12

ДВЕНАДЦАТЬ ШАГОВ В СТОРОНУ ДОБРА
(ВПЕЧАТЛЕНИЯ ОТ Х/Ф «12», РЕЖ. Н. МИХАЛКОВ)

/опубликовано в книге "Эпоха Возрождения души",
2008 г., изд-во "Антиква"/

Все мысли, которые имеют огромные последствия, всегда просты.
Вся моя мысль в том, что, ежели люди порочные связаны между собой
и составляют силу, то людям честным надо сделать
только то же самое. Ведь как просто!
(граф Л.Н.ТОЛСТОЙ, «Война и мир»)

1
После продолжительного кинематографического молчания патриарх рус-ского кино Никита Михалков выпустил на экраны новый фильм «12», являю-щийся авторской версией старого американского фильма «12 разгневанных мужчин». И это прекрасный повод для размышлений и дискуссий, ибо Михал-ков именно тот режиссер, который создает креатив неравнодушного человека.
На протяжении двух с половиной часов 12 присяжных заседают, мучи-тельно решая судьбу подростка, обвиняемого в убийстве своего приемного от-ца. Почему так долго? Потому что им для вынесения вердикта требуется едино-гласное решение, а дается оно весьма трудно. Таков сюжет. Возможно, это про-сто банальные будни судебной процедуры, но Михалков увидел в этом исход-ном материале возможность развернуть широкую дискуссию о самых злобо-дневных проблемах российской действительности, а в ином случае и о пробле-мах развития человеческой цивилизации в целом.
Надо сказать, что я питаю слабость к камерным фильмам, где нет множе-ства спецэффектов, действие происходит в ограниченном пространстве, где нет массовок, панорамных съемок, компьютерной анимации прочих «фишек» со-временного кинематографа; где мысли режиссера передаются качеством игры актеров, а количество крупных планов вынужденно зашкаливает по причине скованности в пространстве. В камерных фильмах талант режиссера и актерское мастерство просвечивается словно скелет на рентгеновском снимке. Что ж, «12» - это великолепный камерный фильм!
На мой взгляд, чтобы адекватно оценить фильм Михалкова, увидеть все его новшества и раскрыть «тайники», следует для начала посмотреть исходный фильм «12 разгневанных мужчин» (реж. Сидни Люмет, 1957 г.), который про-должается полтора часа, и, поверьте, также достоин всяческой похвалы. Это тем более важно для того, чтобы сконцентрировать внимание не на сюжете, кото-рый после просмотра американского фильма будет в целом абсолютно понятен, а на тех проблемах, которые поставил именно Михалков, потому что они шире, злободневней для современного российского общества, актуальней для каждого думающего человека. Иными словами, Михалков далеко вышел за рамки изна-чального сюжета, перенес проблематику в российскую реальность, поставил вопросы к каждому из смотрящих фильм зрителей. И, как у всякого русского классика, будь то Чехов, Достоевский или Марк Захаров, ответить на эти вопро-сы зрителю будет очень нелегко, но внутренне необходимо.
Итак, первое отличие, бросающееся в глаза, хорошо отражено в названии. В русском фильме мужчины не разгневаны, напротив, каждый из них периода-ми источает не агрессию, а какое-то особое, чуть ли не домашнее тепло. Чего стоит, например, кадр, когда кавказец-хирург нежно дует на ворсинки своей шапки? - хоть умиляйся! Американские мужчины разгневаны уже самим фак-том преступления, они - слуги Закона, который неумолим и безжалостен. Они, конечно, помнят о своих делах, но участие в судебном процессе - это тоже их дело, выполнить которое - их долг. Каждый из американских присяжных раз-гневан изначально: кто-то рассержен на преступника, считая его виновным, кто-то раздосадован возможным опозданием на бейсбольный матч, кто-то уверен в невиновности парня и его гнев изначально вызван необходимостью противосто-ять большинству, склонному отправить преступника на электрический стул.
