Ольга Петровна и ее сын

Маленькая кухня в маленькой однокомнатной квартире вся заполнена паром. Окно нынешние жильцы никогда не открывали; когда они лет двенадцать назад переехали сюда, щели в раме были закрашены, а вместо оторванных шпингалетов створки удержались гвоздями. Маленькая форточка наверху тоже не открывается: ручка у нее оторвана, и она крепко вросла в окно.

На стенах везде, кроме небольшого куска над раковиной, выложенного кафелем, и голого участка за холодильником, наклеены старые бумажные обои. Они тоже остались от старых жильцов, и уже тогда были какого-то чайного цвета. Сейчас они еще сильнее закоптились, местами поободрались, повсюду красовались налипшие куски крема, кровь, маленькие кусочки мяса и комочки каши. Еще была пара довольно внушительных пятен от кофе, обрамленных маленькими коричневыми капельками, смазанные бурые отпечатки ладоней, пальцев. Сверху донизу обои равномерно покрывали крошечные мушиные точки, что было тем более удивительно, что мухам было практически неоткуда взяться в этой квартире: единственное открывающееся окно в комнате было закрыто довольно таки надежной москитной сеткой. И тем не менее мухи здесь были; даже зимой, сонные, они порой выползали из закутков, а летом помещение просто кишело ими.

Густой пар, обволакивающий и пропитывающий все в кухне,неоднороден. Он состоит из мясного бульона с характерным для требухи утробным привкусом, из сигаретного дыма (хозяйка в процессе готовки много курила) и режущего, отвратительно назойливого (говорят, он даже убивает комаров) запаха герани, которой вся заросла широкая деревянная кадка на подоконнике. В клубах этого пара можно было слабо различались детали интерьера: небольшой стол с крышкой, испиленной вдоль и поперек ножом, и со сколотыми от того, что об них постоянно открывали пивные бутылки, краями; низенький старый холодильник: дверца не держится - оторвался резиновый уплотнитель - и все время приотворяется, чтобы ее закрыть, к ней приставляют трехлитровый балон с огурцами (сейчас балон придвинут не вплотную, поэтому холодильник слегка приоткрыт); битая керамическая раковина: трещины по краям очерчены коричневым налетом ржавчины, кран течет у основания, вместо фильтра на месте сливного отверстия зияет дыра; под раковиной переполненное мусорное ведро: рваный линолеум вокруг него усыпан очистками и окурками так, что хватило бы наполнить еще одно; двухкомфорочная плита и пара высоких табуреток возле стола.

У плиты стоит, прислонившись, женщина и медленно курит; она сладостно всасывает грубый едкий дым сигарет "Русская тройка"™, словно потягивает через трубочку коктейль на пляже. Она даже закрыла глаза и стала представлять: вот она полулежит в своем синем сплошном купальнике, на лоб сдвинуты солнечные очки (она толком не могла объяснить, откуда они у нее взялись; наверное, у Светки взяла), ее мокрое липкое тело красиво блестит на солнце, усыпанное крупными бриллиантовыми каплями пота, переливающимися всеми цветами спектра; она устало глядит на море, а вокруг стоят красивые, накаченные мужчины, как в светкином журнале, и все жадно взирают на нее, боясь, однако, подойти...

Она улыбнулась, и в приоткрывшейся широкой щели ее рта, почти без губ, показались гнилые, поломанные зубы.

*****

Женщину зовут Ольга Петровна, она живет в этой квартире вместе с мужем и семилетним сыном Владиком.

Муж у Ольги Петровны (не помню, как его зовут) работает дальнобойщиком. По несколько месяцев он не бывает дома, а когда возвращается из рейса, зовет в гости напарника, они напиваются и начинают вдвоем издеваться над Ольгой Петровной. Он постоянно меняет хозяев одного на другого, потому что тот обещает ему больший заработок, но всегда выходит, что ему почти ничего не платят, так что семья живет в нищете.

