11

Букет 97г из серии "Памяти Ван Гога"

***

Жизнь прибыла и стала убивать меня. Мол, убиваю, потому что ты не живешь, а производишь смерть. Быстрее избавляйся от нее, вступая в лучезарное царство жизни...

Как-то в горячке сказанул: «я верю, что я верю в Бога». Я дважды, трижды верю, а дальше - беспомощен. «Неужели неверие мое простирается дальше этой страны Трех Вер? Неужели я неисправим? Тогда смелей убивай меня жизнь в  красном дыму...»

 Я задымился весь, видимо, был черен весь - и никто не подошел потушить огонь стаканом воды холодной - видимо, все черны. А тушить так просто - я это теперь очень понял. «Стакан любви холодной» Я буду молча ждать того, кто протянет мне чистую руку...

***

Не могла поумнеть, потому что очень спешила выглядеть умной. «Я уже всё поняла и даже могу развить вашу мысль» - некогда думать с испуга...

__

Всё кончено: я снова шел ее встречать, как на экзамен, но мне снова ни за что поставили «неуд»: она была с матерью. Та, видимо, теперь и по субботам работает. И не болела она вчера, раз сегодня шла столь демонстративно веселой. Я медленно побрел прочь. Во мне не было сил, «на грудь упала голова». А ей, быть может, всё это забава, почти флирт?! Не знаю, как жить дальше, как ходить на ту же «Корову» – люди сейчас тяжелы мне. На А2 переключаться не буду – хватит с меня пока. …В конце 90-ых мещанство достаточно устойчиво отвергает андеграунд. «Ты не передовой, ты – изгой».  …Я ей в среду сказал, что она в субботу была испуганно зажатой, вот она и «веселилась».

Вовка с Г2 тогда наутро ели кашу с одной сковороды – каждый съел немного со своего бока: «ну у вас и аппетиты» (мудрено ли, что не случилось «встречи»!)

Мне надо взяться за комментарий к чему-либо – иначе мне не отвлечься. А рисование под музыку слишком экзальтирует.

***
Они немного похожи на меня прежнего, но я не укрощал тоску, что зачиналась в снах о чем-то большем - не кормил ее конфетами, стихами...

***

«Здравому смыслу» никак не понять, что все палки о двух концах («слишком часто смотрят в штаны!»), вот и переломали люди «здравого смысла» всю свою силу, променяв ее на иллюзорную однозначность.  Грустное зрелище, от которого Самсон пытался отвлечься любовью, но неудачно - этих их обломышей хватило для того, чтобы отбить все нежные части души и глаза выколоть...

***

Лежал в гробу, приподымаясь только для того, чтобы порисовать и пописать…. «Впрочем, если и совсем перестану шевелиться, вы меня не спешите закапывать - от меня не засмердит и я еще воскресну…»
«Что так?» - «Отыскиваю Бога в природе, в творчестве и в людях - и не совсем успешно: отовсюду Он ушел и не сказал, когда вернется» - «Когда позовут Его двое или трое (двое за троих, а не двое за полтора человека)»…

***

Человек дверь закрыл, да еще и поехал - ну как с ним общаться,  дружить? Надо ехать параллельно,  стучаться - а кругом шум и за  дорогой приходится следить… - в итоге, все время забываю, что хотел сказать... Да  и слишком много их, таких - что мне, раздвоиться, растроиться? Я же не проситель: две опоры есть - Бог природы и Бог творчества – и, значит,  не инвалид, с ногами и могу жить, дожидаясь, когда тот, кто  между этих двух опор, Бог людей, Христос в полную силу войдет...

__

Боюсь, что у А. роман надолго – и вряд ли не по полной программе…

***

Зефир струился и закруглялся в розочки. Грязь клубилась и завихрялась в розочки же - и потому никто не смел сказать, что зефир лучше  грязи. Да, собственно, так оно и есть: у всех у нас рты перепачканы  зефиром, а ноги грязью, зефир - это грязь для рта. И раскурочено  сердце как красная роза...

***

Узнал, что такое двойной удар: два поезда пронеслось, оставив от  меня только то, что уместилось между. Стою оглушенный и отрешенный.  Да, видимо, снова надо жить отрешенно, раз уехали все, не расслышав  ни слова из тех, что я им прокричал...

***

Здесь кусты мотаются на осеннем ветру, листьями дань тому выплачивая, на бугре обнажился коричневый цвет - как лысина у дяди - а вон там я со своей любимой девушкой гуляю по золотому лесу и нет в ней ни упорного скептицизма, ни  шаткой ограниченности, ни самоуверенной нервозности - счастье. Как упруг ветер. Как нежна непросохшая лужица. Как трепетен и золотист лист. «Как сладко, милая моя, быть с тобою рядом...»

***

Маленькая девушка била высокого мужика под дых, а тот только улыбался. «Рррраз! Еще ррррраз!» - и еще много, много, много раз. Вроде уж хватит, давно пора немного отдохнуть и смягчиться, но нет, что вы. Сбила, наконец, улыбку - пасмурно, серо и холодно стало. «Я другого люблю» - сказала напоследок. «На хер мне ваша любовь сдалась» - хотел ответить тот, но сдержался, он всё еще любил ее  невинные и чистые глаза...

«Один человечек душу мою копьем пронзил (тоской как кровью истекаю), но я его простил: «он же не знал, что у меня душа есть». Второй человечек душе моей стал под дых бить (совсем темно стало - а тоска в темноте убийственна, если заснуть не можешь), но у него уже две извинительных причины: «он же не знает, что у меня душа, и он же не знает, во что обошлись мне знакомство с первым человечком». (А третий человечек должен был меня защищать, но что-то не спешит…)

«Прости им, Боже, не ведают, что творят» - «Прости им, Боже, не награди их, Боже...»

***


Стал думать и запутался - что делать? Всё то же: успокой свое  море и дерзай в своих джунглях…

Смирение - это благодать статики, а смелость -  благодать динамики. Вдумчивость же -  причина и источник всякой благодати, шестое чувство.. . Чувства - это пейзаж: без вдумчивости ты не понимаешь его и остаешься животным…

Есть люди смирные - но нет в них вдумчивости, потому что нет  смелости; и есть люди смелые, инициативные - но в них вдумчивости тоже нет, потому что нет  смирения. Всё  это сразу видно: вот смирный залег у входа в мир познания, а вот смелый рванулся и сразу застрял - у входа же, но на полшага впереди, в авангарде, так сказать.

 Творческая установка: искать или необычное, или прекрасное. Развивать свои смелость и остроумие, позволяющие делать необычные ходы и развивать своё смирение, позволяющее безмятежно сиять.

(«Текст среднего качества» – «Главное, эти три слова снова по пять раз назвать»)

***

Как трудно быть впереди остальных: одиночество; и трудная вера в то, что хотя бы в будущем кому-нибудь пригодятся материалы твоих экспедиций. Сияешь, но как-то непривычно - и всем не хватает или смелости, или доверчивости. Я уж не говорю про слепых. Вот почему хочется написать, что хочется выть. Сидишь, как волк один, угрюмым вечером у своего горячего костра, а видения всё несутся и ты изо всех сил стараешься остаться человеком, чтобы разобрать всё то, что в них написано. Будь рядом кто-то, это было бы почти легко. Мы бы даже размножались!

***

Узнал, как выглядит голая боль. Все время одетой со мною ходила, даже по моде, но тут стало так больно, что принялась  раздеваться. «У  меня с болью роман, люблю ее до безумия, доктор».

***

Книга первая: Евангелие – «Благая весть».

Книга вторая: «Не принятая благая весть».  Не будь первой книги, не было бы и второй. Чуют это и стараются первой книги не касаться - живут так, как жили до нашей эры...

***

Нож тоски вошел в душу: если буду чистым и сильным, будет произведена операция, а если грязным и слабым - убийство. А вообще-то я легко могу отложить этот нож, забросить его или спрятать; к тому же, говорят,  можно обойтись одним разом, одним взмахом... - но для меня  самое милое дело теперь игры с ножами. «Ужасно скучно было раньше - теперь я это понял». (Впрочем, я еще собираюсь стать идиллическим садовником! - Собственно, для того и ножи: это же операции по усовершенствованию своей природы - чтобы можно было в раю жить, не раздражаясь!)

***

Опять неудача. «Ага; ну понял - и согласен» - говорю я, «такой легкой моя удача быть не могла, она бы меня только испортила и расслабила» - и продолжаю стараться дальше. Но дальше пока  тоже одни неудачи... И всё же я продолжаю верить в удачу, в большую удачу - почти уже как дурак несусветный! «Пусть, пусть», говорю я смущенно, немного жеманясь, «я на всё это согласный...»

***

И вот опять  брожу я по культуре и религии, этим двум кораблям,  тяжело груженым дурной бесконечностью всевозможных искусственностей и выспренностей, выдаваемых за индийские и чуть ли не небесные пряности, и опять  вижу, что жизнь слабо искрит лишь в точке контакта этих двух посудин... Хотел пригласить  посмотреть на это чудо, но один перед телевизором расселся непорочно как  храм, а другой был слишком поглощен лобызанием мраморной статуи...

Потом я полюбил девушку, в которой было такое же искрение,  но сама она его, оказывается, вовсе не ценила, считала мелочью, норовя попасть в компанию всё тех же тяжеленных статуй - что были ей совсем не по весу и росту - а дома перед телевизором страсть как любила посидеть…

«А на нейтральной полосе цветы – и девушки, и жизнь -  необычайной красоты»...

***

Я увидел ее и  почему-то запрыгал на одной ноге,  как через скакалочку, но тут к ней подошел ее кавалер и они зашагали на четырех ногах...

Вообще, она казалась очень милой, но вот вникаю я в неё и что же? – «неужели и ты, милая, такая же простенькая?!» Выделяется лишь желание ходить с кем-то под ручку... Впрочем, я и сам без году неделя, как оттуда - всю жизнь эту свою вороватую, рабскую простоту из себя по капле приходится выжимать. «И я тоже милый!»

__

Конечно, эта М2, видимо, лучше всего выглядит в постели, а дальше – ближе к жизни – по убывающей. Задатки есть, но некому их развить, одни постельные дела развиваются. Да и любит ли ее «Ш» – не женится, в квартире не прописывает. Может, просто обломал ее и ей пока некуда вывернуться….

С мещанами всегда вполне можно иметь дело, если вести себя кротко как голубь и мудро как змея!

Дорогой шли через тот минигородок из панельных пятиэтажек, где, видимо, живет А2. Заросло всё огромными кленами, тихо, машин нет… - особый поэтический мир, хотя с нашим «хутором» на горе всё равно не сравнится…

«Ш» в конце расположился и соткровенничал насчет того, что людей он не любит – а когда мы входили, он как раз с М2 крупно ссорился, она заплаканная сидела…

Заболел (А. счет в тройном размере!)

***

Внизу - где всё огромно, широко, прочно и квадратно - ничего же решилось в нашей борьбе и потому мы стали сползать в некие джунгли, поднимаясь в некие горы - и вот там-то, на верхотуре, на неком гребне всё и решилось, уже никак не могло не решиться, но как решилось, сказать очень трудно - почти ничего не видно на таком расстоянии и сквозь такие дремучие леса... «Я открыл мир, в котором ступала только нога человека, но не его голова - а в ней-то всё и решится, потому что все ответы будут  заострены до четкости лезвия...»

***

Не очень понимаю слово «прелюбодеяние». Понимаю слово «похоть» и все матерные слова, его сопровождающие, и понимаю слова «измена», «предательство» и «нечестность»  - не так легко установить, является ли преступным то или иное любовное деяние, потому что зависит это, я думаю, единственно от наличия или отсутствия любви. «Мне говорят, что так любить нельзя, но я невиновен...»

***

«Лучше не думать» - «Лучше не думать, если не о чем думать. А если есть о чем думать, то лучше подумать, додуматься и снова не думать специально, а только рассеянно и машинально...»

__

Г2 Вовке: «как только тебя вижу, хочу с тобой в постель».

Вовкин сон: вдруг видит, как из под половицы выглядывает чьё-то крыло. Затем из подпола выбираются три большие птицы – орлы! Начинают ходить по комнате, Вовка им попить дал, один из них какой-то инвалид…

***

Электрический свет  кажется жужжащим, как муха. Тихо в комнате, нет мух, холодильник отгудел, а лампочка отродясь не зудела, но в голове моей по-прежнему шипит тяжелое подозрение насчет электрического света: «технический он, а техника  гудит так или иначе. Подстанции гудят, электроны в толстых проводах снуют, как злые шершни... Налили мне полную комнату мочи для анализов – и сейчас все мухи слетятся»...
 
Я болел, лежал и за полсрока жизни своей день успел сделать квадратные окна своими глазами - и он стал смотреть на меня и взор его то наполнялся светом, словно он улыбался безо рта, то тускнел, наскучившись зрелищем тупой устойчивости моего заболевания. Войти бы  внутрь этого золотом  груженого дня, но кто меня отпустит и покажет верную дорогу к идиллии...

Трактор тракторшу тянул на буксире по разбитой осенней дороге вдоль леса, что глядел китайской пустыней и вспоминал тот единственный день, когда он летал…

__

Г2 Вовку встретила довольно кисло, мол, надо подумать о том, чтобы закруглиться…
Та же М2, наверное, по горло сыта половой любовью и зачем ей менять один член на другой; и зачем мне пытаться кого-то заменить в ее постели и отверстии…
Это как лотерея: набираешь «шары», кандидаток…

__


Опять Г2 соблазняла Вовку вовсю: подсовывала ему фото, где она в голом виде! Но, видимо, у нее с мужем состоялся разговор, кончившийся ее обещанием «завязать». Впрочем, еще и в баню вместе мыться стала звать!

