На пути к небу. Гл 5. Приглашение в неизвестность

Дорогая сестрица Эсерден!
Благодарю Аллаха за то, что снова могу читать твои строки. Не ожидала, что ты с мужем в Севилье. После событий в Альбайсине отсюда многие уехали, в основном в Марокко. Спасибо большое за твоё беспокойство обо мне. Только не обо мне беспокоиться надо, а о Милагрос. Бедняжка совсем себе места не находит. Еще бы, ведь в Португалии погиб её жених! Зачем он поехал туда! На месте ему не сиделось! А Мили теперь мучается… Ты, наверное, помнишь ее совсем маленькой девочкой. Ей уже семнадцать! Как же она похожа на нашу маменьку – те же волосы, то же лицо, те же движения.
Ты скучаешь по нашему дому, по Альбайсину, по прошлым выездам в Гранаду. Как жаль, что того мира больше не существует. Больно смотреть на то, как Гранада приходит в упадок. Нет больше шелководческих мастерских. А помнишь, как у нас разбегались глаза от многообразия шёлка на ярмарке? Нет больше известной кузницы дяди Абдула, нет больше нашей мастерской…Вообще ремесло перестало дышать полной грудью после того, как многие мавры уехали отсюда. Что качается торговли, то Гранада уже не тот бык, а скорее новорожденный телёнок. Связи с Востоком прервались. Правда, живы еще некоторые ювелирные мастерские. Но и там дела идут неважно. Здешний народ с презрением относится к ремеслу. Нынче благородство в моде.
Но сейчас меня больше всего волнует будущее Мили. Милая Эсерден, помоги ей уехать отсюда. Мои дни сочтены. Да, я знаю, о чем говорю. Местный лекарь ясно сказал, что я больна тифом. В городе от него недавно умерли несколько человек. Сама не знаю, как я заразилась. Сначала просто кружилась голова, приступами появлялась лихорадка. Думала, простудилась. Когда моё состояние стало невыносимым, я позвала лекаря. Он сказал, что это тиф и дни мои, возможно, сочтены, ибо появились осложнения. Не знаю какие, я в этом ничего не смыслю. Наверное, это последнее письмо, которое я пишу тебе. Конечно, мне давно пришлось прекратить работать кухаркой у богатых господ. Полотно ткет, в основном, Мили. Я лишь изредка делаю это, когда её нет дома. Вообще стараюсь избегать общения с ней, чтобы не заразить. Специально послала ее дальше от города вместе с цирковыми, чтобы моя болезнь не передалась ей. Скоро меня не станет. Наверное, я не доживу до ее возвращения. Помоги ей, сестра.
Твоя Махаббат.
 
* * *
Свинцовое небо нависло над городом. Дождь больно хлестал землю. На горизонте не было ни одного просвета. Милагрос с трудом смотрела на свежевырытую могилу, на бледное лицо матери, которое чёрствый могильщик бесчувственно закрыл мокрой сосновой доской гроба. Гвозди впились в набухшую от сырости древесину, оставив глубокий след в душе Милагрос. Ей казалось, что всё это – сон, что вот-вот она проснется и все станет прежним. Но чудо не произошло. Священник дочитал молитву, и могильщик поставил деревянный крест над прахом мавританки. Еще долго Мили стояла у ее могилы в полном одиночестве. Нет, её добрая, ласковая и ранимая мама не может быть так запросто засыпана кучей земли! Нет, она слишком хрупка для такой огромной могилы! Никто не мог ответить Мили. Только капли глухо ударяли по земле. Девушка оглянулась. Вокруг нее были и другие могилы. Немыми свидетелями горя они стояли на границе двух миров. Она прошла мимо них: папа, дядя Саид и тётя Амина, Педро и Мигель Сентесы, сердобольная старушка Бенита Малас и почтенный шелковод Али… Её взгляд остановился на могиле Диего Хосе Рикардеса. Она связывала с ним своё будущее, а теперь от него остались лишь крест и этот холмик. Кладбище было призраком города. Если внимательно вглядеться в кресты и надгробия, то прошлое оживало в памяти.
