Египтянин, или Обедня безбожника глава 12

       12

К вечеру на следующий день он пришёл в себя. Было темно, и он подумал: "Сейчас ночь". Лежал, не двигаясь, слушая боль во всём теле. Вошёл постаревший Иосиф и долго плакал, утирая лицо платком , сморкаясь.
       Египтянин тихо сказал ему: "Не плачьте, хозяин. Не впервой мне болеть и выздоравливать в Вашем доме." Иосиф позвал Марка и слугу, и вдвоём они стали делать то, что десятки раз делали, пока он был без сознания, - смазывать раны маслом, втирать в тело мази. А Иосиф в это время держал его за руку. От боли Египтянин скоро почти потерял сознание, но в промежутках внутренними очами видел то, что случилось за последние дни.
       ...Они тогда долго ждали в предместье Иерусалима. Войти в город? - об этом Египтянин думал с тревогой. Войти тихо, незаметно раствориться в толпе - что это даст? Не исцелять, не проповедовать? Но кто он тогда со своими двенадцатью учениками, зачем он на свете? Толпа вокруг него от самых пределов галилейских не делалась меньше, только состав её часто обновлялся. Разве в Иерусалиме его могут не узнать? Да разве он хочет, чтоб его не узнали? - совсем не так. Но, если сказать правду, - ему страшно. Он идёт на верную гибель. Все пророки кончают путь в Иерусалиме. Здесь их сначала обвиняют, в чём придётся - в государственной измене, в подстрекательстве народа...
 Что-нибудь подыщут, придумают и для него. Вынесут приговор, и конец.
       Ученики тоже приуныли. Учитель нагонял на них тоску предсказаниями своей скорой гибели. Кое-кто подумывал, что это и вправду может произойти и тогда надо будет куда-то деваться. То, что на третий день Учитель обещал воскреснуть, - пропускали мимо ушей. Это только так говорится, никто к этому серьёзно не относился...
       ...Снова втирали масло. Раны на руках и ногах нестерпимо горели. Он услышал голос Марка....
       Через несколько дней там, в предместье, их нашёл Иуда, младший слуга из дома хозяина в Аримафее. Египтянин обрадовался ему, как другу: "Ты тоже пустился в путешествия?" - сказал он, помня их давние сидения около сараев. И вдруг в ответ вымученное: "Да, Учитель" и взгляд, в котором страх и ненависть. За что? Это было непонятно и навевало беспокойство. Пожалуй, встреча с Иудой и была последней каплей в чаше беспокойства: Египтянин как-то вдруг сразу решил идти в город. И так, чтоб - сразу заявить о себе, привлечь к себе внимание. Двоих учеников он послал в город: "Идите и, как увидите привязанного где-нибудь молодого крепкого осла, отвяжите его и ведите сюда. Хозяевам объясните: "Осёл нужен Господу". Всё вышло, как по-писанному. Ученики увидели осла и на глазах людей стали его отвязывать. Хозяин осла внимательно оглядел их, переспросил, какой господь? Они честно сказали, не утаили: "Сын Божий, он же Сын Человеческий". Осла привели к Египтянину, постелили вместо седла плащи, и Египтянин двинулся в путь.
       На этот раз он не запрещал ученикам их торжественных песнопений и восклицаний во славу его. Они это делали , и въезд в город был внушительным. Шествие двигалось к храму по людным улицам, кое-где люди устилали путь Египтянина своими одеждами и зелёными ветками, медленно ступали копыта ослика - истинно ехал Сын Божий, он же Сын Человеческий.
       Египтянин остановился у подножия Храма. Его мраморные, украшенные золотом стены начинались выше: к храму вело двенадцать ступеней. Снизу Храм был облепен множеством крытых галерей, разделённых на дворы. Сначала вошли во двор язычников, богато украшенный по приказанию царя Ирода. Египтянин разглядывал разноцветные плиты мраморного пола - они напоминали ему нарядные общественные здания Александрии. Двор язычников был открыт для всех, не только для иудеев, в нём быдо людно и шумно. С южной стороны Храма тянулась царская галерея, в ней учили народ раввины, пророки, все, кто хотел. Здесь остановился и Египтянин. Было раннее утро, только что отзвучали медные трубы - знак открытия ворот Храма.
       Египтянин заметил в "своей" толпе чужие лица - это они, фарисеи. Пришли посмотреть на чудо, возникшее в галилейской пустыне. Взглянув на этих чужаков, он начал с притчи о камне, который сначала был отброшен, как ненужный, а потом выяснилось, что этот-то камень и сделался "главою угла". "Всякий, кто упадёт на этот камень, - разобьётся, а на кого он упадёт, того раздавит". Народ внимал ему, как всегда, больше понимая сердцем, чем умом, откликаясь на красоту образов, но по лицам фарисеев - он заметил - прошла злорадная усмешка. Притча была направлена против них, он сам, первый, иносказательно объявлял им войну. Теперь их задачей было следить за ним, и, рано или поздно, он скажет что-нибудь для себя опасное и его можно будет обвинить по закону перед лицом Ирода или римского наместника Понтия Пилата.
