Царский выезд

Историю Петя Корюшкин все-таки сдал. На четыре, но сдал... Мать побуйанила, конечно, часок, почему не пять ("Петр, золотой век Екатерины! Такая интереснейшая тема! Как ты мог не выучить ее как следует?"), но гулять отпустила. Аж на два часа. Эх, жалко, эти два часа пролетели как сладкий сон...

Придя с гулянья, Петя с аппетитом поужинал, сунул под мышку учебники и лениво потащился на веранду, готовиться.
Кинув стопку книг на столик, он выбрал "Биологию" - следующий экзамен был по биологии - плюхнулся в плетеное кресло-качалку и задрал, пока мать не видит, на стол ноги. На глазок поделил толщину учебника пополам и открыл первую попавшуюся страницу...

"Среди муравьев широко распространено явление временного «социального» паразитизма. Самки некоторых видов после брачного лёта проникают в уже сформировавшиеся гнезда других видов и основывают там свои семьи. Так, самки рыжих лесных муравьев (Formica rufa) основывают новые семьи в гнездах бурого лесного муравья (F. fusca) и близких к нему видов, в которых почему-либо нет своей самки."

Петя зевнул и подумал, что лучше бы весь этот кошмар почитать с утра, а не на сон грядущий... Но встряхнул головой и сосредоточился, отгоняя сон. Принялся упрямо читать дальше...

"Самки волосистого желтого муравья (Lasius umbratus), проникнув в гнездо черного садового муравья (L. niger), убивают его самку. В некоторых случаях, если феромоны, выделяемые пришлой самкой оказываются более прилекательными, чем выделяемые хозяйкой гнезда, муравьи могут и сами убить свою самку."

Бр-р-ррр! Что там у них творится...
Петя потер глаза и устало откинулся на спинку кресла. Сон не отступал. Потому что, если честно, ему было глубого плевать, что там у мурашей творится. Рождаются и рождаются, вот интересу-то... Они ж безмозглые. И живут в одних инстинктах.

История давалась ему много легче. Там хоть можно было помечтать: представить себя в далекой исторической эпохе... отсалютовать шпагой, снять шикарную шляпу... отвесить даме поклон... По крайней мере, не тянуло так спать, как с этой чертовой биологией.

"Так или иначе, в гнезде образуется ситуация, когда муравьиная самка там - одного вида, а рабочие муравьи - другого. Самка кладет яички, а все прочие ухаживают за ней и за молодью. Постепенно рождаются рабочие муравьи вида паразита и сменяют естественным путем рабочих вида хозяина..."

Петина голова медленно, но верно запрокидывалась назад, на спинку кресла. Глаза сами собой закрывались, и наконец он уснул. С открытым ртом и открытым учебником, шуршащим на коленях страничками.


***

Во дворце было жарко и душно. Не так от погод, непривычно знойных для Санкт-Петербургского июля, как от невообразимого количества народу, набившегося в залы. Императрица Екатерина Алексевна окинула почтительно притихшую толпу недовольным взглядом - праздно глазеющие на картины и убранства дворца люди, кучкующиеся тут и там... ходят, негромко переговариваются между собой, заняты каждый своим делом... - и стала еще энергичней обмахиваться веером. Наконец, не выдержала:
- Гришенька, дружочек! - негромко позвала томным голосом, обращаясь к стоящему в окружении фрейлин графу Орлову. - А готовь-ка, дружочек, ты выезд, пожалуй? На дачу поедем, душно мне что-то нынче в городе. На природу хочу, на волю...
При первых ее словах все обернулись и замолкли, когда же она кончила фразу, по толпе прошел радостный ропот: "Царский выезд! Царский выезд! Все едем на дачу!" И волной побежало по залам и анфиладам. Спустилось лестницами и продолжило распространяться снаружи, под палящим солнцем жаркого, безветренного дня. Со стороны конюшен тут же послышались покрикивания конюхов и ржание лошадей.

