Обрывки осени

       
С тех пор как умер, я перестал считать дни. Зачем мертвому время? Признаюсь, по началу, я пытался, в уме, составить нечто вроде календаря, некий счетчик. Но, постепенно, втянувшись в своё новое бесформенное и прозрачное состояние - почти совсем забыл как о существовании дней и ночей, так и о том, что когда-то я был материален. Сейчас, по прошествии определенного этапа, мне странно и представить себя человеком. Это слишком сложно. Лишь в глубине прозрачной памяти, все ещё сидят подсознательные воспоминания о той, телесной жизни, кратковременной и почти забытой мной. Эти воспоминания более походят на память о настроениях, чем на воспоминания событий. Беглые ускользающие обрывки. Сумятица, вялая и упоительная чушь - ненавязчивые и бессвязные лохмотья памяти - полупрозрачные тени образов. Воспоминания о некоторых чувствах, странностях и ощущениях, - о чувстве плоти, которого я лишён в данный момент.
Наблюдая за людьми, я часто узнаю себя в их мыслях, поступках поведении. Правда, далеко не в каждом. Некоторые, совсем не напоминают мне меня, но это, чаще всего – скучные бледные обыватели, неинтересные сами себе. Я не против обывателей, многие из них мне симпатичны, я против неинтересных людей. А таких, как ни странно - больше.
Созерцая другую половину человечества, людей интересных, узнавая то в одном, то в другом себя, во мне просыпается память, - какие-то ветхие размазанные шлейфы, абсолютно не точные, бессмысленные. И тогда, я поднимаюсь вверх, высоко-высоко – к облакам. Смотрю на муравейник города с высоты, не желая приближаться к нему ни на дюйм. Если бы у меня в груди билось сердце, оно бы сжалось и заколотилось со всех сил, при тени хотя бы одного обрывка прошлого, воскресающего во мне. Даже будучи мертвым, бестелесным, иногда я чувствую его несуществующую боль.
 В высоте, среди облаков, порой становится слишком скучно, и я вынужден возвращаться на землю и скитаться среди плотских людей, одиноким призраком.
 Чаще всего я возвращаюсь в ваш мир на рассвете, ослеплённый огнём, залившего весь небесный океан, солнца. Я опускаюсь, плавно, и сажусь на одну из крыш. Бывают моменты, когда половину города затопил свет, а вторая его половина ещё спит в сыром молчании теней и полумрака…
 Я покидаю крышу и лечу по улицам, заглядывая в окна. Люди просыпаются каждый по-своему, в свой час, в свою жизнь. Люди просыпаются и начинают день: кто-то не спал всю ночь, а теперь уснул; кто-то лежит в тёплой воде в ванной; кто-то готовит завтрак, стоя в смешных цветочных трусах, неестественно изогнувшись над газовой плитой в кухне; кто-то собирает детей, чтобы куда-то их вести; кто-то занимается любовью…
Помню, у меня была девушка. Мы жили вместе. Мы занимались любовью по утрам - перед завтраком, и вечером - перед сном. Иногда не спали всю ночь. Как-то раз, пролетая мимо ее окна, я, не вытерпев искушения, заглянул внутрь. Там живут другие люди. Где она, я не знаю.
 Я поднимаюсь вверх, к облакам.… На верху слишком много света, и, я вновь лечу по улицам, мимо окон. А жизнь тем временем оживает. Ползает транспорт, хаос движущихся во все стороны людей…
Город похож на котел с водой. Утро, - кастрюлю поставили на огонь. Вода нагревается, и редкие пузырьки начинают подниматься вверх. Вода нагревается сильнее и постепенно закипает … Огонь, под котлом, горит, вода - бурлит, - в городе - полдень. Пока не выкипит вся вода, она будет кипеть. Кто-то следит за огнём. Он подливает воды, контролирует процесс и руководит им. Когда-нибудь и у него закончится терпение. Он забудет или подлить воды, или, в нужный момент, убавить огня, и тогда. … Впрочем, на то его воля. Мне запрещено рассказывать о нём больше сказанного. Да, вы не ослышались, здесь тоже существуют правила, и если я нарушу хотя бы один из пунктов неписаных инструкций, то мой переход на следующий уровень отложится надолго.
Скоро, совсем скоро я должен покинуть это место. То, что я ещё здесь – это наказание за почти забытое прошлое. Скоро они перенесут меня туда, где я должен буду быть. Как скоро это произойдет, я не знаю. Здесь нет времени. Прежде чем уйти, я хотел бы поделиться своими редкими воспоминаниями о вашем мире, который когда-то был и моим…