А что делают русские присяжные поначалу? Сперва судебный пристав, помыкающий ими как телятами, ведет их в совещательную комнату, затем при-сяжные безропотно сдают свои мобильные телефоны, словно теряя свою лич-ность и причастность к остальному миру, а после и того больше - один, мило улыбаясь, раздувает ворсинки на шапке, другой сочиняет стихи возлюбленной, третий помогает искать ему рифму, четвертый бросается к еде, пятый рассмат-ривает в раздевалке бюстгалтер, забытый школьницей, шестой находит в туале-те шприц, седьмой на пианино поигрывает. Кажется, что они не верят в свою причастность к этому, на первый взгляд, ясному делу. Каждый из присяжных не верит в то, что он, именно он, сейчас способен решить судьбу человека, которо-го в русском фильме могут осудить на пожизненное заключение.
И в том, и в другом фильме присяжным суждено пройти сложный путь переоценки ситуации под влиянием личных переживаний, видеть факты, со-пряженными со своей судьбой, пропускать историю подростка через себя, при-ходится выворачивать свою душу наизнанку. Но, если в американском фильме все это не принимается так близко к сердцу многими героями, и все, абсолютно все, касающееся этого дела, остается для присяжных в стенах совещательной комнаты, - выходя на улицу, они выбрасывают все это из головы с чувством выполненного долга, - то у Михалкова герои оставляют эту проблему нерешен-ной до конца, уносят ее за собой в свою реальную, на первый взгляд, полностью оторванную от убийства, жизнь.

2
12 человек собранных в совещательной комнате - это Россия в миниатюре, современная Россия с ее противоречивостью, разношерстностью мнений, на-циональной пестротой, азартом спора и душевной теплотой, шиком скороспе-лых нуворишей и скорбной мелочностью полунищих работяг. Посудите сами, в составе присяжных представлена широчайшая палитра: хирург, оперирующий в собственной клинике, артист, генеральный директор телеканала, метрострое-вец, работник образования, строитель, офицер в отставке, ставший художником, талантливый изобретатель, демократ (это у нас давно уже стало профессией), таксист и директор кладбища. Словом, весь путь от рождения до смерти, выра-женный в профессиональных этапах. Один из присяжных заикается, один носит очки – процентное соотношение как в статистике народонаселения. Националь-ный состав столь же пестр: и еврей, и полуеврей, и выходец с кавказских гор, и сибиряк, и явный потомственный украинец, ну, и коренной москвич есть - куда ж без него. Финальным аккордом, завершающим сборный состав национально-стей является подросток-подсудимый, который является чеченцем. Все это вме-сте и есть Россия, все это вместе и есть мы.
Вообще, слово «русский» - это центральное, возможно, одно из наиболее часто повторяемых слов в фильме. Нам еще предстоит до конца осознать ту геополитическую катастрофу, которая случилась с нами после развала СССР, принять свою идентичность, цельность, рождающуюся из межнационального единения; еще предстоит побороть желание разделять русское общество на «своих» и «чужих», стремление кусать этих чужаков, сваливать на них все беды страны. По сути, первый крупная идея фильма состоит в протесте против на-ционального тупика, в который мы можем скатиться, и который, если мы в него зайдем, может на многие десятилетия погрести под обломками государственно-сти великую русскую историю, ввергнув ее в хаос братоубийства.
Уже сейчас, когда это еще далеко не очевидная угроза, Михалков почув-ствовал ее и предостерегает. Действительно, большинство русских обижено на чеченцев, которые, словно вонзили нож в спину России, в чем в фильме факти-чески обвиняется чеченский подросток, якобы убивший своего приемного рус-ского отца; русским не нравится агрессивное поведение кавказцев; у русских просыпается многовековая нелюбовь к евреям, которых любят обвинять во всех напастях российского народа. Именно эту позицию ярко выражает присяжный Сергея Гармаша, который сыпет фразами: «это не Москва! это Баку-шмаку, но не Москва!», «евреев наполовину не бывает!», а также насыщенное гневом «они – не люди!». Надо сказать, что гнев русских часто оправдан фактами, а часто является простым проявлением ксенофобии, которая, в свою очередь, пробуж-дает узколобый антирусский национализм у представителей малых народов на-шей Родины. И все это, словно обращаясь по кругу, грозит обернуться лавиной на наши головы, когда агрессия против евреев, «чеченов», чурок и прочих бы-стро бросит Россию в черносотенщину и развалит страну.