После смерти мужа, так и не коронованного императора Петра III, к которой она, впрочем, не имела ни малейшего отношения, и дочери, умершей во младенчестве, Григорий был ее единственной отрадой. Баловник, конечно, забияка и картежник. И бабник, не приведи господь, не пропускал ни одной фрейлины. И драчун, каких мало. Однако же с ней он бывал нежен. И страстен - непередаваемо... Бивал иногда, в запале, но от него она соглашалась стерпеть все.
Сына своего, Павла, Катерина не любила. Очень уж он напоминал ей супруга, нелюбимого и ныне покойного. Да и оснований на престол - имел поболее.

К смерти мужа Екатерина отношения не имела, однако же знала, что того убьют. Знала - и женским чутьем своим, и пониманием общей ситуации. Она, молодая, красивая женщина, чаровница и прелестница окружающих ее мужчин. Источающая ауру - аромат, который действовал безотказно, заставляя их подчас делать то, о чем она и просить бы никогда не посмела... Делать любезное для нее, согласно их собственному пониманию. Конечно, они не допустили бы венчание на царствие Петра - когда рядом была она!
Оттого ответственность за случившееся Катерина на себя не принимала. На все воля Божья, в конце концов, на все воля Божья... Значит, так и должно быть, как оно произошло - значит, не судьба была Петруше воцариться, господи, прости и упокой душу его невинную... А царствовать, значит, будет она - царица.

Иногда Кате казалось, что она и сама поддается влиянию собственных флюидов, их энергетике. Особенно отчетливо это происходило в присутствии Григория - высокого, статного, в шикарном мундире. С ослепительным жемчугом зубов и опаляющем пламенем во взоре. При виде которого у Кати заходилось сердце и кружилась голова. Ради встреч с ним она готова была на любые глупости. Да что там глупости, на ВСЕ. Смиряла даже гордость свою - она, императрица! Когда он, разбушевашись, мог и наподдать, бывало, ей по всяким мягким местам...
Вот и сейчас, Екатерина смотрела на него влюбленными глазами. Как же он выделялся в толпе - богатырь, настоящий воин! Среди прочих непримечательных личностей. Хамов обыкновенных, рабочего люда... Впрочем, помимо Григория в толпе хватало воинов. И тоже - все выделялись статностью и ростом, возвышаясь над хрупкими, миниатюрными фрейлинами и прочими "цивильными" мужескога полу. Но все же Гришенька ее был лучше всех. А потому что - любимый...

Положа руку на сердце, Катя догадывалась, что действие флюидов приведет к смерти Петра. Что из-за них - из-за нее, чего уж кривить душой, перед собой-то - смерть его была неминучей и обреченной. Но поделать с этим они ничего не могла... Да не очень-то и хотела, как однажды призналась себе. Нравы в диковатой стране были таковы, что приди ее законный супруг к власти, быть бы ей самой задушенной или отравленной в каком-нибудь глухом монастыре.
А ведь будь оно, действие флюидов, послабже - будь она, молодая красивая немка, чуть менее молодой и красивой - ведь пришлось бы ей самой тогда все в руки-то брать, да организовывать... Брать пришлось бы, грех-то на душу...
Но, слава Богу, не случилось. Мужчины двора сами, внутренне и молча, приговорили Петрушу к смерти. Потому что видеть на троне, из них двоих, хотели только ее, свою царицу. Да и разве могла она, того же Гришеньку своего, остановить? Когда он на коленях клялся, что возведет ее, возлюбленную свою, на престол и станет служить ей верой и правдой и всяческих приверженцев ей вербовать? Да и какое там "вербовать", приверженцев всяких и так было - пруд пруди...

