Во сне и наяву. Часть 4

Часть четвёртая.

I

Проснувшись, я обнаружила себя на диване, не понимая, как здесь оказалась. На улице ярко светило солнце, часы показывали половину двенадцатого. Очень смутно в моей памяти всплыл вечер накануне. Я уходила спать с головной болью, а также болело все тело изнутри и снаружи. Был крик Бориса: «Не давай ей обезболивающих! Она должна эту боль прочувствовать! Иначе всё это повторится ещё и ещё!» Он доволен тем, что Коля причинил мне боль, - подумала тогда я. Потом были слёзы и рыдания Мани: «Ты эгоист! Ты чёрствый! Ты не отец, а животное! А я, в отличие от тебя, не могу спокойно наблюдать за страданиями и мучениями ребёнка!» Она дала мне какую-то таблетку... Родители продолжали ругаться... Но настало утро, Борис, как обычно, позавтракал и ушёл на работу. После его ухода засобиралась куда-то Маня. Вспомнилось, как я вскочила с постели, просила её, не оставлять меня одну. Вначале просто просила, потом плакала, потом кричала... А потом? Что было потом? Почему я сейчас оказалась на диване? Я тщательно ковырялась в своей памяти, сосредоточив взгляд на прикрывающем меня старом пикейном покрывале... Вдруг догадка морозящим холодком пробежала вдоль моего позвоночника, заставив слегка онеметь ступни ног: это Коля, воспользовавшись, тем, что мать ушла, снова сюда приходил. Но почему я помню всё, что со мной было вчера, и ничего не помню из сегодняшнего? Наверное, Коля на этот раз ударил меня по голове гораздо сильнее. Я даже с облегчением вздохнула, радуясь, что всё уже позади, однако, приподняв покрывало, увидела своё тело одетым. Нет-нет, оставить меня в одежде он не мог! Не сделал же он это в прошлый раз. На веранде раздался скрежет кружки по ведру. О, ужас! Коля уложил меня на диван, а сам пошёл попить воды. Сейчас всё начнётся... Неприятный холод и дрожь пронзили меня, до самых костей. Рот мой уже открылся, чтобы громко закричать, но тут же вспомнилось, к чему вчера привели мои крики... Очень тихо, стараясь не скрипнуть старым диваном, я поднялась и, продолжая дрожать, крадучись, двинулась в сторону детской, обдумывая, где бы там получше спрятаться. Не было никаких сомнений в том, что при желании Коля меня найдёт в любом уголке нашего дома, но уж очень хотелось момент расправы оттянуть...

Закусив губу от страха, на цыпочках, я уже почти миновала кухню, когда мой взгляд случайно остановился на настенном отрывном календаре. Среда – гласил листочек. Но сегодня же понедельник? Ведь это вчера родители ездили без меня на огород. Зачем мама оторвала лишние листки? Она никогда так не делала... На веранде раздался кашель – Манин кашель. Радость и облегчение пришли ко мне: это не Коля, это мама находится там на веранде! Дрожь во всём теле прекратилась, и я вышла к ней.
 - Проснулась? – спросила мать, сосредоточенно чистя картошку.
 - Мам, а какой сегодня день? Ведь понедельник?
Она на меня внимательно посмотрела, но ответила не сразу.
 - Сегодня среда.
 - А что же я, тогда, вчера делала? И позавчера...
 - А ты не помнишь?
 - Я помню, только то, что было в воскресенье. Вы с папой уехали на огород, а сюда пришёл дядя Коля. Мы сначала пили с ним чай, а потом...
 - Потом ты пошла спать, - оборвала меня Маня, её взгляд снова погрузился в картошку, - и там тебе что-то приснилось. Когда мы приехали, ты так кричала, так кричала... До сих пор у меня сердце сжимается, - на её глазах выступили слёзы.
Так то, что со мной произошло, был сон??? Я осмотрелась по сторонам, всё вокруг слегка шаталось и плыло. Казалось, я продолжаю находиться во сне и никак не могу проснуться.
 - Мам, - обратилась я к Мане, желая объяснить ей странное самочувствие.
Она перенесла свой взгляд с картошки на меня, и сморщинив удивлённо лоб, произнесла очень заботливо:
 - Ты такая бледная. Пойди, погуляй.
 - Мам, а знаешь, что мне тогда приснилось? - во мне возникло жгучее желание поделиться увиденным, убедив в процессе рассказа, прежде всего, саму себя, что это, действительно был какой-то кошмарный сон.
 - Не надо сейчас об этом. Плохие сны лучше вообще не вспоминать. Это в твоём возрасте даже на здоровье может отразиться... Приснилось, так приснилось, - заботливые нотки в Манином голосе сменились требовательными. – Пусть всё там во сне и останется, а ты проснулась – и забудь.
 - Но я не могу просто так, по приказу, забыть всё, что со мной было, пусть даже во сне, - мне было как-то не по себе. Мать требовала невозможного: управления своей памятью. А тут ещё и нестыковка дней недели в моём сознании... - Мам, а что я делала вчера?
 - Нет, ты очень бледная, - неестественно-озабоченным тоном сказала Маня, не ответив на мой вопрос, - тебе срочно надо выйти на свежий воздух, - и она, вытерев руки о фартук, настойчиво направила меня к двери.