Для меня главным в определении отношений между мужчиной и женщиной в качестве супружеских является факт совместного владения имуществом – наличие интимной жизни или отметка в паспорте еще ничего не значат…

***

Могу вести себя как ребенок, не думая о завтрашнем дне, не думая до завтрашнего дня - чувства и мысли мои отлично настроены и прекрасно работают в режиме автоматическом... Только поворачиваю лицо свое к тому, что мне нравится и отворачиваю от того, что не нравится - я полон четких  симпатий и антипатий и потому мне жить легко и приятно. Не думаю о том, что от меня не зависит, не ухудшаю свою судьбу попытками вмешаться в нее, а отношение ко мне Бога - болезненными просьбами к Нему…

***

Сегодня я получил огромный подарок. Я вышел с ним на улицу, где текла огромная река свежести, и деревья стояли осыпанные золотом, я ехал с ним в трамвае и смотрел на бледное солнце  и бледное небо.… Некие люди предложили мне продать мой огромный подарок. Мол, пожизненно будешь получать по миллиону «деревянных»  ежемесячно, не особо напрягаясь. Они трижды набавляли цену, прежде чем дошли до этого миллиона. Мне было жаль, что я им причиняю беспокойство, заставляю напрягаться. Впрочем, им за это платят. И, наверное, много больше миллиона…

 Среди серого потока вдруг сверкнули три девушки - одна в малиновом плаще, другая в сине-зеленой куртке, а третья с длинными волосами... - я сегодня получил огромный подарок, жизнь, и никто не испортит мне праздник и рай...


***

Кто-то с жестокой силой выбил меня из обычного строя, я закрыл глаза на пять дней и отправился путешествовать. А за окном летела золотая осень...

***

Барракуда, подплыв, предложила мне выбор - она хочет есть меня нежно или же любить жестоко...

***

Где-то снова прогремели взрывы, но осколки я пока на периферии  собираю.  «Богатыри не вы, главный сюр, конечно, начнется позже, ближе...»

***

Я разный, разный. И на себя не равняюсь, не только на других. Я опасный, опасный…. На всех равняюсь, не только на себя, но равнение мое не евклидово, что ли...

Когда я терял ее, свою сумасшедшую, с нуля сшедшую силу?.. Зачем ты зашел в этот магазин и  в этой парикмахерской стригся - прощай, Самсон...

***

Долгий поход за тремя классными фразами. Раньше брал  подряд всё,  чем завален ближний мир, но теперь вижу, что это было не здорово…  Мне нравятся не только классные фразы, но и долгие походы. Даже так: после долгого похода, всё становится классным, вот только тебе уже немногое нужно:  ты берешь три, а остальное оставляешь  на завтра, долгое завтра…

__

Какой с А2 секс? – от нее должно произойти 12 здоровых мужиков – штука серьезная, не до забав. Другое дело, А. – это персик, мечта…

***

Привлеку всех и мещане перестанут быть пассивными помощниками косности и зла…

***

Нашел заброшенный детский сад, научился в нем жить и играть. Был никому не нужен и мне было очень, очень хорошо - словно  попал на сказочную планету без отделов кадров... Но вот однажды к воротам с грохотом танк подкатил. Туда-сюда вдоль песочницы ездит, сломать ее не решается, но мне, однако, уже холодно стало. «Спрятаться  в неподвижность хочется»... Всё больше техники вокруг – маленькая бравая армия.…  Всё не решаются. А уже по радио узнал, что я, оказывается, враг народа, что весь народ единогласно мой образ жизни не понимает... И вот явились четверо с закатанными рукавами, в руках одного - простая удавка... Или сначала ко мне шестеро явилось? - любопытствуют, «нравится»...

Я с взрослой серьезностью продвигаюсь к своему будущему детству... Есть люди, которые веселятся в своей взрослости  - «моты» - и есть люди серьезные сугубо – «жмоты». А я ухитрился почувствовать себя уютно между мотом и жмотом, примирил их на миг - презирают друг друга ужасно…
__


Смело напоносил два ведра: есть спрос, понес.

 Достали меня эти скептики - до тонкости сжатые губы - им хоть что предложи, не возьмут. Я им не нужен ни ***... А их много - без них сразу мало шансов на продолжение жизни остается.      

(«Зачем ты это написал?» - «Захотелось и написал себе смело... Когда мало шансов, не до реверансов»)

 Шел по лесу и чувствовал, что всюду ступала нога человека.

(Долго не был дома: пришел и увидел, что все в нем привычно невероятно…)

Каждый скептик себя гением считает - только для гения все недотепы, все не то, не туда, не тогда. Тайные гении, лесные. Я им советую научиться бредить и лезть напролом. «Будь палкой с завитушкой в кармане. С двумя завитушками - по одной в каждом кармане...»

(Так я всю несвободу сломаю - и никто, наконец, не заставит меня лекцию читать, правило писать, смерть выдумывать. ...Фиг буду я теперь говорить старательно. Правильные речи надоели, старательно неправильные тоже. Всё фигня и фигня фигни, как еще Соломон,  обожравшись, бурчал...)

Рай  сейчас без меня где-то живет - что я делаю в этих странах странных, ****ь? ...Места ненадежные, темные... -  а где ясно, там уже давно офигенный дом захерачен. ...Из каждого дома по трое выглядывают в зеленом тумане и смотрят на тебя так, словно ты им муж и папа... А я дерево нарисовал и пошел искать - кругом столбы провода  натягивают, а сами слепые, суки... «Пить меньше надо. Без тормозов ты, парень» - я съел слово «надо», самолету море по колено, сам тормози перед каждой волной, позу покорности исполняя... Хочешь, докажу, что человек произошел от обезьяны, а муравей от человека? ...Муравей трудолюбивей обезьяны. И красивей. Надо только сделать очень большую лупу, чтобы Он нас заметил. Приспособить бы к этому делу обезьян, посулив превращение в человека...

Зачем я буду делать то, что уже проделал мысленно? И кайф уже получен, и за все заплачено... Нет, я буду делать только то, что мысли мои проясняет. Без практических экспериментов мои теоретические исследования не обходятся - слава Богу, не улетучусь пока, хотя и пар...

Что робеть-то? - мне за робость не платят теперь, я сам велел, чтобы меня так наказали. А плату за смелость  сам назначу себе. Я, может быть, все же очень хочу от голода и одиночества сдохнуть. ...Нет, я очень хотел стать человеком, но эти роботы мне так и не дали – «ну тебя к Богу, ну тебя к лешему...» Я везде был - и у господина таракана, и у Господа Бога. И обезьяной по путевке. Воспарял, окаменевал, воодушевлялся, разрушался, в чучело превращался и даже робота на службе  два часа подменял. Тихо было, никто не приходил, не уходил, делать  нечего, только солнышко в глаза светило, но я инструкцию застекленную на стене изучал...

(«Теряешь веру в людей» - «Веру в то, что их поход в рай обойдется без крови. Рай будет строиться, но и рек кровавых станет течь столько, что географы и местные индейцы замучаются давать им названия. Толпы сумасшедших будут катиться комами с горы, воображая  себя то крестоносцами, то рыбками гуппи. Здравомыслящие же будут твердо охранять пустые склады, то, что от складов осталось - а от них ничего не осталось, всё мечи порубали, а рыбы втихомолку сожрали...» - «Но и это еще не конец?!»)

__

«Корова»: А. обнадежила! (А2 нет как нет – и слава Богу) Явилась около девяти, страшно нервная, порывистая, поэтому песенки свои пропела невзрачно-машинально… - но и «судьбу на холсте» спела, где «всё тебе простится», говорится. А ведь я не надеялся ее увидеть, хотя и день рождения Ж.: «забежит днем и все дела» – не забежала! И правильно, что картинку с собой не взял – теперь буду вручать ей ее в воскресенье! Сама предложила! Сначала субботу отвергла – и я изменился в лице («суббота – это святое»), но тут же предложила кое-что получше. А до этого М3 – неприятная, подозрительная – как-то шутейно поминала любови А….

«Н-н» пытался поддеть: «а что ты, «Н-н», без А. приходишь – поссорились?!» …Она, может быть, выжидала А2 – не пришла бы, если бы та явилась; она ведь иногда поздненько подползает.

Поминала, например, что вчера ходила на «Тоску» с подругой. Одета была очень простенько: «не от кавалера явилась».

«А знаешь, А., с чего у нас с А2 сразу размолвки начались? – я ее в первый же раз машинально А. назвал!»

А Ж. была так довольна картинками – сидела около меня…. Но, конечно, я на нее после А. уж и не смотрел….

М. почему-то был очень расположен ко мне – зауважал за успехи или сами рисунки нравятся?! Согласился, что чистый авангард – это разрушение, смерть, голая техника! «Формы должны потечь» (как у Кандинского, который ему, якобы, нравится).

Бедные у А. в этот раз были глаза, ободранные. Она пыталась быть милой, но ей было не до чего. На профессионализме попугая проехалась, на мелкой-мелкой воде…

С М3: она что-то сказала – я, с милой насмешкой: «какая ты объективная»; она дальше – я: «какая ты умная»! стала какие-то фамилии называть – «О-о!» Ретировалась, злорадуясь тому, что фамилии-то московские…

Фамилия каких-то «Л5» поминалась и «Р2, в которого А. влюблена». У Л5 они чай пьют…


***

«Все-таки ты лукавишь - посмотрел бы, какая у тебя улыбка плутоватая» -  «Знаешь, может быть, и лукавлю - а где, не пойму. Да и какое веселье без лукавства,  игры,  маленького, доброго обмана... Но верю в свою способность отличать хорошее от дурного - я этому учился, пока вы пытались научиться жить красиво...»

Странная способность разговаривать с полузнакомыми людьми как с давно знакомыми. «Друг, мы же с тобой годами не говорили откровенно, я по-дружески всё смазывал и сглаживал, а ты принимал это как должное...»

__

Стихи А2 – самые милые сказки, какие знаю. Если бы мне такие в детстве побольше читали, не вырос бы такой пошлой и худой свиньей. …Пишет «я скучаю» – а чья вина, А2, что мы с тобой скучали порознь… (Интересно, муж заглядывает в ее тетрадку хотя бы для порядку – обалдел бы!)

Что, Н1 с Н2 и им подобные думают, что я буду из кожи вон лезть, пытаясь обратить их в истинную веру?! Домой их буду зазывать?! Нет, нам с А. надо любить друг друга, а не философствовать – ей 18 лет!

***

Какие-то  недоразумения без конца разъединяли нас - то непогода, то транспорт сломался, то рабочий день праздничным объявили, то плохое настроение... - но зато когда, наконец, все эти нелепые ухабы и ненужные повороты кончились, мы с ней стали общаться беспрерывно, никак не могли закончить, на два метра разойтись. Недели пролетали так – и, значит, это накрепко, на годы...

Оба  хорошие люди,  но вот сексом занялись почему-то звериным - как столб с ямой.  «В чем дело, милая, что за ужас у нас с тобой выходит?» - страдальческий шепот обессиленного, мокрого и грязного...

«Командовать парадом буду я» - «Разумеется, милая, у меня фантазии ни на одну команду не хватит. Мне самому-то хочется только сидеть с тобою рядом беспрерывно и чтобы хорошая погода не кончалась. ...А ночь  настанет - мы пойдем с тобой на соленый берег и за морем увидим  красный отсвет вселенской бойни командиров...»

***


Авангард существовал всегда, как всегда существовала смерть. Всё, что не реализм, то авангард (или постмодерн, но бродяг редко ставят на постаменты и в витрины, под стекло), и неважно, что называется он, например, классической оперой или готикой с барокко...

В реализме трудно быть гением (настолько заурядное это дело), но зато каждый «гений» ценим и храним. А в постмодерне чуть ли не все гениальны, но  лишь в виде исключения кое-кому из них разрешают сменить грязные одежды на  княжеские - да и то, обыкновенно, лишь посмертно; т.е. в гробу, в могиле переодеваются. ...А авангардист гениально всё сломал, но народ всё же сомневается: «а, может, он  не гений, а придурок?!» ...Постмодерн - это народ. С удовольствием слушаю все «народнические» речи  - про силу народную, характер, волю, смекалку, веселость и талант, талант, талант. Хотя и не уважаю профессоров-ораторов...

***


Я прочел Книгу,  услышал Музыку и  увидел великую картину Заката - что-то вошло в меня, наполнив грустью и отвагой, я стал расти и подниматься на ноги, и  себе оружие ладить…

 («Я был бы избит давно, но все парализованы видом моим» – «Не все» - «...Я ничего не выдумываю - эту музыку, например, вы сами можете услышать на многочисленных кассетах - и  ничего не даю читать тайно. Впрочем, каждый обречен на то, чтобы в жизни его разок побили или ограбили...  и умертвили. ...У меня не разбои, а бои, я не разбойник а простой воин - мудрый, кроткий и очень меткий». )

Музыка заката на кассете дня... А по утрам я читаю такую книгу, что хочется пуститься в пляс -  мир в ней предстает таким красочным, что мне, наконец, хочется жить.

