Впечатления детства

       ***

Добрый день, мой друг!
Было это очень давно – в моем заблудившемся детстве. В те времена, когда я не понимала толком что такое мороз и что такое электричество. Когда печь трещала и выстреливала угольками в притулившегося к ней продрогшего от минуса 52 кота. Бывают и такие морозы.


Они опускаются на землю непроницаемо и мглисто. Фонари тогда не разливают свет, а держат его круглым пятном вокруг себя. И снег под ногами уже не скрипит – он визжит. В такие дни мы любили забираться на бабушкину кровать с никелированными шарами и красным покрывалом. Кровать ловко подчинялась изгибам наших поз – и проваливалась панцирной сеткой ровно на уют. Бабушка как всегда после ужина сидела с прялкой и вертела веретено. И шерстяная нитка бесконечно тянулась и пела в ее руках. Поскрипывал маятник за стеклом – под маленьким крючком и золотые стрелки показывали какое то позднее время.


Широкие чисто мытые половицы отражали огонь печи, пахло пирожками с калиной. И борщом из чугунка. Бабушка готовила еду только в специальной печи. В другой. Которая жила в отдельной комнате. В стряпочной. А мы собирались после сытного ужина в огромной кухне.
Было невообразимо уютно и тепло. Тепло было не такое как от батарей сейчас. Оно было, какое то проникающее и растекающееся по всему телу. Казалось, что и сам ты как некий пирожок – лежишь на лопатке у доброго великана - и он выпекает тебя для здоровья и жизни. Огромный пуховый платок пах снегом и проваливал сон.


Изредка гавкнет пес во дворе. Брякнет цепью и скорее потащит ее в будку, где все – и пол и потолок ее – обито нестриженой овчиной.


Бабушка моя родилась в 1908 году. Тогда не было школ. Училась она у попадьи. Грамоте и домоводству. Попадья не заставляла учить молитвы. Она задавала уборку и заучивание стихов. Пушкин, Некрасов и Лев Толстой открывались тогда для меня на манер песен. Бабушка моя, почему-то пела стихи или рассказывала речитативом, какие то рассказики типа – мальчик и волк. Когда мальчик врал, что напали волки - и звал пастухов, то есть шутил несколько раз. А потом и впрямь пришли волки – но уж на помощь никто не прибежал – подумали, что он шутит в очередной раз.


Я помню хорошо и про веник, – который если разделить на прутики – то потеряет силу и его сломает и ребенок. Зарубила я себе и на носу то, что хвалу вместе с клеветой надо приемлеть равнодушно и не оспаривать глупца. В голове до сих пор могу вспомнить ее голос – «сторонись богачи – беднота гуляет».


 Она рассказывала, пела. Смеялась и плакала иногда. Жизнь у нее была нелегкой. Она пережила и раскулачивание и колхозы и войну и голод. Смерть старшей дочери, когда той исполнилось 19 лет.


Один раз она начала рассказывать про глухонемого. Он был слугой у богатой барыни. И радости то у него всего-навсего была вшивая собачонка. Он даже не мог выговаривать ее имя и звал звуками, нечто МУ-МУ. Эта собачонка была для него всем. Как бы им не помыкали, не смешивали с грязью – ночь и вечер были его. И собачонка была для него целым миром. Да и он для нее был каким то и мамой и папой, потому что вроде выходил ее из ничего. Я никогда не читала этот рассказ. Не читала потому что боюсь. После первого раза – как я его услышала в бабушкиной интерпретации. Барыня отчего-то невзлюбила собачушку. Она всячески терзала дядьку – ты помнишь – его звали Герасим. И, в конце концов, велела ему утопить его сокровище. Тот сел в лодку – заплыл – привязал камень к тощей шейке – поцеловал ее в разлетающуюся шерсть – и бухнул в воду……..



В этом месте в горле у меня встал ком. Я было засыпала – встала и пошла попить воды. Бабушка спросила – ты куда босыми ногами то….и я помню слёзы в её глазах – от них я поняла, что рассказ это не рассказ – а сущая правда. Я и сейчас пишу с комом в горле. Открыла рот и хотела сказать ей, что попить воды….но рот открылся и закрылся, а звук я издать не могла - как ни старалась. Брат – старше меня на пять лет – ему было тогда восемь – заорал – ты ее напугала и она стала как Герасим!!!. Глухонемая!!!
Прошла вечность – пока я разревелась в голос и смогла вымолвить слово.



Я не читала рассказ. Ни разу. Я боюсь его читать. Мне кажется, что у меня лопнет сердце.
Однажды на работе – транслировали его по радио – все сидели и тихо шуршали карандашами. Меня охватило оцепенение. Я не могла пошевелить ни рукой – ни ногой. И знакомый ком встал и закрыл там – где дышат. Кое – как я совладала буквально с приступом. Встала и вышла в туалет под струю холодной воды. Отошло.



Впечатления детства – самые сильные впечатления. Они оставляют след на всю жизнь. Взрослые иногда и не знают, как сильно можно ранить ребенка ничем не предполагаемой ситуацией.
Я убеждена, что дети являются гораздо более высшими существами по организации, чем взрослые. Богаче интуиция, ярче реакция, точнее сны.


Так вот - смейся ли – плачь ли – только до сих пор меня мучает любопытство – а что стало с самим то Герасимом. Неужто он так и остался служить у барыни? Или убил ее - и кинулся в бега? Ты не в курсе? Расскажи мне.



Ты знаешь – тогда еще я точно поняла цену дружбе. И тому, что называется миром. Окружающим миром. И что никакие Египты с Хеопсами, Испании с лазурными берегами, Константинополи с золотыми звездами не заменят мне твою теплую руку. Нет в жизни большего блаженства, чем когда сердца в унисон, когда мысли синхронны и когда ты умеешь любить сам. Неплохо когда и отвечают. Но важнее всего уметь любить и дарить свою любовь неназойливо и щедро. Это великое искусство. И это и есть счастье.



Можно уложить весь мир под ноги и быть самым ненужным и несчастным. А можно приобрести весь мир в одном человеке. И это высшее блаженство. Явно дается оно не всякому. Тот кто любит – истинно богат и счастлив. И умен – я бы добавила.
Слава Богу, что ты у меня есть.

       ***