Бездна

Трагедия в стиле «RAP»
в 2-х частях

Действующие лица:

ЮЛИК, 19.
ИВАН – её брат, 34.
РУСЛАН, 21.
ЛЁХАН, 21.
МАРА, 21.
МИХАЛЫЧ – директор городского авторынка, «крёстный отец»
районного масштаба, 48.
БАТЯ – дачник, 60.
МИША – его зять, 34.
БАРЫГА, бугай, пухленькая девица.

Часть первая.
Небольшой дачный домик. Скудная обстановка из рухляди в основном хрущёвских времён, главной и самой значительной вещью которой является огромный пружинный матрас от двуспальной кровати некогда очень престижного рижского гарнитура. Поперёк него, притулившись кто как, спят Мара, её Лёхан, Руслан и Юлик. Лёхан, непонятно каким образом удерживающийся на краю, судорожно дёрнувшись, всё-таки скатывается на пол. Приподняв голову, словно слепой, он ощупал пальцами ткань торца матраса, затем, уронив голову на руки, тут же засыпает прямо на полу. В окнах дачи забрезжил рассвет.
Картина 1.
На рассвете Юлику снова приснился тот сон, который она уже видела совсем недавно и который снился ей прошлой ночью. Точь-в-точь. Тот же самый сон. Ей снова показалось, будто разбудил её плач ребёнка. Плач жалобный, горький, зовущий, пугающий. И оттого, что она уже знала, что её ожидает увидеть, страх еще более липкий, леденящий и жуткий, чем в прежних снах, придавил разом всё тело. Она не могла ни пошевельнуться, ни открыть глаза; только сердце билось, словно крылья большой птицы, попавшей в силок.
 ГОЛОС (похожий на её, но какой-то отстранённый, безразличный, зазвучал у неё в голове). Не бойся, глупая, это сон, всего лишь только сон. Нормальный страшный сон. Такие бывают…
ЮЛИК (хотела ответить, но язык не подчинялся; и тогда она заговорила мысленно, про себя). Но я же уже не сплю. Я явственно слышу, как ребёнок зовёт меня. Ему плохо, ему больно, ему страшно…
ГОЛОС. С чего ты взяла, что он зовёт тебя? У тебя нет никаких детей!..
ЮЛИК. Нет. Но я знаю, он зовёт именно меня и он – мой. Мой!.. Мой. И я должна идти к нему несмотря на ужас, который парализовал меня.
ГОЛОС. Чего же ты так боишься?
ЮЛИК. Не знаю.
ГОЛОС. Врёшь, знаешь.
ЮЛИК. Да. Кажется, знаю… Знаю.
И вот собрав всю свою волю в сжатые кулачки, она, дрожа всем телом, лязгая зубами, будто бы встаёт, открывает глаза и начинает озираться по сторонам, ничего при этом не видя. Вокруг плотный давящий беспросветный мрак, сквозь который проникал только детский плач, похожий одновременно на стон и на мольбу о помощи. Она поняла, что опять находится здесь, в пещере своего кошмарного сна. Она узнала её по влажным прикосновениям к коже воздуха этого каменного мешка.
ЮЛИК (не смогла удержаться, чтобы не позвать Руслана, хотя тоже знала определённо, что в этом логове мрака кроме неё нет ни единой души). Руслан… Руслан, ты здесь?.. Отзовись, пожалуйста, Русланчик! Где ты?!
ГОЛОС. Разве ты не знаешь, где он?
ЮЛИК. Неужели опять там, у обрыва, с Моим Малышом?!
ГОЛОС. Теперь он всегда будет там, пока Бездна не позовёт его.
ЮЛИК. Нет. Не дам! Не допущу, не позволю! (Мечется в темноте, то и дело натыкаясь на стены пещеры.)
ГОЛОС. Что ты можешь сделать, безвольная, ничтожная подстилка наркомана?