Воспоминание первое
Парус

Явление дождя – паутинисто. Его созерцание завораживает. И, отворачиваясь от себя - отключаешься от окружающего. Становишься странным существом: толи ты есть, толи есть только дождь? Ладонью прислоняешься к стеклу и, чувствуешь холод, и видишь этот холод, он между пальцами, в него погружена панорама города, за стеклом. «Это ты дышишь, или дышит дождь? Это твое сердце стучит или его?» Но, едва сосредоточишь на чём-нибудь взгляд, на какой-то мелочи - и, сразу замечаешь, что стоишь у окна, что стекло грязное, что пахнет сыростью, и, слышишь, как постукивает механизм настенных часов. «Который час?», - поднимаешь взгляд на часы. И, убедившись, что опаздываешь, - собираешься и уходишь…
Когда-нибудь не будет времени, как не было его, пока ты стоял у окна.
 Началось движение…

       * * *
       
       
       Тридцать секунд - чтобы закрыть дверь и отправиться на лифте по тоннелю вниз.
Тяжелые двери открываются. Перед носом возникает грязная стена подъезда, исписанная ругательствами и названиями музыкальных групп. Ещё тридцать секунд - и ты - выбрался на улицу: заглядываешь в глаза прохожим, смотришь, думаешь, движешься.
       Полчаса назад ты спал. Тебе снился сон. Что-то было в нём. Гармония, из которой тебя вырвали. Ты не запомнил содержание своего сна, память сохранила только тепло. Ощущение теплоты и, покой...
       Прошло десять минут, после того, как ты вышел из лифта, и вот - уже заходишь в троллейбус. Автоматические двери отрезали тебя от улицы. Движение…
       Пройдет ещё полчаса и троллейбус выплюнет тебя на твоей остановке. Время. Оно всегда поддается счету. Время - самое глупое изобретение человечества. Оно, постоянно напоминает о временности, а не о вечности. А хочется чего-то большего, чем "своё и сейчас". Хочется чего-то настоящего, существенного…
       Город, за запотевшим стеклом, проплывает - лениво, словно крадется, прячась от кого-то.
       Ещё не много времени, и ты опять - неприметная часть улицы. Крохотная частица движения. Поток уносит тебя всё дальше и дальше от гармонии. А какая разница? Ты всё равно не помнишь содержание своего сна. Холод, внутри и снаружи. Остается пройти ещё несколько шагов временности, и, ты будешь на месте.
       Осознание бессмысленности всего происходящего - замедляет движения, сковывает, мешает ходьбе.
 Один и тот же маршрут, одно и тоже время, один и тот же человек, каждый день - вниз, по течению временности…

