Полный ****ец

Полный ****ец.

Поезд, ехавший в Город был забит до отказа, казалось все, кто только мог забились в этот ковчег, будто спасаясь от неумолимо приближающегося потопа. В вагонах было невыносимо душно, а насквозь прокуренные тамбуры, вообще, напоминали газовые камеры. И самое главное, народ всё прибывал и прибывал. Стены вагонов уже трещали от натуги, грозясь треснуть по швам и сбросить с себя невыносимо тяжёлый груз. Мы с Никой с трудом втиснулись в самый угол третьего вагона с конца. Я что есть мочи упирался руками в стены, пытаясь таким образом защитить Веронику от ужасной давки. На мою спину постоянно обрушивался град ударов, не говоря уже о том, что вокруг все орали и ругались друг на друга. Это был просто кошмар. И каждый раз, когда поезд тормозил перед очередной станцией, я с идиотской наивностью думал: «Ну, блин, может хоть здесь они все сойдут?» И сразу же с досадой осознавал, что все едут в Город.


От духоты у меня кружилась голова, порой мне казалось, что я не падаю только потому, что меня поддерживает прижавшаяся к моему плечу Вероника. Не знаю, сколько времени прошло, но в конце концов поезд остановился и из него лавиной хлынули люди. Когда я очнулся в вагоне было совершенно пусто. Я разбудил Веронику, мы подхватили наши пожитки и выскочили из вагона. Я было попробовал вздохнуть полной грудью, но тут же почувствовал, что кто-то стукнул мне по голове чем-то тяжёлым. Звон в ушах от какой-то полой железяки, по всей видимости трубы – это было последним, что я услышал. А затем наступила тишина… Ничем не нарушаемая тишина. Я даже не мог, как ни силился, услышать стука своего сердца и шума дыхания.


Впрочем, тишина не могла продолжаться вечно. Я проснулся. Вокруг меня всё было белым-бело. Гладкая белизна окружавших меня стен слепила глаза. В нос мне сразу же ударил резкий запах формалина, и я подумал: «Всю жизнь был здоров, а вот теперь, на старости лет, загремел в больничку.» Я напряг всё свою память и попробовал вспомнить, что люди обычно делают в больнице. Я долго пытался что-то выдавить из своего мозга, но единственное, что мне приходило на ум, это был истошный вопль «Сестра, утку!», от которого все соседи по палате, да что там, все жители отделения затыкали что есть мочи затыкали уши и зачем-то зажмуривали глаза. Самое интересное, в их числе был обыкновенно и сам страждущий. Ну вот, я превентивно зажмурил глаза и заткнул пальцами уши и ,что есть мочи закричал: «Сестра, утку!»


Первым на мой крик отреагировало эхо, которое три раза повторило мою фразу на разные лады, как будто передразнивая меня. Я подумал: «Значит, я, действительно, нахожусь в закрытом помещении, а не просто болтаюсь где-то в воздухе. Это уже радует». Через пару минут послышался мягкий стук подошв и цоканье чьих-то каблучков. Я в ожидании затаил дыхание и слегка зажмурился. И буквально через пару мгновений копна чьих-то волос, елозившая мне по лицу, заставила меня открыть глаза. Надо мной стояла светлая девушка в белом халатике и изучала своими жёлтыми кошачьими глазами моё лицо.


- Тсс…. Спокойно, господин Каллистратов. – спокойным, хоть и немного строгим голосом сказала Медсестра - Утка, я думаю, вам вряд ли пригодится. Если же вы своим криком пытались привлечь наше внимание, что мне и кажется более вероятным мотивом вашего поведения; не беспокойтесь – мы вами обязательно займёмся. Но не прямо сейчас. Вы здесь, к сожалению, один. Так что ждите. Вы наверное скучаете?
Я кивнул.
- Что ж, я бы вам советовала просто отдохнуть. Поспать. Вы ведь порядком устали. Я права?
Я снова кивнул, затем повернулся набок и закрыл глаза.


Впрочем, спокойно мне поспать не удалось. Стоило мне заснуть, как странные, доселе незнакомые мне сны набросились на меня, словно стая стервятников. В первое же мгновение мне показалось, что я лечу с бешенной скоростью по гору в коком-то вагончике и от страха я закрываю свои глаза ладонями – в моём ошалелом мозгу проносится мысль: «а ведь руки у меня такие же чёрные, как и темнота у меня перед лазами. И кому это понадобилось швырнуть меня в эту чёртову вагонетку с углём!» Не успел я додумать эту мысль, как картина неожиданно поменялась: до боли знакомая ситуация – сквозь щель в бетоне внутрь задувает холодный ветер. Я ужасно замёрз, казалось, ветер, как опытный вор излазил все карманы, да что там, стянул с меня тихой сапой почти всю одежду. Мороз пробирает до самых костей, и лишь только в груди, именно там, где, как говорят, находится сердце, страшный жар. Значит, знобит. Я не двигаюсь с места. Через несколько минут я ловлю себя на мысли: «кажется, я уже ничего не чувствую.» И тут неожиданно тепло, неизвестно откуда появившееся, разливается по моему телу. Может быть, это Смерть ко мне решила зайти? Что ж, вполне возможно. Только вот, ей богу, какого рожна ей здесь делать. Я же на посту, и пока не придет приказ, никуда отсюда не уйду…