Вот именно этого надо избежать любой ценой. Именно поэтому разно-шерстный состав присяжных должен договориться о согласии, пусть это будет трудно и потребует духовного самоистязания, но это необходимо. И еврей (Гафт) в фильме понимает, что его отца непременно убили бы «если бы не пришли НАШИ русские и не освободили»; поэтому чеченский ребенок идет на зов русского солдата, вытащившего его из ада подвала, и ставшего ему прием-ным отцом; и именно поэтому, постепенно, хотя это очень трудно дается, при-сяжные признают невиновность чеченского мальчика. Если хотите, «12» - это показательный суд над чеченским народом, закончившийся вынесением оправ-дательного приговора.
Тонко показано внутреннее противоречие в среде самих чеченцев, когда родной отец мальчика, увидев того играющим среди боевиков, отозвал его и вступил в краткую перепалку с полевым командиром. Семья, мирный труд, спокойствие и уверенность в завтрашнем дне для чеченцев гораздо важней, чем агрессивное бахвальство, теракты и бандитские вылазки. Не случайно отец ре-бенка отвечает боевику фразой: «Мы тут у себя дома сами разберемся», ведь, среди боевиков слишком много наемников из чужих краев.
И нельзя под грифом «преступник» клеймить и боевиков, и мирных лю-дей. Нельзя, но очень хочется. Также как и многим чеченцам и другим малым народам России хочется прикрыться национальной овчинкой и обвинять из-под нее русских. И как не понять неприязнь присяжных к чеченцу, когда словно пе-ред их глазами маячит подбитый БТР с трупом русского солдата на броне, ко-торый без устали показывается на экране под аккомпанемент проливного дож-дя? И как не постичь глубину душевных терзаний маленького мальчика, кото-рый на могиле родителей зарывает обломок шифера с надписью «Папа. Мама» под все тот же дождь? Дождь – это символ нашей общей трагедии, он, как и го-речь тяжелых утрат, одинаков для всех.
Тяжело прийти к милосердию, когда глаза застилают гнев, обида и боль утрат. Трудно сделать шаг навстречу, простить, но этот шаг возможен и необ-ходим. И поэтому, совершенно неслучайно в конце фильма председатель суда присяжных забирает чеченского мальчика жить к себе. Его только что выпусти-ли из-за решетки, ему некуда идти, и он брошен на произвол судьбы, причем с потенциальной угрозой для своей жизни. Но русский офицер берет его к себе в дом, - это словно Россия принимает Чечню в свою семью. Снова. И это необхо-димо для русского не меньше, чем для чеченца, потому что мы сильны только единством; и только, забыв старые обиды, сплотившись, работая сообща на благо России, мы можем достичь былого величия, сможем сделать еще больше. Иного пути не дано.
И обрести себя мы просто обязаны, о чем и снят фильм, пронизанный тем самым «инстинктом художника», про который упоминает один из героев. Мы слишком долго слушали чуждые речи, внимали ртам, которые вещали красивые лозунги. Об этом аллегории фильма – мальчик-велосипедист едет мимо Горба-чева и Ельцина, говорящих с трибуны. Слишком долго Родина-мать их устами вещала иными языками, а доверчивый народ выходил встречать цветами либе-ральные «Свобода. Равенство. Братство», получая под аплодисменты «между-народного сообщества» пули в грудь своих солдат. Именно поэтому мальчик, упавший с велосипеда, кричит: «Мама, говори по-русски!». В этом крике и при-зыв обрести себя, отринув указки вредоносных кукловодов, и страх мальчика за судьбу матери-чеченки в миг, когда приходит армия. Этот крик есть противоре-чие, которое, возможно, терзает многие умы и сердца. Но что будет, если мы не обретем единство хорошо показывает финальная сцена фильма. Под проливным дождем, поливающим трупы русских солдат, бродячий пес тащит оторванную взрывом человеческую кисть – именно так по кускам может быть расчленена наша Родина. Снова. Бороться против этого – наш долг, а главный способ борь-бы – достижение согласия между собой, единства, то есть того, что удалось достичь героям фильма «12».


