Кото-Барсия. Кошачья быличка

 -Жил был я – кот Барсик. Не молодой, но и не старый, у деда и бабки. Детей у них не было, потому и жизнь моя была спокойна. У стариков моих ещё был поросёнок Васька, петух да куры. Всё бы хорошо, да бабка жадная. Вот сядет обедать, бросит какой-нибудь огрызок, едва разглядишь. Нет, чтобы поделиться. А то ест из кулака, вообще ничего не даст. Добывай, мол, себе сам еду, не заслужил, а что я ей ноги каждый день грею – лечу, это не в счёт. Мыши, какие мыши? Я их сдуру давным-давно разогнал, к нам в дом ни ногой. А в городах котов китекотом кормят, я это по телевизору подсмотрел. Надо бы отведать!
Сел Барсик у карты, она у бабки с давних пор валялась, и стал разглядывать. А кто говорит, что коты ничего не понимают? – Только те, у кого их не было!
- Вот первый город, на поезде нужно ехать, а как я поеду? Ничего, не унывай, старина, сейчас и крысы на поезде ездят! – сказал сам себе Барсик и побежал к станции. Подошел к поезду, стал забираться в вагон. Тут его проводница и смахнула. Да ещё так раскричалась! Чей кот, кто за него платить будет! Прижал ушки Барсик, да и шмыгнул в другой вагон. Кот наш не промах, удалось, забился под лавку и доехал благополучно. Вышел в первом же городе, а тут народ бежит табунами, асфальт плавится, а запахи! Схоронился кот, огляделся:
- Мужики с бусиками в ушах, в губах, в носах. Сами не побритые, как наши пастухи деревенские. А бабы все в одинаковых прическах, как у лошадей кооперативных гривы, только успевают разгребать руками, чтобы увидеть божий свет. Страшно!
 Кот вструхнул и скорее во двор, где потише. Подбежал к дому, тетка открыла дверь в парадную, он шмыг туда. Его ругают, а он бежит наверх. Добежал, остановился, всё заперто и поесть нечего.
- Какой же я дурак, скорее обратно. Фу, еле удалось вырваться на улицу. Понюхаю – ох, съестным пахнет, скорее туда! – подбежал Барсик к зданию, а это столовая. Пробрался Барсик на кухню, а там повар:
- Толстый-то какой, пузатый. На нашего хряка Ваську похож. Бабка ему намесит картошку, хлеб, овес, когда и я перехвачу. Он ест и толстеет, сказать, чтобы он не двигался, не могу. Он дом стережет, как кого увидит, захрюкает, а тут как тут и бабка выскочит, - размечтался кот, - Интересно, а почему этот толстеет? Тоже приплясывает около котлов? Иль всё же много ест? Да ну его. Мне здесь перепадёт, на пол всё время что-нибудь падает, но могут и приласкать каблуком по затылку…
Тут и остался Барсик.
- Видно, у повара сердце доброе. Китекотом он меня не кормит, нет такого блюда в его котлах. Ругает, конечно, мол, не крутись под ногами, а иногда и бьет. Да всё попадает, не промахнется, зараза. Эх, бабка за мной с веником бегает-бегает, я под кровать, ей не согнуться, так и отстанет. А спал я там на постельке, на бабкиных ногах, а здесь чаще на улице. Да ещё должен сам себя стеречь, кругом собаки, да не на цепи. Нет, уеду обратно в деревню!
Сел Барсик в поезд, доехал до станции и побежал до деревни, нюхая воздух.
Долго он шёл – станцией ведь ошибся – даже лапки облысели. Пришел-таки к бабке.
- Вроде, как и обрадовалась. Стала спрашивать, где был, чем занимался. А сама всё такая же жадная, хотя бы устроила праздничный обед, так нет же! Но кашки молочной положила. Ладно уж, я дома, не надо мне ничего другого. Здесь всё родное, а дед меня по спинке погладил. Все коты уличные и деревенские так живут.
 Да, там твоё место, где тебя ждут…