Дневник принца

Рано утром первого февраля у Александра родились две дочки. Он и его жена Светлана назвали близняшек Настей и Машей. Настя была очень худенькой, а Маша, наоборот, довольно кругленькой девочкой. Так их и различали, пока они не подросли, когда их лица стали немного различными. В ту пору девочки любили быть похожими на взрослых женщин, и Настя выпросила у родителей серьги. Ей проткнули уши и вздели туда новенькие золотые листочки-ромашки. А Машка побоялась. Она всегда носила красивые браслеты на руке.

            В шесть лет сестренки пошли в первый класс и сели за одну парту. Нет, сами бы они не сели друг с другом, но весь класс во главе с учительницей при решении вопроса о рассаживании единогласно решил посадить их вместе на первую парту.

            За ними сели Мишка и Стасик. Тоже два брата, но не близнецы. Мишке было уже семь, они своей семьей решили, что дети пойдут в школу вместе.

            На школьных собраниях родители Насти и Маши познакомились с мамой Миши и Стаса. Отец их ушел к другой даме, когда детям было два и три года. Марина растила детей вместе с их бабушкой. Возможно, Александр и не влюбился бы в нее, если бы она не попросила забирать вместе со своими девочками и Мишку со Стасиком из школы. Таким образом, он почти каждый день имел возможность видеть Марину. Иногда, когда Александр решался поработать допоздна, он звонил их бабушке – Маргарите, и та ковыляла до школы сама. Марина и сама бы забирала детей с опозданием, но раз уж тому в одну сторону, почему бы нет? Вот она и попросила. А он в нее влюбился. Но это история косвенная, в рассказе главные герои иные.

 

            Настя со своей сестрой не слишком хорошо ладили. Как и все дети, они хотели, чтобы родительское внимание и любовь принадлежали лишь им. Каждая думала, что любое внимание к другой – жестокость и бессердечность родителей, их нелюбовь, хотя Александр и Светлана одинаково любили девочек и не давали слишком большого повода так думать.

            Но дети есть дети. Со временем они стали плохо относится друг к другу, делать маленькие пакости, вызывать ревность к родителям.

            Настя как родилась хрупкой девочкой, так и росла хилой, худой, часто болела. А Маша, наоборот, не слишком пеклась о своем здоровье, и здоровье не слишком напоминало о себе. Простуда раз в год – это все, что с ней происходило. Настя перенесла желтуху, воспаление легких, ей поставили хронический бронхит. Она наблюдалась у хирурга с искривлением позвоночника. Даже царапины и ушибы заживали гораздо дольше, чем у сестры.

            Поэтому-то они и не хотели сидеть друг с другом за одной партой. Они совсем не разговаривали между собой, и учительница ставила их в пример, как образцовых и послушных учениц.

 

            В Насте обнаружилась тяга к учебе, она все дни занималась домашними заданиями, не ходила почти на улицу, поскольку там была Машка, которая быстро сдружилась с дворовыми детьми. Маша полюбила только чистописание. Все ее прописи были в образцовом порядке. Тетрадки по математике тоже были исписаны красивым почерком, но рядом не стояли плюсики, как у ее сестры.

            Александр приходил к школе за несколько минут до конца уроков. Ждал Настю с Машей, интересовался делами, встречал Стаса и Мишу и вел всех четверых домой. Они шли долгой дорогой, и очень часто Александр расспрашивал мальчишек об их маме, бабушке, успехах, интересах и жизни вне школы.

            Доводя мальчишек до их дома, он не редко еще стоял у подъезда и разговаривал с ними.

            Так и прошел первый учебный год у детей. Девочки, удивленные столь пристальным вниманием папы к мальчикам, невзлюбили обоих, стали пакостить им в школе. Делали это они, конечно, поодиночке. Ревность к отцу росла в каждой отдельно.

Как они делили дела дома – Настя прикидывалась уставшей и занятой уроками, а Маша очень лениво и нередко с руганью выполняла некоторые их них. Мыла посуду, нарочно оставляя Настины тарелки недомытыми, чистила в комнате лишь свою половину, лишь свой стол. А когда однажды мама попросила ее протереть и стол сестры, Маша одним движением вместе с пылью смела на пол все тетрадки, ручки и карандаши, за что, конечно, сестра решила жестоко отомстить.

 

Второй класс прошел примерно также. Сидели они за одной партой, Александр вел их домой вместе с мальчиками Марины. Успехи в учебе продолжались такие же, как и раньше.