ЮЛИК. Не знаю. Не знаю! Что-нибудь сделаю, что-нибудь непременно придумаю.
ГОЛОС. Думай, Юлик-Джулик-Джульеттик, думай. Ведь скоро и ты начнёшь слышать её адский зов.
ЮЛИК. Пусть – я, но только не он, только не Малыш! Господи, как же мне страшно! (Она настойчиво продолжала пробираться ощупью, когда вдруг почувствовала какую-то странную глухоту, как под водой. Плач ребёнка теперь был едва слышен и больше походил на писк, при этом её прерывистое с подсвистом дыхание стало отдаваться в ушах нарочито отчётливо, болезненно громко. Она зажала себе уши и зажмурилась.) Что это? Что со мной происходит? Господи, помоги мне. Выведи меня отсюда, господи. Пожалуйста!
ГОЛОС. Господа вспомнила, потаскушка. Не поможет. Не выведет. Раньше надо было о боге-то думать.
ЮЛИК. Не поможет, сама выберусь. Я смогу. Я знаю. Сейчас я увижу свет. Сейчас…
Она стала медленно поворачиваться по кругу, осторожно переступая по камням босыми ступнями. Наконец остановилась, немного постояла так и открыла глаза. В глубине мрака неярко светился слабый лучик света.
ЮЛИК. Вижу… Я вижу! (И она припустилась почти бегом, не чувствуя ног, не разбирая пути, туда, где был свет, где плакал Её Малыш… где был Руслан и где была Бездна.)
Ей показалось, что ноги её внезапно потеряли опору. Не заметив самого падения, не успев испугаться, не чувствуя никаких ушибов, она оказалась лежащей лицом вниз на жёстких камнях. Вокруг неё уже был свет, много света, но он не согревал и не радовал. Холодный, мутный, с желтоватым отливом, безжизненный лунный свет разом наполнил душу новым, неодолимым страхом. Она подняла голову, обернулась и увидела их. Своего Малыша и Руслана. Руслан стоял неподвижно у самого края пропасти и как заворожённый смотрел вниз, не обращая никакого внимания на копошащегося у него на руках ребёнка. И сразу вернулся слух, будто она вынырнула, наконец, из воды на поверхность, и сердце больно стиснула непереносимая жалость от скорбного плача страдающего Малыша.
ЮЛИК (поднялась и ринулась туда, к ним, но жуткая мысль заставила её остановиться). Нет, Юлик, нет! Нельзя так бросаться: Руслан может уронить несчастного Малыша, и его маленькое сердечко разорвётся от страха при падении в эту ужасную бездонную БЕЗДНУ!
РУСЛАН (не повернув головы, не отрываясь от своего зрелища). Не бойся, не уроню. Иди лучше посмотри, какая потрясающая глубина!
ЮЛИК (подошла, трепеща всем телом, затаив дыхание, боясь сделать какое-нибудь неосторожное движение, и подставила под ребёнка руки, не решаясь даже коснуться его). Дай мне его, пожалуйста.
РУСЛАН. Зачем он тебе?
ЮЛИК. Как зачем? Это же – Мой Малыш. (Она, наконец, осмелилась и приложила ладони к его тельцу, младенец сразу же притих.) Видишь, он перестал плакать! Он узнал меня.
РУСЛАН (не выпуская ребёнка из рук). Что ты будешь с ним делать?
ЮЛИК. Смешной вопрос. Растить, воспитывать… обучать.
РУСЛАН. Как ты будешь его растить, если даже «чернь» варить не умеешь, в вену попасть не можешь?!
ЮЛИК. Руслан, зачем ты говоришь такие безумные, дикие и страшные вещи?!
РУСЛАН. Безумные? Ты что, не видишь, что у него ломка? Посмотри, какой он бледный, рот пересохший, весь в поту. Пощупай ножки, у него судороги. Ты хоть таблеток каких-нибудь принесла? (Она покачала головой и тихо заплакала.) Перестань. От твоих слёз никакой пользы.
