Радужное небо глава 26

ГЛАВА XXVI
ВЕЧЕР ПЯТНИЦЫ
       Вечером того же дня, Татьяна Градова, мать Андрея Градова, парня, лишившегося обеих ног в Чечне, поднималась по лестнице в квартиру Ромашкиных. Лицо у Татьяны было отекшим, какое бывает у всех людей, вышедших из многодневного запоя. Двигалась она медленно и тяжело, несмотря на то, что уже не пила два дня. Она была невысокого роста, но довольно крупного телосложения, из-за чего страдала отдышкой. Частое пьянство лишь усугубляло это состояние.
       Добравшись до нужной квартиры, Татьяна надавила на кнопку дверного звонка. За дверью послышались шаги, и на пороге появилась Мария.
       - Здравствуйте, Мария Федоровна, а я к вам.
       - Да что это вы? Какая я еще Федоровна? – изумилась Мария.
       Но Татьяна проигнорировала ее восклицание.
       - Я вас хотела поблагодарить, Мария Федоровна.
       - Да, Господи, зовите вы меня просто Машей. К тому же, за что вы собираетесь меня благодарить? Я не сделала ничего достойного похвалы.
       - Как же это не сделали? Я хотела поблагодарить вас за продукты, которые вы нам приносили все эти дни. Если бы не они, нам знаете, как было бы плохо. Андрюшка мой…
       При упоминании о сыне, Татьяна залилась слезами.
       - Андрюшка-то мой, как вас благодарил. Ты, мамка, говорит, совсем о нас не думаешь! Если бы соседка, тетя Маша, нам еду не приносила, мы давно бы с голоду загнулись. Ты же, говорит, все пьешь и пьешь, тебе же и дела нет до меня. Тетя Маша нам уже стала сиделкой и нянькой. Мне стыдно за тебя, мамка, говорит!
       Татьяна рассказывала все это, утирая рукой слезы, катившиеся из ее глаз.
       Мария посмотрела по сторонам: не видит ли их кто-нибудь.
       - Войдите внутрь, Татьяна, что если вас соседи увидят.
       Но Татьяна махнула рукой.
       - Да я, ведь, сейчас уйду, я ненадолго. Я поблагодарить вас пришла.
       - Да о какой благодарности вы говорите? За то, что я вам кусок хлеба принесла? Да не стоит даже упоминать об этом! Что вы, зачем вы так унижаетесь? Я вовсе не заслуживаю никакой благодарности.
       Татьяна затрясла головой.
       - Как же так, не заслуживаете, милая вы наша! Вы буквально спасаете моего Андрюшку.
       Татьяна полезла в карман.
       - Сколько я вам должна?
       Мария ахнула.
       - Да что вы еще придумали! О каком долге вы говорите? Даже и говорить об этом не смейте, слышите!
       - Да как же это так? – Татьяна рассеяно мяла в руке деньги. – Вы же все это от себя оторвали. Я же знаю, каково вам на рынке-то приходится. У вас же зарплата маленькая.
       - Не ваша это забота, я без средств пока еще не осталась.
       Татьяна растерянно убрала деньги.
       - Но ведь вам же самой тяжело, - произнесла она.
       - Вы бы лучше пить перестали, Татьяна. О сыне бы своем позаботились. Ведь ему же стыдно за вас. Это было бы лучшей благодарностью мне.
       Татьяна опустила глаза.
       - Вы думаете, мне самой легко? Думаете, что я сама не хочу бросить? А вы, хотя бы, представляете, как мне тяжело? Сын-инвалид, я работаю сторожем, получаю гроши. Вы представляете, каково мне жить такой жизнью?
       - А каково вашему сыну? Вы ведь здоровая, полноценная женщина, на беды сына смотрите, как бы, со стороны. А вашему сыну ведь жить с этим! Он калека на всю жизнь! Вы представляете, как он на жизнь смотрит, что ждет его впереди? Он никогда уже не сможет ходить, никогда! Попытайтесь осознать это слово. Никогда! У него никогда не будет семьи, не будет любимой девушки. Он обречен на одиночество. Он никогда не сможет никуда устроиться на работу, не сможет самостоятельно заработать ни копейки. Да что уж говорить о работе. Если он когда-нибудь останется один, он просто не выживет. Он же не может даже самостоятельно передвигаться, он не сможет даже в магазин сходить, чтобы продуктов себе купить.
       Татьяна прижала руки к груди.
       - Вы думаете, я этого не понимаю? Да я прекрасно представляю, что чувствует мой сын.
       - Нет, - возразила Мария. – Вы этого не представляете! Этого никто не может себе представить! Ваш сын мне сам однажды так сказал. И теперь я понимаю, что он был прав. Ах, как он был прав. Я не сразу осознала всю глубину его правоты. Невозможно представить какую боль испытывает человек, если смотреть на эту боль со стороны.
       - Но что же я могу поделать? – воскликнула Татьяна.
       - Перестаньте думать только о себе, и подумайте о сыне. Ведь к его физическим страданиям примешивается и то, что он видит, в каком состоянии находится его мать. Вы представляете, что, в этот момент, творится у него на душе? Его гложет стыд, обида, он чувствует себя никому не нужным, полностью одиноким.
