Часть 3. У любви глаза зелёные

Крохотная студия состояла из трёх комнатушек. В одной из них, заполненной до отказа проводами и аппаратурой, периодически устраивали попойки звукооператоры. Вторая была обита бордовым плюшем, посредине стояла стойка с микрофоном, у стены – диван, с вечно покоящимся на нём со времён распада группы, саксофоном. Комната эта сообщалась большим стеклянным окном с операторской. Третье помещение было отведено под «хозяйские нужды» и в простонародии звалось «курилкой». Там, на самом видном месте, красовался значок с перечёркнутой дымящей сигаретой, под которой была надпись красным «Не курить!», а под надписью не менее живописно расположилась консервная банка из-под ананасов, обычно доверху забитая «бычками». На полу возле этой банки сидела я и рыдала. Слёзы крупными градинами катились по щекам, увлекая в свои потоки тушь для ресниц. Чёрные разводы туши делали моё лицо похожим на многочисленные образы представительниц недавно модного молодёжного движения «готок». Передо мной на корточках сидел звукооператор Гарик.
- Прищепкина, соберись! Что с тобой сегодня? Битый час не можем записать одну простую песню! Предупреждаю, будешь петь «живьём»! – пугал меня Гарик неизбежностью участи.
- Не могу-ууууу! Голоса у меня сегодня нету-ууууу! – выла я, затыкая в банку очередной «бычок».
- Мозгов у тебя нету! И сегодня и всегда. Вместо сигареты пой гамму, распевай свою «Иерихонскую трубу». Чтоб через 10 минут спела «на раз» и ушла отсюда, - подытожил Гарик, поднимаясь. На завтра у нас был назначен очередной «корпоратив». Для меня это было всего лишь развлечением, для Гарика – дополнительным доходом семьи.

«У беды глаза зеленые не простят, не пощадят.
С головой иду склоненною, виноватый прячу взгляд.
В поле ласковое выйду я и заплачу над собой.
Кто же боль такую выдумал? И за что мне эта боль...»

- Гарик, у тебя нет ли на примете квартиры какой для меня? Перекантоваться ночь-другую…
- А тебе когда надо?
- Числа шестого-седьмого…
- А чего случилось? Что это ты вдруг?
- Да, Продюсер мне телеграфировал, мол, свободен тогда-то, ищи хату!
- А чего бы ему самому, раз уж прихотелось, гостиницу, например, не снять? Или нынче продюсеры так уж обнищали?
- Не знаю, не интересовалась… Может, обстоятельства у него какие…
- Ты больная, Прищепкина, однозначно, и на всю голову! Ты ещё его на воспитание возьми или на содержание! А прикольно он тебя разводит! Может, скоро за свои встречи с тобой ещё и заплатить попросит? Знаешь, есть такая категория мужиков, «альфонсы» называются. Ты поаккуратней с такими, мать Тереза наша! Пой давай, не болтай!