Александр провожал Мишу и Стаса и в третьем классе, однако сейчас они нередко заходили к ним в гости. Бабушка готовила для всех ужин, и Александр растягивал его так, чтобы дождаться с работы Марину. Он уходил с ней курить на балкон, где рассказывал о мальчишках, о своих детях, их делах в школе, а когда позволяло время, он рассуждал с Мариной на другие темы: расспрашивал о ее бывшем муже, одаривал комплиментами, однажды сказал, что она очень ему нравится как женщина.

Рассказывал ей, что уже не так сильно любит свою Светлану, что чувствует, как их отношения перешли в разряд бытовой привычки. Он также осмелился как-то позвать Марину в кино, но та не согласилась, сказав, что в ее жизни должно идти все так, как идет, что в ней уже нет места романам и интрижкам.

 

Перейдем же к девятому классу. Почему так резко? Просто за предыдущие годы все шло по-прежнему. Лишь Александр больше не забирал детей Марины из школы. С конца третьего класса Миша и Стас ходили домой одни.

Так вот, Настя сидела за одной партой с Мишей, а Маша сидела одна. К девятому классу вся школа признала в ней довольно буйную и неспокойную девочку, и все учителя сажали ее одну.

Маша сидела за предпоследней партой и всегда с любопытством наблюдала за своими одноклассниками. Она чаще всего наблюдала за сестрой и Мишей. Маша и Миша, так здорово звучит, - думала она. А Настя и Миша – какая-то нелепость. Однако Миша считал по-другому. Из записок Насти у него сложилось плохое впечатление об ее сестре. Она была и разбойницей, и воровкой,  и хулиганкой, не давала спокойно жить. Настя каждую ночь с беспокойством засыпала, боясь, что чудовище-сестра накроет ее подушкой и задушит во сне. Все эти записки Настя хранила  у себя, и Маша с любопытством отыскивала их и читала, когда сестры не было рядом. Она была слишком гордой, чтобы раскрыть перед Мишей ябеду-сестру, но слишком впечатлительной, чтобы спокойно терпеть такое издевательство.

В десятом классе Настя любила называть Мишу «мой дурачок»,  с чем Маша, в принципе, соглашалась. Он и по ее мнению был слишком очарован прямой ложью Насти, не мог за два года разобраться в ней, хоть и на лице у той написано было «волчица».

 

В Машу никто не влюблялся. Лишь однажды на Новогоднем балу парень из одиннадцатого класса приглашал ее на все медленные танцы, но потом она выяснила, что он – изгой в своем классе и приглашал ее лишь потому, что никто другой не стал бы с ним танцевать.

А танцевать в ту пору хотелось всем. Настя закрывала глаза и представляла, как учитель физики, Владимир Евгеньевич, Вовка, кружит ее в безумном латинском танго. Она покрывала его плечи своими маленькими ладошками, а он резко привлекал ее за талию, прижимал к себе так,  что от его дыхания вся ее кожа разжигалась страстью, требовала касаний к себе, хотела ощутить огонь го губ. Страсть разжигала в ней и иные мечты. Ее фантазии ложились на странички дневника, который с постоянством перечитывала Маша. Сама она дневников не вела, свои мысли держала лишь в себе, и у всех окружающих сложилось впечатление об отсутствии мыслей в ее голове.

Однако настоящие страсти раздирали и ее сердце и разум. С глубокой нежностью она мечтала о своем принце, который приходит из сказки и забирает ее в свой сказочный мир, где на огромных полях с розами и тюльпанами она выстроит свое счастье. Все выстроит сама – и замок своему принцу, и родит ему наследника, и будет заботливо ухаживать за ними. Ее мечта была несбыточна, она это знала сама, поскольку в окружающих людях  вскрывались целые букеты пороков, недостатков, грехов, несовместимых ни на долю с чистой и нежной душой настоящего принца. Настин принц – принц телом, Машин – принц душой. Так они и жили своими мечтами десятый и одиннадцатый классы.

 

Но вот настал выпускной бал. Тот момент, которого ждут два года, когда все без исключения головы бывших школьников заполнены романтическими мечтами и планами на этот один единственный счастливый и радостный день в школе.

Настя выпросила у всех остальных право дарить букет учителю физики, а Маша выпросила право не участвовать ни в каких мероприятиях, а лишь пассивно наблюдать весь вечер.

Целую неделю Настя готовила маленькую записочку, которую она положит в букет и на которой будет написано «Я вас люблю». Целую неделю она украшала ее, переделывала, покупала готовые открыточки-валентинки, выбрасывала их, писала от руки, и наконец-то записочка была готова.