__

«А., если у меня нет никаких шансов, то ты так и скажи, я поверю. Скажи, например, так: «гаденыш, у тебя нет ни единого шанса»…

***


Чувствую, что  как человек в эти дни не силен, но вот творческую жилу разрабатываю интересную, мощную: «Потерплю, время ждет; кричит пламя в печи, чтобы ковал, пока горячо. Но на всякий случай буду осторожней в общении, чтобы не проиграл что-нибудь кто-то из близких людей на меня, малодушного, бессмысленного и  про них забывшего глядючи...»

«Чем занимался?» - смотрит на меня подозрительно. «Ничем. Ни в чем не видел смысла. Смысл жизни искал» - «Нашел?» – «Да» - «Где он?» - «Догадайся!» (смотрит на меня бессмысленным взорам) «Рядом сидит!» ...«И что теперь делать будешь?» - «Буду обеспечивать смысл жизни теплом, питанием и всяческим душевным уютом»…

***


«Сильным становиться опасно» -  это нелепо. «Добрым становиться неприятно» - это тоже нелепо. А больше я ничего не утверждаю. И пусть меня распнут - если только сначала захотят (я же добр), а потом смогут (я же силен) -  снова повторю, что сильный не останется без средств, потому что всё может (даже думать), причем быстро и хорошо, а добрый не останется без друзей, потому что тепло и кошке приятно…

Могучий Обух обернулся, наконец, на слова мои, но по глазам моим увидел, что я понимаю, что лаю как Моська на Слона и потому снисходительно не стал снисходить на меня Топором своим…

Пустозвоны расселись по своим колокольням, пустобрехи – по лавочкам своим под забором. Тема сего дня - буддизм; все монахи-собаки изучают сию религию восседающих, ее главный постулат, трезвоняще лающий, что  мы не можем понять друг друга, потому что у каждого на личной колокольне своя конура...

Моя писанина - это такие  обширные дебри, что каждый, кто не начал их изучать с шести лет, с 1-го класса уже, скорее всего, опоздал и никогда не дойдет до конца! Рассылай тогда по этому славному лесу зондеркоманды -  санитаров не хватит! «Обмотал себя, гад, вокруг восьми дерев, что упоминаются на 308 странице 38-го тома и кричит, что он ежик в тумане!»

***


«Ударила его под дых и так расстроилась, что согнулась. И он, конечно, согнулся, послушный. И в разных местах согнулись - успели разойтись, прежде чем согнулись; даже убитый, говорят, не сразу понимает, что он мертв... И вот, оба думают: «мог (могла) бы и пожалеть теперь, небось и в ус не дует» - не знает, что он (она) согнулся (согнулась)» (так согнуло, что даже нужное правило русского языка не вспомнил. Или вспомнил? «Извините...»)

***

Маленькая загородка, а за ней рай. Тоже, конечно, маленький, но ведь рай. И загородка такая маленькая-маленькая - ее и нет почти. А рай все-таки есть, я в это верю прочно. «Как, переступив через загородку огромною ногой, не раздавить весь рай?» - «Не переступай ногой, это рано, рано, пусть пока только глаза бабочками и стрекозами летают...»

***

Голова всё время неясная. Все слова в ней неясны и вся музыка неясна, все образы, наверное, тоже неясны, но я пока не вижу ни одного, настолько неясны. В данный момент ясно вижу лишь слово «неясно». Надо быть богом, рабом Господа Бога, чтобы суметь всё прояснить…

***


Мне казалось, что граница в чудесную страну на замке, но как же приятно я был удивлен, когда хорошо смазанные ворота стали мягко раскрываться от первых же моих прикосновений. Она даже «поцелуй меня» прошептала...

(Дали повод и я мечтаю от души, подозревая, что это лучшее, на что он годится…)

«Любовь к тебе пустила столь глубокие корни, что, не дай Бог, если с деревом ее что-то случится и его придется выдирать - всю жизнь потом мне придется жить возле котлована и ямы. Словно дерево взорвалось, супер-ожило во взрыве...»

(« ...Ее тысяча и одно «нет»...»)

Любить - это тоже страшно. Гораздо легче отвечать только за себя, рисковать лишь своей жизнью... Положишь свою душу в душу другого, а он вдруг предаст тебя - разве это не страшно?..

__

Вовкину Г2 повадился Г2-тиной называть. «Г2-тинки отведать».

Многие говорят, что моя писанина затягивает – меня это радует: я же и сам «затянут»!
 
***

 «...Я не страдаю и то хорошо»  - «Тебе это только внушить себе удалось. Ведь страдания и неудобства, и неудачи, и неудовлетворенности бесконечно разнообразны  и настолько постоянны, настолько срослись с нами, что их почти не замечаешь - немного буддистского тренинга и их вообще не видишь - но они есть, тем не менее; и болезни, и неправильности, и неистинности, которые им причиною, тоже есть... Я уж не говорю о том, что жизнь так хитро устроена, что вместе со страданием всегда убивается и радость - человек просто замирает, пытается замереть, умереть, не умирая... Ты и сейчас со мной говоришь с вызовом и нервным беспокойством - о каком же не-страдании может идти речь?! Покой не там, не у истукана Будды...»

***

Нельзя жить одиноко в городе с миллионным населением - чувствуешь себя величиной, неудержимо стремящейся к нулю. Во всяком  случае, нельзя путешествовать по городу:  видишь два миллиона окон, глаз и ужасаешься, ужасаешься... Можно только дома сидеть и смотреть на пустынную улицу, воображая, что никакого города в соседях  нет, но  лучше выйти и под страхов огнем попытаться найти кого-то, кто будет тебе как сестра или брат...

***

Не хочется верить, что наша жизнь называется «кормушка – станок». И письменный стол - станок. И скрипка - станок... И письменный стол - кормушка. И скрипка - кормушка... У кормушки сытно, а у станка спокойно, но как же быть с живой душой и смертью? Вопрос отложен, душа отложена - но приближается...

__

А. тогда, во время моего объяснения, когда мы на лавке сидели, с моей стороны положила сумочку (сразу пакет А2 вспомнил!) - но посередине разговора убрала ее к себе на колени…

***

Я как тот повар, что не ест блюда, которые сам готовит. «Разве, если что-нибудь новенькое и совсем вкусненькое» -  вот и стараюсь, придумываю и творю неустанно - чтобы не помереть голодной смертью. Ведь есть, вообще-то, каждые Божьи три часа хочется. Сходишь в гости на эти три часа, вернешься почему-то обязательно голодный и давай соображать - а плохо голова соображает, что же ей такое сообразить-то...

***

Итак, по моей теории мужчина может быть многоженцем, но не имеет права бросать жену, а женщина имеет право бросить мужа  (оставив ему детей), но не имеет права иметь нескольких мужей. «Переспал»? - взял в жены. Изменила? - развелась со мной. («А я вернуться хочу!»)

***

Кашель старый, рыхлый - как снег старый, в кучах, что за зиму дворники собрали...

Насморк новый, сильный - как водосточная труба во время ливня,  дождичка в четверг...

__

Вовкин сон: все в подземелье, едут на эскалаторах, но поднимаются очень медленно, по одной ступеньке в год. Похоже не на метро, а на шахту – сыро и грязно. Стали сговариваться, чтобы подкупить или обмануть надсмотрщика. Потом стали показывать на того, кто уже высоко, а мерзавец – мол, ему можно, а нам нет? Мол, невтерпеж эта вонь; мы голые по пояс…. А тот в ответ взял лопату и стал орать: «а ну, покажите мне того, кто это сказал?!»…

__

Свидание с А. в библиотеке: созналась, что это она была в среду с тем парнем. «Ты сам повесил их на тонкой ниточке» – о моих надеждах. Я о парне: «такой же был и в сентябре»; она поправила: «тот же, а не такой же»; я, машинально: «тот же, такой же…»

До чего противно на их – и ее – бодрячество смотреть – из-за него они таланта лишаются и неприятно пробивными становятся. А как ужасно она выглядела, когда поняла, что произошло – стала злой и мертвой; сучила худые, холодные, серые ручки и рассеянно слушала болтовню «Н-н»…

Она задержалась на занятиях и буквально прибежала полпервого, с опозданием на полчаса (отложив обед, который ей был дома приготовлен) - веселая, симпатичная, в новом пальто (я тоже куртку новую купил, но передумал одевать – не чуял праздника), но по моему бледному и унылому виду сразу смекнула, чем пахнет…. Т.е., якобы, она вновь полюбила меня. Мол, кадри меня. Возможно даже, что решила поработать на два фронта (Ж. научила!)

В конце, у крыльца разговаривал с ней уже не глядя на нее – рассеянно, с болезненной гримасой и слезливым напряжением в глазах смотрел по сторонам и желал уйти, не пытался ни о чем договориться – получилось, что я уже уходил, а она еще говорила, полушутила-полуоправдывалась, полулюбезничала-полуукоряла. …Она еще умудрилась вставить очень неприятное словцо: «это твои заморочки». Нахваталась гадости. …«В таких случаях надо к ногтю, чтобы не было надежд – ты же знала моё состояние» – «Я кого-нибудь когда прижимала к ногтю?!» – «Не знаю, не знаю…» …Играется подвешенным, полуповешенным. …Щербакова она переиграла – слова потеряли смысл. …ох, и много же нехорошего бурлит в ней – и настала бы скука, удушье, а не праздник (скука под видом праздника). С одной такой женой, как с тремя! (так пусть их будет девять!)

Показал его, «куртки» рост, не вставая со стула…

Всё говорила на крыльце – может быть, подсознание ее помнило как любовь моя разбилась в первый раз: она отошла и я молча ушел. «Только не разбейся».

Светлые джинсики были те самые, симпатичные, вот только она пальтецо не снимала – на скорую руку кадрилась, «пообедать еще надо успеть». А ботинки на моднючих каблуках мне всегда были чужды…

***


Состав в пятьдесят вагонов с литературой подошел (стахановец вез), но в журнал лезет только маленькая тележка. Затоварились как лес деревьями - навсегда. «Вась, Вась» пошли и даже «шуры-муры», чтобы каким-нибудь бочком на эту тележку попасть, опиши - не поверят. А ведь тираж у журнала маленький с тех пор как всех, кроме стахановцев, профсоюз бесплатной подписки лишил и было научно доказано, что свинец печатных букв вреден для здоровья наших задниц...»

***


Миллиард развлечений вокруг, все только и делают, что угождают, продают свой товар, но мещанину всё равно скучно. А проблем он видеть не желает (я-то как раз решением проблем развлекаюсь - совмещаю приятное с полезным). Остается что-то делать - что ничего не решает и не развлекает, но все же...

***


Мотает ее. Школьную мораль  разметало как изделия из цветной бумаги - и остались лишь искры Божьи. Добро и зло гуляют, носятся, напевают, свищут, в замысловатые клубки свиваются. И она еще только начала учиться «благоразумному буддизму»…. (Это когда все грехи делаются сознательно и осторожно - чтобы не сдвинуть себя с неподвижности. Добро, кстати, тоже делается  «благоразумно»)

Как и все, она старается быть симпатичной и милой, но не понимает, что и ангел и проститутка равно могут быть симпатичными и милыми, т.е. то, на что она обращает всё свое внимание и все свои силы ничего не решает - и она остается беззащитной пред Важным…

«Моя левая рука ушла блудить, а моя правая рука уверяет, что принадлежит другому. И тело моё, в итоге, в квартире и кабинете моих присутствует лишь номинально, как мебель, лишь тревожные взгляды выдают присутствие жизни...

***

Скучный пейзаж: серые домики; он же и мертвый пейзаж: пустыня из темных каменных скал. Но я начинаю разогрев всего и что-то начинает происходить и меняться: какая-то растительность проросла, какая-то вода потекла, подул ветер, что-то заклубилось и тяжело задышало. Земля как вулкан проснулась, стала лавой, закрыла небо, поднявшись до небес. И некий голос прошептал мне: «Смотри  внимательно: сейчас произойдет оно, рождение, бурлящая поверхность выбросит из себя некий шар, что будет премудр и прекрасен...»

***

П. рассказы и сны: «Один парень умер - какую-то он бомбу кидал и взорвался - и вот, следующим летом его жена видит сон, будто  сидит он у забора рядом с воротами в белом нательном белье, вроде солдатского. Тут же что-то постелено, газетки какие-то. А белье всё насквозь мокрое. Жена подходит - как знакомая, а не как жена – и спрашивает, как живешь и прочее. «Ничего» – говорит, «только скажи матери, чтобы не плакала - всё время мокрый хожу» - «А что в ворота не уходишь?» - «А вот, дождусь Сашку с Олежкой и вместе пойдем» - и те, тоже молодые, умерли вскоре!»

«Один мой друг в Чехословакию уехал служить, а я стал к его жене  заходить. Она всё время такая приветливая, приглашает, просит подольше оставаться, если придешь. Я, конечно, подумывал о сексе разговор завести - а то, может, обидно ей будет - но не хотелось друга обманывать. Тут она сама начала разговоры, что по ночам ее чья-то мохнатая рука гладит, за всякие места берется - и «то ли снится мне это, а то ли наяву». И до мужа, говорит, такое было. А с ним - нет... И вот, один сосед узнал, что я к ней хожу и говорит: «не ходи к ней». Серьезно говорит, с намеком. И я не стал ходить. Но стал мне  сниться сон - четыре месяца один и тот же: что я лежу под женщиной с грудями и с темным пятном вместо лица, а после чувствую, что целует она меня в губы каким-то невероятным засосом и я начинаю задыхаться, и выдирать ее губы как какой-то укоренившийся куст, и просыпаюсь, и долго не могу отдышаться... И так и не хожу к другу домой до сих пор - а он приглашает...»