Июнь 1568 года. Гранада
Наконец мама с папой взяли Жинан с собой в Город! Да, тогда Мили называли Жинан, правда только среди домашних. В прошлые выходные помешала ее ссора с соседской девочкой. Правда, та сама виновата! Но кто поверит в невиновность Жинан, ведь Амина – принцесса, не способная даже таракана прихлопнуть, как думали окружающие! Но для Жинан Амина была ленивой домашней кошкой, царапающей всех, покушавшихся на её покой. Потому целую неделю Жинан старалась быть паинькой, чтобы поехать в Гранаду. А там было что посмотреть! Конечно, она не застала Старой Гранады времен эмира Мухаммеда Абу Абдулла , но до сих пор город дышал тем временем. Страна менялась, нехотя менялась Гранада, но это были вынужденные перемены. «Гранада неотделима от мавров, - говорил отец и сравнивал город с тростью. – Её невозможно согнуть, можно только сломать». Он был прав. Пройдет еще немного времени, и Андалусия осиротеет без мавров, будут обречены поэзия, архитектура, астрономия.
Но сейчас для малютки Жинан вопросы политики не имели никакого значения. Пока отец и дядя о чем-то спорили, она увлеченно рассматривала улицы и прохожих. Лицо города становилось европейским, строились соборы. Но мавританка никогда не станет европейской девушкой, даже надев модный кринолин, несмотря на все усилия Католических королей. Город поражал разнообразием и пестротой, хотя никогда не стремился к показному шику. Вековые традиции давали о себе знать. Гораздо большее внимание уделялось патио, внутреннему дворику, нежели фасаду. Повсюду сновали мальчишки-подмастерья, прогуливались знатные дамы в модных туалетах, прятали глаза от посторонних мавританки, стеснявшиеся ходить с открытыми лицами, резвились дети, шептались подростки… Вот и магазин Али. Мужчины засуетились и быстро вошли в лавку. Али заметил их, поручил обслуживание покупательниц помощнику и скрылся с гостями в кабинете. Жинан тоже хотела пойти с ними, но мама не разрешила, ведь остановились они не надолго. Пришлось наблюдать за притягательным ярким шифоном и бархатом с улицы. Как же завидовала Жинан тогда нарядным барышням, примерявшим столь пленительные наряды! Не знала она, что за этим блеском решалась сегодня судьба всей её семьи, всего Альбайсина!.. Ведь Али, как и ее отец, тоже был участником заговора. А сейчас за ширмой диковинных тканей проходило собрание заговорщиков.
На другой стороне улицы на крыльце собственного дома сидела донна Бенита. Старушка была женой солдата, участника осады города. После смерти мужа она осталась здесь, хотя до конца никогда не понимала этот город. Для Жинан её пристальный взгляд казался пугающим. Так смотрят предсказательницы: пристально и немного надменно…

Теперь Мили смотрела на могилу этой странной, одинокой старушки. Еще совсем недавно она тоже была жива, чувствовала, дышала, любила, ненавидела… А теперь навеки угасла вместе с торговцем Али и другими маврами, в земле ставшей для них родной.
Милагрос медленно пошла домой. Ей больше некуда было идти. Кажется, недавно мама провожала ее в поездку с труппой, была семья, а сейчас… К горлу подступило доселе незнакомое чувство одиночества. Кому она нужна в городе? Какова ее цель? Сейчас она придет домой, но был ли он вообще Домом? Стены глухи, они не ответят ни на один вопрос, и огонь в очаге вряд ли согреет ее.
Дома её ждало письмо от тёти Эсерден. Судя по всему, тётушка знала обо всём, что происходило с сестрой, а потому письмо адресовала Мили.
