Кала. Абсолютное счастье

"Только ситхи всё возводят в абсолют"

       кто-то из Звёзных Войн



"- Море, солнце... Фили, как нам по-кайфу...
- Самое кайфова, как только может быть на свете ? - ответила она
- Ну скажи же, скажи что это самый твой офигенный момент в твоей жизни! – теребила меня Фили
Трудный вопрос, подумал я себе, с высоты своево возраста я уже знал, что не бывает «самое-самое». Толька девчёнка, как Фили может сказать «самый лучший день», «самая вкусная груша». Я то уже знаю, что «мне по-кайфу только как может быть кайфова сегодня». Одно из символов приближения старости – то что из твоей жизни это пропадает. Вдруг оп – и нет «самое».
Я подумал, перевернулся на песке и сказал : «Это самый классный момент в моей жизни»"

       «Король хумуса и Королева ванны», Илан Эйтнер




       Некоторые говорят что не бывает абсолютного счастья. Когда моим домом была Кала я был счастлив. Абсолютно. У меня были постоянно находящиеся рядом друзья, точное место в обществе, Рекс (калибр 5.56 с оптическим прицелом), подруга (на гражданке, увольнительные – регулярны), и точно определённый враг. Что ещё нужно человеку для абсолютного счастья ? И не надо кривиться – думаю у многих из вас нет и двух из этих составных.

       В нашей палатке было так тесно, что не было места между раскладушками провести ногу, сумки с вещями кидали на кровати, а боеприпасы ставили на решётку, что окружала работающюю буржуйку. Авось не рванёт. Как всегда русское авось срабатывало. На ту же буржуйку ставили «вэсты» - то что в совецкой армии называли «лифчик» - личная сбруя набитая магазинами, гранатами и фляжками. Раскладушки утопали в песке и наискосок палатки тёк ручей.
       От холода я не всегда мог заснуть в своём спальнике за те 2-3 часа, что отводились нам на сон. Для хоть какой та защиты от холода в палатке (якобы на 20 чел) плотно закрывалась, зашивалась, засыпалась песком каждая щёлка. Ясное дело курить и пердеть наружу ни кто не выходил. Иногда палатку валило ветром. Иногда это было дождливой, с липким снегом ночью.

       В менее удачные дни после совмесного карапканья по холмам мы ютились в ращелинах между корней оливковых деревьев. Вокруг бегали косули и шуровались со своими полосатыми отпрысками дикие свинюки.

       Это были славные времена. Старичюли - дембеля вспоминали трудности старых времён и сетовали на «шеколадную жизнь» нынешней молодёжи, снайпера ловили на мушку дурбанов (дикобразов), духи увиливали от работы, я перепрятывал спёртый из армейской тюрьмы (во время отсидки там) магнитофон «грюндик» - все занимались своим делом, были неизменно веселы и беззаботны.

       И только одна вещь выбивала нас из этой хомячьей жизни. Рассвет Калы. Поймите, я не романтик и не ращитываю что этот опус прочтёт маленькая блонда со спокойным, аккуратным бюстом - соседка по лекциям в универе. Но рассветы Калы – это было что-то. Описать такое невозможно. И все, просто поголовно ВСЕ кто был в это время на базе прекращали делать свои дела и – смотрели. Марроканцы даже яйца на какой-то момент чесать переставали.

       
       
Мир прекрасен,
Свет – опасен.
Льётся кровью свет по стали –

Восход Калы.

Мы от жизни не устали,
Хоть бояться перестали.

Воды талы.

Льют под нами,
Спим над ними.
Знаем сами –
Но не снимем.
Вэсты с печки –
Хоть взорвёмся.

Мы вернёмся.
К дикобразам на холмах,
К жухлым травам.

В головах
Подложив кусок базальта,
Захрапим чистейшим альтом.

Мы уйдём к себе домой –
Там где дождь и ветра вой