«Часто встречаю во сне кого-то из тех троих умерших. Причем, увидев его идущим навстречу, отдаю себе отсчет, что не надо с ним встречаться, но здороваемся, коротко разговариваем («как дела?» – «нормальный ход») и расходимся. И я после себя в испуге спрашиваю: «не приглашал к себе!? Вроде нет...» Еще видел кого-то из них в большой компании и вот, они напали на дом, в котором я был с кем-то. Мы забаррикадировались, изо всех сил изнутри держимся и через полчаса  напор ослаб. Выглядываем - вроде никого. Пустая сонно-солнечная улица, тишина. Чувствую просто страшную радость. И, героем: «ну и сны мне снятся!»…»

***

...Женщина - это жизнь, а авангард (от которого сила) -  смерть - вот почему мало «великих» женщин: в них заложен инстинкт бегства от смерти. И не надо им этот предохранитель ломать - пусть воюют мужчины. Сломав его, станешь мужеподобной - и в оправдание своё будешь говорить, что не хватает настоящих мужиков. И душа поэтому же всегда слаба - если она душа, а не полено.
 
***


Шлягеры случаются не чаще, чем праздники в году. И праздник привлекателен в любом виде, проглотят и постмодерн. Но как людям, незнакомым с авангардом, с силой - и с тупиком, в который голая сила заводит - оценить постмодерн будничный, эти каракули и пятна, исполненные тонкости и философии... А перекормленные авангардом забыли, что такое природа, что она принципиально шершава и корява, антисалонна...

***

 Неверующий говорит «всюду клин», а верующий, с неверующим почти соглашаясь, вносит ту поправку, что всегда остается узкий просвет,  путь, ведь не могут двое злых и тупых идеально притереться друг к другу…

__

Опять возродилась надежда на лучший исход. Когда в конце я с горечью спросил: «пора падать, да? вниз?», она не ответила…

Под вторым рисунком – арендованным Ж. – вдруг увидел волос. Не может быть, чтобы я был так небрежен – вскрывала?! Искала записку, не зная, что рисунок наклеен?!

Уровнем М2 оказался юношеский секс-сериал «Беверли Хиллс». Либерт показался занудным, моя писанина – недоброй и т.д.
***

Презерватив - «гениальное» изобретение,  позволяющее заниматься онанизмом взвоем. И все таблетки и спиральки из той же оперы. Для людей без воображения незаменимо!

***

Она еще говорила, а я уже отходил спиной и боком, избегал  смотреть на нее, улыбался растерянно и недоверчиво... Еще светило солнце мне в лицо. А ей я каждый раз  свечу, всегда: то сверху вниз - и она задирает голову - то снизу вверх: когда она забирается на крыльцо - и голову задираю я. У меня волосы светлые и глаза, и бледное лицо. Есть фаза, в которой на меня луна похожа. И, твердо выставив скулы, я любому скажу, что презираю пятикопеечное зло (а десять копеек уже на улице не валяются -  пока еще по улицам хожу...)

Я въехал в нее глубоко. Радости прилив обязательный. Вот она - модель страны моей мечты. Лобзаю страну, я въехал в нее глубоко и в этот длящийся миг  забыл все, что слышал о ней иногда...

(А когда  в первый раз обнял ее, она оказалась такой теплой и нежной, что мой ум сошел с пьедестала своего и стал летать, и я сошел бы с ума, если бы только это было возможным в тех чудесных местах...)

***

 «Не учи, я 60 лет на свете живу!»   («А я, кажется, что-то около семи тысяч лет») …Но всё-таки трудно идти против рожна, будь ты хоть какой оголтелости спелости. Я в словах здоров как рожно и мало кому хочется уродливым ихтиозавром выглядеть...

***


Души сливаются, только когда волнуются...

Волна – валун, камень, который отвергли строители. Они построили, а я смотрю безразлично, т.е. ничего не вижу…

***

В реалистическую галерею ходят овцы - кивая: «как  похоже!»; в авангардистскую галерею ходят истуканы -  кивая: «оно! то самое!» -  куда люди ходят, куда мне со своим творчеством деться...

Выписка из энциклопедии: «Люди - несчастные существа, то ли существующие, то ли нет. Их облик, речь и предназначение непонятны. Это так называемые «лишние» существа, странная прихоть целесообразной природы. Если они рассчитывают вызвать у нас  - овец и истуканов, травы и камней - недоумение или жалость, то напрасно надеются!»

Если овец много, то  для разнообразия они заведут бога-истукана (игрушку-истукана); если истуканов много, то они себе для разнообразия заведут овцу (домашнее животное) - человек может завестись только как некто третий между одной овцой и одним истуканом, одной травинкой и одним камнем...

«Подлинная» овца, «подлинный» истукан - но у человека подлинны все его эманации, не могу я запродаться и поставить себя на одну доску с овцой и истуканом. Продавай, мол, подлинники - овца-людоед и  истукан-людоед же...

***

Много боролся за то... чтобы сделать себя самым праведным грешником! Самым правильным, прямо образцовым  - гордиться можно. Всё время каялся и жалел себя: «Спасибо  Тебе, Господи, что я не как тот мытарь - всё время публично каюсь. В последний раз, кстати,  очень искусно покаялся – шедевр»... Он - король, потерявший свое королевство, но не желающий терять свое королевское достоинство, находить достоинство человеческое. А ведь, может быть, и не было никогда никакого королевства, и все замки всегда были  только воздушными, надувными...

***

В этот раз моя мечта чуть ли не с самой высокой горой сравнялась - и что же? неужели и ее придется ломать, налегая всем своим бренным телом и глядя вниз темными глазами и красным, от напряжения раздутым лицом? Неудач было слишком много - разве явится теперь эта могучая удача, которая одна только и способна одним взмахом перечеркнуть их, скосить, завалить, уничтожить... Однако, не дрогну,  останусь мягким: неудач было слишком много и потому я тренирован и закален как бог!» (Надоело тренироваться)

***

Люди дорастали до обладания гигантскими силами - Даниил с друзьями в огне не сгорел, Илия живым на небо уехал... - иногда мне кажется, что и теперь такое возможно. Надо только не ковыряться в привычной мелкоте-суете, а идти в лес и валить здоровые деревья. Как ни изощряйся в возне с мелкотой, она очень крупной не станет. Усидчивость - это хорошо, она вдумчивости помогает, но смелость и силу же не заменит. Надо всё время стараться не закругляться. Иди и возьми - и Бог даст. Он никому не поможет и никому ни в чем не помешает. Он идеально справедлив, судья, а не игрок...

***


«Ужасная неуверенность. Никому не нужен. «Пошел ты в баню». «Давай,  выжму с тебя сок в стакан, и пошел ты в баню, на растопку; гори, пылай, а я с твоей женой мыться буду». Зубы болят. Казалось, нечему уж там болеть, а болят. Живу еще. А денег нет, денег. Жратвы, шмотвы, правда, навалом. И квартирка у нас бесплатная и райская, посреди города на горе хутором стоит. Поживу еще, попрощаю их еще. Делам нужен. Только б не убить кого лопатой...

***

И Бах ограничен - у кого ему учиться было, с кем общаться? И тоже шедевры редки. «Четверки» гоним, а вот «пятерки» - это чудо. Но хотя бы не нулем ограничен, как многие. «Ноль с плюсом» и «ноль с минусом» -  они все только приличный вид делали. Душу не обманешь, она не робот, чтобы «техникой» всерьез восхищаться - если и восхищается, то только как фокусом или вообще  принужденно, всего лишь делая вид...

***


Милый человек, но тоже обременяет, а не помогает, тоже хочет утверждаться, а не сомневаться и меняться... Я, конечно, могу еще  полететь, но  надо держаться уже очень высоко, потому что вода потопа для меня поднимается всё выше. ...Лететь и неподвижно смотреть перед собой - что там по курсу. Вниз, на них смотреть уже неохота - и вверх поэтому тоже с трудом разворачиваю голову: «солнце, ты, конечно, хочешь, чтобы я тебе улыбнулся, но как это делается, солнце...» ...Прежде, чем превратиться в камень, становишься неподвижным в полете. Погибну, если не найду тех, кто верит в меня больше меня самого - а вокруг только те, кто говорит «подвези  за так и туда, куда тебе укажу». ...Мои крылья намокли, а голова как в огне - хочется крыльями обнять голову, но это и будет камень...

***


Рай - это комнаты с очень высокими потолками. И чем выше этаж, тем выше потолки. Геометрическая прогрессия: на три счета отыскиваешь нужный дом и на семь - в рай поднимаешься в нем...

«Рай с гуриями»... - нет: я попал к гуриям в рай. Они меня нежили и холили как бога и это был такой неожиданный и необыкновенный курорт; ведь не было  запаха шлюх - этот запах как цианистый калий убивает всю жизнь, превращая ее в целлофан, целлулоид. И я их нежил; у них было время понежиться; они плавились в моих ласковых, но высоких волнах; они смотрели на моё  солнце, а потом нагревали тела на  песке. Время ушло. Я предельно от всего отключился. Не вставая, пил  воду из местных источников, что лучше вина и виноградного сока и принимал всякие яства. Не заскучал и не подумал ни разу - я уже был слишком умен. Ни разу не запыхался, не вспотел, не завонял... «Она одна была такая - и всех нас этому научила. Раньше мы были нахлобученными замухрышками и слушали  музыку-выкрики, нужную только в трудных ситуациях - чтобы слушать ее,  как наркоманы, беспрерывно искали трудности. А рядом с ней сразу наступали покой и идиллия, мы начинали верить в свое совершенство и в право на рай здесь и сейчас...»

(Я открыл новую истину и всем моим старым истинам пришлось потесниться. Я не изменил им и буду следить за тем, чтобы все они мирно сидели на одной лавочке -  корректируя друг друга в общении.)

***


Любил трех девушек и держался  за одну  левой рукой, за другую - правой, а за третью - взглядом. А они вечно пытались вырваться - и разорвали бы меня на части или  скрутили в жгут, если бы делали это одновременно и  при том не  жалели. Но то одна в руке моей ведет себя мирно-спокойно, то другая смотрит в глаза практически любящим взглядом...

Знала, что и как надо делать в конце, апогее пути, но вот в началах досадным образом обманывалась, а в серединах путалась и потому к концу всякий раз оказывалась в столь неподходящих местах и  временах, что слишком трудно было устроить настоящий  долговременный рай...

(Отшельник с  невероятно подвижным умом. Но, пока оставался отшельником, так вроде бы ничего и не понял. Только приборы для спуска пара наварганил...)

__

А вечером я офонарел: снова Е.А.  пришла! Как это прикажете понимать?! Якобы,  подруга рядом живет. Впрочем, возможно. …Глаза то загнанные, то желающие быть счастливыми. Ум скрыт за начитанностью во всякой белиберде. То доброта выглянет, а то такая суровость и жесткость. «Хорошо, что нравлюсь – всё моё приемлет – а то так бы заклеймила, что не грех уже заранее поежиться». Говорит без умолку и всё вещи мне не очень интересные…

***

«Блаженнее давать, нежели принимать» - блаженнее любить, чем быть любимым.

__

Встреча с А.: «Ты всё с этим?» – «Да, с этим». Выглядела примерно как в самый первый раз: статс-дамой и попугайчиком с большущими, неживыми, блестящими глазами. Эдакая смесь приветливости и отпора. Пошутил: «не читай Мелихова – оказывается, порнография». …«А., я совсем не вижу тебя под зонтом – давай, я понесу» (погода мерзкая) - видел, однако, мельком, как она там, у себя улыбалась… Дал ей Либерта послушать, чтобы она не зацикливалась на классике…

Чувствую себя спокойным, задумчивым – иммунитет появился! А с такими, как Е.А. надо себя осторожно  вести.

Выйдут они все три за малосимпатичных мужиков и сами станут малосимпатичными, обыкновенными – а я один останусь…

***

 Творец - человек отуманенный. Туман из видений. Задача: сделать туман настолько насыщенным и  напряженным, чтобы разряды и  молнии, в нем возникающие, насквозь пробивали действительность…

***

Ох, намешано в людях белого с черным - ни Богу, ни черту не в радость…

***


Сон: лев с оторванной, окровавленной задницей проковылял через комнаты и прыгнул за ванну - некоторое время спустя оттуда вышли две пантеры с пантерятами. Толкование сна: лев-мужлан, видимо, пострадал от женского пола - к примеру, от маленьких львиц (доверчивость не только волкам вредит и не только хвосты губит), но преуспел, став зверем поменьше…
 
***

Старое искусство мне напоминает старую мебель. Конечно, тут не всё рухлядь и нелепые выгибоны ножек и спинок, но всё-таки зачем мне эта яма в глубь веков темно-коричневого цвета…

В пустыне все нищие и всякий поход - за милостыней. Правда, дворец и храм  стояли посреди пустыни, но уже за окном рабы сгорали от жары и жажды…

***

Одна достаточна вымуштрована для того, чтобы быть как все, другая достаточно задавлена обстоятельствами для того, чтобы быть..., а третья достаточно испорчена - для того же. Огонь может зачахнуть от разбросанности дров, от ветра и от сырости...; но, с другой стороны, пока работает только один негативный фактор из трех, шанс не замерзнуть еще остается...

Солдатик скрипичного фронта... Лаборант, экспериментирующий с обращением души в материю... Комнатная девушка, продающая шикарные плоды - злым арабам с наценкой, а мертвецам со скидкой...