- Значит, мама знала о своей гибели, - поняла девушка, и сердцу стало ещё больнее. -Значит, неспроста она послала меня подальше от города вместе с цирковыми. А я ничего не заметила…
Старшая сестра матери Мили Эсерден всегда отличалась особой чуткостью и добротой. Она с детства с теплотой относилась к любому беззащитному существу. Её комната походила на маленький приют для котят, щенков и подбитых птенцов. Порой младшие братья и сестры безгранично пользовались её добротой. Но со временем к ней пришло чувство справедливости, за что в семье её стали называть «наше сокровище». Эсерден выдали замуж в семнадцать за управляющего отцовской мастерской. Вплоть до восстания в Альбайсине счастливая пара жила в Гранаде. Потом они уехали и следы затерялись. У ее мужа были какие-то родственники в Марокко, а потому Махаббат думала, что сестра живёт за проливом. Сейчас, когда обстоятельства переменились, Эсерден не могла бросить племянницу на произвол судьбы и предложила ей приехать к ней в Севилью хотя бы на некоторое время. Своих детей у них с мужем все равно не было. Предложение не казалось абсурдным, и Мили стала собираться в дорогу.
У девушки появилась новая цель, которой она посвятила свои последние дни пребывания в Гранаде. Она решила ехать вместе со знакомыми бродячими артистами, чтобы заодно заработать немного денег за представления. Кажется, жонглёр из труппы что-то говорил о Севилье. Чтобы как следует все узнать, Мили отправилась в табор.
Сегодня не было ярмарки. Артисты собирались уезжать, сняли флажки и старые афиши. Площадь вновь стала будничной. Дон Хосе, глава труппы, с радостью принял у себя Милагрос. Это был настоящий вожак – коренастый, плотный, но высокий и статный. Он очень гордился своими цыганскими корнями и неизменно носил цыганский кушак, усы и длинные чёрные волосы. Труппа его обожала за заботу, справедливость и огонь в глазах, с которым он ставил номера.
- Рад видеть тебя, Мили! – он приветливо улыбнулся. – Представлений больше не будет. Мы, как видишь, уезжаем.
- Знаю, - кивнула Мили. – Я хочу ехать с вами.
Дон Хосе внимательно посмотрел на нее.
- Ты уверена, что твоя мама сможет без твоей помощи, ведь мы уезжаем почти на год? – спросил он заботливо, по-отечески.
- Мамы больше нет, - ответила она и опустила глаза. – Она умерла, пока я ездила с вами по деревням.
- Соболезную, - сказал дон Хосе и понизил голос. На мгновение стало пугающе тихо.
- Из Севильи пришло письмо от тетушки. Видимо ей было известно о скорой маминой кончине. Тетя приглашает меня к себе.
- Родные люди – это прекрасно! Но мы едем не в Севилью.
- Куда же! – изумилась Милагрос. Её надежды постепенно рушились.
- В Кордову. Но не расстраивайся, довезем тебя до поворота на Кордову. Помню, там есть постоялый двор. Он довольно посещаем, а потому ты сможешь найти себе новых попутчиков. Только будь внимательна с их выбором.
- Значит, вы согласны взять меня с собой?
- Да. Поторопись, завтра вечером в путь!
Милагрос не требовалось много времени, чтобы собраться. Самое ценное – дом и счастливое прошлое она не могла взять с собой, от них остались лишь гроши да воспоминания. Незаметно подкрался вечер. В жизни Милагрос начиналась новая веха.
В последний раз она видела закат над Гранадой и великолепные сады Сьерры прежде, чем сомкнула глаза в цыганской кибитке. Мили приподняла занавесь и посмотрела вперед. Лошадьми сегодня управляли два акробата. Они так увлеклись беседой, что не замечали Мили, с интересом наблюдающую за их движениями, жестами и, конечно, историями, которыми сыпал неугомонный рассказчик Тони.
А дорога уходила за горизонт, сливаясь с небом.

Продолжение следует.