Одноклассники. Химоза

Иногда она напоминала мне ящерицу или что-то в этом роде. Длинная, худая, как жердь, с сухим, пергаментным лицом, гладкими, зачёсанными назад волосами, завязанными в жиденький пучок, в огромных очках, постоянно съезжающих с её пуговки-носа, она носила жуткие, похожие на опорки, туфли, длинную чёрную юбку, скрывающую кривизну худых ног, и серый, какой-то потрёпанный жакет, полнейшую ветошь, и вечно таскала с собой огромный, допотопный портфель. Ко всему этому она преподавала химию, и от неё за несколько метров тянуло табачным дымом от дешёвых сигарет, которые она постоянно курила. Мне казалось, что даже урок ей тяжело было высидеть – так хотелось закурить. Мы называли её «химозой». Никогда по имени-отчеству, хотя её звали Викторией Эдуардовной. «Химоза» обладала резким, хрипловатым голосом, который часто повышала, отличалась нервностью и придирчивостью, поэтому получить от неё хорошую оценку удавалось редко кому. Надо ли говорить, что «химозу» мы не выносили на дух и всячески издевались над ней за глаза, а иногда и выкидывали что-нибудь на её уроках?
Особенно раздражала «химоза» Катьку Репникову, которая уже второй год любовалась на неуды в графе «химия» в своём дневнике, выведенные острым с сильным нажимом почерком. Справедливости ради, надо сказать, что двойки Катька получала заслуженно, отставая и по другим предметам, но «химоза» доводила её просто до слёз.
- Нет, она просто издевается надо мной! – бесилась Катька. – Старая дура! Она мне просто завидует!
Красивые девушки и женщины, имея неприятности со стороны менее красивых представительниц своего пола, всегда убеждены, что последние просто завидуют их неземной красоте и поэтому стараются нагадить, где возможно.
Катька, в самом деле, была одной из самых красивых девочек в нашем классе. Она уступала разве что Лидке Олсуфьевой, и то потому, что та имела возможность гораздо лучше одеваться, благодаря богатым родителям. Ей, к слову, «химоза» тоже ставила низкие оценки, но Лидка не обращала на это внимания, зная точно, что, даже если в её дневнике будут одни единицы, её отец выхлопочет ей хоть золотую медаль, не то что вшивый аттестат… У Катьки таких надежд не было, ей в учёбе приходилось рассчитывать только на себя, а потому она переживала.
Следует также сказать, что «химоза», действительно, не любила, когда девочки слишком броско одевались и красились.
- Это школа, а не бордель, - сухо говорила она. – Пойдите умойтесь.
Именно так, на «вы». Учительница старой закалки, она ко всем ученикам обращалась исключительно так. Наши красавицы, глотая слёзы, шли смывать «красоту» и, по-моему, только хорошели от этого…
После очередного «неуда» Катька не выдержала:
- Всё, хватит! Пойду к ней домой и всё ей выскажу!
- Что всё? – пожимали плечами мы.
- Всё! Что она старуха завистливая! Крыса! Что я её выходки больше терпеть не буду! Пусть знает! С меня хватит!
Удерживать разошедшуюся Катьку мы не стали, зная её упрямство и ища повеселиться от этой выходки, и пошли за ней, подначивая:
- Струсишь, Катька! Не пойдёшь!
- Стойте у дома и ждите меня! Увидите!
- Смотри без смертоубийства!
И мы остались ждать у подъезда на январском морозе в то время, как Катька ринулась разбираться с «химозой»…
«Химоза» жила на первом этаже в двухкомнатной «хрущовке». Катька позвонила несколько раз, дверь медленно отварилась, и она увидела на пороге мальчика лет семи с крошечным телом и огромной головой. Лицо его казалось сведённым какой-то судорогой, левая рука висела безжизненно, а правой он опирался на костыль, так как ноги не держали его.
- Здравствуйте… - с большим трудом выговорил мальчик. – Кого… вам?
- Мне бы Викторию Эдуардовну… - нерешительно промямлила Катька.
В этот момент в прихожей появилась «химоза». На ней был потрёпанный халат, в котором она казалась ещё худее, длинные, заштопанные местами носки, стоптанные тапки, голову венчало полотенце.
- Тоша, я же просила тебя никому не открывать… - устало вымолвила она.
- Тётя, эта к тебе пришла… - сказал мальчик.