__


Понял, в какой ее фразе коренится моя главная надежда: «я замоталась, уже не помню дней недели…»

Иногда она взглядывала на меня недоверчиво: уж не смотрю ли я на нее теперь, после тогдашнего с иронией и пренебрежением? Или уж не хочу ли прикинуться, приблизиться и отомстить?

***


Ага, кажется,  заблудился - значит, достаточно нагулялся и пора искать дорогу домой…

Ага,  стало достаточно странно и страшно - чувствую право вернуться назад...

Чуть было не стал безнадежно сказочным персонажем - еле-еле отыскал дорогу домой…

Добрался домой - слава Богу, конечно,  уже не верил в сие, но еще надо проверить, в здравом уме ли добрался, не засело ли нечто странное, что потоком  вливалось в меня в тех невозможных местах…

 Я нормальный странник - переполненный странными ощущениями. А чтобы не сойти с ума, стал суперразумным.  ...Задыхаюсь от одиночества - часто посреди людей и  беседы с кем-то - до того, что уже начинаю плыть и путешествовать в некой дреме. Зову кого-то в тумане - не видно, кого и не слышно, как...

***

Темнота, а стадо все пасется - передвижное кладбище.

Вечером переоделся и вышел в темноту, называя себя теперь «смертью». Рядом с прочными стенами  чувствовал себя хорошо…

Освоил ночь и выгнал сон, как выгоняют собаку со двора – сон бегал по улицам, перебивался кое-как и громко лаял…

***


Хотел погладить человека, а у него - ожог. Хотел вправить ему мозги - и разворотил всю голову, дымится теперь, как после атомного взрыва. «Не прикасайся ко мне! не подходи! и даже не смотри на меня!» - «Я добрый, но у меня слишком мал опыт общения с вами, люди… Нам надо сближаться медленно-медленно, на ходу быстро-быстро распутывая тысячи мелких трудностей, от этого сближения всё-таки возникающих. Отберите из своей среды людей с крепкими нервами и мозгами: раз я вроде напалма, то они должны быть вроде десантников, живых танков…»

«После смерти каждого из нас коснется волшебная палочка: если от ее прикосновения обрастешь цветами и плодами, то отправишься в рай, а если сорняком - в ад» - «А если травой?» - «Корове под хвост отправишься. Корова - машина, съедающая время...»

***

«Мой первый миллион мыслей»... Бью в одну точку нежными каплями по камню и крепким, настырным клювом по скорлупе, чтобы написать нечто вечное на камне и чтобы явился птенец с новой жизнью в сердце. (Яйцо идеально  эстетично, но должно умереть.)

***


Ужасно крепкие, здоровые дух и физическое тело и ужасно легко разрушимая душа…. Эти здоровяки  никак не научатся помогать ей: если и воскресят ее своим здоровым  духом, телом, то как бы ненароком, равнодушно - и она, увидев это, сразу начинает умирать, набок заваливаться…. В последнее время эликсир под названием «любовь» ищет, от духа и тела многого не требует:   животные и боги такие дураки, прости Господи - что с них взять...

***


«Я рядом с людьми меньше думаю и оттого сразу становлюсь более похожим на человека»! 

«Поучу вас уму-разуму почти что бездумно»!

(«Тебе что, запретили все движения, кроме таких кульбитов через голову?!» - «Да, в зоне творчества запрещено всё, что не имеет ничего общего с полетом»)

***


Их интересует: 1.Карьера 2.Вещи 3. Половые отношения с противоположным полом. Меня интересует: 1. Духовное творчество 2.Общение с природой 3. Душевные отношения с людьми. А карьера, вещи, пол в обозе. Не хочу быть маньяком-карьеристом, отоварившимся глупцом и опять-таки маниакально распалившейся скотиной.

«Стать начальником и беспрерывно  морально насиловать своих подчиненных».  «Отовариться до блеска - и уже не надо ничего говорить или делать, и так ясно, кто тут король». «Подмять под себя что-то юное и  свежее и изнасиловать   - пища богов» (надоедает дрочиться и с женой, и с любовницами, отыскивать юное, свежее в них)

 И разве трудно им о смерти не думать, когда яма находится за таким тройным забором? По крайней мере, до Освенцима старости...

 «Сделал карьеру, проповедуя добро. Купил вещи на эту же проповедь. И девушку соблазнил на нее же» - о  фарисеи, единственные, кого ненавидит Бог. И рядом с фарисейством ходят все, желающие делать добро; и чем дальше ты зашел  в этом своем желании, тем в более контрастном мире живешь: праведник фарисеем очерчивается всё более четко... «Если чувствуешь, что еще живут  в тебе маньяк, глупец и   скот, то лучше попридержи язык и не разглагольствуй о прекрасном, добром, вечном».

А вот робот-ремесленник: раб - находка для любителя карьеры; производитель вещей - находка для любителя вещей; производитель детей, в частности, девушек - находка для любителей пола. Некто поморщился: «мне попался ремесленник устаревшей конструкции; так  сказать, старорежимный робот»…

***


Пастухи, переставшие пасти овец: «сами будем пастись».

 Овца сдружившаяся с волком; исхудала, но в упоении: «скоро я вам дам прикурить, попробуй кто, только тронь  меня!»

__

Частая мысль: ох, доконают меня эти три любви! Невозможное творчество, а теперь еще и невозможные отношения с девушками – это уж слишком! Никто не поверит…

***

Кураж кузнечика: на мандолине так забацал, что я почти воодушевился.

Отдых муравья: стал в раскорячку и голову по-бычьи наклонил - я присел рядом. Поле, трава - лес с миллиардным населением...

 Вот еще улет божьей коровки на небеса: поднялась и исчезла в небе, словно растворилась…

***

Растрескавшееся зло — совсем в угол от дел отодвинули. Молчит, не шевелится, потому что «как начнешь рот разевать и шевелиться, так сразу на куски разваливаешься». Но не умирает, ждет чего-то. (Злого гостя прихода: «открою ему, красавчику-сменщику и умру»)

***


«Металисты»:  «мы свои, свои, не трогай нас, дьявол»? Выжигают те сферы души,  с которыми не справляются,  функционируя с помощью оставшейся части…   (На восстановление, может быть, 20-30лет понадобится - как   Хиросиме и Нагасаки...)

__


Я рационален и деловит среди очень большой путаницы и тумана. Чем больше этот путаный туман, тем больше  твой потенциал. Даже не знаю, у кого много сразу и того, и другого - со своим мечом  стою посреди  огромного тумана и в поисках достойного соперника беспрерывно озираюсь…
***


Творцы так пекутся о возвышенности, что даже лучшие из них попадают в пошлые объятия белых гвоздик и розовых фламинго. Прочные такие объятия, несокрушимые. А мне приходится не только полы мыть и носки стирать, но и, например, коровью голову топором рубить — дешевое, видите ли, мясо. И вот от этой головы в моей башке сразу сдвиг случается и мне уже  не уподобить себя   цветам или  розовой птице...

Сахар — продукт, превращающий человека в декадента и извращенца…



***

Дожди, дожди. Проглядывают ясность и холод, но тут же снова тучи-стахановцы весь небесный зал заполняют. Так хочется убежать отсюда, навсегда покинуть эту дождливую зону своей жизни, иных людей отыскать и иные идеи и настроения…               
      Он умный, но не слишком. Добрый, но не очень. Веселый, но... Восьмой сорт считается первым, потому что первые семь никто не видел. Впрочем, предполагают, что   существует над первым так называемый «высший» сорт. А так: нормальный восьмой сорт...


***


Держу руку на пульсе, что как сигналы «SOS» с самого далекого, в море  затерянного корабля. Собираю невероятно огромную экспедицию ему на помощь - очень темное, далекое море и полная  тишина…
Я изменился, потому что снова таял мой лед - стекая, он оставил во мне борозды и я как забор. …Я как очень больной снег и как  нежная, с хрупким здоровьем земля…


***

Да, вот она, моя философия, мои фундамент и корни. И не требуйте, чтобы корни плодоносили, а среди фундаментных плит было уютно…

__


Ж. – Айседора Дункан!

Любовь с ней – секс имеется в виду – не заинтересует меня больше, чем на полчаса.

Если бы Ж. была спортивной и интеллектуальной (как Алена Свиридова?!), то, возможно, я обошелся бы ею одной?! …Алена Свиридова слишком сделанная и слишком запроданная. Взрослая слишком.

***


Она недоверчиво смотрела на меня, не верила, что такой ребенок и я действительно пропадал и в тоске смотрел вверх, на темное, под вечер, небо. А осень всё длилась,  музыка всё звучала и тексты всё писались. Любовь была рядом, но пропадала в темноте…

Началась жизнь, но быстро расстроилась - мы слишком  долго у телевизора сидели, вот и  не справились. Ходим бледные, друг на друга не глядим, блуждаем и расстраиваемся… («А всё так просто…» - «Простое сбывается или сразу, или никогда?»)

Чувства высоким деревом и высокой травинкой. Чувства лесом и полем. Сбиваюсь со счета, тону, задираю голову и вижу странный солнечный диск…

Попал в зыбкую зону. Брожу по колено в холодном киселе, смотрю на свою молочную реку: «что стало с ней?! всё скисло и превратилось в простоквашу». Еще съедобно, даже полезно, но уже несется-уносится куда-то… Теряю волю, хочу проиграть, ищу тех, кому мог бы  сдаться без особых угрызений совести…

Какой-то полный ноль: не от чего оттолкнуться, не к чему прислониться, не на что посмотреть, нечему улыбнуться и  не над чем плакать - и нечего сказать. «Все чувства сдохли, даже все травинки сдохли» - разочарование;  без очарования даже травинка не вырастет. ...Развенчал, лишил цветов, плодов - и семени – всё: «последний год живем».

Смерть - единственный тренер. Мало кому удается записаться к ней в секцию, мало кому удается стать сильным; все занимаются ничтожными видами спорта...

Я-вдохновенный отличаюсь от я-обычного точно так же, как пьяница  от трезвого. Всё реже хочется трезветь. Творческий запой - ты хижина моя на опушке  леса и краю поля... «Места у нас чудесные, но дожди льют уже третью жизнь подряд, поэтому очень нужно, друг, чтобы  рядом был кто-то сухой и теплый…»

__


Сидел отшельник 10 лет в своей келье, никого не видя, а как стал в свет выходить, так сразу: «о, какая девушка хорошая! О, еще одна! И третья!!!» «Уговаривал их, уговаривал – картинки, стихи – и, наконец, уговорил одну. Пришла она к нам домой, заглянула в сортир и – сразу деру!»

Читаю стихи О1 – такая стихия…  Хотя стихи А2 приятнее читать, А. «Щербакову» приятнее слушать и на Ж. приятнее смотреть…

__

Вовка жалуется: «глянул в твой дневник и чуть не опупел от того, как ты неточно и неверно мой роман с Г2 описываешь! Не звала она меня в баню вместе мыться! Ерунда, что ее расхолодила моя активность!..»

***

Опять бездари скучковались, теперь им помещение с вывеской выделили, ходят по нему с видом очень деловым и озабоченным. Зачем талант, если так легко можно скучковаться, давить массой и до пенсии  канителиться...

Чтобы залезть на верх общественной лестницы, надо всего лишь освободить свою душу (не язык) от поклонения тем, кто уже наверху  находится - на коленках по лестницам не лазят...

Терпел-терпел всевозможные неудачи, улыбался-улыбался, говорил-говорил «спокойствие, спокойствие» и вроде бы ничего, вытерпел и выжил, но вот только лицо стало как-то странно изменилось: глаза выпучились, рот скривился, скулы увеличились и даже уши оттопырились…

***


Исписанная бумага; изрисованная бумага; музыка... - всё нормально, хотя, конечно, странного много и не совсем понятно, зачем… - но дальше - больше: на исписанной бумаге снова кто-то пишет, на рисунке снова кто-то рисует... Я, мол, по-своему изображу вам то же самое... Кто-то додумался картины в три слоя к стенке прибить - так, мол, художественность прочнее и глубже. А чистой бумаги сколько угодно - но никто не хочет начинать с чистого листа. «Супер-исписанные  престижнее. В них мистика какая-то. Связь с прошлым, с традицией. Всю жизнь можно разбираться в том, что написано. Знаешь, как интересно!»

Дома, души. И там, и там комнат, закоулков без конца, калейдоскоп, колесо, смолачивающее жизнь в четыре счета. И вот, всё чаще стал сниться сад, идиллии, подсмотренные в детстве широко открытыми глазами. «Раз хочу в сад, значит, попаду в рай». Но как быть тем, кто и в детстве не видел рая? Прорваться сквозь это мельничное колесо невозможно, если не увидишь рай и не станешь светом...

***

Нормальная машина у него. И сам вроде нормальный. Иначе как бы ездил? Но  вдруг начал какой-то базар странный. Намеки с угрозами, странные расклады и намерения. Бормочет и бормочет,  а в салоне темно, только цифры на панелях горят... Но пока вроде бы нормальный ход, машина и машина, руль рулит и тормоза тормозят...

***

Сначала нас раздробили на части, затем, маленьких, заставили работать, а теперь, уставшим, спать не дают. Стоим стадом, тесно друг к другу прижавшись, от усталости головы вниз опустив, став похожими на комочки и, как вдох, так подымаемся куда-то с тем, на чем стоим, а как выдох, так ухаем вниз...

***

«Машинально нос задрал и, машинально же, стал козявки из него выковыривать» - великая реальность!