Ну, очень много народу в залах...
Катерина обвела взглядом радостно возбужденную толпу, пеструю от смеси роскоши и простоты: ярких и статных офицеров; милых, воспитанных фрейлин; полных достоинства статс-дам; полных, расфуфыренных, как бабы на самоварах, глуповатых купеческих барынь и дочек; ловких и пронырливых чиновников, ведущих "вращение дел государственных"; мрачных и жутковатых часовых; неприметных, словно смазанных на лицо и фигуру, снующих по своим делам простолюдинок.
Ну, очень уж много... Зачем их столько? Надо бы услать, хотя бы часть. А лучше половину. Вон, Крым пусть пойдут воевать, нечего тут околачиваться! А то не продохнуть от них стало совсем...
- Гришенька, так что там с поездом? Скоро ли отправляемся?
- Да, Катенька! Сей же час, матушка-императрица! Уж и кареты около подъезда становятся. Как утварь погрузим, так тотчас же и отправимся. Ответив ей, Орлов обернулся и выразительно посмотрел на управляющих.
"Фике недовольна!" - однозначно прочитали те в его взгляде. И ужаснулись - больше его самого, чем даже императрицы.

- Что дорога, готова ли? Что оцепление?
Катерина выглядела озабоченной. Не потому, что безопасность ее сильно волновала, нет. После убийства Иван Антоныча, внука Петра I - отстраненного от двора еще Елизаветой Петровной и томящегося до времени в Шлиссельбургской крепости - при попытке организовать ему побег, она чувствовала себя спокойной и уверенной. Страна благоденствовала, можно сказать процветала, дворянство и народ относились к ней с почтением и даже любовью... Волновалась она, потому что... А она сама не знала, почему волновалась. Вопросы безопасности традиционно относились к разряду волнительных, вот она и волновалась - наверно, поэтому. А может инстинктивно. Или по привычке. Или потому, что в атмосфере что-то такое витало, ощущалось и сообщало ей, что поволноваться тут необходимо непременно...
- Оцепление готово, от двери до двери, Ваше Императорское Величество! От Зимнего дворца до Царского Села, до самой летней резиденции! - щелкнув каблуками доложил начальник охраны.

Императрица посмотрела на воинов, что начали с несуетливой четкостью выстраиваться в ряды вдоль ее намечающегося прохода. Она любила на них смотреть. Вся ее природа при таком смотрении радовалась и заставляла что-то внутри чисто по-женски трепетать.
Екатерина письменно сносилась (и приглашала ко двору) с лучшими умами Европы - Вольтером, Руссо, Рейналем, д`Аламбером, Дидро, Монтескье. От которых получала неимоверное удовольствие в общении. С ними она искала, и находила, понимание во многих сложных для себя вопросах. Но, если откровенно... будь у нее неизбежный выбор, воины или мудрецы... Она выбрала бы воинов. Конечно, без мудрецов жить скучно. Но без воинов... Без воинов жить просто никак. - Катя тихонько вздохнула. - Неможно! А потому и незачем...

Катерина понимала и где-то даже стыдилась этой глубоко сидящей в ней порочности - неукротимой дикой своей "животности", не очень-то вязавшийся с цивилизованным европейским обликом и благородным происхождением. И - ничего не могла с собой поделать...
Поэтому она поступала с мудрецами довольно цинично - использовала их как громогласные рупоры, извещающие Европу о свершениях, своих и России - ее России, так недавно, и так давно ставшей ей второй родиной. О том, что наступила эпоха просвещенного абсолютизма, что проводятся глобальные реформы в духе Просвещения, что пора бы уже развеять глупый и нелепый миф о России как о дикой и варварской стране - при ее-то правлении! И может быть поэтому с воинами она, наоборот, всегда была искренна - предельно. До того предельно, что подчас наивна и даже беззащитна... С мудрецами она могла быть кем угодно - кокетливой женщиной, искушенным дипломатом, проницательным философом - с воинами же только женщиной, ранимой и слабой... Поэтому мудрецам она покровительствовала, не жалея ни денег, ни времени, а воинам... А воинам она отдавалась, целиком и полностью - со всей необузданной страстью своей души.

