Паутина

Она улыбалась. Она смотрела на тетрадку на столе и улыбалась. А на пожелтевшие от времени слова капали одна за другой капли, расплывавшиеся по бумаге мокрыми кляксами. «Он не мой» гласила последняя запись в тетрадке.
Зазвонил телефон.
- Да? – сказала она как-то осторожно, словно испугавшись звука собственного голоса, который громким эхом отлетел от стены и впился в трубку.
- Малыш! Это я! – сказал голос в трубке, прерывисто сказал, будто задыхаясь, будто воздух кончился.
- Привет, – ответила она не стирая с лица ни слез, ни улыбки.
- Я опоздаю, милая… но приду, – тараторил голос. - Понимаешь, у меня тут… очень серьезное… совещание, мы обсуждаем очень… - голос набрал воздуха и продолжил – очень важ… важный вопрос. Это касается, понимаешь… касается инновационных технологий…
Голос говорил, опутывая ее нитями слов, а она терялась в них, как в струях дождя, как
в темной воде глубокого озера тогда в детстве.
- Милый! Ну, ты скоро? – ворвался в эту теплую мягкую паутину чужой писклявый голосок, совершенно ей не знакомый. Но голос не встревожил и не испугал. Она словно знала, давно знала, что паутина, такая привычная, такая ежедневная и одинаковая, порвется однажды от чьего-то писклявого голоса. Словно она еще тогда в детстве знала, когда писала это «он не мой».
- Кто там? – спросила она, растерянно улыбаясь, как будто голос пришел немного рановато, как будто она ждала его только завтра, а он оказался таким бестактным и явился на день раньше.
- Ммм… никто… так, секретарща… - ответил Он быстро, так быстро, как будто боялся, что если опоздает, то весь мир упадет и не поднимется больше.
- А… - она не переставала улыбаться. – Знаешь… я должна тебе сказать одну вещь…
- Ой, малыш, а давай потом, а? Давай, когда домой приду! Просто… понимаешь, инновации…
И снова паутина. Тонны теплой мягкой инновационной паутины. Она тянула, она сковывала, заставляла задремать, снова все возвращалось на круги своя, снова все будет как раньше.
И вдруг испугалась. Испугалась, как никогда не боялась раньше. Запаниковала, бросила трубку на стол, схватилась за живот, где шевелилось оно, такое маленькое, такое живое. Неужели и это маленькое тоже потом будут путать паутиной? Неужели и тут тоже будут инновации и секретарши?
В трубке слышались какие-то слова, словно голос так и не заметил, что некого больше опутывать. Потом послышалось тревожное: «Малыш? Ты меня слушаешь?». Она не слушала. Она встала из-за стола, взяла сумку, закинула туда деньги и несколько вещей, без которых ну никак, подняла со стола трубку, и, ничего не говоря в нее, и отгородившись от голоса с его криками: «Милая! Что случилось?! Ответь!!!», положила ее на аппарат. Потом взяла ключи и ушла, закрыв за собой дверь.
«Он не мой» - подумала она, аккуратно, словно оглядываясь на прошлое, улыбнулась она про себя. «Он не мой» - подумала она, спускаясь по лестнице. «Он не мой» - подумала она, садясь в автобус неизвестно куда едущий, неизвестно к чему на этот раз приводящий ее. «Он не мой, и не буду больше плутать в словах» - подумала она, когда автобус тронулся мягко, как по пуховой перине. «Он не мой и я ему не принадлежу».
Он узнал, что она была беременна, только когда приехал в морг на опознание. Врач испуганно говорил ему, что «автомобильные катастрофы с участием автобусов – это очень и очень страшно», а у него в голове крутилась мысль: «почему не сказала?»
Блондинка с писклявым голосом подошла и взяла его под руку. «почему не сказала?» - произнес он вслух.
- Наверное, она, как я, заблудилась в твоих словах, - приподняла левое плечо блондинка.
Он поцеловал ее в пробор, взял за руку, и они ушли. А небо плакало тяжелыми и крупными слезами, давая людям новый шанс заблудиться в дожде.