       * * *


Обычно я опаздывал на работу. Опоздал и в тот раз. Я никогда не испытывал угрызений совести или чувства вины по этому поводу, и всю ответственность за очередное опоздание возложил на дождь, чем себя и успокоил. День, начавшийся дождем, что-то предвещал, я это чувствовал, но не мог понять: что именно? Дождь стал началом чего-то. Может быть - началом конца? Было как-то одиноко, не хватало женщины. И она появилась. Дождь и женщина, - иначе и быть не могло.
Всегда, уходя в работу, я выпадал из жизни. Понимая бесполезность и бессмысленность всего, чем зарабатывал на жизнь, я испытывал отвращение к своей работе, и ненавидел ее. За пол дня, проведенного в ненавистном месте, за ненавистным занятием, я, порядком подустал, и, отвернувшись от монитора,- наблюдал за тараканом, ползающем по стене…
В обеденный перерыв, я выбрался из конторы на свежий воздух, перекурить. Дождь ещё моросил, но не был навязчив. Скорее он был - слеп - такие мелкие, редкие и легкие капли, что ветер швырял и разбрасывал их с той же легкостью, с какой кружит июльский пух тополей или морозный январский снег. Можно было считать, что дождь закончился. Остались только напоминания о нём – его следы: складывающие зонты прохожие, у бордюра волнистая лента ручья, стены зданий – местами покрылись пятнами сырости… Медузы редких луж, под ногами прохожих - звенели, хлюпали, взрывались грязными брызгами… Лишённый пыли воздух - освежал мысли, сглаживал уныние от тоски навеянной промокшим асфальтом.
Дождь совсем перестал, и я решил пройтись. Я побрёл следом за ногами одной девушки. Её длинные стройные ноги и волнительные колыхания ягодиц, тянули меня за собой из улицы в улицу. Они увели меня, километра на два, от конторы. О, магнетизм женских ног! Я шёл следом, шагах в десяти. Мне не терпелось увидеть лицо их хозяйки. Я смотрел на ноги и в уме рисовал черты: подбирал глаза, рот, нос, зачерчивал, стирал и рисовал заново. Получалось идеальное лицо, не красивое, но милое, с миниатюрными, почти кукольными чертами: со светлой челкой, закрывающей брови и залезающей на изумрудины живых и наивных глаз; с аккуратным остреньким подбородком; плавными линиями скул, с красивыми пухлыми бутонами губ; с немного удлиненным носиком, имеющим маленькую, едва заметную горбинку; и - веснушки (детская искра должна быть спрятана не глубоко в чертах лица хозяйки таких ног)… Она так ни разу не обернулась. И, свернув за угол - осталась тайной. Остановившись, я, прервал преследования незнакомки. Меня затормозил страх разочарования: «Вдруг, нарисованный мной портрет окажется, далёк от истины? А ведь так произойдёт, скорее всего» Подняв глаза, я увидел кафе, через дорогу, на углу. «Выпью кофе, пока есть время!»
Кафе, украшенное невзрачным макетом яхты над дверью и вывеской: «Кафе»,- мелким неброским шрифтом, и: «Парус»,- изящными вензелями, оказалось весьма милым и отстраненным местом изнутри. Внутри не нашлось ничего оправдывающего название кафе, или макет яхты. Дизайн интерьера оказался далёк от морской тематики. За исключением одежды единственной официантки и бармена (напоминающей детские матросские костюмы для маскарада), ни где не видилось никакого намека на морскую символику. Литературный полумрак, тусклые светильники на темно-коричневых стенах, несколько круглых столиков, покрытых бесцветным лаком, почерневшие от времени, грубые деревянные стулья, и, тени клубов перламутрового табачного дыма - по стенам, в расходящихся от светильников лучах… Место мне понравилось. Я выпил чашечку кофе, выкурил сигарету и, решив, что буду время от времени забегать сюда в обеденный перерыв - расплатился и отправился в контору.
Поднимаясь по ступенькам, на лестничном пролете, прошёл мимо двух компьютерщиков, обсуждавших новую версию какой-то игры, только что скаченной из интернета, одним из них. (Они натолкнули меня на мысль). Прошёл по коридору мимо кабинета шефа, столкнулся с бухгалтершей, зашёл к себе. Лёгким нажатием запустил WINDOWS…
За окном расцветал только-только зарождающийся ленивый солнечный вечер. «Дождя сегодня, похоже, больше не будет». ПУСК ®ИГРЫ®КВЕЙК, - три щелчка мышью, - и я управляю гоночной машиной, несусь по горной трассе, обхожу соперников и, на одном из поворотов - разбиваюсь о каменный выступ скалы.