«Психолог» - «пчих-олог» - мог стать гением, но      подхватил  насморк.
Или псих-ортодокс. Не сразу же, например, увидишь, что бешенный. А странности? – любая наука странная вещь,  любая душа – потемки…

***
               
Душа в тюрьме. «Как же ее, деликатную и капризную, так ублажить, чтобы она, наконец, сказала «я дома»? Ей же одного воздуха требуется столько, что приходится завозить ежесекундно…»

Утопленники  поставили памятник тому из своей среды, кто  за жизнь свою сумел 33 раза всплыть и свежего воздуха хватануть. Одолели: «покажи, как ты это делаешь?» - но с тумбой в ногах уже не потрепыхаешься…

Жизнь как прекрасный механизм, в котором сломано всё - вплоть до последней сотни винтиков. Согласитесь, редко так бывает, обычно ломают кое-как, не то что строят...

***

Я очень проницателен, но вся беда в том, что  всякая палка о двух концах и практически всё, что угодно можно толковать не просто двояко, а образами противоположными. Т.е. я знаю, с какой палкой имею дело, но не знаю, с каким концом ее  - тем, что бьет или тем, что ласкает. А только это и важно, в общем. ...Готовлюсь к удару как к ласке...

***

День, в который увидел множество классных девушек. «Что это они сегодня все разом покинули свои дома, машины - обычно и одной-то не увидишь...»


***

Их, видимо, тысячи, прекрасных поэтов (раз я сам лично знаю дюжину), но в редакциях сидят конкретные хрычи и делают конкретную карьеру. И вот, к какому-нибудь брюху с усами слетаются в конвертах наши мотыльки…  О, кто опишет ту конкретную помойку, где оказываются стихи - и души - тех, кто истинно велик, но уж в себя не верит...

Жизнь (школа, институт, армия, работа) - это пресс, который давит души и мечты. От них довольно скоро только мокрое место остается - обычно уже в подростковом возрасте всё бывает кончено. Болезненно, конечно, но гораздо хуже, если душа до юношеского возраста доживет,  или молодежного. Тут уже войной пахнет, сопротивлением всерьёз - а сопротивление, как говорится, бесполезно.
…Я  пытаюсь восстановить запрессованные душу и мечты. Хочу жить тихо-тихо - пускай за меня Пушкин выпендривается. Друзья и подруги мне нужны, но не ценой потери этой  тишины.

__

Ж. заявила о своей близости к древним британцам (лесть – фамилия-то у меня английская?!)

***

Мир традиционной, иерархической культуры превратился в островок в бурном океане массовой культуры - большинство и не догадывалось про его существование, если бы не принудительное обучение в школах. По сути, это растаял  фундамент нынешней цивилизации. Нас ждет «поздний Рим» и «раннее Средневековье». Но зачем, зачем эти повторы, холостой ход с участием миллиардов людей, 90% которых заслуживает лучшей доли. «Великий», «выдающийся», «крупный»... - а на самом деле это никому не интересно. Впрочем, есть и такая группа маньяков-«интересантов» - всюду маньяки, группы. ...Мир гниет, но перегной -  удобрение для новой жизни... «Нет ничего нового под солнцем» - человек всё еще не меняется и инстинкт гонит его по всё той же широкой дороге  вдаль, где его растворяет туман небытия... Небытие всегда рядом: говоришь-говоришь, делаешь-делаешь, а оно все равно рядом, щекочет тебя, внутрь заглядывает. Я смеюсь, конечно, но, видимо, немного нервно... «Доверчиво вошел в небытие» - великая формула жизни. Мы обедаем за пустым столом. Хорошему перепадают только объедки... Тараканья суета в комнате, полной иконами «великих» («великий» писатель Иванов и «великая» поп-звезда Петров). «Тараканы ползают, а мертвые ангелы летают - кто-то прошел, но, видимо, это был человек-невидимка». «Хотел все-таки вслушаться в их проповедь, но не смог - покусан слишком сильно. А проповедь интересная - про то, как стать деревянным. Дереву же хорошо - ни один зверь не покусает. Разве что лоси...» «Тридцать три укуса-богатыря и одна поцелуйная принцесса. Где ты, искорка моя - кругом стены, стены...»

В детях рай, поэтому в школах им легко внушить, что и дальше, во взрослости их ждет рай, не жизнь, а телевизионная картинка - но ждут их только укусы, работа, сладкая грязь и смерть. Поэтому я бунтую и ничего из перечисленного не драпирую.

Поп-звезду звали не Петров, а Варавва. Тоже бунтовал, ему вовсю  кричали «осанна», очень популярная личность, выиграл первое место в этом хит-параде, в нем победитель получает всё - конечно, кроме предсмертных снов про рай…


***

Писал письма-проповеди зэкам. Боюсь, что как выйдут, начнут меня разыскивать: «кто это мне настроение на весь срок испортил?»!

***

Религии - это поминания Божьего имени всуе, суета сует таких поминаний. А культура -  суета, от которой забывают о самом наличии общего имени...

Среди стада белых овец, как по лесу, бродят красные волки. В овечьем взгляде тоска, когда она смотрит на белое облако в синем небе. «Вечно это рагу пишет стихи и молится Богу» (Бунт рядом: рагу нечего терять, кроме своей сковороды)

***

Болезнь: раздутое имущество.  Хорошие, почти новые вещи, но все приходится носить на себе. А моль жрет,  воры на экскаваторах подкапывают... «На трех машинах навещаю свои две дачи и четыре дома - моль убил,  огромную, как собака. Вещь экскаватор задавил...»

Стрела летит, пока худая, пока по сторонам не рыщет. "Не выродись, стрела моя, не превратись в мишень, ни к чему не прикасайся, через убитых пролетая..." (Где уж мне «не рыскать»…)

Доктор всех лечил, но и сам от всех микробами заражался. В итоге, у всех его пациентов по полному букету, правда, лекарствами изрядно покромсанному… А сам? Сам как будто и не человек вовсе, а бочка, куда всё можно безболезненно складывать…  (Он их описывает, микробы, и тем живьем замораживает…)

***

«Просвещенная элита» - по-моему, дело сводится к тому, что освещается, освещением обнаруживается - но отнюдь не просвечивается - некий темный лес, некий новый мир, который девствен и покрыт, как полагается, дремучими лесами….  "Просвещенная насчет наличия темного леса элита". Это мир духа, конечно. И нелепо задирать нос в бабушкином "роскошном" кресле на опушке его. Надо жить в нем! Работать! (весь длинный световой день...) А они, похоже, по рабски учатся подражать его темноте. "Шикарно, просвещенно натемнил" - сеятели темноты в  блуждающих бабушкиных креслах. Мол, каждый из них знает свою темноту, раз сам ее создал…

 ...Конечно, не было бы понятия "дня", если бы не было понятия "ночи", но это не повод устраивать для последней заповедники - она и так мелькает, даже в самый длинный световой день...

__

Ну вот, сходил я на баптистское собрание – комедия и рутина, но беда в том, что я влюбился в 5-ый раз. Ее зовут И2, несчастная такая. Замечая мои взгляды, делала безразлично-каменное лицо, подчеркивала свою некрасивость, но иногда улыбалась-таки соседкам. Жалко мне ее – так хочется приласкать и снять хандру. Вообще, я поразился: основной контингент – прибабахнутые мертвецы, но есть несколько несчастных лиц…. Но как с ней заниматься художеством? Как-то иначе жизнь развернется – скучнее, безрадостнее?

Сначала был весел, но к концу пал духом, погрустнел, устал – как на «Корове»!

Одно упражнение в риторике сменяется другим; круг тем и даже фраз в темах задан и очень ограничен.

А вообще, много случайного, аутсайдерского народа – вроде бы раньше был интересней состав.

***


Всё продолжаю усложняться. Я уже перестал удивляться и храбриться - мол, люблю трудности: засучу рукава и за работой нагуляю аппетит - и  молча, в изумлении смотрю на новоприбывшие проблемы (а они по-хозяйски располагаются, распаковывают чемоданы). Возмущаться? Тосковать? Порвать бы всё и начать делать нечто небывалое, яркое, фантастическое... – и, может быть, это будет не топтанием проблем, а их решением…

"Всё будет нормально, но напряги, под нагрузку поставь еще одну систему" - и так много раз. Чем дальше в лес, тем больше нужно таких систем, чтобы не заблудиться и не замотаться. "Это в кого же я превращусь - в монстра, в космический корабль?! Уже со счета сбился, сколько их гудит, систем, во мне включенных. Не дай Бог, ломаться начнут. Или драться друг с другом! Я уже всё забыл в этом лесу и потому пропаду, если хотя бы одно дерево со своего места сойдет…"

"Нельзя! так жить нельзя! ничего не выйдет! завтра же развалится" - но нет, жизнь длится пока за счет спокойствия, ума и солнечного света. Но все-таки кольцо сжимается... И вот, наконец, со всех сторон рядом эти "нельзя", эти плакаты с "Да здравствует "нельзя"!" - но ведь мне уже за 80, всё равно помирать пора...

***

А живую человечность в глазах ни упражнением в риторике, ни деловитостью не заменишь. Одно и то же говориться или делается в миллионный раз…. У многих глаза горят, но всего лишь как лампочки на приборной панели. Эдакие слепые, болезненные искры...
 
Вот в ее глазах  тоже зажглась слепая искра - залезла в танк, села за штурвал, смотрит в амбразуру - мол,  надо же  стать сильным. Но жизнь важнее; не понимают, отчего  несчастны и злобно раздражительны - в душе пересохло, вся жизнь высохла, испарилась...

Вот проповедь отца-иезуита - он теперь иначе называется, иные времена - иные языки - его неизменное в веках точеное лицо. Понятно, почему ему не надо пить - и так с ползавода в экстаз впадает. Страстно, со слезами умоляет Бога стать великим, перестать пропадать и  бродягой шататься. "Такое здание тебе отгрохали"...

***

Я наклонился, но не падать собираюсь, а идти. Вот только нервы пожаром горят, как будто кругом апокалипсисы, фильмы ужасов и боевики: "никто не смотрит на меня, никто из смотрящих не верит в меня - я сам верю в себя? вижу себя? Паровоз горит или же огонь только в его топке? Всё равно надо притушить огонь? Или только упорядочить его, чтобы не было бедлама..."

Да, страх. Уже по существенным поводам? Да, но от него ослабеваешь так, что, как прежде, начинаешь бояться всего - езды в трамвае без билета, публичного говорения "отмазочной" речуги со сцены... и даже разговоров по телефону: "боюсь, навязываюсь, боюсь, не вовремя звоню и, боюсь, возникнут недоразумения - по телефону же не улыбнешься»! ..."Прими таблетку, закомпостируй талон, вымой грязные чашки на столе и тебе станет лучше!" - нет, парализован, удручен, стою в лихорадке, озираюсь или опускаю голову: "на все мои поездки не напасешься талонов, на все грязные чашки - времени...; а таблетки - я  больной, что ли?!"

У канатоходца на его канате бедлам - повод проявить высокое искусство?! Сыт я поводами по горло, до подбородка, нет ни места, ни времени голову преклонить, отоспаться, отваляться беззаботно. Любая мелочь раздражает, угрожает - даже трамвайный талон. ...Но от каната никуда не деться - хоть ты его на землю положь, всё равно: всё та же трепетная, неустойчивая ходьба - только на земле уже никакой небесной цели нет…

Мой нож, как все ножи, всегда был острый, но сейчас ножны совсем растаяли - как снег весной. "Быть очень мирным человеком, чтобы никого не убить - прежде всего самого себя". Вон, Петр (апостол) чуть не убил мечом кого-то, чуть не повесился, словно и он - Иуда...

***

"Я нонконформист, но – аристократический, ибо не люблю грязь, глупость, безвкусицу, пьянство, пустой выпендреж и всякую вторичность. Как нонконформист,  свободно себя чувствую всюду, а как аристократ,   уверенно и даже "надменно"  чеканю свою свободный шаг. Я вождь свободы! - невзирая на отсутствие опыта хиппи и слабое здоровье. Ветер венчает мою голову этим венцом, солнце делает этот венец золотым... Я беден, но у меня есть пара классных вещей; на мне старые джинсы  и новая деликатная куртка (а если и куртка старая, то голова благородная!)…

Я рад, что можно найти слова для того, чтобы меня описать!

(Дифирамб самому себе, чтобы выжить - нелегко  в порядке и в стыке держать все свои противоречия)

***

Раскрыл ее, все скорлупки счистил  и внутри оказалась такая нежная мякоть! "Любимая, побегунчик, ты теперь неделю не вылезешь из моих объятий". Избавился от страха смерти: быть закопанным в раю - большая честь...

А с ней как на скале - зато вид со скалы как на чистое и глубокое озеро. Впрочем, не всегда чистое и не всегда глубокое - изменчивый вид – но и страшно перед носом всё время видеть непоколебимый идеал… 
               
Сидели с ней на одном стуле так хорошо, что просидели долго-долго. Наконец сказали: "надо ж лечь" – и согласно закивали головами...

Полюбил и случилось чудо: палка превратилась в нежный цветок. Сразу в голове открылась алхимическая, метафизическая лаборатория по превращению двух медных пятаков в золотые и камня в хлеб. Всё бурлило все шесть дней творения - лишь на седьмой почил - на мягком, золотом…

__

Гуляя с Г2, Вовка вроде бы видел А.! Ее одежда – пальто, штанишки, высокие каблуки и короткая стрижка. Обогнала их, но он ее не сразу заметил! Что же получается…. Новая информация: «нет, она не туда свернула…» (Это как у Чехова: «собачка-то городничего?» – «Нет, бродячая»!)
__


«...И откуда ты только всё знаешь?!" - "От верблюда, конечно. От того верблюда, который даже в игольные ушки  пролазит… Ведь потому, например,  муравей и маленький, что в большой мир не пролез..." (болтовня? - а между тем это моя любовь к ней вырождалась и умирала, я мгновенно  себя очень скверно  почувствовал...)


