грозшварцфогель

       Грозшварцфогель
       
       Времена были мутные. Мне пришлось уйти из захиревшей в раз, как и вся страна, геологии. Потихоньку впроголодь осваивал коммерческий туризм. Но связи со своими не терял.
       Да и как можно. Такого смачного колорита, труда надрывного, но ощутимого немедленным результатом в виде керна, поднятого с километровой глубины, я не встречал больше нигде.
       Разве забудешь заумные фантастические сеансы радиосвязи. Шипение, писк из динамика и на тебе с треском:
       -«Наливка десятая» вызывает «Копер» - «Копер» еще логично, но с какого тяму КГБ, тогда курирующая эфир, родила, отлила, такой вкусный десятый позывной останется загадкой навсегда.
       -«Копер» слушает.
       -Здесь проблемы. У мальчика отломился кончик. Пробовали метчиком, но дырка маленькая, не попасть. Сцепились юбкой, протянули полсвечи и зажало. Как понял?
       -Понял, понял. От нас чего хочешь?
       -Нужна «баба» с ушами и проходным отверстием на шестьдесят.
       -Отправлю ГТС-кой ближе к обеду, но берегите, «баба» последняя.
       А люди. С каждого портрет пиши. Или групповой: «Бригада такая-то пишет письмо профсоюзному боссу».
       А ситуации.
       Зима, вагончик, отдыхающая смена режется в карты. Приспичило чаю. Воды нет. Сорока берет ведро, идет, чертыхаясь, на ручей. Возвращается… в ведре глухарь. Водонос взахлеб поет о том, как ловко поймал снежного пленника. Птица погибала под настом. Обступали, рассматриваем. Черный огромный красавец жив. Но глаза то затянутся пленкой, то откроются.
       -Издыхает - отметил спаситель - надо башку открутить, что б не мучался,- протянул ведро маленькому Боре.
       Тот неуверенно взял ведро за стенки, поставил на табурет, потер друг об друга ладони, опустил руки, потом опять потер.
       -Гормон стресса портит вкус мяса – это уже я начал подталкивать палача к действию.
       -А-а. Дай мне, смотри. – Взялся за дело Веня и не успел.
       Птичка отогрелась, наслушалась и полетела.
       Постараюсь нагляднее объяснить случившееся непосвященным в убогий быт полевого проживания. Вагончик три на шесть метров, две пары нар, там же печь, стол, плита кухонная, полки, посуда, даже картины по стенам и четверо разинувших рты идиотов. И среди оставшегося пространства, проламывая себе проходы, бьет все и всех подряд пятикилограммовая кувалда в перьях. Падали и летели во все стороны кастрюли, картины, люди. Веня шустро напялил ведро на голову и упал на колени. Боря пытался спрятаться за могучей спиной Бобра. Я почти оглушенный, бросился к выходу, споткнулся за ракообразного «тевтонца» и грохнулся на все четыре конечности и два стеклышка очков, по пути зацепил Веню. Веня, наверное, решил, что это злая птица до его печени добирается, и обозвал ее, то есть меня очень плохо.
       Кончилось все быстро и оглушительно. На фоне хаотичного гама раздался конкретный звон бьющегося стекла, и все стихло. Только зановесочки цветастенькие трепетали на сквознячке.
       Придя в себя через минуту-другую, на траектории полета этого зверюги мы нашли несколько перышек, десяток следочков на снегу и ни капельки крови.

       В ту осень мне довелось сопровождать на охотах двух туристов охотников из Дании. Места выбрал дальние, глухие и перспективные. В помощниках Вениамин Сорока, куда без него. А вот с собакой незадача. Украли мою умницу, помощницу незаменимую перед самым выездом. Без собаки какая охота. Пошустрил по знакомым, по знакомым знакомых, вроде, пообещали в поселке, что по пути, кобеля рабочего. И то ладно.
