Любовь-морковь

На шкафу сидел заяц. Самый обычный заяц, каких полным-полно в зоопарках и телепередачах о животных. Сидел себе, как ни в чем не бывало, и грыз морковь. Степа поднялся с кровати, помотал головой, три раза ущипнул себя в разных местах - заяц не пропадал. Ущипнул Маринку - так, на всякий случай - но она только сонно проворчала что-то невнятное, разбудить ее в шесть утра в воскресенье не смог бы и залезший на шкаф Киркоров. Если бы ему пришла в голову столь идиотская идея - тихонько прокрасться ночью в их квартиру и залезть на шкаф. Впрочем, Киркоров там бы не поместился. Зайцу и тому едва хватило места, тем более что выглядел он вполне упитанным.

 Степан мешковато сел на кровать и стал нервно похлопывать ладонями по своим тощим, покрытым жиденькими волосками, ляжкам. Его начинал раздражать вид монотонно жующей физиономии зайца.
- Ты-ы кто? – от понимания бредовости произносимого слова застревали в степановском горле. – Ты откуда здесь? – упрямо продолжал допрос Стёпа, - Ты это почему здесь? - Никакой ответной реакции. Да и что ещё можно было ожидать от тупой скотины? Кстати, а относятся ли все эти зайцы-кролики к понятию «домашний скот»? Или только те, рогатые? С длинным хвостом «кисточкой»?
Заяц всё так же бесстрастно взирал на кровать с высоты шкафа. Степан воровато оглянулся на мощно сопящую рядом Маринку. Из-под стеганого одеяла розовым призывом выглядывало её пухлое, похожее на аппетитную сардельку, бедро.
- Ты ч-чё пялишься? – разозлился вдруг Стёпа. – Я тебя спрашиваю!
Вместо ответа розовый заячий нос продолжал ходить ходуном в такт жующим челюстям.
- Ща как тресну, будешь знать, как на чужих баб глазеть! – набычившись, Степан ревниво прикрыл розовый Маринкин окорочок. – Враз окосеешь!
Ушастый визитёр даже жевать на миг прекратил от такой глупости. Раскосые глаза вполне выразительно задержались на полуголом мужчинке. Казалось, ещё секунда - и зверюга покрутит лапой у своего виска. Новоявленный Отелло немного смутился от явной бессмысленности своей угрозы, и оттого яростней набросился на своего безмолвного оппонента: - Ты чё думаешь, самый умный? Или, может, смелый такой? Деловой, да? А ну-ка, быстро слазь, я кому говорю?! Шас посмотрим, какой ты есть герой!
Меж тем, заяц, сделав выразительное глотательное движение, проглотил последний кусочек и ловко вытащил откуда-то сбоку новую морковь. От такой наглости у Стёпы перехватило дыхание.
- Ах, ты…, - даже богатый обычно арсенал непечатных эпитетов вылетел сейчас у него из головы. – Да я т-тебя…, – на всякий случай, Степан показал косому по очереди кулак, а затем и средний палец, но переходить от слов к делу, похоже, не торопился.
Расположившийся по-хозяйски заяц, по всему видно, тоже не собирался приступать к открытым боевым действиям. Продолжая пережёвывать питательный овощ, он лишь стал при этом громко причмокивать губами, превращая тем самым свои действия в совсем уж полное непотребство. Было очевидно, что ему абсолютно наплевать на все Степкины угрозы.
- Ну, всё! – завопил Степан, и совсем уж было собрался вскочить с насиженного места, как тут внезапно зашевелилась лежащая подле глыба. Сначала показалась могучая рука Маринки, а затем и всклокоченная её голова. Сев на кровати и нахмурив брови, она, сонно щурясь, окинула взглядом обе воюющие стороны. Странно, но ни вид взбудораженного в начале седьмого утра мужа, ни зрелище спокойно завтракавшего на шкафу зайца, никакого удивления у неё не вызвали. Степа замер. Даже наглый мохнатый обжора прекратил жевать. В образовавшейся тишине весомо прозвучал абсолютно спокойный, и оттого ужасающий, грудной женский голос:
- Значит так, любимый. Ещё одно слово и с бабами ты сможешь только кадриль танцевать. Мешать тебе уже ничего не будет, - Свои слова Маринка подкрепила выразительным жестом, направленным в сторону просторных «семейных» трусов Степана. Тот сдавленно ойкнул, и живо, в три приёма, перебрался через супружницу к стеночке. С видимым облегчением он с головой залез под одеяло и там затих.
- А ты, полуфабрикат недоделанный, - Маринка грозно посмотрела на притихшего косоглазого пожирателя моркови, - ещё раз объявишься – будешь у меня на столе под сметанным соусом. Понял?
Абсолютно уверенная в действенности своих обещаний, она закрыла глаза и, сладко зевнув, повернулась на бок. Через минуту комната наполнилась её шумным похрапыванием. Ещё через минуту край одеяло медленно приподнялся, и оттуда выбралась голова Стёпы. Глаза его таращились в угол комнаты. На шкафу никого не было. Он растерянно моргнул несколько раз, осмотрелся, насколько позволял бруствер из одеяла, но зверя нигде не оказалось. «Надо же», - подумал Степан, с уважением и любовью покосившись на спящую Маринку, - «Любит меня, зараза! Вона как, защищает. Аж заяц этот лютый, и тот смылся!» Он ласково обнял своей ручонкой могучий стан жены и, счастливый, засопел рядом.
*
*
***Автор первого абзаца - Игорь Маранин***