- Итак, вы хотите сказать, что вы всю жизнь занимались тем, что стояли на Посту?
- Ну в общем, да. По крайней мере, большую её часть.
- И вы, конечно, до сих пор считаете, что кроме вас никто с этой работой не справится?
- С чего вы это взяли?
- Ну как же? Пидарасы, Придурки – все они, по вашему, к службе никоим образом не годны. А вы, значит, годны!
- Послушайте, с недавних пор я так уже не считаю.
- Уж не с того ли момента, как вы сюда попали? – ехидно пропищала Медсестра.
- Хельга, солнце, остынь! – вмешался мягкий мужской баритон. Здесь пациент прав. В конце концов, этому есть свидетель. Вернее, свидетельница.
- Фррр… ладно, Док… Значит, продолжим. Но я бы на месте Пидарасов и Придурков, и, в особенности, Мудаков, дала бы вам по роже.
- Но почему? Я же не мешал им жить? Скорее даже наоборот.
- А вот вы когда-нибудь представляли себя на их месте?
- Честно говоря, нет.
- А вот вы попробуйте! И вам сразу всё станет понятно.
- Что ж… Здесь мне нечем вам возразить. – обречённо выдохнул я.
- Да вы не бойтесь, ничего с вами страшного более не произойдёт. По крайней мере, вам есть что записать себе в актив.
- Ну и что же это, по вашему, мадмуазель?
- Вы только не удивляйтесь… Вы ведь до сих пор, наверняка, считаете, что у мира неумолимо съезжает крыша. И по этой причине, её нужно постоянно поправлять. Или, по крайней мере, следить, чтобы она не слишком съезжала. В этом, если я не ошибаюсь, и заключалась ваша миссия как Постового.
- Именно так.
- А теперь смотрите, Михаил, как это ни парадоксально, вы всё делали абсолютно правильно. Но здесь есть одно «но» - вы слегка перепутали систему координат.
-Это как?
- А вот так! – снова вмешался Док. – Сейчас я вам всё объясню. Итак, начнём с того, что крыша у мира никуда не съезжает – в противном случае, должен существовать некто или должна существовать некая внешняя миру сила, которая бы эту самую крышу двигала. Вам понятно?
- Угу – я слегка кивнул.
- Движется что угодно – животные, растения, даже горы, и люди, само собой разумеются куда-то движутся. Вот вам и кажется, что весь мир вокруг то и дело сползает набекрень, а вы стоите, как вкопанный, и за что-то пытаетесь удержаться среди всей этой катавасии. А за что, скажите мне за что?
Я молчал, мне было нечего ответить. Док как будто пригвоздил меня своим взглядом к койке.
- Но ваши усилия вовсе не напрасны… Вы, по крайней мере, удивительным образом противостоите всей этой бестолковой людской беготне. А ведь многие этого не могут, даже если и пытаются. Впрочем, многие и не пытаются. Но это, Михаил, вовсе не повод для того, чтобы загонять их в единое стадо и строить в шеренги. Это наша работа. Не ваша. – Док подобрал съехавшее на нос пенсне и кинул на меня строгий взгляд.
- Значит, Вероника была права?
- Конечно. Она, кстати, передаёт вам большой привет.
- Итак, я всё понял. Вернее почти всё. Объясните мне только, ради Бога….
- Какого такого Бога? – усмехнулась Медсестра.
- Ну не важно, вполне возможно, что я в него верю, а вы – нет. Но, всё-таки, объясните, что со мной будет дальше?
- А вот вы как раз у Бога своего и спросите. Тем более, что мы очень торопимся – вы, повторяю, далеко не единственный наш клиент.
Медсестра и Док удалились. Цоканье каблучков Медсестры потихоньку тонуло в низком, утробном гуле, шедшем неизвестно откуда.


Внезапно, среди этого гула я различил ритмичный стук колёс. «Поезд» - пронеслось в моём мозгу. Я мгновенно вскочил с койки и побежал на звук.
Тут поезд остановился и я услышал резкий голос машиниста:
- Эх вы, Михаил, родились не вовремя, жили не по писанному, любили случайно, я бы сказал, абы как, да и умерли как-то не по-божески. Ладно, садитесь. На безрыбье и кит рыба.
- То есть, как это на безрыбье? А Ника?
- Ты не болтай, сигай в вагон, да побыстрее. Итак опаздываем. – Я размахнулся, запрыгнул на подножку и ввалился в тамбур. В тамбуре было ужасно темно – как будто вокруг ничего нет, корме чёрной, бархатистой пустоты. Сердце моё бешено колотилось. Мысли бешено носились в моём мозгу. Куда это я еду? Зачем? Кто такой этот машинист? И с какой такой радости он знает всё мою подноготную? Единственное, что я точно знал: Вероника жива и с ней всё хорошо. Эта мысль давала мне силы жить (впрочем, я так и не смог понять, жив я или нет) и не бояться того, что ждёт впереди за поворотом. А это согласитесь, важно – ведь там, впереди нас может поджидать что угодно. И едва ли кто может точно предсказать, что это будет...

Январь – февраль 2008 года