ЮЛИК (давясь слёзами). Прошу тебя… отдай его мне. Отдай… Он – Мой.
РУСЛАН. Не могу. Ты совершенно бесполезна для него, а я не хочу, чтобы он зря мучился. Будет лучше, если я заберу его с собой. Я имею на это право, ведь если он – Твой, значит и Мой тоже. Ты не подумала об этом? (Он оторвал взгляд от своей вожделенной БЕЗДНЫ, посмотрел ей прямо в глаза и улыбнулся сумасшедшей, торжествующей улыбкой.)
ЮЛИК. Нет, Русланчик, не надо, не забирай его, прошу тебя, умоляю, умоляю! (Она протянула руки, но тот отстранился и оттолкнул её.) Ты не можешь так поступить! Разве ты больше не любишь меня? Не любишь?! Скажи!
РУСЛАН. Я всегда буду любить тебя, Джульеттик. Всегда.
ЮЛИК. Тогда почему ты так жесток со мной? Почему ты бросаешь меня? Почему ты забираешь (разрыдалась)… Нашего Малыша?!.. Ты подумал, как я буду жить без вас?.. Подумал?!
РУСЛАН. Успокойся. (Протянул ей руку.) Идём с нами.
ЮЛИК. Но там же холод. Мрак. Страх. Смерть!
РУСЛАН. Там полёт. Восторг. Наслаждение. Блаженство. Идём!
Она робко шагнула к нему, стараясь не смотреть в разверзшуюся под ногами Бездну. Руслан взял её за талию, притянул к себе, не без колебаний позволив забрать у него ребёнка; и так они стояли на самом краю, прижавшись к Своему Малышу.
РУСЛАН. Джульеттик мой глупенький, ну что ты так дрожишь? Перестань, не бойся. Посмотри, какая фантастическая Бездна простирается перед нами! (Он взял её за подбородок и повернул лицом туда.) Видишь! Ты видишь?!
ЮЛИК (ничего не могла видеть, потому что глаза мгновенно зажмурились сами по себе, как только Руслан дотронулся до её подбородка, но не ответить она не могла, боясь рассердить его). Вижу.
РУСЛАН (не замечая её зажмуренных глаз, одержимый своей страстью, продолжал). А теперь прислушайся. Хорошенько прислушайся… Слышишь, как она зовёт нас? (Закрыл глаза.) Она зовет! Зовёт! Слышишь?!
Юлик знала, помнила по прежним снам, что гибель их неизбежна, что её отчаянная попытка спасти себя и Малыша окончится падением в эту проклятую пропасть, но примириться с этим было невозможно, и каждый раз она решалась на новую попытку.
ЮЛИК (убедившись, что её обезумевший возлюбленный, как и прежде в этом месте сна, стоит с прикрытыми веждами и с блаженной улыбкой на устах, покрепче обхватила ребёнка и, стараясь не выдать своего неимоверного напряжения, ответила как можно спокойнее). Слышу. Отчётливо слышу. Она зовёт… Тебя-а!! (Это была её третья попытка. Снова, будто бы со стороны, она увидела себя, рвущуюся прочь от ненавистной Бездны, беспощадные глаза Руслана, успевшего вцепиться в её одёжду, широко открытые, застывшие от страха глазёнки Малыша, сжавшегося в тугой комочек. Потом мгновенный провал в темноту, ощущение остановившегося сердца, жестокое, непрекращающееся удушье.) А-а-а!!
Картина 2.
Юлик судорожно дёрнулась и проснулась. Открыла глаза. Её взгляд натолкнулся на удивлённые и испуганные глаза Мары, склонившейся над ней.
МАРА (помотав головой). Так ведь и заикой можно сделать, красавица. (Провела рукой по её волосам, погладила по щеке.)