       Тронулись. Гости на легковушке-иномарке, мы с Веней на «Урале» бортовом. В поселке одолжили собаку, на вид дельную, утеплили, пересадили в кузов клиентов и добрались до озера. Дальше еще час на лодке и вот глухомань, самая что ни есть настоящая. Берег, лес дремучий, избушка. Чуть дальше банька на отдельной ламбинке.
       В первый вечер все примитивно отдыхали после восьмичасовой тряски по российским направлениям. Умеренно, датчане в силу менталитета, мы из представительской скромности, потягивали чай с водкой, незатейливо ужинали. Я стажировался в немецком, не напрягаясь, по мере бытовой необходимости. И сделал для себя открытие, меня понимали. Наверное, решил, что и Фрэнк, мой визави, сам знаком с германским великим через пень-колоду, то есть изгалялись мы на одном уровне. Поначалу, конечно, давился и на примитивных фразах. Думаю, и профессору-филологу трудновато сходу перевести с одного языка на другой животрепетные для нашего предприятия термины. А ну. «Мертвая пороша, низко потянул, глухарище, полайка, ушел сволочь и так далее». Я же довольно скоро ляпнул: «грозшрарцфогель», был понят, и потихоньку исподволь завязались милые сердцу охотничьи байки. Без артиклей и квамперфектов, но с расставленными как можно шире руками и глазами выразительно сверкающими в свете керосиновой лампы. Уже друзья хвастались охотами в Канаде на медведей, в Европе на фазанов, на кабанов в Азии. На что Сорока после моих приблизительных переводов согласно кивал и вслух оценивал:
       -П….т.- Продолжая отрезать с небрежным видом настоящую заморскую колбаску, кружок за кружком.
       Я бестолку протестовал, шипя ему в ухо. Жевал, проглот, и уводил меня от проблемы:
       -Ничего колбаска. Как по-ихнему?
       - Вюрст, кажется, толи дер, толи ди.
       -О гут! Гут… колбасен.
       Разместились и угомонились с устатку быстро. И встали утром легко на изумительный запах отличного кофе. Датчане постарались нам на позор. Показал Вене рыбное место на озере, он оставался, а мы пошли в тайгу. Мы это я в роли егеря, лайка Бич - основная надежда на удачную тропу, и двое туристов с ружьями, которым была гарантирована та самая удача, и которую они уже оплатили. У нас было два полных дня на этот проект. План простой. Первый день походим на западе, второй на северном направлении. Мудрый план, ведь на юге от базы озеро, а на востоке – река, и нечего лишнего думать.
       Через километр настороженного, но азартного движения проявилось первое неучтенное обстоятельство – физические способности клиентов, к сожалению, были неравноценны. Молодой Фрэнк в забавных кожаных гетрах и с дорогой коллекционной горизонталкой был свеж и прямо светился от происходящего, даже не предвкушал, а уже участвовал в процессе. Одо был постарше раза в два и меня и земляка своего и плелся еле-еле. И курил, как паровоз каждые пять минут, даже на ходу. Наверное, у них так на канадских охотах принято. Подымит, покашляет, проковыляет метров пятьсот и снова отдых с перекуром. Мне приходилось постоянно оглядываться вместо того, что бы смотреть вперед, выискивать, высматривать, выбирать путь. Собака собакой, а заплачено то мне.
       На старой вырубке почти уперлись в косячок оленей, голов с дюжину. Кобель с ревом рванул. Я же шепотом, но забив собачьи вопли скомандовал:
       -Фойер! Фойер! Вашу мать.
       Северные красавцы взвились и умчались, гремя копытами и рогами. А охотники и не подумали вскинуть ружья. Сложили ручки и любуются на смешно подпрыгивающие хвостики.
       -Варум нихт шизе? (Почему не стрелять?)- Зашипел я через силу, от обиды свело лицевые мышцы, стараешься-стараешься для них.
       Клиенты как по команде достали охотничьи путевки, дружно развернули. Фрэнк недоуменно, но деликатно затараторил:
       -Грозшварцфогель- ткнул пальцем в строчку, где написано глухарь.
       -Миттен шварцфогель- палец пополз вниз, тетерев.
       -Кляйнвайсфогель- куропатка. Посмотрел мне в глаза.