3
Другой важной идеей фильма, и, возможно, наиболее заметной для зрите-ля, является столкновение закона и милосердия, на что прямо указывает режис-сер в финальном кадре. Следует ли карать виновного, совершая акт отмщения, или следует его миловать, дабы не преумножать зло, совершенное им? Как оп-ределить насколько наказание адекватно преступлению, и не будет ли оно чрезмерно жестоким или, напротив, несущественным? Наконец, следует ли учитывать раскаяние преступника, обстоятельства его душевного разлада в мо-мент преступления и после него? Все эти вопросы укладываются в весьма ост-рую полемику о духе и букве закона, которые часто вступают в противоречие. В фильме «12» эта полемика осложнена еще и серьезным сомнением относитель-но факта совершения преступления обвиняемым, о чем, собственно, и спорят герои на экране более двух часов.
Милосердие, которое в основании своем имеет Любовь, в рамках этой по-лемики сталкивается с Законом, имеющим своей основой Справедливость. И та и другая основа – это центральные положения, формирующие устои общества, это то, что каждый из людей воспринимает как благо и как необходимость. Именно поэтому противоречие этих основ, необходимость выбора одной из них в ущерб другой, мучит любого человека, заставляет его в конечном итоге жерт-вовать. Весь вопрос в том, чем именно жертвовать? И здесь уже вступают в си-лу приоритеты. Кто-то будет сухо повторять строчки, написанные в законе, а кто-то будет вспоминать слова Достоевского о том, что спасение одного невин-ного от казни стоит помилования тридцати виновных.
Именно в этой дилеме ярко просматриваются культурные отличия между русской и западной цивилизацией. Если западный менталитет в этом вопросе основан на тезисе «пусть рухнет мир, но свершится правосудие!», то русскому человеку, как метко отметил герой фильма «скучно жить по закону». Скучно и тесно. И на этом расхождении зиждется целая гора отличий русской цивилиза-ции от западной. Отличий как плохих, так и хороших: от трубы в фильме, кото-рая в нарушение всяких норм проходит через помещение спортзала в школе, до способности протянуть руку помощи ближнему, даже несмотря на опасность, возможно, исходящую от него; помощи, которая в фильме вытягивает одного из героев со дна нравственного и социального падения.
Несовершенность опоры на закон для решения поставленной проблемы, необходимость использования особого «личного» подхода ярко показана и на примере задачи, решаемой присяжными. Уже в тот момент, когда вроде бы все стало ясно и 11 человек пришли к мнению о виновности подсудимого, находит-ся несогласный, который сомневается. Причем, реальных причин для сомнения у него в общем-то нет, он скорее полагается на свое чутье, пытаясь защитить хотя бы и виновного. Просто дать ему шанс …
Роль этого присяжного блестяще сыграл Маковецкий, который прекрасно отразил нерешительность и неуверенность, а также шаг, навстречу преодоле-нию своих слабостей. Герой вовсе не храбрец, просто он прошел жизненную ситуацию, где не смог бы выбраться без помощи со стороны, а теперь ему са-мому, как ему кажется, надо оказать такую помощь. И герою страшно, неловко. Он понимает, что придется противостоять мнению одиннадцати взрослых и убежденных в своей правоте людей, понимает, что у него нет веских аргумен-тов для опровержения этих аргументов, а есть только сомнение и стремление помочь. И в то же время герой понимает, что, возможно, никогда не простит се-бе, если он сейчас отмолчится. Ему трудно сделать этот шаг. Возможно, все дни судебного процесса он думал об этой минуте, он думал о том, что будет гово-рить остальным присяжным в совещательной комнате. Но от этого стало только тяжелее в эту самую минуту и поэтому, уповая на Бога (на этом сделан особый акцент), он делает попытку. Сначала он боится открыто об этом даже заявить, и, якобы, путается в голосовании, но затем собирается с духом и дрогнувшим голосом объявляет, вопреки всеобщей уверенности, что подсудимый «не вино-вен».