Медленно спускаясь по ступенькам крыльца, я почувствовала не сильную, но вполне ощутимую боль в области солнечного сплетения и ниже.
 - Ма, у меня живот болит, - мне пришлось вернуться в дом, - Как-то странно болит. У меня такого ещё не было.
 - Как болит? – спросила, колдующая над кастрюлей Маня, окинув меня небрежным быстрым взглядом.
 - Ну, вот здесь, - я показала на беспокоившее место, - как-то урчит и сильно печёт.
 - Дать тебе бесалол?
 - Не, ма. Он мне сейчас не поможет. У меня совсем по-другому живот болит, - сказала я, слегка растягивая слова, обдумывая при этом, как правильно объяснить своё недомогание.
 - Пойди-ка, полежи.
 - Не хочу. Меня немного тошнит. Если буду лежать, может ещё хуже стать.
 - Ну, чего ты, тогда, от меня хочешь? - вдруг выплеснулось из Мани раздражение. – И то тебе не надо, и этого не желаешь! Ведёшь себя, как капризный ребёнок!
Я заглянула ей в лицо, пытаясь поймать, ставший вдруг блуждающим взгляд, но чем был вызван взрыв психа, так и не поняла. Мои ноги послушно понесли меня во двор, дышать свежим воздухом. Тошнота постепенно уходила, сменяясь неприятной сухостью во рту. Я подошла к колодцу и, зачерпнув немного воды из ведра, напилась. Неприятные ощущения и боль, после этого значительно уменьшились. Наверное, жажда мучила, а до меня спросони не дошло, - объяснила я себе столь странное поведение своего организма и поплелась на улицу в поисках компании для общения.

Галя внимательно меня осмотрела, и, немного склонив голову на бок, участливо спросила:
 - Ну, что, уже выздоровела?
Не поняв, о чём она спрашивает, я всё-таки кивнула головой и улыбнулась.
 - А мне мама твоя вчера сказала, что ты заболела и не выйдешь. А чё у тебя было? Лето всё-таки. Я летом никогда не болею.
 - Голова у меня болела, - ответила я, решив, что если ничего не помню, то повинна в этом именно эта часть моего тела.
 - У меня голова вообще никогда не болит, - гордо похвасталась подруга. – А мне Маринку сегодня на целый день оставили. Заходи, будем вместе с ней возиться.
Возиться с Маринкой особенно не пришлось. Та сама себя развлекала, разбрасывая игрушки по всему двору, а потом сосредоточенно собирая их в кучу. Видя, что у нас это вызывает весёлый смех, девочка выполняла свою работу с особым старанием, как бы желая нам угодить. Однако спустя некоторое время, она вдруг раскапризничалась. Галя сказала, что ей пора кушать и спать. Я внимательно наблюдала, как ловко подруга управляется с сестрёнкой, и всё раздумывала: признаться ей, что ничего не помню или сохранить это, как свою тайну. Голос Мани, зовущий меня домой, качнул мои колебания в сторону молчания.

Мать стояла на пороге с улыбкой:
 - Ну, вот, прогулялась немножко, так даже румянец появился. Иди, мой руки. Я твои любимые макароны с творогом приготовила. Чего пританцовываешь? В туалет хочешь?
 - Ага.
 - А если б я тебя не позвала? – Маня засмеялась.
 - Я б тогда у Гали сходила, - крикнула я, пробегая мимо.
В туалете меня ждала небольшая неприятность: трусы оказались насквозь испачканы чем-то бурым. Где это меня угораздило так неудачно сесть? У Гали, наверное. Ещё не известно, отстирается ли всё это. Испугавшись, что Маня поднимет шум, я сняла их и, аккуратно завернув в газетку, играющую роль туалетной бумаги, бросила вниз, в яму. Конечно Маня, знающая в доме счёт всему, может недостачу в моём гардеробе обнаружить, но ей и в голову не придёт, что пропажа именно здесь находится, решила я и, зайдя в дом, не привлекая к себе внимание, пока мать накрывала на стол, проскользнула к шифоньеру.