       -Найн хирш.
       -Е-мае - сразу вспомнилось, как в городе они метались по тротуару, затрудняясь перейти проезжую часть вслед за мной, отсутствовал пешеходный переход.
       -Ну, найн так найн, раухен.
       Попили чаю из термоса, старый накурился с жадностью. Лохматого помощника не дождались, пес, видать, из охотничьего стал оленегонным, потом выяснилось до конца предприятия. Тронулись по заросшему смешанным лесом склону. В благодарность за охотничью этику набрели вскоре на стайку лесных куропаток. Непуганых. Топчутся в десяти метрах, кокают. Не убегают даже.
       Фрэнк жестом подозвал меня, так же жестами просветил, что стрелять в сидящих птиц не будет.
       -Пижон – подумал – ладно.- Схватил сук, швырнул в птичек. Дичь разоралась возмущенно, вспорхнула и заметалась в разных направлениях белыми молниями меж стволов и кустов.
       -То-то…- Домыслить злорадство не успел.
       Грохнули с мгновенным интервалом два выстрела, и две жирных осенних курицы упали на черничник справа и слева от стрелка.
       -Ни фига – чуть не вслух отреагировал на чистую работу.
       Собрали трофеи. Потопали дальше. Начали уставать. А глухарей, заветную цель экспедиции, только слышали. Подойти не удавалось. Без собаки дело почти безнадежное. Первый сдался Одо.
       -Нах хаус, нах хаус – запел хрипотцой.
       Вернулись без приключений. Нас ждали протопленная избушка, три запеченные фаршированные щуки, пойманные помощником, кипящий чайник и сам неугомонный Веня.
       Пока сервировался стол, я с напряженным интересом пытался решить задачку – кто останется без горячего. Не разрушать же кулинарный шедевр. Бутылка «Перцовки» и кружки посередине стола, миска с хлебом и луком у окна, соль в банке рядом, разложены ложки, ножи у каждого на поясе. Мы умытые и причесанные сели, ждем.
       Веня крутнулся расторопно и выставил на праздник противень с рыбой, потом три стерильно выскобленные дощечки. И не мудрствуя, иностранным подданным церемонно каждому выложил на доски по рыбине, третью порцию поставил посередине между нами.
       -Ничего?
       -Нормально.
       Забулькала водка. Стукнулись над столом кружки.
       -Прозит.
       -Будьте здоровы.
       Сказать честно, смотреть тошно, как питаются наши европейцы. Водку лизнули, поставили. Красивых рыб расковыряли, бросили. И за свое, один дымить, другой про фазанов жестикулировать.
       Свою щуку мы оприходовали на счет три и выразительно уставились в потолок. Сдается очень выразительно. Иначе, зачем бы датчанам, вопреки всем их этикетам, надо было подвинуть в нашу сторону свои дощечки. Да и ладно, в лесу объедков не бывает.
       Веня покосился на кружку. Я кивнул. Коллега налил половину трехсотграммовой посудины и опять покосился. Я опять кивнул. Соседи по столику замерли. Одо пытался ткнуть мальборину в консервную банку, служившую пепельницей, не получалось. А Сорока, что твой маэстро, поднял торжественно полную до самого краешка эмалированную солдатскую кружку, выдохнул и в затянувшейся, как перед процессом на эшафоте, тишине перелил зелье в себя. Аплодисментов не последовало, но старому стало плохо. Попав все-таки окурком куда надо, бедолага ломанулся на свежий воздух.
       -Грозмен! Грозмен! Зергут. – Закачал головой Фрэнк.
       А Веня покраснел через минуту, вспотел через две, утерся и с моей помощью умял все съедобное, что стояло на столе.

       После здорового, по крайней мере, у нас, сна позавтракали скромно, но вкусно и с мутным предчувствием неудачи пошли по плану. Сороке велено было топить баню.