ЮЛИК (улыбнулась кисло и виновато). Я кричала, да?
МАРА. Вопила, как будто тебя Фредди Крюгер кромсал.
ЮЛИК (помолчав). И ещё как кромсал, никак опомниться не могу.
МАРА (с усмешечкой огладила по телу). Где же порезы-то?
ЮЛИК (убрав с себя её руки). А он всё больше по сердцу да по душе резал… Где мальчишки наши?
МАРА. Час назад в сортир ушли. До сих пор нет. Шляются теперь где-нибудь, приключений ищут.
ЮЛИК (посмотрев на свои дрожащие ладошки, покачала головой). Да-а, вот это сон! Руки до сих пор ходуном ходят. Видишь?
МАРА. Чудно;. Всё у тебя, принцесса, не как у людей. Под кайфом у всех сны обалденно чудесные, высшая нирвана, любого, кто «торчит», спроси! А тебе, видишь ли, маньяки снятся. Тьфу. Зря только «ширево» на тебя переводим.
ЮЛИК. А я разве… кололась?!
МАРА. Ну ты даёшь, подруга! Ты, может, втихаря ещё какие-нибудь «колёса» глотаешь? А-а?
ЮЛИК. Какие ещё колёса?! Не говори ерунды.
МАРА. А почему же памяти нет? Ну-ка, признавайся, куда ты их прячешь, а-а?! (Начинает откровенно щупать её.) Карманов нет…
ЮЛИК. Мара, прекрати! (Попыталась вскочить, но та повалила её навзничь.)
МАРА (продолжает тискать). В лифчике, поди… Или в трусах?
ЮЛИК (отбивается от Мариных лап). Отстань, Марка!.. Отвяжись!.. (Ногами оттолкнула её и откатилась на другой край матраса.) Не смей больше этого делать, слышишь?! (В глазах появились слёзы.) Это отвратительно!.. И очень противно.
МАРА. Да пошутила я.
ЮЛИК. Ничего себе шуточки!
МАРА. Ну, прости. Я не хотела тебя обижать… Ты вся какая-то… нежная… как цветочек аленький. Так и хочется оборвать. Не обижайся, Джульеттик, ладно?
ЮЛИК. Не называй меня так! Ты мне не Ромео.
МАРА (криво усмехнулась). А Руслан – Ромео?
ЮЛИК (подумав, вздохнула). Теперь уже не знаю.
МАРА. А я знаю. Руслан твой с Ромео и близко никогда не стоял, посрать за километр никогда не садился. Заморочил он тебя, рэпом своим заболтал. И кончится эта ваша великая любовь тем, что вы оба «сторчитесь», «сколетесь» на хер. И подохнете на пару где-нибудь в заблёванном подвале от «передозировки» или от заражения крови. Помяни моё слово, девочка.
ЮЛИК (задумчиво). Выходит, нет повести печальнее на светеке, чем повесть о Руслане и Джульеттике. Так?
МАРА. Не надейся, земля не разверзнется, мир не содрогнётся и народы не зарыдают при виде ваших застывших трупиков. И не новый Шекспир станет сочинять о вас новую повесть, а какая-нибудь старая жирная кляча по делам молодёжи будет ломать голову, как бы ей статистику смертности «подкроить», чтобы с должности не вышибли. «Въезжаешь», Юлик?
ЮЛИК. «Въезжаю», Мара, «въезжаю», но я…кажется, забеременела.
МАРА. Ну ты прям, как малолетка несмышлёная: «кажется»! Сколько времени-то прошло?
ЮЛИК. Два месяца.
МАРА. Поздравляю. Молодец. Умница! Человечество так нуждается ещё в одном наркомане!..
ЮЛИК. Пожалуйста, перестань!.. Это жестоко… И бессовестно.
МАРА (насмешливо). Бессовестно?