Но случилось так, что учитель физики не присутствовал на выпускном вечере, и от досады Настя спрятала записку в сумку и решила ее отдать тому, кто ей просто больше понравится на вечере.

Возможно, Миша ожидал, что Настя весь вечер проведет с ним, но та только сидела, пила шампанское и танцевала со всеми подряд, но только не с ним.

Миша пригласил танцевать Машу, и так как никто больше ее не звал, та согласилась не с радостью, но с облегчением. В этот вечер Миша открыл в ней совсем другую девушку – взрослую, симпатичную, умную и не такую уж хулиганку, как думал раньше. Ее ладони, лежавшие у него на плечах, обвивавшие шею, гладившие  волосы или прятавшиеся в его руках, были соблазнительны и прекрасны, нежны и хрупки, как ладони истиной принцессы. В последний танец Миша уже открыто прижимался к ее руке губами, уже гораздо ближе прижимал ее. Они кружились в одном ритме, никого не замечая, в ее глазах, которые он видел очень редко, была нежность и страсть одновременно, задор и невинность. Она не дала себя целовать, но не отталкивала его, не вырывалась из объятий. Они без слов танцевали, просто танцевали, слившись друг с другом.

К концу вечера Настя уловила своим взглядом глаза Миши, которые были очарованы ее глупой сестрой. Это  взбесило Настю. Но гордость не позволила ей вмешаться и вернуть к ноге убежавшего поклонника.

Когда танцы кончились, и все пошли встречать рассвет, Миша отвел Машу немного подальше и расплакался перед ней, признавшись, что до конца жизни будет жалеть о  потерянной для него любви. Маша успокаивала его, говорила, что жизнь только начинается, что он обязательно еще встретит не одну, а множество девушек по дороге к своей единственной половинке. Также Маша удивлялась, как легко получилось соблазнить и влюбить в себя теперь уже бывшего поклонника своей сестрички. Конечно же Маша не так нежно относилась к нему, как тот предположил. Она поставила перед собой цель и достаточно легко добилась. Это ее радовало. Она знала, что сестра понимает все, и теперь ожидала мести.

В этот вечер Настя решила не вернуть Мишу, а наоборот, сделать все, чтобы он не отставал от Маши.

 

После выпуска Настя поведала ему, куда будет поступать ее сестра, дала прекрасную надежду – якобы фотографию Миши она видела в столе сестры. Настя не видела в этом мести, нет, это была лишь небольшая вредность. Настоящей мести она ждала с вожделением. Ее трясло, когда она думала о том, что настанет этот счастливый случай. Она уверена была в том, что он настанет. Мысль о проигрыше даже и не возникала.

 

Еще год прошел. Одну захватывали сладкие и возбуждающие мечты о мести, другую захватывал нетерпеливый поклонник, от которого некуда было убежать. Миша поступил вместе с Машей на исторический факультет, хотя никаких склонностей к этому у него  не наблюдалось. Настя пошла на медика, но в университете провалилась и поступила в колледж на фармацевта. Стасик, о котором мы совсем забыли, шел по стопам брата, но поступил не на исторический, а на юридический факультет. Они все же располагались в одном здании. О пристрастиях Стаса говорить очень трудно – в его голове не возникло ни одной своей мысли. Все его мечты ограничивались то компьютером, то новым телефоном. Ради этих вещей он жил. Жил от покупки до покупки. На юридическом факультете он стал не думать, а механически зубрить, учить наизусть целые пособия. Поскольку это выходило очень легко, его стали ставить в пример как лучшего студента на курсе. Одной лишь тупостью и зубрежкой он заслужил восхищение не менее тупых преподавателей. Его будущее было решено – знакомый адвокат Марины с радостью брал Стаса в свои стажеры, раз он такой успешный студент.

Учеба же Миши шла очень неровно. Вместе с Машей их захватила волна новых знакомств, новых впечатлений, ему некогда было вырывать ни минутки у Маши, чтобы даже спокойно поговорить с ней. Хоть Маша и позволяла первые дни провожать себя, ее строгость и замкнутость стали Мишу раздражать. Все его инициативы, предложения, просьбы утопали в глубоком омуте отговорок. Маша не говорила с ним прямо, сделала себя невинной и скромной, занятой учебой девушкой.

Миша познакомился с другими девушками с курса. Однако, надеясь лишь вызвать ревность Маши, не обращал большого внимания на них. Собственно, большая часть из них платила тем же. Все были уверены, что Миша с Машей всегда вместе, что они любят друг друга, просто иногда ругаются.