Воспоминание второе
Навязчивость

Осень шла. В её потоке несло и меня. День за днём жизнь текла сама собой, как песок в песочных часах: меняя форму, теряя время, сохраняя суть.
В обеденные перерывы я частенько заходил в «Парус». Полюбив это место, я привык к нему. Не знаю почему, но я никогда не посещал это кафе с кем-то, любил бывать там один.
       Иногда со мной случалось странное: выкуривая сигарету, отхлебывая кофе, или опрокидывая рюмку коньяка, в компании роящихся мыслей, я вспоминал лицо девушки, нарисованное однажды моей фантазией. Таинственный образ постукивающих каблуков, образ, приведший меня сюда и скрывшийся за углом. Иногда, этот образ проявлялся, заставая меня врасплох, независимо от места, где я находился, когда на улице моросил дождь.… Так бывает часто: проходишь мимо какого-то места, и вдруг, тебя посещает какая-то мысль. Ты думаешь её, идёшь с ней... А через некоторое время, думая о том же самом, или где-то близко с той же мыслью, - подсознательно вспоминаешь место где эта мысль пришла в голову. Порой, не помня первого, ты удивляешься такой странной ассоциации. Но, чаще, не придаешь ей значения, и продолжаешь плести мысленные паутины все дальше и дальше, выше и выше, пока что-нибудь не отвлечет тебя от выстроенной конструкции, на вершине которой – не помнишь первых ее ступеней…

Воспоминание третье
Последовательность жизни

-Эй! – я кричу. – Эй! – внутренний крик, обращенный к самому себе, - Давай забудем, всё забудем…
Запуском клавиши «PLAY», повлекшим мелодию «ROLLING STONES» «…а слезы катятся», слабым дрожанием чего-то необъятного,- начался новый день.
Вдыхая поочерёдность последовательности привычных действий - встаю, умываюсь, чищу зубы…
 Хлеб, масло, бокал кофе, - под музыку набирающейся ванной, под барабанный грохот водяной струи. «Глухой звук», - глядя в окно, выкуриваю сигарету.… За окном - осень. Ухожу с кухни.… Лежу в ванне.… Встаю, вытираюсь, обворачиваюсь полотенцем, иду в спальню .… Она ещё спит. Её лицо закрыто спутанными волосами. Колено выглядывает из-под одеяла. Тихое ровное дыхание… Белый холм с её изгибами - наша постель. «Что у меня на уме?», - странное, необъяснимое дикое чувство.…
Через две секунды я снова в ванной, гримасничаю перед зеркалом:
- Я не буду сегодня бриться! Я зарасту! Я стану, бородат! - корчу себе рожу, кривляюсь, гримасничаю, - Я вылезший из постели, запутавшийся в сетях, труп дельфина.
- «Почему труп? Без «почему», просто – труп!»
- У меня нет жизни в глазах. У меня нет сути в глазах. У меня в глазах – страсть! Больной огонь! Горящие красные круги заменяют мне глаза.
- Эй! Ты прекрасен, урод! Ты прекрасен! Придурок… – отворачиваюсь от зеркала и несусь в спальню, где ныряю под одеяло, в ее океан. Ласкаю её ласковое воздушное тело. Целую. С просони, она быстро заводится. Разжигаю, довожу её до бешенства.… Войдя в неё, мысленно возвращаюсь на кухню к окну …
… Осень висит. Время осени, - ползущее время тянет меня за собой. Оно ползет, ползет.… Ползет все быстрее и быстрее. Постепенно у него вырастают ноги… Быстрая ходьба.… И вот оно бежит. Ноги превращаются в колеса, время катится. Время - несётся. Металлический скрежет, гул, рёв, вой, стон, стук…. Оно, как дневная агония города. Как зловещий военный марш.… Идёт снег, и, время становится - зимним. У него появляются крылья, оно летит… Марш полыхает подо мной. Время несётся ракетой. Не оборачиваясь: январь, февраль, март, апрель, май, июнь…. Жара, пожар раскаленных расплавленных улиц. Нет теней - июль, август, сентябрь… - осенний закат проглатывает меня, - октябрь, ноябрь…
- Эй! Где я? – выхожу из нее, возвращаюсь от окна и прихожу в себя…
* * *
- Где я? – стою в дверях спальной…. Я позавтракал, принял ванну и любуюсь ей. Она лежит в постели. Она спит. За год несколько раз сменилось её лицо, тело, имя, душа. Как не похожи черты её лиц, на черты лица тех ног, ведущих меня по улицам, сквозь осень. Я всё тот же. Тот же что и прежде. И я хочу её.
- Как тебя зовут сегодня? Проснись, - «Я, я, я – труп ястреба, с дробью в груди, застрявший в ветвях. Меня обдувают ветра. Ветер щекочет мне перья. Он шелестит ими. Почему труп? Без «почему», просто труп! И мне не нравится она, я просто хочу».
- Как тебя зовут? – и я беру её …
Так прошел год моей осени. Годы моей осени…