***

Я в своей жизни видел миллионы пейзажей, причем тысячи из них по миллиону раз - разве в моем рисовании, господа реалисты, сей факт не должен быть отражен? Выбрать один из миллиона и корпеть над ним неделю? Да я лучше за это время  еще один миллион посмотрю...

***

Бытовая реплика в сердцах: "три великих народа-бракодела: русские, индусы и китайцы». (Клюнет бедный человек на яркую упаковку, а там не вещь, а бич Божий!)

День с занозой - надо хлопотать, Следующий день опять с занозой - зуб надо рвать. Затем, видимо, два дня свободных, но на третий, похоже, меня такая заноза ждет, что всё равно  ничего сделать не смогу. Сяду и буду скучно унывать - хотя боюсь, что так вся жизнь пройдет, а я ничего не успею, только без зубов останусь…

От неудач лицо мое напряглось, побагровело и даже увеличилось в размерах. Большим сделалось, впечатляющим. «Пойду, покажусь им с таким лицом!»

__

Сегодня А. с матерью. Причем ждал я ее в этот раз около подъезда и, видимо, они меня из окна увидели – мать, когда вышла, стала озираться, меня отыскивая (а я сбоку стоял). Одно хорошо – озиралась она очень весело. Сама А. на меня не смотрела, в настроении была, видимо, переходном…

***

Еле живая душа. "Всё равно неплохо; отношусь к тебе  хорошо..." - ведь вокруг столько мертвецов, существ безжизненных и автоматических… Автоматы жизни и  автоматы смерти…

 Но эти мертвецы еле живую душу в рамки загнали, в стены. Правда, в пределах рамок могут  и поощрить - мол, не кисни, оживись чуток...

И что я могу? Дверь в стене для них балдой своей пробиваю...


***

Мне не хочется писать повесть про то, как она убивала мою веру в любовь. Ей, видимо, казалось, что любить ее для меня большая честь и, даже в одиночку, большая приятность.  Есть и честь, и приятность, но есть и еще кое-что, так что в целом дело обстоит иначе... «Ты поймешь, что большую надежду ты убивала, когда повстречаются тебе  надежды совсем маленькие и мрущие как мухи...»

***

Казалось, что с каждой фразой и с каждым шагом открываются всё новые горизонты, но потом вдруг видишь - кажется?! - что нет, всё неизменно и "одно и то же", и весь миллион шагов можно считать ходьбой на месте.

Сначала мечта о настоящем мече, затем тренировка с мечом игрушечным и, наконец, вот он, в руках моих -  Тяжелый, Острый и Очень Большой… (Я пока  конец его на землю опущу. И игрушки пока тоже выбрасывать не буду. Тем более, что они, может быть, моим детям пригодятся. Как и мечта...)

Напираю грудью на длинный и острый нож, называемый «смертью». Вхожу в то особое состояние, в которой меня этот нож не берет, отступает  и тупится…

Я так хочу жить, что  нагло веду себя со смертью. Яростно говорю ей "черта с два" и она всегда покорно убирается на ***! И жизнь острее, и лирика жизни острее, когда этот нож  поблизости летает. Я убью смерть уже на пороге рая - раньше ее нет ни смысла, ни охоты убивать. Обернусь, сплюну, разотру плевок, махну рукой всем, кто смотрит и скроюсь за совсем маленьким порогом...

(Привык препираться со смертью - а кто-то, заглянув, ужаснулся тому, как свысока я на него посмотрел...)

Я уже сильнее той смерти, что начальствует над стенами, значит, скоро буду ломать их, как каратист кирпичи. Плавные пассы руками, ногами  и - резкий удар. Непонятно чем, кстати,  настолько быстро. (Может и не было удара?!) «На солнечном танке»... А стен много - танцевать мне так среди них, под монотонную экстазную музыку, до скончания дней моих... «Тяжелые стены пошли: танк как яичко, а каратист как спичка. Каньон из стен - я теперь индеец в походе!  Из танка вылез птенец. Ползу, доверившись тропе, что идет вдоль почти отвесных стен...» (Прославлю себя не хуже, чем Брюс Ли и Александр Македонский. В конце концов, какое кому дело?! Я так играюсь, чтоб не поседеть. Хотя  и наглый самохвал, а все-таки я прав! Я с горя наглый самохвал - так на кладбище кричат, не веря, что кто-то услышит и возмутится. Прославлю себя на кладбище и тоже в яму полезу...)

В принципе, можно по-разному хорошие тексты писать. Пишу только так, как пишу, только потому, что, мне кажется,  по-другому и другие смогут  - и уже много раз смогли (мне, например, даже "Тимур и его команда" когда-то нравилась) - а вот так, видимо, пока могу только я. Есть, конечно, и у меня соседи, но не через стенку в 14-ти этажном доме - хуторами живем. (Однообразная, однако, на хуторах жизнь: в полу-коммуналках тех то ли ты кашу варишь, то ли - из тебя; по-своему, любопытное бытие.)


***

«Воюю, а охота играться и  расслабляться..." - "Ты и так вроде бы всё время играешься?!" - "Ну что ты, я воюю. С очень далекими людьми общаюсь, даже по конторам хожу. О деньгах задумываюсь - вопрос, кстати, неразрешимый для тех, кто знает смысл жизни. Зажимает, как того ребенка, за которым в его детский сад вечером мама не пришла - смотрит он за ограду, а там никого, темнота, одни авто копошатся, кого-то высматривая..."

***

Может быть, всё же было там что-то интересное, какие-нибудь детали, например? Я, как писатель, должен уметь подмечать, вкус иметь к вкусненьким деталям... Нет, вроде бы ничего... А такой конец отмахал; да и название вроде весьма интересное. Бюрократы себя рекламируют. Евроремонт - чистенько, богатенько; да еще и солнышко светило…. А занимаются черт те чем; или вообще ничем не занимаются. Вот и все "детали". Быстро, кстати, оравнодушел  к этим европластикам. Хотя неплохо; немного корявости б добавить - специальной. А когда сплошная корявость, тоже умираешь, конечно. Бурелом, дурдом. Восемь очередей отстоишь, справку себе выписывая. А тут пусто. Может, в другом месте очереди? Что-то они там долго чешутся. Плевать, посижу спокойненько – кресла тоже европейские. А тети тут матерые, колоритные. Плетут что-то с помощью телефонных трубок - седьмая паутина на киселе... Ох, всё пройдет, ничего в голове не останется. И не только в голове... Опять почему-то рыцаря-феодала вспомнил: сидит он у огня в своем каменном замке и всё ждет чего-то, угрюмый...

__

Е.А. всё еще любезна, также две полузнакомые девы что-то зачастили. Барракуды те еще (хотя тоже нежные созданья!) - там же, кроме меня, не на кого свой хищный взгляд положить. С. в прострации сидел посреди комнаты, у Алд. творческая шиза, в дерьме копается, с Богом споря…

Что ж, это проверка ее любви и человеческих качеств: сейчас она не прощает мне того, что я еще кого-то люблю, а женились бы, не простила бы, что у меня денег нет. Лучше сразу проверять…

***

Духовное творчество и общение с физической природой - две опоры, на которых всегда смогу стоять, если вконец не затолкают. Но хочется мост сделать, чтобы можно было свободно летать от одной опоры к другой и совсем не сходить на грешную землю. Этот мост - люди,  способные стоять, обнявшись друг с другом...

Это два мощных источника счастья - где люди, что протянут ладони и сделают в них для себя прекрасное озеро…

Цивилизация уходит - как и люди, в могилу. Неужели не лучше быть человеком не уходящим, а приходящим, делающим всё пусть по-детски, но свежо, энергично и весело? Кто сказал, что дряхлый старик лучше ребенка - тем более такого, что имеет шанс прожить лучшую, чистую жизнь... Конечно, трудно быть ребенком среди могил и фамильных склепов, но ведь мне, видимо, пока всего пару лет от роду - я родился только тогда, когда услышал музыку… (а книжки еще в утробе читал, полулежа!)

Да, я живу в придуманном мире. Но я его так убедительно придумал! Он идет сюда и мне о себе уже издали рассказывает!
 А тот, что существует так убедительно, так безнадежно неинтересен. Я верил в него в школе; как сейчас понимаю, я не просто уважительно, а благоговейно взирал на всех классиков, какие-то цитаты из их "фолиантов" на хорошей бумаге выписывал. А в молодости был уже только индифферентен - ни о чем не думал, много двигался. Дети же всегда верующие, а молодость тяготеет к атеизму, бездумной вере в собственные силы; т.е. нет глупее молодого -  но: "сила есть, ума не надо"!

Уж позвольте  мне вволю упиться волнениями и вдохновениями накануне собственной смерти!» Правда, хотелось бы так упиться, чтобы забыть о ней - она же всегда рядом: в каждом камне сидит могильный камень и в каждой машине – катафалк. "Если забудешь о смерти, то ее и не будет"!
 Я верю только в некий развеселый детский сад. Когда взрослый смеется, в нем всегда есть некая подкладка, которая настолько сугуба, что даже не шелохнется. Правда, реальный детский сад кипит забияками, задаваками, забояками и дурами  - сучье племя, видимо...

***

 "Будешь уходить, не забудь вынести мусорное ведро... - а то догоню и тебе его на  голову надену!"  - "А ты не забудь мне напомнить, когда я буду уходить... - а то вернусь и тебе его на голову надену!"

"Хотя бы немного заранее ухватись за него, не откладывай всё на последний момент - а то опять в момент забудешь..." - "А ты не отходи, не отходи, напоминай мне, напоминай, ни в коем случае  ни на что не отвлекайся...»

***

Я спился, точно. Всегда гордился своей трезвенностью и  выдержкой, а теперь как Колумб в море по колено. Две водки употребляю: одна называется «Отчаяния»,  другая "Восторги", обе по 40 градусов. Вчера пять бутылок одолел. А пиво за напиток не считаю - как воду пью, между делом...

(Наливают мне, что-то говорят, а я думаю, что выпью – «Отчаяния» или «Восторги». Вроде по-дружески наливают; или, восторженность зная мою, желают, чтобы я разболтался?…)

***

Гвоздики сзади не так прибьешь и у картин все рамы поцарапаются! ("Ну уж, не все!"). Веревочку, простую веревочку не так привяжешь - развяжется и со стеклом картинка гробанется так, что взвоешь. Уже ерзаю и вою. Я и дурак, что слонов за мух держит, и тот нервный, у которого мухи шибко в слонов превращаются. Одной девушке картинку подарил, так она теперь на меня волком смотрит - наверняка, гробанулась или исцарапалась! Неужели я настолько неудачлив...

***

Я пришел к людям с той стороны, где не у каждого из них есть окно, не говоря уже о двери - с черного хода пришел, со двора. Впрочем, щели и дырочки есть у каждого - в слишком старых домах живут.
Они склонны считать эту сторону заброшенной и необитаемой. Передок драят и благоразумно не раздваиваются. Впереди всё крупно, рельефно, чисто, дорого, гладко, но очень жестоко, бездушно, "предметно".
На самом деле, сзади всегда какой-то контингент ошивался и шебуршился, но сейчас там уже  взрывы света пошли. Корявое дерево вдруг принялось плодоносить, а с молочно белой колонны еще не надоили ни грамма молока...

__

Последнее свидание с А. Могло бы быть солнышко, как вчера, но поднялся очень сильный ветер и – тучи. Я задрог, 50 минут ее ожидая, и, соответственно, ничего хорошего не ждал. Она вышла в последние 5 минут срока моего ожидания… «Щербаков – в сторону; увлекаюсь классической испанской гитарой. Иногда только накатит».

Похоже у нее монастырское настроение – хочет привести в порядок свои страсти.

Впал в полную прострацию, задумчивость – хожу и хожу по комнатам, ничего делать не могу, ни о чем другом думать - тоже. И, конечно, фиг сегодня будет хорошая погода…

На последней «Корове» Р. была в плохом настроении – на душе, похоже, кошки скребут – и что бы вы думали? – готова задушить всю «Корову». Мол, нет смысла собираться и т.д.! Эгоизм этих милых существ не имеет границ.

Последние ее слова: «не трать время» – намек на Ж. и А2?

Хорошо хотя бы, что мы вдвоем с Щербаковым в опале – а то было бы совсем непонятно.

***

"Не заботьтесь, не думайте о завтрашнем дне" - иначе погрязнете в холодно-рациональных планах и горяче-бестолковых заботах и никогда не  будете счастливы. А только счастье и надо по-простому искать - счастье здесь и сейчас. И завтра:  "здесь и сейчас". Но вот о чем надо заботиться, думать, так это о различении добра и зла, сосуществующих здесь и сейчас - ведь счастлива только победа, а не борьба-ничья, а по-доброму счастлива только победа добра...