Настя о делах Маши и Миши знала теперь меньше, чем в школьные годы. Но все же она догадывалась, что внимание Миши сестру очень тяготит, что она всеми средствами будет пытаться от него избавиться – довести Мишу своим невниманием, сухостью, замкнутостью. У Насти же цель была прямо противоположная – заставить Мишу не отставать от сестры ни при каких обстоятельствах. Учеба в фармколледже нравилась ей с каждым днем все меньше и меньше. Через год она ушла. Устроилась на работу секретаршей к какому-то предпринимателю, поступила заочно на менеджера, а мама решала ей все задания и помогала сдавать сессии. Мужчины в ее жизни не появлялись. Она была занята своим досугом – скупала журналы о моде, выстраивала свой стиль в одежде, прическе, пыталась стать настоящей стильной женщиной.

 

Год учебы не слишком сильно изменил жизнь Маши. Миша по-прежнему плелся за ней после пар; она пыталась скрупулезно выполнять задания и со временем заинтересовалась историей, решила побывать в различных экспедициях. В ее жизни мужчины играли первостепенную роль. Она также как и прежде  выстраивала каждую ночь свою мечту о жизни с принцем. Маша пыталась разобраться в каждом из своих однокурсников, однако образ Миши, который всегда как тень стоял за ней, не позволял студентам быть с Машей откровенными.

Миша ревновал ко всем, даже к преподавателям. Его ревность материализовалась в какую-то энергию, которая окутывала Машу и не давала к ней подойти никому другому.

Настя же нередко подогревала надежды Миши, встречая его мимоходом и бросая многозначительные фразы: «А, опять всю ночь о тебе говорили, не заикался?» или «А чего Маша грустная, ты ее обидел что ли? Ни слова о тебе не сказала сегодня!» Миша же глотал эти фразы и тупо принимал как факт привязанность Маши к себе и ее скромность, которая не позволяет эту привязанность открыто выразить.

В голове Миши Настя уже не занимала абсолютно никакого места. Если раньше она заполняла все его мысли, то с того момента, как он выкинул ее из головы, этот образ ни разу не всплыл. Она стала именно прошлым, никаких сомнений он не испытывал и был уверен в своей любви к Маше.

Любовь же Миша пытался выразить романтически. Начал писать стихи. Сначала пытался сочинять сам, но потом брал просто стихи классиков и переделывал их для себя. Он начал писать дневник, не для того, чтобы разобраться в себе или помнить интересные мысли, а в надежде на то, что Маша когда-нибудь его прочтет – нечаянно или намеренно, как угодно. Он записывал туда на парах, как смотрит на нее, как ждет ее взгляд или слов, записывал туда же измененные стихи. Со временем огромная общая тетрадь превратилась в удивительный роман – признание в любви. Если бы Миша прочел это до того, как стал писать, он удивился бы сам себе – откуда он нахватался такой романтики? Как он научился так умело писать романтические вещи? Откуда взялись все эти прекрасные слова? А эти стихи? Они так прекрасны и так подходят к каждому слову, на каждой страничке дневника им самое место.

 

Только через год свершилось то, чего так долго ожидал Миша – Маша увидела, что он что-то очень усердно пишет на лекциях, даже тогда, когда писать ничего не надо. Она подсмотрела и увидела заглавие – «Дневник одного влюбленного». В Маше заиграло прежнее любопытство. Целый месяц она лихорадочно следила за ним – пишет ли? Пишет. И смотрит на нее. Сомнений не было, там все о ней. О, как она изнемогала от приступившего желания прочесть этот дневник! Ночами она думала, как это сделать. И теперь, образ Миши незаметно вкрался в мысли.

Миша, конечно же, заметил возросший Машин интерес. В чем дело, он догадался и решил очень скоро подстроить момент и дать возможность прочитать дневник.

Однако Маша сама проявила решительность и попросту стащила записи Миши, когда его не было в аудитории. Нет, она, конечно, решила, что вернет, причем лично, с извинением, думая, что он обидится  и как раз решит больше не ухаживать за ней. Только Миша очень обрадовался, когда не нашел на месте дневника. Он знал, что взяла Маша, поскольку глаза ее выдавали полностью.