Воспоминание четвертое
Она сквозь суету

… Я на улице. Прохожу сквозь копошение дня. Я прохожу. Справа и слева – стеклянные дома, зеркальный город. Я иду! Время - к вечеру. Все устали: и люди, и дома, и солнце. Все - полу вечерние. В суете усталости встречаю старого приятеля. Мы давно не виделись и решаем отметить встречу. Выпрыгиваем из усталости и суеты, и, попадаем в забегаловку. Он угощает. Мы выпиваем, разговариваем. Забегаловка начинает плыть в моих глазах. Приятель рассказывает о суете. Говорит, что всё вокруг меня выдумал я сам. Я не согласен, я думаю, что себя-то придумал не я. Я себя - додумал. И к тому же, он - не первый человек с такой теорией. Я где-то читал то же самое. Этого я ему не говорю, ведь пью за его счет.
Он продолжает разговор, но говорит о том же, только другими словами. Мне не интересно, и я разглядываю местных завсегдатаев.
Как раз в этот момент, звенит колокольчик, дверь распахивается. В забегаловку входит полковник. Военная форма приковывает взгляды всех завсегдатаев - алкоголиков. Все разговоры прерваны. Всплывает гнетущая тишина. Полковник заказывает какой-то дикий коктейль. Подсаживается за наш столик. Не успев сесть, ни на кого, ни на что, не обращая внимания - он подносит ко рту стакан, и жадно пьёт содержимое как будто не употреблял никакой влаги несколько дней. Выпив всё до последней капли, полковник останавливается, вдыхает воздух и хватает зубами насажанный на край стакана лайм. Он жуёт, встаёт и выходит. Пауза лопнула, концерт окончен. Все возвращаются в свои компании, к своим оборванным разговорам. Гул голосов растворяет тишину, погружает её на дно. Мой приятель запивает пивом свои слова. Я впиваюсь взглядом в девушку, что сидит за соседним столиком. Я хочу её. Собираюсь с ней познакомиться и делюсь об этом с приятелем. Он отговаривает, убеждает, что не стоит этого делать.
- Посмотри, - говорит он, - какие мордовороты с ней.
       Я пью за его счет, поэтому слушаюсь его. О, если бы его не было рядом. Если бы только его не было…
Алкоголь убивает время как Интернет. Посидев, пропустив еще пару рюмок, мы выходим на улицу и тут же попадаем в ночной мир.
       Мы плетемся среди огней, сквозь мурлыкание спящих улиц, смеемся над ерундой…. Проходим, не без посещения ее несколько питейных заведений. Раскуриваем два косяка отборного хэша, имевшего наличие у моего приятеля, и продолжаем двигаться сквозь ночь, пока не начинает светать. Мы – в кампании неопознанных девиц, так и оставшихся, в последствии, для меня, – двумя безымянными, безликими, абстрактными и размытыми пятнами.
 Серая – серая глыба воздуха, в пространстве между многоэтажками … Шуршание мётел дворников, уже засветло приступивших к работе. … Где-то, в невидимой полупрозрачной и не много замершей дали - редкие автомобили вгрызаются ревом визжащих двигателей в тишину. наполовину раздетые деревья, корявыми пальцами худощавых ветвей, поддерживают повисшее на них сырое свинцовое небо. На жёлтой земле, кое-где, разбросаны мрачные зеркала редких луж …
Гаснут фонари, и восточный кусок городского неба окрашивается в алое полу прозрачное зарево…
Боль в висках. В ногах усталость. Дворники собирают кучи из опавших листьев и поджигают их. Все дворы заполнил едко пахнущий дым. Так, я помню, по детству всегда пахла осень. … Все чаще и чаще встречаются утренние люди. Некоторые из них спешат на работу, а некоторые, уже с утра, сползаются со всех частей города и растворяются в затхлом смраде не успевших проветриться за ночь распивочных. Третья категория утренних лиц – осенние люди, - те, кто возвращается домой, таких же, как и мы, бледные искатели приключений, вечно притягивающие к себе несчастья.…
 Все громче и громче звенят городские звуки. Все реже и реже разлетается пустынное эхо. Не выспавшиеся троллейбусы выползают в город и, с недовольными лицами, разбредаются по улицам. На поворотах их дуги, соприкасаясь с проводами, с треском, выбрасывают в утро электрические искры. Мы устали, но праздник не закончен. Наши спутницы о чем-то смеются, мы – о чем-то шутим…. Тусовка плетется домой к моему приятелю, где, после кратковременной оргии - отключается. Мы уснули как подкошенные автоматной очередью, он, с брюнеткой - в спальной, я, с «рыженькой» - на диване в гостиной…
Проснувшись где-то в послеобеденное время, - читаю записку, оставленную моим приятелем на журнальном столике, рядом со мной:
«С добрым утром!
Я уехал на работу. Завтрак на столе, если хочешь, разогрей. В холодильнике - пиво. Если хочешь, за холодильником - шкафчик, там найдешь два колеса торена. Увидимся.
К.».
 
