент за работу».
       И вот в сумерки, когда в городе все еще раздаются сирены полицейских машин, «русские» акционеры вновь на своей наблюдательной высотке. Ребята пролежали здесь весь день, заранее выйдя на «исходную точку». По периметру контейнерного причала то и дело шарят прожектора береговой охраны; слепящие лучи сверкающими ножами колят и пронзают ночную темь; по общему правилу «сгущения красок» и для колорита в общую картину изображаемого события можно добавить дождь, гром и молнию, сопутствующие, как правило, страхам, волнениям и душевных смятений героев; довольный шипшандлер Жак получает франки, упаковывая их по карманам; ребята стоят вокруг с черными гарбичными мешками, наполненными до половины их «личными» вещами.
       Крадучись (по законам детективного жанра это может продолжаться бесконечно долго), шипшандлер Жак ведет своих подопечных вдоль периметра, указывает проход, проделанный кем-то в металлической сетке, подлезает первым, после долгого кружения между коробками контейнеров, с лязгом открывает дверь одного, только ему известного стального убежища в нижнем ряду.
       -Всё! – торжественно восклицает Жак.– А ля ****ец! Сидите тихо. Попадётесь, в любом случае не выступайте, не залупайтесь. Помните: ласковое теляти двух маток сосёт. И, даст Б-г, может быть, уцелеете... Гибче надо быть в наше стрёмное время, гипче!
       -Ты нас как слепых котят в мешок затолкал и ещё и учит! – подступил к Жаку Тони Чемереску.- Ты хоть скажи, куда мы приплывём?
       -Да в Монреаль!
       -А что это?
       -Большой такой город почти в центре Канады. Там когда-то Международная выставка была и Олимпийские игры проходили.
       -Уууу! –с сомнением прогудел Тони. – Прямо в контейнере и - в самый центр. Из проходных пешек сразу в дамки. Чё, самолётом, да?
       Зачем самолётом? –Удивился Жак. И хохотнул: – Монреаль это город, порт и одновременно остров в русле круто судоходной реки имени знаменитого вашего палача Святого Лаврентия Павловича Берия.
       -Ааа,.. Ну!
       -Только не забывайте, язык, на котором общаются жители Монреаля предпочтительно французский. Там не принято курить находу и плевать на тротуары.


       -4-

       Тут:
       «На позиции девушка провожала бойца...»

