Чудо мое

Рассказ, записанный со слов очевидца.


Ранним утром одного из тех зимних дней, когда прохожие, надвинув шапки чуть ли не на нос, спешат на работу, пробегая мимо одного из соседних домов, я заметил девчонку, самозабвенно рисующую на асфальте. И не какими-то мелками, кисточками или баллончиками. Она держала в руках шланг, из которого хлестала оранжевая краска. Небольшого росточка, в одном свитере с закатанными рукавами, она пыталась удержать в руках отфыркивающуюся резиновую трубу, похожую на змею. Отпустить видимо не могла, так как, закрыв кран, вода в нем, пусть и покрашенная, моментально могла замерзнуть. Сопя от напряжения, она выводила неровные буквы на стене дома: «ДОБРОЕ УТРО, ЧУДО!» Какие-то буквы были обведены несколько раз. Краска стекала и замазывала другие, снег под стеной был темно-оранжевый, впитавший в себя все мысли, переживания и мучения стены и девчонки. Стена не сопротивлялась. Она стоически выдерживала ледяной душ, нежданной свалившийся, точнее сказать вылившийся на ее новенький белый наряд из штукатурки. Казалось даже воробьи, сидевшие на ветках соседних деревьев, перечирикивались между собой, сочувственно кивая в сторону девочки. Потом один из них слетел на снег, прошелся лапками по оранжевой краске и подлетел к стене, ударил разок и оставил отпечаток своих маленьких воробьиных лапок. Эту затею поддержали и другие члены стаи, составляя неровную лапчатую рамку вокруг надписи. Обведя еще раз восклицательный знак, девчонка наконец-таки выключила шланг, отошла на несколько шагов назад, откинула короткую челку и провела рукой по лицу, забыв, что рука вся в краске. Она стала напоминать индейца, но от ожидания и волнения видимо этого не заметила. Мне было неудобно так открыто и явно наблюдать за происходящим, поэтому я присел на скамейку под раскатистой когда-то яблоней и стал постукивать тросточкой по снегу, вроде бы что-то рисуя. Что тут удивительного. Сидит себе немолодой человек, притомился и что-то рисует. А сам-то любопытный, сижу и одним глазом смотрю, что же дальше. Открывается дверь подъезда и выходит парнишка, я вижу, девчонка вся напряглась, сжалась за стеной, только бы ее не заметили. Парнишка скользнул равнодушным взглядом по стене и по все-таки заметному оранжевому носу девочки и, насвистывая, пошел дальше. Я никогда не видел такого стремительно меняющегося лица. От задорной улыбки и теплого ожидания не осталось ничего. Только черная, пустая безнадежность скользила под ресницами. Хотелось догнать этого юного Дон Жуана и заставить его ползти на коленях и извиняться, самому держать замерзшими пальцами вырывающийся шланг, украсить его костюм оранжевыми кляксами, но это все я не мог, я не имел права так сделать. Девчонка подняла с земли куртку, накинула на плечи и уныло пошагала по улице. Понурая и усталая, она казалась просто согнувшейся под тяжестью мрачных мыслей. Воробьи ободряюще зачирикали ей вслед. И лишь оставшийся одинокий пятнистый шлаг извернулся в снегу, выплюнув последнюю краску, случайно закрасив слово «ЧУДО».