ЮЛИК. Да, бессовестно! Тебе ли заботиться о человечестве?! Может, ты, Марочка, думаешь, что перехитришь наркоту и, «проширявшись» полжизни, сможешь вместо новых Лёханов и Мар подарить миру нового Эйнштейна или новую Склодовскую, а?! Какое ты имеешь право издеваться над Моим Малышом?!
МАРА. Да успокойся ты, дурочка. Плевать я хотела на человечество, а вот тебя мне почему-то жалко.
ЮЛИК. Я не нуждаюсь в твоей жалости, ясно?!
МАРА. Да на здоровье. Слушать только обхохочешься: «моим малышом!». Нет у тебя пока ещё никакого малыша! И нужен он тебе сейчас, как кобыле пятая нога! Тем более от такого папаши.
ЮЛИК. Это какого же?
МАРА. Такого же… Запомни, детка, он с иглы никогда не соскочит. Такие, как Руслан, ветреные сыночки интеллигентных маменек и папашек, обречёны «торчать» пожизненно. И ты будешь обречена вместе с ним, если не выбросишь из головы свои фантазии и не пошлёшь своего Ромео на три буквы.
ЮЛИК (помолчав). Жалко.
МАРА. Жалей-жалей, овца, голодненького волка-удальца.
ЮЛИК. Я не о Руслане. Малыша жалко. Он мне уже несколько раз снился.
МАРА (улыбнулась и покачала головой). Чудненькая ты какая-то, Юлик. Тебе же снится твоя детская мечта, а твой реальный малыш сейчас выглядит, как опухоль. Причём злокачественная! Не веришь, открой учебник по анатомии, если он у тебя ещё цел.
ЮЛИК. Сама ты злокачественная… и очень язвенная.
МАРА (рассмеялась). Смотря с кем. С тобой, к примеру, так я – сама доброта, хотя за «язву» стоило бы тебе поддать коленочкой под одно местечко.
ЮЛИК. А не слабо ли будет, Мара? Меня ведь брат не один год приёмчикам разным обучал, чтоб от приставал и насильников отбиваться.
МАРА. Ну что же, Юлик, это мы сейчас проверим, какая ты у нас крутая каратистка!
Обошла матрас, надвигается на неё, пародируя телодвижения бойцов из китайских фильмов.
ЮЛИК (вскочила, встала на изготовку). Ну что же, Марик, я готова. (Мара немного подрыгалась и решительно попыталась сграбастать свою соперницу, но та смогла не только увернуться, но и свалить Мару на матрас, захватить её кисть и, сделав кувырок, перевести её руку в положение «болевого замка».) Сдаёшься, Марик?!
МАРА (попытавшись приподняться, почувствовала боль). Эй-эй, Джульетка, сломаешь, окаянная! Как же я буду с «машинкой» управляться?!
ЮЛИК. С какой ещё машинкой? Ты что, шьёшь?
МАРА. Э-эх, «наркота» липовая, даже не знаешь, как шприц у «торчал» называется.
ЮЛИК. За такие знания и навыки тебе не только руки, но и ноги повыдёргивать нужно.
МАРА (скабрёзно улыбнулась). Язык только оставь. Ладно? (Кончиком языка лизнула её ногу; Юлик надавила чуть сильнее.) Уй-уй! Ты чё, сдурела?!
ЮЛИК. Не смей прикасаться к моим ногам! Поняла?!
МАРА. Поняла!
ЮЛИК. Не будешь?!
МАРА. Не буду!
ЮЛИК. Сдаёшься?
МАРА (скосив глаза в её сторону). Ты когда в шорты переоденешься, костоломка? Сверкаешь тут трусишками, Лёхана мне только смущаешь.
ЮЛИК. Нужен мне твой Лёхан, как кобыле пятая нога.
МАРА. Ой, не зарекайся, кобылка. Не дай бог, «сколешься» дотла, так такие Лёханы прынцами казаться будут.