Ольга Петровна вышла замуж, когда ей было двадцать пять, сразу же забеременела и бросила работу продавщицы. Муж ее в то время работал на автобусе, тогда уже выпивал, но не больше, чем остальные водители, так что она прощала ему. Получал он не много, но им вполне хватало на жизнь, да еще и на будущего ребенка оставалось. Муж целый день ездил на автобусе, а Ольга Петровна хлопотала по дому. Она вообще была очень хозяйственной: все время что-то мыла, стирала, подметала, чистила. К этому ее приучила мама. Одно было плохо: Ольга Петровна ужасно готовила. Борщи у нее получались нестерпимо кислые, словно их подолгу выстаивали на солнце, до того, что язык после них долго еще кололо. С курицей у нее тоже все время случалась беда: она доставала ее из холодильника, ложила на батарею разморозиться и забывала там порой на несколько дней. В результате жареная курятина по краям была очень даже ничего, но ближе к косточке сильно отдавала гнилым мясом. Хорошо, что муж был с армии приучен к такой еде, так что это нисколько не мешало семейному счастью.

Пять месяцев Ольга Петровна ходила беременная, но как то раз муж, выпив больше обычного, набросился на нее и избил. От этого у нее случился выкидыш: Ольга Петровна потеряла ребенка и стала тихо ненавидеть мужа...

Несколько лет после этого Ольга Петровна приходила сначала в ужас, а затем в тихое уныние при мысли о детях. Но с годами, кажется, все забылось, и вот она уже снова забеременела...

Владик родился очень маленький, хиленький, не дождавшись положенных девяти месяцев. У него, как и у всех младенцев, была большая голова, но в сравнении с остальными детьми в роддоме она казалась просто огромной. Медсестры между собой так и прозвали его: Головастик, - и даже ходили в другое отделение, приглашали посмотреть на этого урода. Кожа у Владика была не румяная, а какая-то бледная и тонкая, так что под ней просвечивались всякие сосуды и вены. Врач, осмотрев его, сказал Ольге Петровне, что у ее сына какая-то болезнь (она толком и не поняла, какая) и спросил, нет ли среди его родителей алкоголиков. Женщина возмущенно ответила, что никакие они не алкоголики, муж правда, выпивает иногда, но как и все, а у самой в душу закралась какая-то щемящая тоска.

Через несколько дней Ольга Петровна с Владиком выписалась и роддома. Она всю себя уделяла сыну: кормила его, купала, пеленала, рассказывала что-то. Она была счастлива, все время улыбалась, но вдруг на нее находила унылая задумчивость, и она с тревогой смотрела на Владика, на его огромную голову, венозное, тщедушное тельце. Тогда Ольга Петровна старалась поскорее отогнать от себя все опасения, которые теснились в ее голове, и начинала еще суетливее бегать возле малыша, петь какие-то бессмысленные песенки и трясти погремушками прямо перед носом Владика...

Шли месяцы, и Владик теперь уже заметно отставал в развитии от других детей своего возраста. Ольга Петровна жаловалась своей подруге Светке, с которой они вместе лежали в роддоме, что он все никак не начнет ползать, и вообще плохо держит голову. Светка на это спешила успокоить ее, что не все же дети одинаковые, одни раньше ползать начинают, другие позже, это все нормально. Ольга Петровна соглашалась с ней по телефону, но в душе ей все же казалось, что Владик немного нездоров, да и доктор ей тогда в роддоме говорил что-то... Она понесла Владика к врачу...

