Прости, меня, мама

       
Полина проводила единственного кормильца мужа Петра на войну, оставшись с двумя детьми. Старшенькому Прохору было двенадцать, а младшему Ванечке пять лет. Берёг её Пётр, всю тяжёлую работу выполнял сам, а теперь Полине приходилось все делать самой, и землю пахать, и скотину справлять, дрова заготавливать, пилить и колоть. Перед новогодними праздниками решила Полина зарезать поросенка Борьку, да некого было попросить. В селе остались либо старцы, которые не брались за это дело, либо мальцы, у которых ни силенок, ни сноровки не было. Полина наточила нож и пошла в сарай, кое-как связала поросенку ноги, завалив его на бок, но, посмотрев ему в глаза которые, как показалось ей, молили о пощаде, отложила нож и ушла в дом.
За ужином она подкладывала Прохору лучшие кусочки мяса, налила молока в большой отцовский бокал и он, худенький подросток, сидя на отцовском месте, уплетал еду за обе щеки. Полина начала разговор очень осторожно, что, дескать, мясо на исходе, а поросёнка зарезать некому, она подложила Прошке добавки и робко сказала: «Прохор, у нас в доме ты один взрослый мужик, может, ты попробуешь, а я подмогу». Прошка перестал жевать и, широко распахнув глаза, сказал: «Мама, проси что хочешь, сделаю, только не это, я ведь Борьку с соски кормил, играл с ним, мы с ним всё равно что друзья, а друзей не предают, я уж лучи, мяса совсем есть не буду».
На следующий день Полина стала уговаривать, умолять Прошку, помочь ей зарезать Борьку, но сын мотал своей ершистой головой, отказываясь совершить, как он сказал «убийство друга».
Ночью Полина ворочалась, вздыхала и, даже всплакнула. «И за что мне такие страдания?» - думала она Прошке тоже не спалось, ему было жаль мать, но о даже не мог представить себя в роли «убийцы», - та называли в деревне здоровенного мужика Якова, которого соседи приглашали резать скот, но и Яков был на войне. Прошка страдал, что не может он выполнит наказ отца, который, уходя на войну, сказал ему: «Теперь, сынок, ты старший помощник в семье, береги маму, помогай ей во всем». Утром Полина вновь попыталась по-хорошему поговорить с сыном, но он, расплакавшись, сказал, что не получится у него, сил не хватит. «А я подержу его» - сказала Полина. Они пошли в сарай, Борька, увидев их, забился в угол, но когда Прошка почесал ему бока, он довольно захрюкал и лёг. Полина велела продолжать чесать Борьку, а сама ловко связала ему ноги. Втихаря от детей, она несколько раз уже ходила в сарай, каждый раз намереваясь решиться зарезать Борьку, но дальше связывания ног дело не шло. Напуганный Борька лежал на боку и орал «благим матом», тогда она вновь развязывала ему ноги и уходила прочь.
Полина протянула нож сыну, он дрожащей худенькой рукой взялся за рукоятку, поднёс нож к горлу Борьки и в этот момент поросёнок замолчал и, не шевелясь, смотрел в глаза своего любимого Прошки. Прошка бросил нож и с рыданиями выскочил из сарая, Полина бросилась вслед за ним. Успокоив сына, она вновь уговорила его пойти в сарай, где на боку лежал стреноженный Борька. «Посмотри, как на меня смотрит», - сказал он матери. Поршенька, сынок, я платком ему завяжу глаза, или мешок на голову надену» - жалобно, сквозь слеёы, скидывая платок с головы, сказала мать. Борька лежал с мешком на голове тихо, он, кажется, уже смирился со своей участью, а может быть, рядом с Прошкой он чувствовал себя в безопасности. Прохор взял нож и подошёл к Борьке, тот задёргал головой, как будто старался освободиться от мешка. Прошка беспомощно глянул на мать, в его глазах блестели слёзы, «не могу, мама, я боюсь!» - крикнул он и забросил нож в сено, сложенное в углу сарая. Полина не выдержала, расплакавшись, она начала проклинать войну, затем свою нелегкую долю, а потом с матюгами, которых от неё еще ни разу не слышал Прошка, бросилась на него, колотя его больно по спине кулаками. Прошка бросился наутёк.
За ужином он сказал матери: «Если не отстанешь от меня, сбегу на войну, найду там папку и привезу его тебе зарезать поросёнка».
Такого оборота событий Полина не ожидала. Последняя надежда уговорить Прошку рухнула. Глядя на его тонкую шею, худые детские руки, на вихрастый затылок и на размазанные по щекам слезы, она не выдержала. Рыдая подошла к сыну и обняв его тихо сказала: «Ладно, Прошенька, овощей мы вырастили много, с голода не помрём, а Борька пусть покамест живет. Прости меня глупую за плохие слова и за то, что побила тебя, я забыла, что ты ещё совсем ребёнок, а папку на войне ты не найдешь, писем давно от него что-то нет, неизвестно где он сейчас. Вот война скоро кончится, и снова мы все вместе будем жить, папка у нас сильный и храбрый», Прошка плакал, уткнувшись в материнское плечо, его худенькие плечи вздрагивали, и сквозь его рыдания Полина услышала; «Ты тоже прости меня, мама».