       Цирк начался почти сразу. Ну, через час. Поднимаюсь на бугорок по редкому паркового типа лесу, озираюсь и вот тебе. На соседнем таком же рельефе, метрах в двухстах, на таких же древних соснах высыпок глухарей. Хорошо. Но собаки нет. Плохо. Хуже некуда. Хуже неку.… А была - не была. Вывернул куртку мехом наружу, ляпнул заинтригованным клиентам:
       -Фюнф минутен.
       Упал на карачки и, издавая от всей дури:
       -Гав-гав! – Пополз, поскакал на нужный склон.
       Друзья мне до сих пор не верят, но через полчаса мы добыли двух великолепных мощных красавцев. Я, правда, чуть охрип, но зато выполнил свою часть контракта.
       Радостные, довольные охотники щелкали фотоаппаратами, цокали языками и лопотали по своему, оборачиваясь то и дело в мою сторону.
       «Фигушки» - махнул рукой в районе ширинки и ярко отказался позировать в качестве собаки. Отвязались. Пошли дальше. Глухарей к моей радости больше не попалось. Костерок, чай и дню конец.
       По пути домой, к нашей избенке то есть, я чуть было не свел на нет все свои прежние подвиги. Крутнулся в туманном лесу. На компас понадеялся, а зона оказалась аномальной. После часа лишнего, а для Одо почти смертельного хода, пришлось объявить подопечным:
       -Хойте шлафен унтер тане, ( под елкой вздремнем нынче).
       Старый траппер едва в обморок не упал. Фрэнк в рамках доступного речевого общения пытался делиться опытом ориентирования на местности. Умник. Где я ему соседа найду, что бы спросить, в какой стороне мой дом. Тайга окрест на сотни километров. Да-а. Опять разжег костерок, опять чай в ожидании чуда, окошечка в небесах. Засечь горку, вокруг которой мы бродили, и топай домой, не так уж далеко мы ушли от тепла и уюта. Увы. Туман или низкая облачность висели над миром, не колышась. Зато ночь приближалась. Закурил. По метру, по пройденным болотцам, холмикам, распадкам, не знаю как, начертил схему нашего движения сначала в голове потом на карте. Похоже, ушли влево.
       Через полтора часа группа из двух живых и одного «мертвого» охотников вышла прямиком к бане. Жарко натопленной Сорокой лесной баньке на берегу небольшого озерка.
       -Я и веники запарил – доложил помощник.
       Сказать, что я и Фрэнк обрадовались – ничего не сказать. По разному, конечно. Я-то искренне, Фрэнк на базе приобретенного опыта настороженно. Второй выживший отказался наотрез от русского гостеприимства, как только зашли в помещение, рухнул на спальник и … закурил.
       -Геен? - После перекуса предложил я обществу.
       -Геен! – Решительно согласился датчанин, что помоложе.
       -Ноу! – Простонал Одо, зачем-то перейдя на английский.
       -Баня есть гут – завершил насыщенную беседу Веня и мы, не мешкая, выдвинулись в сторону русского обычая, втроем.
       Вот хоть север, хоть ночь, снег и морозец, и лес кругом дикий, а ведь чудесно. По небу звездному сполохи переливаются от края до края от розового оттенка до салатного. Припорошенный лед неестественно отсвечивал снежной белизной. Черный, чернее не бывает, изрезанный контур леса вокруг, прямо тебе как диадема из космического материала. И еще деталь – силуэт баньки со светящимся окошком. Было от чего остолбенеть и стоять с широко открытыми ртами минуту-другую.
       В предбаннике, раздеваясь, я узнал от Фрэнка, что он любит сауну, а от Вени, что у нас еще и прорубь в наличии. Да-а. До чего жить хорошо. Разделись, идем в парилку. Иностранный гость как-то скромненько так сел на скамеечку, коленки сдвинуты, руки на коленях, спина прямая. Сидит. На нас смотрит. Ясное дело – сауна по ихнему. Мы с Сорокой протерли верхний полог, приготовили веники можжевеловые, ковшик. Показываю клиенту на полок, предлагаю вежливо до сиропа в голосе:
       -Лиген.
       Пауза и настороженный ответ:
       -Найн.