       Три дня и три ночи, затаив дыхание, беглецы бесшумно пролежали в контейнере, стоящем на причале, опасаясь издать малейший звук. Зато зритель в это время с интересом наблюдает происходящие пертурбации со знакомым и приметным им своей нарядной раскраской «ящиком». Вот, дрожжа от животного вожделения всеми своими резиновыми шлангами пневматики, на спичечный коробок контейнера наскакивает гигантский паук «Пайнера». Подсосал его под себя, как некое жалкое насекомое, или подгреб, как мощный кобель мелкую сучонку и кинулся в сторону, побежал, унося добычу и завывая от сладострастия и неземного счастья. Вот знакомый контейнер взгромоздили на второй этаж в штабеле, вот сняли и перебросили в следующий ряд. И так далее...
       Что в это время происходит внутри самого «нашего» контейнера? В сущности, ничего.
       У них, так же как и многих других нелегалов во всём мире, через некоторое время закончатся запасы воды и пищи. Но пока ребята бесстрашны, презирают смерть и, откровенно говоря, не дорожат своей жизнью. Перемещения контейнера, толчки и броски нисколько не волнуют их; они опасаются одного – быть обнаруженными. Ведь за ними, кроме всего, потянулся теперь еще и длиннющий хвост ограбления банка с отягчающим обстояткельством - угроза жизни с использованием оружия.
       Женщин в контейнере нет, но психологическая ситуация в нём и без женщин складывается непросто: «пюбель», они и есть «la poubelle» - мусорное ведро. Или ведро с мусором, с отходами.
       А на кораблетем временем вызревает зловещий бунт...
       Беглецам досталась старая, загаженая «калоша» судоходного класса «река-море» под каким-то сумбурным флагом, возможно, и не существующей страны. Как правило, такие уродцы под звучными именами типа Morning Star, застрахованные на большие суммы и готовые затонуть в первый же более или менее подходящий шторм, бродят по морям под флагом Либерии, а операторами у них является какая-нибудь подставная британская или испанская компания, как например, Zodiac Maritime Ангелы Ltd.
       Обшарпанный по бортам, с бака и с кормы, драный сухогруз был настоящей «Пюбелью» и «Погибелью». К такому случаю хорошо подходит мудрая английская поговорка: «Дырявому кораблю любой шторм опасен». Под перевозку контейнеров это судно переделали лет двадцать тому назад. Трюма Morning Star были наполнены насыпным грузом, а контейнеры в четыре этажа закреплялись на верхней палубе, что значительно ухудшало и без того почти утраченные им судоходные качества. Такие, как скорость, манёвренность и, в особености, остойчивость. Что представляло серьёзную угрозу для жизни членов экипажа: при малейшей морской качке теплоход мог переворачиваться вверх килем. Но регистрационный класс у этого каботажного судна класса «река-море» с органиченным районом плавания лишь в прибрежной зоне был не то куплен, не то подделан, и на исходе своих ходовых качеств Morning Star смело отправлялся в свое первое плавание через суровую Северную Атлантику.
       Контейнер для четвертых потенциальных эмигрантов-иммигрантов достался двадцатифутовый, что наполовину меньше соракафутового. Тарно-штучным товаром, каким была почти до верху заполнена стальная ёмкость, оказалась типографская продукция. На то и сюрреализм! Папчки плотно перевязанных книг какого-то русскоязычного автора Нагрома Ядолова под названием The Hunt for Money Immigrant`s Deteсtiv заполняли почти всё пространство контейнера, и первые трое суток на причале беглецам пришлось пролежать, вытянувшись в струнку, под самым потолком, но, оказавшись на судне, они, обливаясь потом, потихоньку откопали середину и там можно было, скучившись, хотя бы сидеть.
       Главной бедой в положении беглецов оказалась не жара, не страх замкнутого пространства, не страх перед неизвестностью и не ограниченность в пище, а испражнения. Большую нужду мужики справляли, отползая в угол контейнера, в пластиковые мешки, захваченные с собой по совету Жака, мочиться пришлось прямо на лощёные обложки книжной продукции. Но запах! Но отвратительная физиология испражнений!.. Со всеми призвуками. О, грубость животного начала в человеках! Если предположить, что Б-г сотворил человека по своему подобию, то получается, что пукает он громом с молнией. Добродушно взглянет на землю, благостно осенённый ласковыми барашками белых кучевых облаков, затем повернётся темной волоснёй грозовых туч да как жахнет! И «пубелью» оказывается весь мир. Но пахнет свежо, говорят, озоном.
       Контейнерные затворники коротали время за рассказами о своей жизни и о своих странных похождениях, когда они, будучи мирными жителями, вынуждены были во время «перестройки» вести ожесточённую борьбу за кусок хлеба и за свои жизни. Иногда, подсвечивая фонариком, они читали The Hunt for Money – “Охота за деньгами» на русском языке.
       До тех пор, пока набравшийся печальных мыслей из описываемого опыта жизни героев книги за рубежом Иван Баблов не воскликнул:
       -А я тогда, вааще, не понимаю. Если весь мир – бардак. Зачем тогда все наши мучения?! Если так, то лучше на родине умереть... Там тоже бардак. Но всё-таки свой, любимый.


       -5-

       В этой части звучит страстный лейтмотив
       песни «Очи черные, очи страстные!»
       