И здесь по сути все и начинается, в том числе и то самое противостояние Закона и Милосердия, борьба убежденности и сомнения, Любви и Справедли-вости, ибо большинство уверено поначалу, что наказание будет справедливым. Маковецкий не имеет многого, чтобы бороться, но он пытается, делает свою робкую попытку, а затем перекладывает решение на остальных, когда предлага-ется новое голосование. И вот, находится еще один человек, который усомнил-ся …
Но, даже спустя два часа поисков истины, споров, сомнений, скандалов и исповедей героев; спустя два тяжелейших часа, после которых все, кажется, пришли к выводу о невиновности чеченца, выясняется, что и здесь закон не бо-лее чем надпись в книге, что он вовсе не правит миром, как это показано в аме-риканском варианте фильма. Это там присяжным всего лишь необходимо найти истину и возложить остальное на закон, а в наших реалиях торжество закона может вовсе не означать торжество истины, справедливости и тем более любви к ближнему. Выясняется, что именно во имя человеколюбия, возможно, при-дется вынести обвинительный приговор, который может обречь невиновного на пожизненное заключение. И это и есть тот особый случай, который ни в каком законе не пропишешь, но который встречается каждый раз в любом трудном деле. И уже другой присяжный, ролько которого исполнил Михалков, высказы-вается против общего мнения и объясняет свою позицию, а потом возлагает от-ветственность на остальных. Но не потому, что у него нет аргументов, которые можно высказать, а потому, что все аргументы уже высказаны и пришла пора действия. Роль героя Михалкова значительно усилена, он неожиданно стано-вится едва ли не главным персонажем в финале фильма.
Этот финальный поворот уже полностью выходит за сюжетную линию американского фильма, где все благостно заканчивается единогласным оправ-дательным решением суда присяжных, которые выходят на улицу, где только закончил идти ливень и ярко заблистало солнце. В фильме Михалкова присяж-ные выходят уже в глубокую темноту, да, и во время своего заседания часто оказываются в потемках. Ничего не кончено, хотя вынесено законное решение. Истина выявлена, справедливость восторжествовала, но торжествует ли мило-сердие? И действительно, что же делать, когда милосердие оказывается выше закона, о чем вопрошают авторы фильма в его концовке? Часто этот вопрос ос-тается открытым.

4
«12» - это целая коллекция ярких ролей, исполненных прекрасными арти-стами. Ключевых присяжных, исплненных такими актерами, как: Маковецкий, Михалков, Гармаш, Петренко, Гафт, Стоянов, прекрасно дополняют присяж-ные, если так можно сказать, второго плана в исполнении Ефремова, Газарова, Горбунова, Арцибашева, Вержбицкого и Мадянова. Каждый создал личность на экране, наполнил свой образ противоречивостью мысли и целостностью дейст-вия. Вместе эти 12 присяжных составили очень колоритный, в какой-то мере неповторимый коллектив, в котором нет хороших или плохих, правых или не правых, а есть люди, ищущие, разноплановые, неравнодушные и очень живые. Такое впечатление, что любого из них мы можем встретить в своей жизни, что это и есть мы в конце концов. И нам, и им предстоит открыть, что добродетель скрыта в каждом, но ее нужно возродить, взрастить в себе, как бы не казалось, что это невозможно или не нужно сделать.
В фильме достаточно юмора, разлетающегося брызгами по сюжетной ли-нии. Шутки, порой, даже незаметны - настолько тонко они вставлены в напря-женное действие, что кажется, порой, что никто из героев и не думал шутить; просто так повернулся смысл их слов. Чего стоят такие высказывания, как: «Ротвейлер – это не фамилия» (Гафт), «Мама – не сахар! Потрясающий сюжет!» (Стоянов), «Суд у нас будет как картинка! – Проходите дети!» (Адабашьян), и должное вызывать особое оживление в Крыму, «Очнулся - Симферополь!» (Петренко), а также жизненное восклицание «Чубайс виноват!», сказанное од-ним из присяжных при внезапном выключении света. Вырванные из контекста, эти шутки не выглядят смешными, но они оживают в едином потоке кадров ки-нофильма, становятся понятными, органичными и даже сатирическими.