ДОМОВОЙ

Недели за две до этой записи мне взбрело в голову съездить на выходные к институтской подруге в провинциальный городок, кормящий с ладошки всю Россию. Я интуитивно попала ровно в День её рождения.
- Молчи, мать, ничего не говори, сама всё знаю! – приветствовало меня на пороге своей необъятной квартиры не менее необъятное, заспанное, лохматое существо в домашнем халате и гламурных шлёпках с розовыми пушкАми.
- А чё происходит? Кстати, привет! – мы не виделись 4 года.
- Сороковник стукнул, пойдём, помянем мою молодость.
- Блин, я помню, что где-то здесь должен быть твой День рож, но когда точно, не помню. А чё, сёдня что ли? Тогда давай тебя как следует отхеппибёздим! Щас, остальных алкоголиков и тунеядцев обзвоним…
- Ага, начнём с минуты молчания. Вообще-то, этот юбилей не отмечают, примета плохая.
- Важно, не чем начать, а как кончить! Ты же знаешь, что я «смеюсь над приметой, не верю в пророчества», и привычки – это единственное, чему не изменяю вот уже много лет! – многозначительно объявила я, прикидывая, какой кабак нам больше подойдёт из имеющегося городского ассортимента.
Ближе к вечеру к «Императрице» подтянулась вся наша институтская братия и доблестными песнями и плясками отметила День рож подруги.
Утром следующего дня начались карательные мероприятия, обещанные накануне неумеренным употреблением напитков различной крепости в хаотическом порядке с различными предлагавшими и без закуси.
Шаркая босыми ногами, отёчная и растрёпанная я ползла в ванну. Вдруг на моём пути возник нереальный широкоплечий красавец-атлет в набедренном полотенце.
- Мариха, - хрипло позвала я, - У тебя на кухне домовой живёт.
Домовой, гоготнув, распахнул передо мной дверь ванной комнаты.
- Тебе спинку потереть не надо?
- Кыш отсюда, призрак несчастный! – я медленно вкатывала себя по косяку в ванную.
Сильные мужские руки, вовремя подхватив моё бренное тело, придали ему вертикальное положение. Подобный манёвр заставил меня поверить в реальность происходящего.
- Ты кто? – спросила я, округлив глаза насколько позволяли отёчные веки.
- Сама же сказала, домовой я!
- Ты местный, или мы тебя из кабака вчера приволокли?
- Не важно, когда и откуда приволокли, теперь местный.
- Понятно, а чей ты тогда? Мой или Марихин? – я пыталась сосредоточиться на событиях прошедшей ночи. Память возвращалась неохотно.
- Ладно, расслабься, я сварю вам кофе, - улыбнулся красавчик, удаляясь на кухню.
- Я кофе не пью, - рассматривала я его набедренное полотенце из-за дверного косяка.
Подруга моя, имея внешность более чем заурядную, лицо, покрытое шрамами и оспинами, фигуру, неоднократно подпорченную скальпелем онкохирурга и химиотерапией с облучением, нелёгкий сороковник за плечами и вес в обществе на девяносто килограмм, умудрялась подцеплять на весь этот комплект мужчин нереальной красоты и состояния. Мужчины эти, приходя на ночь, оставались с Марихой довольно долго, пока не надоедали ей. Тогда она просто шла в кабак и подцепляла там следующего «малолетку», как правило, лет на 10 моложе себя.
Вот и на этот раз, в её кухне хозяйничал очередной мачо. Заспанная Мариха, учуяв кофейный запах, выползла из спальни, подмигнув мне, уселась за стол, сервированный «домовым» по всем правилам.
- Поздравь меня, мать, - провозгласила моя подруга.
- Я тебя вчера уже утомилась поздравлять, - буркнула я в чашку с крепким чёрным чаем.
- Да не с этим, я со вчерашнего дня безработная, на вольных хлебах, так сказать!
Чашка «домового» выпала прямо на его колени, содержимое растекалось по набедренному полотенцу с катастрофической скоростью, обжигая на своём пути все «причинные места». Он, заорав, быстро сдёрнул с себя мокрую тряпку и, сверкая накачанными ягодицами, скрылся в ванной.
Мы помолчали и продолжили завтракать.
Мариха давно мечтала сменить место работы, вырвавшись из-под опеки собственного дядюшки, только всё побаивалась своего свободного будущего. На этот раз, в битве за выживание высококлассного юриста верх одержали "вольные хлеба", и Мариха рискнула. Но "домовым" об этом знать не положено вовсе, на то они и "домовые".
«Н-дааа, - думала я, - Сорок лет – совсем не предел, и жизнь не начинается, а продолжается, как обычно, и не так плохо это продолжение. Надо будет взять на вооружение и внедрить, тем более что годков эдак через несколько и мне в праздничный каравай воткнут сорок свечей. Только "домовых", сменяющих друг друга, словно часовые у Мавзолея, пожалуй, я не хочу. Мне один нужен, тот, кого люблю».

«Не гадала, просто вышло так, по судьбе, не по злобе.
И не мной рубашка вышита, что так нравится тебе,
И не я с тобою об руку из гостей иду домой,
И нельзя мне даже облаком плыть по небу над тобой».

ИНОПЛАНЕТЯНЕ

Таксист Дима прибыл за мной в клуб ровно в три часа ночи. Они всегда, с самой первой моей с ними встречи, ходили друг за другом – Таксист и Продюсер. Если звонил один, то вскоре появлялось известие и от второго. Впрочем, в последнее время из этого правила начали выбиваться исключения. Таксист явно был гораздо активнее. Вот и на этот раз, доставив по домам моих подружек, катал меня по ночной Москве.

- Аля, видишь вон ту звезду? – кивнул Таксист своей, практически облысевшей, головой куда-то по направлению Венеры.
Каждый раз, глядя на его лысину, мне вспоминалось, как «умные волосы покидают глупые головы». Этот мужичонка, именно так и никак иначе, был совершенно неказист с виду. Одинакового с Продюсером, невысокого роста, он являл собой полную противоположность Продюсеру, напоминавшему обличием Демона, каким его изобразил Врубель, сошедшего с холста для того, чтобы ворваться в мою жизнь. Мне нравится зал «Третьяковки», посвящённый этому художнику: огромные просторные помещения, в которых размещены не менее огромные картины; камин с изразцами; Микула и Вольга в майолике; подиум для оркестра, на котором, в отсутствии оркестра, мирно покоится рояль. Когда стоишь на пороге этого зала, двери которого всегда полуприкрыты, кажется, что сама Принцесса Грёза манит в жемчужно-серо-голубые объятия, тянет, словно магнитом, обещая сказку, каждый раз новую.