Придя домой, Маша заперлась в ванной, открыла воду и достала этот долгожданный трофей. Сначала она просто вертела в руках, боясь открыть, думала, что же там написано. Это была сильно истрепанная тетрадка, исписаны были почти все листы. Маша знала мелкий убористый почерк Миши, догадывалась, что там очень и очень много, что просто так за один день ей не удастся полностью все прочитать. Наконец-то она открыла тетрадь. К удивлению, на страницах не было дат, как обычно ставят в дневниках. Первые страницы были порядочно перечерканы, но последние - написаны уверенно и аккуратно, как говорится, на одном дыхании.

Еще долго она не приступала к чтению, а лишь перелистывала страницу за страницей. Почти через каждые три-четыре странички были стихи, иногда короткие, иногда длинные. Маша удивлялась все больше и больше. Уже от этого она по-другому взглянула на Мишу: не думала она, что тот способен так чувственно выражать свою любовь, очевидно безответную, выражать свои страдания, свои надежды. И делать это так незаметно!

Маша выключила воду и пошла читать дневник в комнату. Настя должна была прийти часа через два. Этого времени для начала вполне должно хватить.

Маша начала читать. Через пол часа пришел Александр, она даже его и не заметила, тот не стал беспокоить дочь. Пришла Настя, шумно развалила по комнате свои вещи, косясь на сестру. Машу невозможно было оторвать. Когда ее стали кричать к ужину, она вскочила с кровати, убежала в ванну, вновь открыла кран и стала тихонько плакать. Она плакала, прижав Мишин дневник к своей груди, медленно опустилась на пол, опираясь на дверь. Она бросила голову на колени, и ее прекрасные золотистые волосы скрыли лицо и слезы, капавшие бесшумно на ноги.

В эти минуты менялась вся ее жизнь. В эти минуты она увидела себя, увидела Мишу совершенно по-другому. Какой же он замечательный! Какой нежный! Какой романтичный! Она влюбилась в каждое слово, записанное в дневник. Она влюбилась в почерк, которым были написаны эти слова. Она влюбилась в автора этих слов.

Маша подумала о нем, представила его образ, его лицо. Она подумала, что Миша довольно симпатичный, и почему раньше она это не замечала! Почему она думала, что он не слишком умный? Почему она думала, что он безвольный? Лишь потому, что ей легко удалось завоевать его сердце и потому, что он ничего от нее не требовал настойчиво? Но ведь это и о другом может говорить. О том, что он очень нежно относится к ней и считает очень хрупкой ту дружбу, которая у них вроде бы получилась. О том, что он боится каждого неверного шага, поскольку она сама всегда отвергала ухаживания и не отвечала на них.

Маша вспомнила их последний танец на выпускном бале. Вспомнила, как она подавила в себе желание плотнее к нему прижаться, не выпускать его руку из своей, как приятно было гладить его волосы, какой нежной казалась его кожа. И как она поступилась своими чувствами, только чтобы насладиться обидой и негодованием сестры.

После ужина Маша улеглась на своей кровати и, закрывшись ото всех, продолжила чтение этой удивительной тетрадки. Как умело Миша подмечал все ее стороны, все ее чувства, как приятно читать, что он угадывал ее мысли, записывая их, сидя сзади на лекциях. Как удивительно вновь открыть для себя человека и увидеть в нем настоящего романтика, умеющего любить и жить полностью этой любовью! Это был настоящий роман, откровение одного человека, написанное поистине гениально. Слова захватывали, заставляли переживать все то, что они означали. Душа Маши в эти минуты сливалась в единое целое с душой автора тех строк, что так захватили ее…

 

Маша решила, что на следующий день она, если даже не дочитает, пойдет к нему, откроется, отблагодарит  за такое терпение и любовь, с которой он секунда за секундой, день за днем, да уже год за годом ждал и ждет ее взгляда, ее улыбки и ее слов…

 

Миша же весь тот день, когда Маша тайком завладела его откровениями, пробыл в непонятном состоянии – он то трясся от озноба, то жара душила его. Все его мысли были направлены к ней, к его любви, к его счастью. Лишь поздно ночью он вдруг почувствовал, что все будет хорошо, и наконец-то заснул.

Утром он встретил Машу, а та, немного замявшись, обняла за плечи и медленно поднесла губы к его губам. Это был их первый, немного неумелый, но искренний и долгий поцелуй. От волнения оба дрожали и не находили слов. Они смотрели друг на друга, гладили друг другу волосы, шею, губы, снова целовались, также неумело, но с большим желанием.

Ни Маша, ни Миша не знали, каким образом должны складываться их отношения дальше. Маша также боялась и реакции сестры, поскольку завязавшиеся отношения с Мишей означали бы ее очередной проигрыш.