       -Плис, плис, будет гут – подключился напарник.
       -Найн, найн.
       Желание добра на полную катушку своим гостям исконно русская черта минут за пять победило европейскую недоверчивость. Любитель саун осторожно возлег и, поглядывая то на меня, то на Веню закивал:
       -Гут, да, корошо.
       Наивный. Он полагал, что это и есть весь процесс париться по-русски. Взяли мы по венику, плюхнули с чувством на каменку можжевеловой водички так, что аж банька ахнула. В глазах бедолаги ужас, паника, он сделал попытку упасть с полка. Ишь, ретивый. Свободными руками мы дружно придавили клиента к доскам и так же дружно и рьяно принялись охаживать оного колючими букетами. Выяснилось, иноземец незначительно, но владеет русским.
       -Б…ь, на х… - услышать можно было, наверняка, за километр.
       Постепенно сопротивление угасало. Толи клиент во вкус вошел, толи силы кончились. Мы с Веней тоже притомились. Нука махать вениками при температуре за сотню. Сели. Фрэнк тут же сполз на пол.
       -Найн! Ком! – Скомандовал я и распахнул двери сначала в предбанник потом на улицу. Вышли втроем в божий мир и затрусили к проруби. Гость посередине, что бы не сбежал. Но, судя по поведению, волю к борьбе за жизнь он потерял. Грядущая процедура как раз для такой ситуации. Несколько секунд и мы у цели.
       Черный глянцевый квадрат отражал звездное небо и манил, затягивал фатально. В глубину уходила примитивная лесенка.
       -Глубоко тут? – Спросил у Сороки.
       -Палкой дна не достал.
       -Фрэнк – говорю - хир ист тифе, ферштейн?
       Тот кивнул… Мне показалось так. Боже, как я ошибался.
       -Форверст – показываю на воду.
       Вместо того, что бы окунуться раз-другой, приседая на ступеньках лесенки, обреченный просто взял и шагнул вяло так, безропотно. Дальнейшее до сих пор стоит в глазах, но в замедленном темпе почему-то. Как гвоздь, прямо без брызг, без шума наш новый друг уходил в бездну. И ушел. Вода сомкнулась за ним кругами и все-е. В небе те же сполохи, так же чернел лес, и светилось окошко, но одного из нас в этом мире не стало. Трудно было оторвать взгляд от черного квадрата, но получилось. Одновременно. И глаза в глаза друг другу.
       -П.…ц. – Подытожил Веня – капут, по вашему.
       Дальше кадры опять замелькали в правильном темпе. Бросились на колени, руки в воду. Глубже, еще глубже. Ну-у! Волосы. Цепляюсь пятерней со всего отчаяния. Есть. Тащу. Опять раздается вода, но уже шумно, брызги фонтаном. Вот и голова желанная с вытаращенными глазами. И вещает даже:
       -Фу-у – и по матушке дальше, по-русски, полиглот воскресший.
       В приступе понятной радости разжимаю руку. Бедолага опять начинает погружаться. Но уже есть опыт. Он со всей дури молотит ногами и вылетает на лед, что твой пингвин, на пузо, опять мимо лесенки. И ползет к берегу шустро так, с победной жаждой жизни, оставляя за собой кровавую полосу. Вокруг проруби то острые осколки льда, весь живот исцарапал. Ладно остальное не поранил. Пытаемся догнать, поставить на ноги, не до бани же ему извиваться. С третьей попытки удалось. И на полок, и за веники. Пол ночи истязали друг дружку по очереди. Раз по пять окунались в ламбинку. До изнеможения, до истомы, до … просветления. Датский парень еще яростнее и азартнее нас. Вот дает!
       Перед сном, блаженно потягивая никакой грузинский чай, Фрэнк спросил:
       -Ви хайзен дизе лебен? – Мол, как мы называем такой образ жизни.
       -Кайф – ответил, долго не мудрствуя.
       -О кайф, кайф.
       -Кайф гут – добавил резонно Сорока.
       Ох, и спали мы в ту ночь. Да, кобель вернулся перед самым отъездом.