ЮЛИК. Можно подумать, что ты не «сколешься».
МАРА. Никогда! Ни я, ни Лёхан. Ни-ко-гда.
ЮЛИК (с иронией). Секрет знаешь?
МАРА. Знаю и тебе, Юлик, непременно скажу. Средство простейшее: водка или самогон. Для народа попроще вроде нас с Лёханом – единственное спасение! К сожалению, «клиново;й» интеллигенции вроде твоего Ру;си не помогает.
ЮЛИК. «Клиновой» – это какой интеллигент?
МАРА. С бзиком, с придурью, значит. И с гонором неуёмным.
ЮЛИК. Понятно. Как говорит твой Лёхан, кончай мне лечить мозги и сдавайся.
МАРА. Зря не веришь.
ЮЛИК. Верю, Мара, верю. Твои слова очень похожи, хоть и на ущербную, но правду. Особенно в отношении Руслана. Кстати ты подозрительно критично к нему настроена. У вас было с ним что-нибудь?
МАРА (лукаво). В каком смысле? Нельзя ли поконкретнее?
ЮЛИК. Ты спала с ним до меня?
МАРА (придуриваясь). Синьор Ромео не удостоил меня такой чести – спать с ним.
ЮЛИК. Мара, перестань играть словами! Ответь нормально, у вас была… близость?
МАРА (нервно рассмеялась). Вот они издержки интеллигентского воспитания! Вместо того чтобы просто и коротко спросить, Мара, вы «трахались»? Ты начинаешь подбирать для вопроса совершенно нелепые слова и понятия: «что-нибудь было», «спать», «близость»! И при этом требуешь получить нормальный ответ! «Что-нибудь было», но так давно и столь непродолжительно, что в памяти уже и следа не осталось. Не спали – это точно. Потому что там, где «что-нибудь было», почему-то никогда не было кроватей, да и «близость»… батарей, унитазов, котельного оборудования, неоштукатуренных стен, колючих кустарников и, наконец, «лучшего друга;на» Лёхана также не располагала к физиологическому проявлению организма, называемому сном.
ЮЛИК (спокойно и жёстко). Всё ясно. Спасибо. (Задумалась, заложив руки за голову и уставившись в потолок, не заметив, что перестала удерживать руку Мары.)
МАРА (потерла локтевой сустав, обняла освободившейся рукой ногу Юлика). Да ничего тебе не ясно… Моложе я тогда была и глупее. И так же, как и ты, западала на всё броскоё для глаз и шумное для ушей. Но время не только лечит-калечит, но и учит. Так что теперь мне твой балабол Ромео (рассмеялась), как кобыле пятая… Чего молчишь-то? (Юлик не ответила.) Ноги-то долго будешь об меня вытирать?
ЮЛИК. Прости. (Убрала ноги, развернулась и села на краю матраса.) А всё-таки эта болячка у тебя ещё ноет, Мара.
МАРА. Не выдумывай. Просто… почёсывается иногда, когда её касаются… нежненькими пальчиками.
ЮЛИК. Прости, больше не буду.
МАРА. Да ладно тебе. (Обе немного помолчали.) А Ромео-то в курсе твоего положеньеца?
ЮЛИК. Если не проболтаешься, то и не будет.
МАРА. Правильно. Разумно. От него одна только колготня и нервотрёпка, а помощи – хрен дождёшься.
ЮЛИК. Значит, договор?
МАРА. Дороже жизни. Подписываюсь.
ЮЛИК. Спасибо.
МАРА. Не за что… Слушай, Юлик, давно хочу спросить.
ЮЛИК. Спрашивай.
МАРА. Почему тебя все словно пацана кличут?
ЮЛИК (мягко улыбнулась). Это брат старший, Иван, с самого рождения моё имя на мальчишеское переделал. Братишку ему очень хотелось, а родилась сестра, сестрёнок, как он меня с тех пор называет. Потом и родители привыкли, тоже стали Юликом звать. Руслан услышал от них и ему понравился этакий вариант. А тебе как?