Я ещё не закончила обедать, когда под громкий лай собаки, уверенной походкой с сияющей улыбкой во двор с чемоданом вошёл Эдик.
 - Ну, что? Поздравляйте студента! – пробасил он, переступая порог.
Маня бросилась к нему с поцелуями, чередуя смех и слёзы умиления. Потом был долгий рассказ брата о его житье-бытье в Харькове и о вступительных экзаменах. Мне поначалу слушать всё это, было интересно, но когда пришёл с работы Борис, сложилось такое впечатление, что один и тот же фильм показывают два раза. Покинув членов семьи, я решила провести остаток дня на улице, но перед уходом зашла в туалет. Трусы снова оказались испачканными. Отругав себя за невнимательность и сделав выводы, что неудачно уселась не у Гали во дворе, а где-то у нас, я на этот раз засунула их в глубину кучи грязного белья, решив на следующий день попробовать застирать и высушить где-нибудь на солнышке, тайком от Мани.

Улица в тот вечер оказалась особенно оживлённой. Сначала играли в «Выбивного», а когда все выдохлись, анекдоты, а также интересные старые и новые фильмы обсуждались так долго, что домой я вернулась затемно. В зале родители и Эдька вели оживлённую беседу. Я хотела к ним присоединиться, но ноющая боль внизу живота и неприятная влажность между ног, заставили меня пройти сначала в детскую. Бурые пятна на этот раз были покрыты кровяными.
 - Мам, иди-ка сюда на минутку, - решила я посоветоваться с Маней.
 - Что там у тебя? – отозвалась она, но, не услышав мой ответ, направилась ко мне с тихим ворчанием, - вот сракоморочение, ни один вечер спокойно посидеть нельзя.
 - Смотри, - показала я ей, - это, по-моему, откуда-то из меня выходит.
 - О, господи! – тихо прошептала она, демонстрируя на своём бледном лице такой испуг, словно всё моё тело было усыпано сочащимися ранами.
 - Что это? – так же испуганно спросила я, боясь, что меня из-за этих непонятных пятен могут забрать в больницу.
 - Да ничего, - к Маниному лицу снова прильнула кровь. – У всех девочек такое бывает. Тебе на улице ещё ничего об этом не рассказывали?
 - Не-ет, - я отрицательно замотала головой, хотя и вспомнила, случайно подслушанный мной, маленький кусочек беседы Кати и Люськи о какой-то крови, которая возникает в определённом возрасте.
 - Ну и правильно, - утвердительно кивнула головой Маня, - о таких вещах не прилично говорить даже с подружками. А чем ты там, на улице сегодня занималась?
 - Ничем. Как и все от мяча убегала, потом...
 - Но тебе нельзя было бегать! Я забыла тебя предупредить.
 - Почему нельзя бегать? – удивилась я.
 - Когда у девочки такое, в эти дни бегать ей нельзя.
 - Но как ты могла меня предупредить? Ты же только сейчас всё увидела? – поинтересовалась я и испуганно отвела взгляд: неужели Маня нашла мои грязные трусы?
 - У тебя живот болел. И ты вся очень бледная ходила, - прозвучал ответ. Я подняла глаза. Лицо Мани имело оттенок тетрадного листа, взор её был устремлён куда-то в сторону.
- Когда живот от этого болел? На огороде или сегодня? – уточнила я.
 - Оба раза.
Мне хотелось возразить, что на огороде всё-таки это случилось из-за холодной воды, но мать развернулась и быстрыми шагами покинула детскую. Вернулась она быстро и протянула мне вату и марлю.
 - Будешь подкладывать, пока всё не пройдёт.
Поскольку Катя говорила Люське, что мама должна всё рассказать, я стояла неподвижно, ожидая от Мани объяснений. Однако кроме лекции о гигиене и предупреждения, что ни в каких кругах это не должно быть темой разговора, так ничего и не услышала.
 - Мам, а от чего это? – пришлось задать наводящий вопрос.
 - Так устроен женский организм. Вообще-то оно должно каждый месяц появляться, но пока у тебя всё там ещё формируется, не исключено, что вначале будет не так уж и регулярно. Следующий раз может даже через полгода наступить.
По прежнему не глядя на меня, Маня вышла из комнаты. Спустя несколько минут её смех разливался по всему дому в ответ на привезённые Эдиком новые шуточки. Мне показалось, что моё появление в зале может всем им чем-то помешать, и я не спеша стала укладываться спать.

(продолжение следует)