Ольга Петровна целый час просидела в очереди; хорошо еще, что Владик был мальчик спокойный и почти никогда не капризничал. Врач, жирный, лысоватый мужик в очках и с большими усами-вениками, во время приема все улыбался, шутил, заигрывал с Владиком, а потом сказал, что у ребенка какая-то болезнь (Ольга Петровна опять не поняла, какая, но побоялась переспрашивать), и от этого он отстает в развитии. Потом он еще сказал, что Владика, когда он подрастет, надо будет отдать в интернат, потому что ему с нормальными детьми учиться нельзя. Ольга Петровна опешила от такого известия. Она даже не отдала доктору шоколадку, которую купила ему в ларьке возле больницы, вышла из кабинета, не попрощавшись и машинально побрела домой. Она ничего не видела вокруг; слезы обволакивали ее глаза и падали на лицо Владика, он даже тихо замычал, что означало у него признак крайнего недовольства...

Дома Ольга Петровна несколько часов проплакала, потом успокоилась и решила, что сама займется воспитанием сына. В детстве у нее была собака, и она даже ходила с ней на курсы по дрессировке, так что примерное представление о воспитании имела. Кроме того, Ольга Петровна одно время читала журналы для молодых мам, так что хорошо разбиралась в педагогических вопросах...

Когда муж приехал из рейса, Ольга Петровна сказала ему, что Владик чем-то болеет, но он никак на это не отреагировал, сказал только: "Ну, что ж!..", и в тот же день напился с напарником. Ольга Петровна еле сдерживала свою ненависть, ведь она считала именно мужа, а точнее, его пьянство, причиной болезни сына. Да так оно на самом деле и было. Хорошо еще, что муж особо не совался и не мешал ей заниматься с Владиком...

Прошло несколько лет. Владику исполнилось семь. Он почти не разговаривал, иногда только произносил какие-то невнятные отрывистые слова, и уж совсем редко соединял их парами. Тем не менее, занятия Ольги Петровны имели неплохой результат: Владик стал вроде как поздоровее на вид и понимал практически все, что ему говорила мама. Он выучился приносить ей вещи, которые она просила, сам одевался, сам кушал и даже сам ходил на унитаз. Ольга Петровна любовалась, глядя на сына, и очень радовалась, что не отдала его в интернат...

*****

Муж Ольги Петровны приехал сегодня рано утром из очередного рейса, сразу же купил пива с водкой, пригласил напарника и стал отмечать возвращение. Они сидели вдвоем весь день, а Ольга Петровна бегала вокруг них и прислуживала. Наконец, под вечер, пришла напарникова жена Зина, высокая и сильная баба, выволокла его из квартиры и пинками погнала домой. Муж Ольги Петровны остался один. Некоторое время он еще посидел на кухне, потом, шатаясь, пошел в комнату, где были жена с Владиком. Ольга Петровна сидела на полу спиной к двери и что-то рассказывала сыну. Она не заметила мужа; вдруг он схватил ее и начал избивать. Он бил ее на этот раз очень долго и сильно, сломал ей еще несколько зубов, и при этом все время повторял: "Тварь! Ненавижу тебя! Родила урода!..". Владик от страха забился в угол и только дрожал. Когда, избиение наконец, прекратилось, муж Ольги Петровны успокоился, лег на диван и умиротворенно заснул. Владик вылез из своего угла и подполз к маме. Она лежала на полу, почти не двигаясь, и тихо стонала. Сын тихо заскулил начал вылизывать ей руки и лицо, залитое кровью. Ольга Петровна потихоньку пришла в себя, повернула голову и увидела мужа, мирно лежащего на диване, свесив одну руку и ногу, и тихо похрапывающего. Ее окровавленное лицо мгновенно исказилось такой ненавистью, что Вадик испуганно отпрянул. "Убей его!" - хрипло крикнула она; Вадик глухо зарычал, бросился на отца и впился зубами в его горло...

Ольга Петровна медленно встала, побрела в ванную. Там она умылась и принялась смотреть на себя в зеркало. Минут пять она стояла неподвижно; крики мужа в комнате стихли, и теперь слышно было только приглушенное, словно с набитым ртом рычание Владика. Ольга Петровна пошла в кухню, взяла нож и возвратилась в комнату...

Час спустя она уже была на кухне, готовила праздничный ужин и тихо мечтала...