- Да, вижу, и что? «Светом нетленным она озарит нам путь в бесконечность»? Только это не звезда вовсе, а планета Венера, - отозвалась я, делая равнодушный вид, чтобы избежать дальнейшего диалога.
- Ты права, это не звезда, это летающая тарелка! И я снимал её на камеру, у меня есть доказательства, что ОНИ на нас смотрят! – победно продолжал Таксист.
- Правда? – недоверчиво спросила я, на всякий случай отодвинувшись от шофёра насколько это возможно, кажется, его маниакальные порывы, постоянные звонки на мой мобильный по поводу и без повода в любое время дня и ночи постепенно стали проясняться. Он просто ненормальный! «Дефектарий», как говорит моя подруга Лёлька. Она же, заставив меня поверить в неизбежность судьбы, смеясь, изрекла:
- Тебе, Прищепкина, нельзя от Таксиста избавляться, иначе исчезнет и твой Продюсер тоже. Они же в одной «связке» ходят. Так что ты подумай, прежде чем посылать это уёбище, а вдруг за ним и второй монстр свалит?
Лёлька, Лёлька, тебя бы сюда, ты бы раскрутила цветистый бред этого шофёра как минимум на одну историю болезни!
Между тем, Таксист вновь прервал мои размышления:
- Знаешь, Аля, я отдал эту запись на телевидение. Они много раз использовали её в своих передачах, но автора записи не называли, и гонорар мне не заплатили. Я вот думаю предъявить телевизионщикам, пусть платят за то, что используют снятые мной кадры!

Я уже плохо отличала, где истина, а где нет, постепенно поток предложений, который Таксист изливал на меня в эту ночь, превратился в один сплошной непролазный бред.
Наконец, его «четвёрка» подъехала к моему подъезду.
- Алечка, скоро у тебя день рождения. Что бы ты хотела получить в подарок? – ласково начал издалека Таксист, сменив одну тему бреда на другую.
Мне стало смешно. Этот «принц» ещё на что-то надеялся?! Нужно быть абсолютным идиотом, чтобы не понять, что после его монолога о звезде, пришельцах и телевизионных обманщиках, даже без учёта данных внешних, у него шансов не просто ноль, а ноль минус миллиард! Но это существо, всем своим жалким обличием напоминавшее Толкиеновского Голума, почему-то слегка разжиревшего, рождало во мне непреодолимое желание поглумиться. И я глумилась:
- В подарок, говоришь? На день рождения? Хорошо… Так вот, я хочу получить в подарок на этот день рождения… - я стала загибать пальцы, вообразив себя мультяшным героем, перед которым вдруг выросли «Двое из ларца, одинаковых с лица».
- Во первых, квартиру в Москве, во вторых, личный автомобиль, в третьих, жениха хорошего! Пожалуй, на этот день рождения достаточно! – огласила я весь список.
Ни одна мышца не дрогнула на лице Таксиста. Он был абсолютно серьёзен:
- Квартира у тебя есть, вместе с хорошим женихом. Переезжай ко мне в любую из моих квартир, поживём пока вместе. Машину тебе на первое время купим подешевле, тысяч за пять, навроде моей, чтобы бить не жалко было, пока учишься ездить по Москве. И вообще, выходи за меня замуж, - в том, что Таксист говорил серьёзно и искренне сомнений не было никаких.
Меня затошнило при слове «замуж», я предусмотрительно приоткрыла дверцу машины, и, перенеся одну ногу на планету, приготовилась удрать. Таксист, заподозрив мой дальнейший манёвр, мигом притянул меня к себе за плечи. Сквозь его зловонное дыхание я успела разобрать что-то вроде «можно, я тебя поцелую». Его мутные глазки начали свой блаженный закат, а трубочка из губ медленно стала приближаться к моему лицу. Меня тошнило всё сильнее. Резко отстранившись, я сбросила со своих плеч его потные ладошки и проворно выскочила из машины. Перед тем, как навсегда закрыть дверцу, прекратив любые последующие попытки Таксиста меня достать, я должна была поставить точку:
- Знаешь, Дима, я совершенно тебя не люблю, более того, ты мне противен и омерзителен до тошноты! Если бы то, что ты мне сейчас предложил, мне сказал тот, к кому ты меня привёз на Третьяковку пол года назад, я согласилась бы сразу, ни секунды не раздумывая! Согласилась бы, зная даже о том, что через день совместной жизни с этим Демоном мне пришлось бы повеситься на первом же попавшемся сучке! – крикнула я в тёмные недра развалюхи на колёсах.
- Я всё понял, Аля, ещё тогда, когда вы встретились. Я видел, как вы смотрели друг на друга… - донеслось до меня грустное эхо слов Таксиста.
Ещё долго его «четвёрка» стояла возле дома, словно он пытался вычислить мою квартиру по зажёгшемуся с моим приходом окошку. Но я, не включая свет, стояла у окна и рассматривала далёкую планету, названную в честь богини любви, Венера. И мне казалось, что сама Любовь смотрит оттуда на меня глазами цвета тёмной северной речки, и я отражаюсь в них, словно в широких зрачках Продюсера.

«В нашу пору мы не встретились, свадьбы сыграны давно,
Для тебя мне лишней третьею, быть навеки суждено.
Ночи, ночи раскаленные, сон-травою шелестят,
И беды глаза зеленые, неотступные глядят.
Колечко в воду обронить – долго каяться,
А тебя, тебя любить – только маяться».

- Стоп! Записано! Ну вот, Прищепкина, можешь ведь, когда захочешь! На сегодня всё, до завтра! Да, Аля, не вздумай поехать на этот корпоратив по пробкам на своём «извозчике», опаздывать туда нельзя…