Пустота. Опустенье закралось и зависло в этом доме. Девушек нет. Никого нет. В меня вторглось одиночество…. А, ерунда…
Я не хочу завтракать и, быстро, заправившись пивом, беру колеса и ухожу.… Выйдя из подъезда - проваливаюсь в копошение пасмурного дня. По подземному переходу, сочусь под землей. Выхожу рядом с остановкой, на противоположном берегу улицы. Начинает моросить дождь. Надеваю капюшон кенгуровки. Внезапно, ощущаю что-то странное. Странное внутри. Толчёк, удар, вспышка! (?)… Я не понимаю: в чем дело? Что случилось? Мой взгляд испуган, я вижу свои глаза в отражении, в витрине магазина, рядом с остановкой. Что такое?… Не может быть! «Да ведь это же она! Она, та самая, которую я придумал. Ее лицо – за моим отражением»,- с другой стороны витрины – девушка, чье лицо нарисовал я сам, своим воображением, - стирала пыль с манекена… Видимо, почувствовав на себе мой взгляд, она остановилась и подняла на меня глаза. Какое-то время мы смотрели друг на друга. Она улыбнулась. Между ней и мной, как равнодушные тени, лилась городская жизнь: лица, спины, - отчужденная масса толпы, суета, - мелькали проносившиеся машины…. Мы смотрели друг другу в глаза. Я был растерян, она удивлена.
В кармане джинс, я нащупал, две таблетки торена. Быстрым движением забросил в себя колёса, положил их под язык. За манипуляциями, я потерял её взгляд, и, не в силах искать - отвернулся, нырнул обратно, в переход. Меня поглотил поток…. Я утонул в толпе…. «Как пустынно среди людей», - думал я, ощущая, на себе уже начавшееся действие торена. Так, плавно, едва касаясь земли, не заметно для себя, я неторопливо летел домой. Обнаружил я себя - развалившимся на диване перед телевизором, за просмотром MTV. Я был чрезмерно увлечён, почти шокирован. Меня неожиданно и приятно удивило зрелище: и музыкальные композиции, и снятые на них видеоклипы. Такого, прежде, мне видеть не приходилось: продуманность планов и второстепенных деталей, глубина мысли режиссера, законченность и присутствие подтекстов, полнота и глубина завуалированных смыслов - поражала воображение…. Так могло бы продолжаться не известное количество дней, но вдруг, обнаружилось, что все это время телевизор был выключен из сети. Разочаровавшись, правда не сильно, я выпил чашку кофе и лёг спать. Когда проснулся - долго смотрел в потолок, не думая ни о чём, пока не заметил, что в квартире есть кто-то ещё. Это была моя девушка. Она пришла, пока я спал, не стала меня будить и взялась за уборку. Мы занялись сексом, жадно, словно не видели друг друга тысячу лет. Потом, стояли под душем. Потом, облаченные в халаты - пили кофе, на кухне и о чём-то разговаривали…