- Я поняла. Иди к маме…
Мальчик с огромным трудом поковылял в комнату. «Химоза» закусила губу, посмотрела на Катьку большими, полными усталости глазами, не замечаемыми прежде из-за уродливых очков.
- Проходите на кухню, - сказала она тихо. – Куртку повесьте на крючок, и сапоги… снимите. Я вчера только пол вымыла…
Катька разделась и прошла на кухню, поразившую её своей бедностью.
- Посмотрите, пожалуйста, вы нигде не видите моих очков? Я без них, как без глаз… - как будто стесняясь, попросила Виктория Эдуардовна, нервно теребя воротничок халата.
Катька огляделась и, увидев знакомые очки, протянула их учительнице.
- Спасибо, - поблагодарила та, надевая их и садясь за стол. На столе лежала кошка, худая, как её хозяйка, настолько, что можно было сосчитать рёбра.
- Извините, что такой беспорядок… - произнесла «химоза».
- Вика, кто там пришёл? – послышался оклик из комнаты.
- Это ко мне, Маша! Не волнуйся! – отозвалась учительница и вновь обратилась к Катьке. – Садитесь. Не стойте, как засватанная.
Катька села.
- Этот, что вам дверь открыл, мой племянник, - пояснила Виктория Эдуардовна. – ДЦП у него… Отец его в автокатастрофе разбился, а сестру мою, Машу, младшую, после этого паралич разбил… Год уже не встаёт. Они раньше в другом городе жили, а как это всё случилось, я их к себе перевезла… Пропадут ведь. Тошку бы в приют забрали от больной матери – а разве же можно? Он ведь умненький, несмотря на убогость… Одиннадцать лет, а задачки у меня такие решает, что вам и не снилось… Я его сама учу… Бог даст, ещё и высшее образование получит… Он ведь умненький, целеустремлённый… - по высохшему лицу «химозы» пробежало что-то вроде улыбки. – Только, вот, меня днём дома нет, а им тяжело без меня… Маша не встаёт… Тошка всё помогать мне старается, да ведь тяжело ему… Что он может? Только головка умненькая… Я, вот, ему компьютер старенький купила… На премию… Чтобы занимался…
Чем дольше Виктория Эдуардовна говорила, тем ниже склоняла Катька голову. Ей сделалось стыдно, и на глазах навернулись слёзы.
- Простите меня… - вдруг сказала она.
- За что? – удивилась «химоза».
- Не знаю… Просто…
- Вы бы учились лучше, Катерина. Вы ведь способная, а ленитесь только.
- Я буду стараться, Виктория Эдуардовна.
- Очень хорошо. Правильно. Старайтесь.
- Виктория Эдуардовна…
- Что?
- А можно мне к вам приходить? Я бы с Тошей заниматься могла. Играть во что-то, на компьютере помогла бы ему (я ведь им владею), гулять тоже…
Виктория Эдуардовна быстро надвинула очки на глаза, повела острыми плечами, закурила, открыв форточку:
- Да, по информатике у вас хорошие оценки… Я видела… А я же старая, не смыслю в них… И некогда…
- Так можно, Виктория Эдуардовна?
- Я вам очень благодарна буду, если вы Тошке поможете… Он ведь умненький… А уж я бы с химией помогла вам подтянуться, объяснила бы… Только не говорите никому, что тут у меня да как… Не нужно этого…
Мы продрогли до костей, пока ждали Катьку. Она вышла к нам какая-то не своя.
- Ну, что получила? – набросились мы на неё.
- Мы думали, тебя эта крыса уже слопала!
- Ты её там ничем не прибила?
- Околели мы уже тут! Что так долго-то?!
- Дураки вы все… - ни с того, ни с сего отвесила нам Катька и пошла прочь, загребая снег сапогами, а мы остались стоять, недоумённо глядя ей вслед и крутя пальцами и виска:
- Совсем сбрендила… Сама дура!
В довершении надо сказать, что с той поры Катька, к нашему изумлению, зачастила к «химозе». Объясняла, что ходит на дополнительные занятия. По окончании школы выяснилось, что отметку «отлично» по химии в аттестате получила только Катька, сумевшая вдруг подтянуться и собраться по всем предметам, посерьёзневшая и выбившаяся из отстающих в стабильные хорошистки, потряся всех нас, узнавших подлинную причину этой загадочной перемены уже много позже…