       Татьяна затрясла головой.
       - Но мне ведь тоже тяжело на душе! Надо же мне как-то снимать стресс! Иначе… иначе ведь можно сойти с ума!
       - Но вы-то снимете свой стресс, хорошо. Но ведь пьяному и море по колено. Вы забудетесь, будете находиться в этом бессознательном состоянии, вам хорошо станет, вы уйдете из этого мира, из мира реальности. Вы будете в иллюзорном мире, но ваш сын останется в реальном мире. Он будет в сознании, и будет созерцать свою мать в пьяном виде. Представляете, каково будет ему? Он-то находится в сознании! Пьяному человеку хоть трава не расти, а что делать трезвому?
       Татьяна не отвечала, а лишь вытирала рукой свои слезы.
       - Может быть, вы хотите, чтобы Андрей тоже напивался, и лежал рядом с вами? Мать и сын – одна компания?
       Татьяна затрясла головой.
       - Нет, нет, не хочу! Но я не могу иначе! Слышите! Я же всю жизнь пью, а теперь-то тем более!
       - Да теперь-то вам и нужно бросить! Ведь вы единственная опора вашему сыну! У него больше нет никого, ему больше не на кого надеяться! Он один, совсем один!
       Татьяна молчала, Мария взяла ее за руку.
       - Остановитесь, - умоляюще произнесла Мария. – Ради сына, остановитесь! Ему так нужно сейчас ваше внимание.
       Татьяна ушла, а Мария вернулась в квартиру. Из комнаты выглянула мать, глядя исподлобья на дочь.
       - Что, вразумила ее? – ехидно спросила она. – Теперь она за ум возьмется, пить бросит?
       - Ну, как ты можешь быть такой безжалостной? – с болью воскликнула Мария.
       - А как ты можешь быть такой жалостливой? Какое тебе дело до этих Градовых? Что ты лезешь в чужие дела? Пускай сами разбираются со своими проблемами.
       - Мне Андрюшку жалко, понимаешь ты это! Ведь пропадает парень!
       - А это уже не наша забота. Пускай о нем мать беспокоится!
       - Мать, ты сама видишь, какая она у него.
       - Ну и не наша это забота. У нас своих проблем хватает, и без того, чтобы за чужими калеками следить.
       - Какая же ты бесчеловечная! – произнесла Мария, качая головой. – Сколько же в тебе злобы!
       - Да уж, сколько есть! – развела руками Октябрина Павловна. – А на добрых воду возят! Ишь, какая человечная нашлась! Ты думаешь, что они тебе спасибо скажут? Думаешь, этот калека тебя когда-нибудь отблагодарит?
       - А мне не нужно его спасибо, - сказала Мария. – Я это делаю не ради их благодарности.
       - Ах, ну да, конечно! Ты же в рай намылилась! Ты думаешь, что твой Господь тебя в рай за это примет! Как бы не так! На таких дураках, как ты, умные люди ездят. Эта сказочка про рай и придумана для того, чтобы добренькие дураки на умных работали, и служили им исправно. А результат всего этого один: умные богатеют, создают себе карьеру, славу, и живут ни в чем не нуждаясь, а дурачье в сырой земле гнить будет. Умные соберутся над их могилой, и будут смеяться над тем, как дураки себя раем успокаивали. Конец всех ждет один: могила в сырой земле.
       Мария махнула рукой, и прошла в свою комнату. Ей было ясно, что с матерью бесполезно говорить на такие темы. Она не могла понять своей дочери, между ними лежала бездна непонимания.
       Мария прошла на балкон, стараясь не слушать язвительный смех матери, который несся ей вслед.
       - Наивная девка! Верит в то, что ее доброта может спасти мир. Какая детская наивность! Единственное, что имеет ценность в этом мире – это собственное я. Жить надо исключительно для собственного блага, а заботу о других оставь глупцам и попам. Они-то любят распространяться о том, что надо возлюбить ближнего. А в мире правит эволюция, выживает сильнейший. Эволюция не терпит проявления слабости, каковой является добродетельность.
       Мария, в раздражении, закрыла балконную дверь и, усевшись на табурет, поставила локти на балконные перила, обхватив ладонями голову.
       Как ей бывало тяжело в такие моменты, как тяжело. Что может быть хуже, если тебя не понимает собственная мать? Мария не знала себе покоя. Ей не с кем было провести время, некуда пойти. Никто не разделял ее взглядов, никто не понимал ее мировоззрения. Люди не понимали, как это можно в чем-то отказывать себе ради призрачного загробного мира. Никто не верил в жизнь после смерти, да и не хотел верить. Слишком это было дико и чуждо человеку, выросшему в атеистическом мире, воспитанному в богоборческой советской школе. Единственное, что оставалось Марии – это книги. В них одних она могла найти понимание. Читая русскую классику; Достоевского, Лескова, Гоголя, она, как бы переносилась в иной мир, в глубине души осознавая, что этот мир также нереален, как и мир современной киноиндустрии.
       Но что делать, книги были единственным, что приносило ей успокоение.