Когда же Настя узнала, ее реакция была удивительной – достаточно искренне и радостно она пожелала Маше счастья, и чтобы Миша все-таки оказался ее настоящей половинкой.

На самом деле в душе Насти разбушевался настоящий дьявол. Внутри нее все перемешалось, казалось, вот-вот она взорвется, и вся злость вырвется наружу и сметет эту поддельную радость. Несомненно, она признала сама для себя, что такое развитие событий не укладывалось в прогнозы. Но теперь она выстраивала на ходу новые стратегии своих действий против сестры.

 

Миша теперь стал часто заходить к ним домой после пар, но, как правило, до появления Насти он уже уходил, один или вместе с Машей. Они ходили гулять, в кино, просто выходили во двор, чаще всего разговаривали – теперь они могли все друг другу сказать, что накопилось за эти годы. Маша узнавала все новые и новые стороны Миши. Он оказался довольно смышленым, начитанным, глубоко переживал все, что говорила ему Маша, пытался все понять и на все высказать свое мнение.

В такие моменты, когда они сидели у двора, Настя и замечала их. Сначала проходила мимо, лишь помахав рукой, но потом стала подходить к ним и участвовать в их разговорах.

Маша удивлялась коренному изменению отношений с сестрой. Теперь Настя перестала пакостить  дома, не язвила открыто на ее слова, и в разговорах с Мишей проявляла неподдельный интерес и участие. Для Миши же эти изменения не были заметны, поскольку он привык доверять как Маше, так и ее сестре, и отношения, возникшие между ним и Машей, казалось ему, были уже предсказаны Настей ранее, когда она одаривала его надеждами. В Настиных глазах он видел радость, они как бы говорили ему: «Вот видишь, все вышло так, как ты хотел, и так, как я и говорила». Он начал понимать, что чувствует некую благодарность. Настя же подпитывала хорошее отношение к ней Миши, предлагая свою дружбу, охотно идя на разговоры, но и не мешала им с Машей оставаться вдвоем, даже в их комнате, когда те засиживались до вечера.

Однако Маша была обеспокоена не только этим миром, воцарившемся в их семье, во многом благодаря ушедшей стервозности Насти. Маша видела, что Настя стала вновь заниматься своей одеждой, прической, стала по-другому краситься. Выходя на улицу и разговаривая с Мишей, они встречали Настю, которая представала им каждый раз по-новому, удивляя и шокируя их. Она выглядела очень красиво, очень стильно. Ее поведение давало понять, что это ее естественное состояние, что она становится настоящей взрослой и стильной женщиной.

Маша видела, что не только ей нравится новый облик сестры, но и Миша иногда высказывает свое восхищение. Чаще всего он говорил это только ей, когда Насти не было рядом, но тем больнее было это слышать Маше. Вскоре она поняла, чего хочет добиться теперь Настя, устраивая эти показы мод перед ними.

Теперь каждое утро Маша подолгу стояла в ванной перед зеркалом, и, закусывая губы, понимала, что ей еще далеко до красоты и великолепного стиля сестры. Она пыталась укладывать по-другому волосы, главное ее достоинство, экспериментировала с прическами, но, прежде чем у нее стали получаться достаточно красивые вещи, она несколько раз побывала в истериках из-за неудавшихся опытов и насмешек на лекциях.

Маша стала брать Настины журналы и читала их на парах, но у нее очень редко получалось то, что так легко восприняла сестра. Пыталась красить волосы, но у нее плохо это получалось. Пыталась изменять одежду, но у нее не выходило выглядеть ярко и стильно, так, чтобы кардинально отличаться от прежнего своего вида. Все эти неудачи накапливались, Маша вечерами запиралась в ванной и ругала сама себя, ругала сестру, ругала Мишу за то, что он слабо успокаивает ее.

Миша же не понимал, почему его подруга стала такой же замкнутой как раньше. Немного вспыльчивой и обидчивой. Миша как-то встретил Настю рано утром, когда с друзьями прогуливал лекцию, спросил у нее, почему Маша стала более грустной, чем раньше. Настя же кокетливо ответила что-то невнятное, и, послав воздушный поцелуй, побежала на работу.

Он стал больше думать о причинах изменившегося поведения Маши. А Маша стала еще более невыносимой. Если бы Миша знал, что один, два искренних комплимента, сказанных Маше, изменили бы ее и вновь она превратилась бы в великолепную принцессу с выпускного бала, то он не мешкая бы подхватил ее на руки и осыпал этими комплиментами. Но сам он так сделать не догадался.

