Корни

Лет этак семьсот тому назад Россию навестили татаро-монголы и задержались лет на триста. И еще хазары набегали. Так вот, скажите мне, какая русская баба, с татарскими скулами и иногда с черными глазами и кудряшками может претендовать на то, что она русских кровей? Ведь триста лет ее топтали и татары, и монголы, и хазары.

Вот взять мое генеалогическое дерево. К сожалению, далеко вглубь уйти мне не удалось, сведений немного, а, начиная с прабабки, дело было так.

В поместье Мусино, да-да, помните Мусиных-Пушкиных, при главной барыне, служила главной горничной моя прабабушка. Ее девичьей фамилии я не знаю, так же как и имени. Барыня ее любила и выделяла из всей дворни, обещала выдать замуж и дать приданое.

В старину под Рождество девушки гадали на "суженого". И моя прабабка подсела к зеркалу со свечей, и померещилось ей лицо, в папахе, с усами, глаза такие красивые, ласковые, горят, а на груди лента какая-то поперек.

Прошли праздники, и вдруг во двор поместья въезжает грузин в папахе, в бурке, с усами, а за ним, табун лошадей. В людской моя прабабка узнала, что это новый главный конюх привез издалека табун, купленный для хозяина поместья. Приглянулся ей грузин этот, аж сердце зашлось. На ее счастье и незнакомец поглядел на нее с интересом, а была она хороша в свои 18 лет.

Барыня, не долго думая, выполнила свое обещание - выдала замуж мою прабабку за конюха и дала ей хорошее приданое: корову, пуховое одеяло и подушки. Пошла моя прабабка под венец с красавцем, по фамилии Ментешашвили. Фамилия звучала не по-нашему, загадочно, девки в людской обзавидовались все. Когда в церкви венчались, малограмотный дьячок был настолько пьян, что не смог правильно написать мудреную фамилию и нацарапал, как курица лапой - Ментешов. Так и осталось в документах, а фото прадеда, в папахе и бурке, я лично видела в альбоме моей бабушки.

Вот живем мы, копошимся и думаем, что умные очень, а ведь дураки мы, прости Господи. То, что важно в жизни - растрачивается без сожаления, а то, что и пятака не стоит - храним. Все, кто хоть что-то помнил, ушли в вечность, только и осталось купленное на те самые пятаки.

Некому мне подсказать, сколько детей было у моей прабабки. Трое? Четверо? Кто знает... В памяти осталась встреча с сестрой моей бабушки, Кока ее звали, если память не подводит, была она лет на восемь старше бабушки. О Коке я потом расскажу.

Моя бабушка Вера в молодости была красива той мягкой, русской красотой, которую можно и не заметить, а можно и глаз не оторвать. Когда я родилась, мало что осталось от ее внешности. С собой я унесу в памяти глаза ее, такие добрые, такие мудрые, цвета выцветшего василька полевого.

Ребенком бабушка была любима всеми, даже барыня ее обожала и держала в господской половине, с господскими детьми, и результат этого - моя бабушка, с ее манерами, любовью к чтению, умению играть на гитаре и петь романсы. Голос у нее был необыкновенный, всю ее жизнь она пела на клиросе, при церкви.

В один прекрасный день в усадьбу приехал зодчий, работавший на Щусева в Москве и посланный в Мусино сделать чертежи для ремонта усадьбы. Пройти мимо красавицы Веры зодчий не смог. Результат был грустный, со счастливым концом: деревенский мезальянс. Огорченная барыня просит Веру убраться восвояси, так как то, что не принято, не принято...

Зодчий, к счастью, любил Веру и женился на ней. Детей у них было восемь. Моя мама была седьмая. Жили они в Подмосковье, в маленьком городке, в хорошем доме, с прудом и геранью на окнах. Восьмой ребенок, мальчик, родился таким хорошеньким, кудрявым, голос как колокольчик. Он был последышем и венцом любви моей бабушки и зодчего, деда моего. Но жизнь не всегда такая сладкая и счастливая, как хотелось бы каждому из нас.

За хлопотами, за домашней работой, не заметила Вера, как муж, дед мой, повадился исчезать из дому, а потом захворал и вскорости помер. Говорят, печень ему отбили, чтоб не повадно было по чужим постелям гулять. Жалко деда, очень был талантливый человек, даже я помню сохранившиеся чертежи, сделанные тушью, от руки, с прекрасным каллиграфическим почерком.

Ох, и тяжко же пришлось моей бабушке Вере! Дом ушел с молотка. В двух комнатной квартирке, с восьмью голодными ртами, крутилась она, как могла; ночным сторожем работала, а по дороге домой забегала в лес и, набрав грибов, бежала к детям. Моя семья, можно сказать, выросла на картошке и соленых да жареных грибах. И самое интересное, до сих пор, нет для меня ничего вкуснее.

Выстояла Вера, вырастила детей, всем дала высшее образование: два инженера, один летчик, четыре учителя, никто в городке плохого слова не мог сказать о моей семье, я совсем маленькая была, а помню - стол с самоваром, чай с сухарями и песни под гитару, на которой играла моя бабушка. А как она романсы пела! Отвори поскорее калитку... Люди останавливались под окнами и слушали заворожено. Самый младший пошел в Веру и лицом и голосом, тоже прекрасно играл на гитаре и пел чудесно. Все ушли... Растет другое поколение, кто - то ещё помнит предков своих, а кому-то уже не до прошлого, жизнь продолжается, и накапливаются свои жизненные вехи и память о них.

Ребенком я видела Коку, бабушкину сестру. Осталась она в моей памяти, как что-то необычное и яркое. Была она худая, темнокожая, как высохшая веточка, глаза горящие, волос седой и вьющийся, нос с горбинкой. Характер был вспыльчивый и одновременно отходчивый и веселый. Две сестры, абсолютно не были похожи - Кока была явно грузинских кровей, в отца пошла, а бабушка - русая и круглолицая. Вот такие шутки выдают нам наши гены!

Разлетелись Верины дети по Руси, Катя, Таня, Надя - замуж вышли, двое сыновей женились на девочках еврейского происхождения, дети пошли, значит правнуки Верины евреями стали. Моя мама вышла за русского, но я вышла замуж за еврея, и сын мой женился на еврейке, значит внуки мои - евреи.

Вот отсюда и наш шабат по пятницам, вот отсюда и вопрос - ну разве мы все не братья-сестры по крови?