Когда процессия двинулась по анфиладе мимо толпы, сдерживаемой воинами, вставшими с двух сторон и образовавшими сквозь нее коридор, Катерина физически чувствовала на себе мужские взгляды и ощущала в воздухе ту самую, сводившую ее с ума, ауру...
- Гриишьенька, почьему их нынчье так многаа? - обратилась она к чинно ведущему ее под руку фавориту. Когда она волновалась, акцент становился особенно заметным. - Раньше я никогда не замечааль, чтобы их былё ТАК многаа...
- Сезон, солнце мое, сезон... К тому же, твоими стараниями народ приумножается ежечасно, а под мудрым руководством еще и из других частей света стал прибывать, вот и кажется тебе, мон шер, с непривычки, что очень уж их много. А так-то нет, нормально... Как раз сколько и должно бы по сезону их быть.
Он нагнулся и тихонько шепнул ей на ухо:
- Только не "замечаль", солнце мое, а "замечала" говорить надобно, чтобы совсем уже это было по-русски.
И отчего-то заржал оглушительно: "БУГА-ГА-ГА-ГА-ГА!"
Спохватившись, улыбнулся гражданской супруге и нежно погладил ладонь, лежащую на сгибе локтя.
Катя посмотрела на него снизу вверх и отозвалась счастливою улыбкой.

Екатерина не заметила, как процессия, с нею и Орловым во главе, вышла на просторный двор. Там сновали мелкие жнецы и фуражиры. Выглядели все суетливо и бессмысленно, но она знала, что это лишь на первый взгляд. Работали они по четкому весьма алгоритму, выработанному многими поколениями. Алгоритму, за вековую практику доказавшему свою эффективность.
Как и во дворце, здесь их было необыкновенное множество. Они стремительно носились по двору, ловко лавируя между каретами, воинами и прочим рабочим людом, и только старались избегать встреч с охранниками, стоящими вдоль вытоптанных в газонах тропинок - те по инструкции не имели права никого к себе подпускать. С ними лучше было вовсе не встречаться - если кто подходил слишком близко, они угрожающе вскидывали на плечо ружье.
Охранники были такого же мощного телосложения, как воины, но сильно уступали последним в... Катерина задумалась... В харизме? Да, в харизме. Здоровенные детины, косая сажень в плечах, охранники были неплохими любовниками, но слишком уж грубы для приятственных развлечений. Она несколько раз пыталась разнообразить ими круг общения, приближая то одного, то другого, - увы, все кончалось фиаско. Говорить с ними, тупыми и невежественными, было все равно что... все равно что... - спрашивать дорогу у ломового битюга!

А ведь охранники такими и должны быть, отчего-то подумалось вдруг Екатерине. Ведь охранники, если начнут философствовать - половину ж фуража попросту разворуют? А если воины начнут философствовать... То мы этот фураж собирать будем, но не для своих деток уже, а для чужих... А я - если я стану философствовать, что с нами будет? Что будет со всеми нами, если я, вместо того, чтобы государством управлять, начну вдруг беспрестанно философствовать?
Катерина усмехнулась, вспомнив недавнюю стычку с Дидро. Тот по ее вызову не приехал - не крыльях прилетел! Жизни поучить... Думал, она позволит ему тут эксперименты экспериментировать, политологические разработки свои проверять. Бумага-то все стерпит! - ответила она тогда Дени - Но нам, императрицам, приходится дело иметь с материей потоньше - с живыми людьми...
Француз обиделся сильно, а она ограничила разговоры с тех пор исключительно литературой.
Но ведь правильно ответила! - в который раз думала она. - Ведь правильно! Потому что философия - философией, а жизнь - это жизнь...

Процессия подошла к каретам. Орлов отдал короткую команду, и все, кто был рядом, кинулись к нему на помощь. Десятки рук одновременно протянулись, подхватили грузное тело королевы-матери и перенесли в мягкий подрессоренный экипаж, с просторной площадкой, сделанной специально под яйцеклад.


***

Биологию Петр пересдал осенью.


03.2007 (c) Carapax