Маше просто необходимы были бесконечные подтверждения его чувств, но Миша со временем иссяк на комплименты, да и ухаживания его стали более скромными и вялыми. Отношения с Машей стали обычными, и казалось бы, завоеванная однажды принцесса утратила былой интерес для принца.

Если раньше все фантазии и мечты были завязаны на образе Маши – а Миша очень хорошо умел фантазировать, эти фантазии и ложились на страницы его дневников,- то теперь в его мечты вновь ворвался образ Насти. Он начал представлять Настю в ярких ее одеждах, себя рядом с ней, настолько близко, что уже можно было бы обнять ее и прижать к себе, покрывая поцелуями, но сразу же отгонял от себя эти мысли и начинал думать о Маше. О том, что он неблагодарный и недостойный ее человек, что ему следует больше внимания уделять ей, что, как только он увидит ее, то вновь ослепится ее красотой и улыбкой. Однако при встрече все оставалось по-прежнему; гром в небе не гремел, аромат роз в воздухе не появлялся; водоворот страсти к Маше уже не так сильно захватывал его мысли.

Машу разрывала на куски ревность. Она больше прежнего возненавидела свою сестру и ее коварные планы, но вместе с тем удивлялась, как ей, такой хрупкой, тонкой, болезненной удавалось играючи завоевывать мысли и взгляды молодых людей.

Настя же продолжала играть Мишиными мыслями. С каждым своим появлением она старалась хоть какой-то мелочью, но удивить его и подразнить сестру. Она не начинала открыто заигрывать с Мишей, но понимала, что его мысли и так уже готовы к тому, чтобы он вновь стал ее поклонником.

Маша, поступаясь своими принципами, стала плакать открыто, в своей комнате, кричала всем, что самая несчастная, что никто не ценит и не любит ее. Родители, пытаясь успокоить дочь, говорили, что у нее есть Миша, от чего та еще сильнее начинала рыдать. Слезы переходили в ночные истерики и перебранки между сестрами. Доходило чуть ли не до драк, но все же гордость одной и другой не давала переступить и эту черту…

 

Маша поссорилась с Мишей и не хотела больше его видеть. Настя же не обращала внимания на звонки Миши. Миша звонил, сам не зная, чего он ждет – то ли услышать голос Насти и восхититься ее образом в своих мыслях, то ли узнать, как дела у Маши и не успокоилась ли она…

 

В последний раз, когда Миша повел Машу в кинотеатр на мюзикл «Чикаго», она восхитилась главной героиней, которая играючи завоевывала сердца мужчин, была умной и хитрой, и добивалась абсолютно всего, чего хотела. Она видела свою сестру примерно такой же, однако не подпускала мысль, что это окончательная ее победа. Она хотела тоже стать такой. Стать такой, как Рокси, научиться меняться в зависимости от обстоятельств, менять свой характер, свои привычки, свои мысли в зависимости от требований ситуации. И она бы покорила не только сердца всех встречающихся на пути мужчин, но и покорила бы свою сестру, завоевала бы ее признание в своем проигрыше…

 

В голове Миши, в той голове, где всю жизнь все мысли были в полном порядке, была мешанина, состоящая из любви к Маше, из тяги к Насте, из вереницы фантазий, связанных то с одной, то с другой из них. Ему не хватало общения с Машей, он очень хорошо это понял, когда та перестала с ним видеться. Ему очень не хватало образа Насти в ее безумных, захватывающих нарядах, которые подпитывали его фантазии. И, как прежде, он стал записывать свои размышления, свои страдания, свои мольбы в дневник. Он с прежним усердием стал писать, писал дома, на лекциях, потом перечитывал, перечеркивал и переписывал заново.

Маша больше не обращала на это внимания. Его присутствие очень тяготило и бесило ее, он был живым свидетелем  проигрыша перед сестрой, неважно, осознавал ли он это или нет. Маша вновь с былой страстью погрузилась в историю, записалась в археологические экспедиции, занималась в историческом кружке. А Миша совсем забросил всю учебу, не сдал очередную сессию, учился совсем плохо, повязанный хвостами, сдавать которые не было никакого желания.

Настя же успешно сдавала все сессии на своем заочном обучении и, не спеша, занималась на работе своим стилем, читая и изучая журналы и разные книги – биографии и истории людей, делавших моду в различные эпохи человеческой истории. Она пыталась делать уже и свои наброски, раскрашивала их, пытаясь создать свои неповторимые образцы, а потом относила их в различные агентства и дома мод, однако ее сухо там встречали, говоря, что она по большей части дилетантка, очень молода, чтобы серьезно относиться к ее творчеству.