       Капитаном «пюбеля» Morning Star, то есть «Утренняя звезда», был маленький, седой и психованный сорокавосьмилетний румын Илиеску, и в экипаже, набранном со всего света, его называли попросту Илья. Из всех крепких напитков мира, какие капитан перепробовал за время своих долгих морских плаваний, он предпочитал родную «Сливянку». Этой «Сливянки» в громоздких литровых бутылях у него были неисчерпаемые запасы. Хоть залейся! Кроме излюбленной им «Сливянки» капитан, пользуясь своим непререкаемым правом, взял с собой в рейс за океан ещё и свою вертлявую молодую жену-кокетку, включив её в судовую роль в качестве дневальной. Звали жену Марыська.
       Экипаж судна состоял из пятнадцати человек людей разных национальностей - жутких морских волков-профессионалов и в обязанности дневальной входило прибирать в их каютах, в часы, когда моряки находились на вахте.
       Марыська упаивала своего глупенького муженька-капитана родной «Сливянкой», лихо, смехом отдавалась ему и отправлялась на работу. За вахту она зарабатывала бешеные деньги, поочередно отдаваясь морякам за деньги, прятала свою добычу в одной из спасательных шлюпок, нависающих по бортам судна, и возвращалась к своему ещё не проспавшемуся муженьку. Потом Марыське понравилось устраивать оргии в капитанской каюте, в присутствии палубных матросов, вызывая их к капитану для уборки. Или заставляя их подавать пищу прямо в постель. Матросы пыхтели, но крепились, а Марыська. якобы случайно, во время секса с мужем то откинет голой ногой полог, закрывающий кровать, то задницу выставит, то страстно всрикивает и завывает якобы от счастья.
       Дальше – больше. Капитан Илиеску не появлялся в ходовой рубке с самого выхода Morning Star из европейскогно порта и его место на мостике заняла блудливая Марыська. Штурмана недовольно поглядывали на разбитную женщину, понимали, что капитан подобрал её где-то в портовом кабаке, но вынуждены были терпеливо сносить её глупые рассуждения, и хозяйские распоряжения, и указания. А она хотела одного: влезть в постель ещё и к штурманам и очистить и их карманы.
       И вот, грянул шторм, ураган, циклон и тайфун вместе взятые - типа всемирного апокалипсиса. Бардак в умах и апокалипсис в природе! Да такой, что даже пьяный капитан выполз, наконец, на капитанский мостик из своей постели. Мутными белёсыми бельмами бессмысленно пялился он в бессмысленную мутную стену зелёной мятущейся воды, вздымающейся перед ветровым стеклом, и с каждым новым ударом рассверепевшего океана всем своим существом чувствовал и понимал, что дело идёт к концу.
       -Держать курс по волне! – только и приказал он вахтенному матросу у штурвала.
       Но океан бил, молотил и сокрушал попавшее в его лапы крохотное судёнышко и с бортов, и в «скулу», и обрушивался с кормы . Morning Star получил порядочный крен на правый борт, и было ясно, что где-то ниже ватерлинии он получил пробоину или просто-напросто лопнул корпус, но попасть в трюма корабля, осмотреть его изнутри и произвести замеры поступающей воды было невозможно, потому что палубные контейнеры крепились прямо на многотонных крышках-люках трюмов. Полагаясь на свой опыт, капитан перебросил питьевую воду из левых танков судна в правые, но её оказалось недостаточно, чтобы уравновесить контейнеровоз. Крен стремительно нарастал.
       -Будем давать СОС? –нарушая морскую этику, первым нетерпеливо спросил у капитана штурман. –Мэй дэй?
       -Рано ещё, - буркнул капитан, недобро взглянув на штурмана.
       Когда капитан в очередной раз оторвался от резиновой тубы едва фосфорисцирущего жёлтым бананом экрана корабельного радара, чтобы взглянуть на действительность, он уидел как под очередным ударом океанской волны на передней палубе развалились, подобно детским игрушечным домикам, его двадцатифутовые контейнеры. Вытаращив глаза, он увидел затем, как у одного из сверзшихся из верхнего ряда контейнеров распахнулась сорванная при падении дверь и вместе с содержимым контейнера на палубу вывалились четыре извивающихся человеческих тела.
       Судорожно цепляясь за углы сорванных с найтовых контейнеров и друг за друга, Антуан Чемереску, Иван Баблов, Богдан Демьянюк и Володя Сербай, силились удержаться на палубе, преодолевая беспощадные удары океана и злобные смывные течения воды, утягивающие людей за борт.
       Капитан взвизгнул:
       -Команде аврал! Всех на корму!
       И бросился в свою каюту, к сейфу, где он хранил пистолет.
       Когда капитан Илиеску появился на корме судна в тесном свободном пространстве между контейнерами и планширом, океан чуть сбросил скорость и силу своих убийственных волн-оборотов, нелегалы были спасены экипажем, схвачены, связаны и поставлены лицом к судовой надстройке, спиной – к зелёным завихрениям бушующей пучине за бортом.
       Помахивая воронёным браунингом, капитан орал:
       -Всех – за борт! Ни у кого из нас нет выбора. Если мы доставим этих громил к причалу, на судно будет наложен штраф в таком размере, что каждый моряк, каждый член экипажа должен будет выложить по пять тысяч долларов из своего кармана!
       -Но это всё, что мы заработаем в рейсе! – буркнул один из штурманов.
       -Вот именно! -взвизгнул капитан, преодолевая шум, призводимый штормовым ветром и взбросами морской волны . –Таковы таможенные правила. А вы что думали? Права человека, свобода передвижения, право выбора места жительства?! Всё это всего лишь тщательно завуалированная демагогия, под которой кроется крупное международное надувательство. Расплачиваться придётся всем нам!
       -Выбирайте! Если мы оставим всё как есть, фак зем, то и я, и вы,- голосом раздавленной крысы продолжал верещать капитан, обращаясь к штурманам, - полностью утратите ваш морской престиж, и вас никто уже и никогда не возьмёт ни на какую морскую работу!
       Экипаж угрюмо молчал, созерцая связанных четверых, зверовато обросших парней у кормового планшира. Они даже и не казались людьми, а какими-то выродками, явившимися с того света.
       -Но, может, мы хотя бы освободим им руки или дадим шлюпку? – с сомнением спросил какой-то маслопупый моторист.
       -Идиот! – в очередной раз взвизгнул капитан. –Хочешь отправиться вместе с ними за борт?
       И в этот момент на Morning Star накатывается девятый вал - самая гиблая волна этого сюрреалистического шторма.
       Обьектив кинокамеры, захлёбывается жидкой бутылочной зеленью, телеэкран гаснет, бегут титры бродкаста.

       THE END

30 июля 2008 г.,
Copyright © 2008 Vladimir Morgun
© Copyright: Володя Морган, 2008