Пятое и шестое воспоминание
Эпилог

…Стопроцентная завуалированность. Если пройти немного вверх по улице «Красной», от краеведческого музея, мимо «Фарм. училища», откроется прекрасный вид на северную часть города. Оттуда, с горы - город напоминает окруженную холмами, огромную свалку, в которой иногда попадаются яркие этикетки, разноцветные вещи, редкие среди серых, выгоревших под солнцем и сгнивших под дождями мусорных куч. Кое-где, из этого тленья, вырастают высоченные трубы, изливающие в небо тяжелые клубы дыма…
С высоты Новозападного кладбища, с края обрыва, из сосен - вид ещё прекрасней - самый восхитительный: северо-западная часть города. Сотни раз я представлял, как прыгаю с обрыва на крыши гаражей, наслаждаясь полётом и видом того, что не сможет передать ни одна кисть на свете, ни один равнодушный объектив, ни одно перо.… Очень трудно удержаться от дикого желания – прыгнуть вниз. Тяга уйти от всего, что окружает, слишком велика, и, ты срываешься с обрыва. И панорама кружится, весь мир несётся на встречу. Раскидываешь руки в стороны, как крылья. Ветер растрепал волосы, и … и, - просыпаешься…
Теперь я часто делаю так, я привык летать. Когда я был одним из вас, я мечтал броситься с обрыва в осень. Броситься вниз, сломя голову. броситься во имя надуманного идеала, не существующей девушки с ангельским лицом и стройными ногами. Мечтал убежать от скуки, надоевшего быта и рутины. И вот, я прыгаю с обрыва, но лечу не вниз, а вверх, совсем как видел во сне, только - наяву. Каждый заслуживает того, во что он верит…
* * *

Трудно отказаться от желанного, тем более, если отказ добровольный. Не помню точно, от чего я отказался, помню, что был какой-то значительный отказ. Все о чем-то мечтают, порой безнадежно и обречено. Обыденность убивает мечты. Быт сгибает людей. Мне, полной абстракции, бестелесному духу, трудно вспомнить что-то существенное для читателя: имена, разговоры, названия. Более всего, из всей моей прошлой жизни, выделились и сохранились два ярких фрагмента: придуманное мною и оказавшееся реальным лицо девушки, воспоминания связанные с её образом, и - не много меланхоличное время городской осени. Может быть, раньше я бы и мог вспомнить больше, но сейчас, почти все файлы памяти моей, удалены и утрачены. Боюсь - безвозвратно. Нет, не боюсь. Я не жалею об этом. Всё – не значительно и не важно…. Только два чувства, наплывами, сменяют один другой,- и это всё, что во мне осталось. И я, поднимаюсь вверх и смотрю, как опять, опять и опять - движется, кружится, варится ваша жизнь.
Скоро я перейду на следующий этап, осталось совсем не долго. Мне не грустно перетекать из одного в другое. Множество множеств, помноженное на бесконечность равно нулю. Каждая дорога обречена на круг. Сколько бы ты не прошёл, в конце любого пути понимаешь, что опять стоишь у первой ступени. И всё начинается сначала.
Большинство материальных людей похоронили себя заживо, бессмысленно исполняя ритуал запрограммированных действий. Живут, не мечтая ни о чём. Ни о чём не думая. Толи живут, толи нет. Не могу сказать точно, наверно, я тоже был одним из живых мертвецов. Мне было тогда двадцать четыре года. В одно каменное готическое осеннее утро, под глухой фон монотонного дождя, кажется, я умер (?).










Бежевая прострация 2001 год