 

Незаметно прошел четвертый курс, начался пятый. Маша по-прежнему вся отдавалась учебе, Настя так же пыталась создавать свои образцы нарядов, прической, носить их в агентства и журналы, однажды у нее даже взяли один рисунок. Миша на последнем курсе плелся в конце всей группы, пересдавая все зачеты и экзамены, но все-таки не бросал учебу. Его брат Стас как и раньше зубрил и успешно получал пятерки в зачетку.

За год Миша исписал еще одну толстую тетрадь, но сколько не предлагал Маше взять ее почитать, та не соглашалась и не разговаривала с ним. Она была уверена, что в его записях уже не будет прежней страсти и нежности по отношению к ней. К той, которая была ему недоступна. И не хотела знать, как изменилось его отношение уже к той, которую он получил, целовал, обнимал, и принимал как должное ее любовь и восхищение.

На самом деле все его последние записи были исполнены тоской, грустью, это были записи безотносительно Маши или Насти, а просто дневниковые записи разочарованного, потерянного для себя человека. Он много читал. Читал классическую и современную литературу, читал стихи. Перефразировал разных авторов, на страницах своего дневника вел с ними дискуссии, раскрывал свое видение смысла всех их произведений. Однако образ обезличенной, недоступной, потерянной навсегда любви пронизывал каждую строчку.

 

Маша получила диплом с отличием. Миша с грехом пополам получил диплом с большим числом троек. Насте оставался еще один год на ее заочном обучении, но родители по случаю окончания университета одной дочерью решили отправить их вместе отдыхать на какой-нибудь курорт…

 

Александр смотрел телевизор, грустил по своим домашним: дочери улетели во Францию, Светлана на неделю отпуска уехала к своим родителям в другой город. Каждый день своей жизни Александр вспоминал Марину. Он начал вспоминать ее опять с того момента, как Миша появился у них дома. Иногда он говорил с ним, пытаясь выведать что-нибудь о жизни Марины. Даже после того, как Маша поссорилась с Мишей, Александр все сидел у телевизора и представлял ту свою любовь. Он ненавидел, но терпел Светлану. Их связывали лишь дочери, лишь о них они иногда разговаривали, а по большей части сидели молча в одной комнате и занимались своими делами.

В новостях передавали, как потерпел крушение пассажирский лайнер, вылетевший из Парижа в Москву. На борту было шестьдесят пассажиров. Маша и Настя были на этом борту…

 

В один из обычных, серых осенних дней Миша не спеша шел по березовой роще. Слева и справа стояли тонкие стройные березки. На земле лежали желтые треугольные листочки; как приятно они прогибались под ногами и тихонько шуршали! Он поднимал голову и видел красивейшие кроны берез, между которыми открывалось мрачное, темно-серое осеннее небо. Первые капли дождя медленно падали ему на лоб, стекали по шее и исчезали под воротом рубашки. Миша часто и подолгу ходил так. Он ждал, что налетит ураган и унесет его вверх, а затем кинет со всей силой на землю и камни. Он ждал, что упадет и никогда не встанет, а так и будет лежать на земле, глазами к этому мрачному, серому небу. Он ждал, что сзади подбежит кто-то и ударит его по голове камнем, и он никогда не увидит лица своего убийцы, а лишь медленно упадет на землю…

Но кто-то должен жить. Кто-то должен дышать этим отравленным воздухом. Кто-то должен ловить эти капли дождя и слышать тихие раскаты грома.

Кто-то должен говорить о том, что случается в этой жизни. Кто-то должен отражать мысли тех людей, которые уже не могут этого сделать. Кто-то должен воздать должное тому, что эти люди жили и страдали, и кто-то должен нести в себе эти страдания и дальше, все грехи, которые не искупить никому и никогда не под силу.

Миша писал. Писал и носил свои записи в издательство. Его печатали, и небольшого гонорара хватало на ту скромную жизнь, которую он теперь вел. Он существовал на страницах своих книг, лишь там он чувствовал и думал. Там жили все люди. Там жила Маша. Там жила Настя.

Там они радовались и грустили, плакали и смеялись, и там они дышали всей своей грудью, дышали чистым воздухом, ловили свежие капли дождя с неба, радовались ярким облакам и пугались от раскатов грома…

Он рассказал и эту историю, которую я передал так, как смог.