       С этой минуты за Египтянином шли люди благочестивого вида, которые ловили каждое его слово. И он знал это. Они задавали ему вопросы. "Учитель, - говорили они, - мы знаем, ты правдиво говоришь и учишь человека идти путями божьими. Скажи, позволительно ли нам давать подать кесарю или же это грех? Может быть, по-твоему, этого лучше не делать?" Кесарем был могущественный римский император Тиберий, Иудея была крохотной провинцией Рима. Так вот, благочестивые люди интересовались: хорошо ли, что народ платит завоевателям, или Учитель считает это грехом? "Скажи я "да", и через час доносчик стучался бы в ворота дворца наместника", - подумал Египтянин. Вслух он проговорил ворчливо: "Что вы меня искушаете? Покажите мне монету , которой уплачиваете поддати." - К нему протянулась раскрытая ладонь с динарием. -"Ну вот, динарий, - сказал он. - Чьё на нём изображение?" Вопрос был поставлен так, что они были вынуждены ответить: "Кесаря". - "Вот и отдавайте Кесарево - Кесарю, а божье - Богу". И он пошёл дальше по разноцветым мраморным плитам, они же отстали, чтоб пережить неудачу: уловить его на словах будет нелегко. А один книжник из толпы, которая слушала, догнал его и сказал: " Учитель! Ты хорошо сказал !"
       От двора язычников поднималась терраса, куда никто не смел входить, кроме иудеев (чей это в конце концов храм?) Надписи по-латыни и по-гречески обещали смерть тому, кто осмелится переступить грань. Но на эти надписи давно не обращали внимания: через невысокую (по грудь человеку) стену из двора язычников попадали во двор мужей, а эта территория была уже собственно Храмом: двор мужей, двор жён, двор священников. Так, через стену , во двор мужей забирались торговцы и менялы (разменивали деньги) и прочий люд. Каждый иудей был вправе выгнать их, что иногда и делалось. Выгнал и Египтянин. Об этом говорили так: "Сын Божий, пришедший с народом от пределов Галилейских, изгнал продающих и покупающих из Храма - ибо Храм - это дом молитвы."
       Книжники и фарисеи наступали Египтянину на пятки. "Мы знаем, - сказали они, - ты творишь чудеса. Какой властью ты это делаешь? Кто тебе её дал?" - Не могло быть труднее вопроса! Любой ответ должен был оказаться для Египтянина губительным. Он потупился и подумал с минуту, затем сказал: "Спрошу и я вас об одном, и ответьте мне: крещение Иоанново с небес было? Или от человеков?" - вот это был вопрос! Он поставил их в труднейшее положение, загнал в тупик: ведь вокруг жадно слушала толпа народа. Фарисеи встали в кружок, сблизили головы - они совещались. "О каком Иоанне он говорил? Ах, да, Иоанн, прозванный Крестителем! Его очень любили. Он крестил в реке, в Иордане. Потом во дворце Ирода его отрубленную голову положили на блюдо... Так что он спросил? - крещенье Иоанна от Бога или от людей. Да, да, да. Что же говорить? Если сказать: "От Бога", он спросит: "Зачем же вы ввергли его в темницу?" Если сказать: "От людей", - нам не вернуться домой живыми, толпа нас забьёт камнями: этого Иоанна так любили. Пора отвечать. Что же говорить?" И они ответили Египтянину: "Не знаем, откуда". С полным правом он тогда сказал: "Вот и я не скажу вам, какой властью творю чудеса".
       Днём он учил в Храме, а ночи проводил почти без сна, на Елеонской горе, лёжа на разостланном плаще и глядя на звёзды. С утра он с учениками снова был в Храме. Шёл, пока толпа за ним не возрастала до большой, после чего останавливался и начинал проповедь. Такого уверенного в своей силе и власти пророка здесь не помнили, он говорил, как власть имущий.
       Фарисеев он больше не боялся, всё равно впереди был близко виден конец. Он во всеуслышание говорил: "Оберегайтесь книжников, которые любят ходить в длинных одеждах и любят приветствия . Они поедают дома бедных, поедают дома вдов и сирот, но при этом особенно долго и картинно молятся. Эти люди достойны осуждения". Проповедь его вселяла уверенность, что бедные и слабые - тоже люди. А по пятам Египтянина шли фарисеи и их посланные благочестивого облика и искушали его вопросами. Он отвечал притчами, форма которых позволяла избегать прямых, обычно опасных ответов. Народ в нём души не чаял. С ним вместе, рядом, шли теперь и те, на кого их служба клала пятно, - сборщики податей, мытари. И он находил с ними общий язык, и учил их добру. Фарисеи и книжники роптали: "Он принимает грешников и ест с ними". А Египтянин отвечал им притчами о потерянной и найденной овце, о возвращении блудного сына. "Какой смысл лечить здоровых? - спрашивал он. - Ведь они и так здоровы. А излечить больного, поставить его на праведный путь - вот задача, достойная Сына Божьего". Такие речи были нестерпимы и опасны его врагам. Часы Египтянина были сочтены.

       (Продолжение следует)