МАРА. Чумурудно конечно, но таким красотулькам, как ты, чего ни напяль, всё к лицу.
ЮЛИК (язвительно). Спасибо, Мара. Я тронута твоим комплиментом. (Посмотрела на свою вену и показала ей.) А за эту «милую» инъекцию яда мне тоже тебя (!) благодарить?
МАРА (взяла её за руку, погладила место укола). Работа чистая.
ЮЛИК. Твоя?!
МАРА (с недоверием в голосе). Не помнишь, что ль?
ЮЛИК. Помнила бы, не спрашивала.
МАРА. Между прочим, силой тебя никто не заставлял.
ЮЛИК. Наркоту; Руслан привёз или ты?
МАРА (с удивлением). Ты и впрямь не помнишь?
ЮЛИК. Не помню!
МАРА. Не ори. Я только упроморфина маленькую коробочку прихватила и всё.
ЮЛИК. Зачем, Мара? Мы же отдыхать приехали. Неужели нельзя обойтись без «дури»?!
МАРА. Ну «оттопыриться-то» маленько можно!? (Не выдержав пылающего взгляда Юлика, отвернулась.) И потом откуда я знала, что Руслан ещё и кокаин «притаранит».
ЮЛИК. И много у него этой дряни?!
МАРА. Не волнуйся, четыре «дозы» всего и было.
ЮЛИК. Не врёшь?
МАРА. Придёт, спросишь у него, если мне не веришь.
ЮЛИК. А мы сейчас проверим. (Юлик попыталась встать, но Мара крепко ухватилась обеими руками за её запястье.)
МАРА. Не к лицу принцессам «шманать» чужие вещи.
ЮЛИК. Он мне не чужой. Он отец Моего Малыша. Пусти.
МАРА (не ослабляя хватки). Ну некрасиво, мамаша. С вашим воспитанием это совершенно недопустимо.
ЮЛИК. Не придуривайся, Мара, отпусти руку! (Вскочила, пытается выдернуть её, но Мара держала руку цепко.)
МАРА. Нет. Я не могу позволить такой благородной женщине так низко пасть!
ЮЛИК. Отпусти немедленно, лгунья!!
МАРА (с притворным негодованием). Ах, мы ещё и обзываемся! Получи тогда! (Сильно дёрнула Юлика на себя, и та, потеряв равновесие, повалилась в её грубоватые объятия; Маре удалось подмять её и какое-то время находиться сверху, успешно пресекая все попытки Юлика вырваться.) Попалась, которая кусалась!.. Нет, обзывалкина, не вырвешься, пока пощады не запросишь! Хренушки!.. (Побившись вгорячах без толку, Юлик взяла себя в руки и начала действовать, как учил брат, «если насильник оказался сверху»; через три секунды Мара лежала распластанной на животе, при этом голова её была зажата ногой «маленького сестрёнка» Ивана, а ногу стискивал «болевой замок».)
ЮЛИК (с трудом справляясь с одышкой). Ну что, лгунья-врунья, не вышло?!
МАРА (с хрипом). Задушишь ведь!
ЮЛИК. Надо бы, да права не имею… Так лучше?
МАРА. Чуть-чуть получше… А ты жестокая.
ЮЛИК. С вами станешь жестокой, рабы несчастные! Как вам удалось меня заставить «ширнуться», говори?!
МАРА. Ой, больно, ногу больно!
ЮЛИК. Говори!
МАРА. «Зависла» ты после пива с морфинчиком, ну и… Руслан уломал тебя кольнуться.
ЮЛИК (с горечью). Сами рабы дурмана и других рабами норовите сделать.
МАРА. Не по адресу письма шлёте, о, великая госпожа. К Ромео своему дражайшему рекламации направляйте, а меня сюда приплетать не надо. Я, между прочим, вчера по харе схлопотала, когда пыталась «отмазать» тебя от дозы. Вот так вот, очаровательница.