В фильме много образов, оставляющих простор для воображения зрителя, который может быть вольным в попытке объяснения смысловой нагрузки пиа-нино, запертого под замком в спортзале, где заседают присяжные, а потом уви-деть инструмент, горящим в доме, после перестрелки в кадрах, иллюстрирую-щих чеченскую войну. Затруднение, возникшее в деле, подчеркнуто мячом, за-стрявшим в баскетбольном щите; проблемы в жизни общества могут увидеться в телевизоре, который стоит и не работает, а также в щели в окне, заткнутой ка-кой-то подушкой чуть ли не сорок лет назад; русский размах подчеркнут про-странством спортивного зала, который странным образом связал казалось бы несовместимые школу и суд.
Особняком стоит в картине воробей, который, очевидно, символизирует жизнь, врывающуюся в совещательную комнату, которая по идее как раз и должна быть ограждена от влияния извне. Прием с дрессированным воробьем уже использовался Михалковым в его предыдущей картине «Сибирский ци-рюльник». И вот, спустя 10 лет, новая картина мастера и снова используется эта незатейливая птичка. Такое впечатление, что дрессировщик воробья на коленях умолял режиссера использовать его еще раз, в результате чего Михалков не вы-держал и снял-таки следующий фильм. Ну, и слава Богу!

5
Наконец, третьей важной идеей фильма является проблема воплощения того, что Лев Толстой называл «деятельная добродетель», и, возможно, это третье направление мысли авторов фильма является наиболее значимым для человечества на современном этапе.., а то и на любом этапе.
Действительно, и в фильме это также хорошо обозначено, силы зла спло-чены, активны, составляют угрозу не только для свободы, но даже для жизни людей, а в ответ на это те, кто может представлять добродетель отвечает только размышлениями, увещеваниями, а то и просто бездействует, сомневаясь в своей способности к действию. Деятельная добродетель предполагает активность по-тому, что никто кроме нас не сделает шаг; означает, что судьба отдельного че-ловека, равно как и целой страны, а то и мира никому не нужна более чем нам. Поэтому не стоит уповать на то, что хорошее, сделать которое часто оказывает-ся невыносимо трудно или просто лень, совершит кто-то иной.
«Кому он нужнее, чем нам?» - спрашивет герой Михалкова в конце филь-ма у остальных присяжных, говоря о судьбе чеченского подростка, спасти кото-рого от убийц, по сути, могут только они – присяжные – люди, которые еще два часа назад голосовали за его пожизненное заключение. И выясняется, что у ка-ждого свои проблемы, свои обстоятельства, оправдывающие невозможность их действия: один занят в собственной клинике как хирург, другой управляет теле-визионным каналом, третий сомневается в наличии у него достаточных связей, а четвертый просто влюблен и ему некогда размениваться на другое. «Вот так всегда, - заключает герой Михалкова, - потрындели, выпили и все …».
И действительно, выйдя из зала суда, присяжные шумно собираются от-праздновать это событие, обсуждая место, где это лучше сделать. Кстати, это еще одно отличие от американской версии, где присяжные расходятся словно чужие люди, и только один из них, как бы случайно, решает узнать имя другого, после чего следуют финальные титры.
В фильме «12» финал более драматичен и действие не является столь за-конченным по смыслу. Жизнь врывается в комнату правосудия и заставляет присяжных измениться по отношению к подсудимому и друг к другу, а силы зла сконцентрироваться; заставляет бывшего офицера взять чеченского подро-стка под свою опеку, когда тот был выпущен из зала суда. Герой Маковецкого открывает окно в спортзале и воробей выпускается, словно чеченец из тюрьмы, а баскетбольный мяч, наконец, падает на пол в опустевшем спортзале. В конце показываются кадры тихой жизни семьи мальчика, будто ничего страшного в его судьбе и не было вовсе. Жизнь продолжается …
Но ничего еще не решено окончательно и все зависит от той самой дея-тельной добродетели: и в судьбе чеченского мальчика, и в деле торжества спра-ведливости, да и вообще в судьбе каждого из нас. Эти присяжные - это все мы, и от наших решений поступков зависит наша судьба, а также судьба страны; ес-ли смотреть шире, то и человечества; также как от решений и действий присяж-ных зависит судьба подсудимого в фильме.

А я говорю: возьмемтесь, рука с рукою те, которые любят добро,
и пусть будет одно знамя – деятельная добродетель!
(граф Л.Н.ТОЛСТОЙ, «Война и мир»)