Не спите добро и зло во мне - ты, добро не спи, потому что тебе пора отправляться наверх, а ты, зло не притворяйся спящим, потому что тебя ждет преисподняя…


__

"Нет такой любви, которую мы не могли бы задавить в себе", не правда ли?
Как сказал  Ларошфуко, пересказала А., "не буди страсть, которую потом не сможешь усыпить" (какой-то засоня пукнул и его пук на весь мир распространяют - с чего бы это?), а то потом придется давить ее, давить…

…Убьют её, а скажут, что спит, что не задавили, а усыпили - тем более, что мертвецы на самом-то деле не менее склонны воскресать, чем спящие просыпаться...

***

Выросла в человеке пшеница, но выросли в нем и плевелы - стоят безнадежно перепутанной толпой на поле, ни "тпру", ни "ну" на солнцепеке. Как их разделишь? Никак, если не отыщется цель за пределами поля, которая увлечет пшеницу и не увлечет плевелы: "хлебом для людей быть? вот еще! Мы - авангардисты..."

***

Лежал в гробу окрашенном и сочинял поэму. Абракадабра и белиберда, конечно -  что мертвецы понимают в жизни? (Лишь иногда нечто, напоминающее предсмертный бред - "уже что-то", однажды сказал с облегчением!) Но зато ужасно эстетическая белиберда и ужасно таинственная абракадабра - наши местные эстеты и задавалы ("мы - приобщенные к тайным знаниям" - тайным и темным может быть лишь незнание) теперь  читают ее с упоением...

***

"Люблю другого" - уважительная причина для того, чтобы не любить меня, но как же она любит этого другого, если со мной ведет себя  так бездушно? Когда у человека праздник, он щедр и к  окружающим, он светится, а не пялится - холодным, рыбно-попугайским оком...

Хотел поговорить с ней возвышенно, и даже на бетонную плиту встал, чтобы стоять на возвышении - и солнышко светило - но долго ждал ее, замерз, потерял солнце в тучах… - спрыгнул с возвышения и стал пинать камешек и уже ни во что не верил - а потом она так быстро шла...


***

Телевизор - устройство для снов с открытыми глазами, причем пустых снов. Так много желающих спать, так много пустых - опустошенных и ненаполненных...

«Хотели кусать как львы, но, к счастью, я их держал за тараканов". "Хотели всю дорогу перегородить: к счастью, жизнь - это поле, на котором две партии львов препираются, да так, что дорога вечно свободна, хотя и узка..."

То вялые, то злые - "принципиальные" и прочее…. Привыкли к себе и ничего, существуют. А мне то скучно, то зябко - нет же жизни без активного добра. Как сказал вялый Гребенщиков, «всё это сон». ...Замаялся? - полай. Залаялся? - ляг, отдохни, бедный... Это похоже на сон со злой собакой в ногах: прежде, чем будить спящего - на добрые дела его подвигать - надо что-то с собакой сделать: ты ей слово, а она тебе десять. Может, потому и спит так усиленно, что сам не решается со своей собакой связываться. "Зачем мне упоение в бою, когда есть упоение во сне?"...

"Смеется своим шуткам раньше и громче, чем им смеются другие" - признак инфантилизма. (Да он и сказать-то их толком не может - уже так ржет, что захлебывается.)

__

Боролся за нее и тогда, когда она уже обнималась с другим. «Это похоже на прорыв под обстрелом или под пожара огнем». Уверял, что она чиста как хрусталь: «Знаете, щелкаешь по нему пальцем и он в ответ звенит приятно». ..."Дойду, а там уже всё убито и сгорело дотла?" - "Ну развели небольшой костерок, немного побаловались и опять всё затоптали. Ну стрельнули пару разов в синее небо..." - "Говори мне это, говори - я сильно ранен, обгорел, не могу уснуть, не хочу жить»…

***

Опять  вижу перед собой загон, а в загоне - заповеди. "Сколько уже раз говорил  вам, что неважно какой формы загон и какие слова в загонах-законах - важно, что это скучная несвобода, где у всех одно искушение - развести развеселую свиноферму!" - "У тебя тоже заповеди и забор" - "У меня  заповеди, разрушающие саму возможность построения загона и у меня забор, стеной стоящий на пути написания заповедей". …Опять мне говорят "пойдем налево - там дают" и "пойдем направо - там благословляют" - "Прямо я хочу стоять, идти, прямо..." (бормочу упрямо)

__

Г2 о моих текстах: «интересно, но непонятно, зачем; у меня тоже были подобные мысли, но потом прекратились».

Всё вспоминаю, как в ответ на моё: «в твоем возрасте так легко переродиться, испортиться», она вдруг сказала «да, я знаю»…

***

"Я буду ласкать и лелеять тебя так, как ювелир любит и шлифует свою жемчужину" - но она молчала, делала паузу, то ли от хладнокровия, то ли сомневаясь; хладнокровно сомневаясь! (Но и я уже «дон Жуан с фразами»…)

***

Рыбачил рыбу - желтым днем, серым вечером... Дилетантствовал, конечно, благодушествовал, особенно поначалу. Потом-то костерок разгорелся; обзавелся инвентарем, сапоги купил, заматерел. И вот, теперь он в ночь уходит - в поход через бурелом к какой-то глухой заводи в капризной речке… (Говорят, поймал какую-то чудовищную, невероятную рыбу - самого-то его с той ночи так никто и не видел; вроде бы  теперь по конференциям ездит, в Москве живет, ту рыбу  разводит и ее отыскивать учит...)

***

Бог хочет, чтобы я разросся как дерево, а черт меня в чемодан запихивает. Прыгает по крышке, в исступлении от того, что она не закрывается, знать не желая, что в чемодане дерево. "В тартарары тары-бары разводить мы никогда не поедем»  - речь упорствующего дерева…

***

В ЦДЛФиС ("Центральный дом литераторов-фарисеев и саддукеев" - народники и западники, сами понимаете) выдающийся фарисей ("внес большой вклад...; полный глубоких смыслов, замыслов…; в своем восьмом романе достиг...  и т.д. - на 28 страниц предисловия) сказал крупному фарисею же ("внес заметный вклад...; полон интересных задумок...; в своем третьем романе смог.... и т.д. – предисловие на 10 страниц): "ну что, покурим, коллега?" - и оба направились в толчок. А с саддукеями они не разговаривают...

***

Снова получил нокаут, нокдаун и теперь все силы уходят на то, чтобы справиться, встать, восстановиться... - а тем временем мой райский сад  сорняком зарос и вредителями покрылся (правда, я его таким увидел только мельком, издали, сквозь какой-то сон...)

***

Да, я понял пьяниц: нет ни в чем смысла, кроме как в упоении вином и вдохновении духом. «Голова моя всё поняла и пока больше не нужна мне – если хочет, пусть становится маленькой, птичьей» (Зачем мне задерживаться здесь: нырну в море и вынырну в небе, по колено в ласково плещущем счастье… Встану на колени и положу на волну свою натруженную душу…)

***

Голова -  орешек крепкий, но и мир - тот еще  орешек, каменный, да еще и с кувалдой, кто кого? Вроде бы верх наша берет, треснул камень, ем нутро, но на всякий случай осматриваю и ощупываю голову...

__

Я уже замечал, когда приходил, в глазах Ж. некое нахальное любопытство…

***

Либо рисую, либо клонит в сон - думать не могу; все мысли о ней, о надежде своей запредельной... "Может, отменит смертный приговор и не для казни выведет в солнечное поле..."

Нет сил - есть силы только для полета. Так нравится летать, что  откуда-то всё же берутся силы... Подожду немного, прежде чем лететь в яму с небес (а в яме новые небеса...)

 Тучи, тучи - сорок дней без солнца и дух белых птиц истощен до предела. И им уже не приземлиться плавно. Кроме того, на земле истощенных и раненых добивают. Надо лететь на небеса...

***

Она не всегда красива, у нее характер не всегда простой… - она не девушка моей мечты. Но я знаю в ней одно чудесное солнечное пятнышко - если начать с него, то  можно стать и той самой мечтой, и душенькой. А слета мечты с небес на плечи я не заслужил, что вы; кто я такой, пока не смог помочь моей девушке душенькой стать...

***

Разогрев! Разогрев! Отыщи стальной разум и смело сходи с ума, юродствуй, пой, пиши свои тексты... И если ты всё правильно сделал, то, вернувшись к реальности, ты будешь не разбит и похмелен, а свеж, словно   после душа - и вся реальность будет тихонько подпевать тебе и стараться летать...
 
Я от нежности таял и становился  водой - доброй водой, но потек я  воинственно, бурно и быстро - ведь путь не только прекрасен, но и далек - до небесно-синих морей...

***

Весна была жидко-серой; лето - серым также; после чего осень была серой с нажимом, с ударением злорадным... Но вот выпал снег; знаете - белый…
(Без любви и зима не устоит)
 
"Любимая, в последнее наше свидание ты так пинула меня, что, честно говоря, я подумал, что убит. Еле до дому с раной дошел. Но вдруг вновь о тебе идеальной подумал - и рана  стала заживать! Ты калечишь, но ты же и лечишь! Так что я пока передумал умирать - еще бы тебе передумать меня убивать..."

Она меня убила, но я воскрес в своем раю  и снова за нею лечу. "Не убивай воскресшего, родная, дорогая...» Иначе я навсегда потеряю способность к полету в твоем направлении - снова воскресну и полечу...


***

"Кушать-то надо" - победоносно твердил мой родитель. Иди, мол, на поклон, на склон... Он только сковывал меня, мутил мою воду - а кушают прежде всего сильные. Я становился никаким, раздвоенным - и очень-очень раздражительным. А так  в доме хорошо - и кипит тихая работа. «Ей Богу, раньше было настолько скучно и душно, что деньги нужны были прежде всего, чтобы по магазинам прогуляться, покупкой развлечься! На кой черт мне, пьяному от горя-счастья, деньги теперь - я очень задешево не просыхаю; верь в небо и обязательно налетаешься; кайф над нами, братцы; и вокруг тоже очень хорошо - только вниз не утыкайся, кушают все, это так несложно - если ничего не усложнять…

***

Это новое вино было всегда - не всегда  была прочищенной глотка для него. Непроходимость была, глухота-слепота – с оттопыренными ушами и открытыми глазами. Но  теперь я чувствую как оно по всем моим трубочкам льется - попадая в некий центр моей вселенной, где всё  останавливается и только блаженно переливается - звуками, цветами и словами…

Я  стал  путем вертикальным, тонкой ниткой, то натянутой строго, то повисшей свободно, расслабившись среди нежного дыхания воздуха. "Лети ко мне, бабочка моя. Летите все, кто способен летать. Мы вереницей пойдем, нитью жемчужной, включайте музыку..." Многое кончено на земле, многие дороги стерты до дыр, а обувь вечно как  новая…

Кто узнал про полет, для того ходьба  уже не считается жизнью. "Раз здесь есть рай, я каждый день хочу попасть туда" – огромное солнце затушило все свечки; их уже не видно (хотя они и жгутся). ...Дух по небу летает, тело по земле в упоении бежит, а душа? Душа себе пару ищет - чтобы остановиться, слиться, памяти лишиться... (не раз ловил себя  на том, что хочется не идти, а бежать: «и быстрее, и упоительнее!»)

***

"Какого черта! - меня вожделели и вожделеют (а также будут вожделеть) половина моих знакомых мужчин – попробуй, разбери тут, что почем. И умудрись невинность сохранить... "Любовь"!"

__

Не придется ли мне всё-таки делать ноги из этого бабского муравейника – пахнет жареным…

На последней «Корове» я отыскал кресло и «утонул» в нем, «уснул», забылся, скрылся…

Вовка: «сидели всю ночь втроем в темной комнате и К2 меня всё уговаривал: «ну сделай с ней это, доставь мне удовольствие!» – «К2, у меня не встает!» Но когда Г2 пошутила, что, мол, да, мы, конечно, сделали это, он встал и ушел в соседнюю комнату, где встал у окна и стал дуться. Наконец, Г2 не выдержала, пошла к нему – и опять шутит: «я ему просто ручкой сделала и он кончил»! Тот опять поверил. Всё порывался обсудить совместную жизнь втроем. …Г2 жаловалась: «мы с ним какие-то тяжелые люди – поэтому и друзей у нас нет».

***

Всю ночь в мечтах, некрепком сне к ней прижимался, силе своей любви удивлялся и ужасался, но с утра стал глядеть на слякоть, подло грязный снег и скользкий лед, на ворох дел, на безнебье и замедленность жизни... - нет, ничего не случится, она не поверит, не полюбит, не придет...

Я улитка, она улитка; она с другой планеты улитка, Мне надо стать улиткой-космонавтом, чтобы своего добиться...

***

Первоначальные, «неплохие» люди  наивно отрицают страдание и тянутся ко всему красивому, ко всему, что блестит. Эти люди - земля…

Проблематичные, «почти хорошие», "иногда удивительные" люди понимают ценность страдания, но у них выверт: они любуются и упиваются им. Они - собственно люди. Эгоизм, тщеславие и гордость - их проклятие, оно обрекает  на зацикленность...

Люди истины  понимают, что человек рождается для того,  чтобы решать проблемы своей души -  источник страданий (а т.к. человек связан с другими людьми, то и проблемы своих ближних - и даже общечеловеческие). Эти люди - небо; решив проблемы, они живут уже без них...

Итак, первые не видят проблем (как их животные не видят - хотя им и не нравится холод, голод, дождь и прочее), вторые – только видят и лишь третьи - видят и решают...

(Е. Фролова и Ю. Наумов (при всей разнице между ними) - это второй уровень, а Щербаков и Высоцкий – третий)

Люди второго уровня  только в песнях и текстах смотрят с болезненно гордым вызовом, а в жизни часто безвольны и раздражительны...