ЮЛИК. Руслан тебя ударил?!
МАРА. Как можно?! Такой благородный сеньор – и ударить… Он Лёхана попросил.
ЮЛИК. Но почему, почему Руслану так хочется сделать меня зависимой от наркотиков?! Зачем ему это нужно?!
МАРА. Зачем, спрашиваешь. (Задумалась.) Ты для него, как суперприз, как «джекпот». Фантастический подарок судьбы, которого он совершенно недостоин. Он отлично это понимает и очень боится, что отнимут или потеряет тебя. Вот потому и стремится сам, собственными руками поскорее разбазарить и уничтожить своё сказочное богатство.
С шумом и гоготом вваливаются парни. Руслан с большой охапкой маков, у Лёхана в руках мешок из толстого целлофана, набитый яблоками, помидорами, огурцами, луком. Оба с удивлением уставились на девушек.
ЛЁХАН. Не понял, военные!? (Юлик немедленно отпустила Мару, одёрнула платьице и, спустив ноги на пол, села, как прилежная ученица.)
МАРА (спокойненько осталась лежать, подставив под голову руку, заложив нога за ногу). А штатским это не понять. Так что «свободны» оба на кухню. Мы хотим есть.
ЛЁХАН (игриво вытаращив глаза, посмотрел на Руслана). Не понял!
РУСЛАН (Лёхану). Понятно, чё там, «порнушку» тут устроили.
ЮЛИК. Очень остроумно.
МАРА. А чем нам ещё заниматься без парней-то?! Скажите спасибо, что не убежали. Могли бы сейчас уже на полдороги к городу быть и распевать, как «Тату;», (поёт) «нас не догонят!».
РУСЛАН (театрально). О, времена, о, нравы! Пока мы героически рисковали жизнью, под пулями добывая для наших возлюбленных эти бесценные дары природы (припал на одно колено и выложил всю охапку маков под ноги Юлику), они вместо того, чтобы приготовить для нас болеутоляющие коктейли и вкусный обильный завтрак, не вытерпев и часа скуки, предались ужасному греху. О, горе нам!
ЮЛИК (с восхищением при виде кучи цветов и коленопреклонённого Руслана). Это мне?! РУСЛАН (продолжая скоморошничать). Конечно. С добрым утром, ангел мой. Так долог был разлуки час с тобой, так тягостен, мучителен, ужасен, губителен, рискован и опасен, что я не смог, как видишь, удержаться, чтоб вновь в любви безумной не признаться! (Протягивает ей один цветок.)
ЮЛИК. Любовь твоя, Руслан, иного толка: рождается на кончике иголки. (Берёт цветок.) Спасибо.
РУСЛАН. Это всё?!..
ЮЛИК (смущённо). Цветам я рада…
РУСЛАН (начиная злиться). Убогая и жалкая награда. За цветики могли нас пристрелить!..
ЛЁХАН (усмехнулся и махнул рукой). Всё. Понеслись. (Уселся на табурет и, вытащив из мешка яблоко и обтерев его об майку, принялся жевать.)
ЮЛИК. А как тебя за них благодарить?
РУСЛАН (психанув). Обнять, поцеловать, ласкать! Любить!! С улыбкой томной мне в глаза смотреть и гимны в честь на риск идущих петь!!.. А кислых мин показывать не сме-еть.
МАРА (желая разрядить возникшую напряжённость). Вот так всегда: одни дрыхнут – и получают цветы со стихами, другие работают – получают по харе.
РУСЛАН (подавив вспыхнувшую ярость). Бедная Мара, неужели ты ещё не поняла, намерение утвердить на земле справедливость не заключено в планах божьего творения? Я могу лишь слегка подсластить эту горькую истину. (Бросает ей на матрас цветок.)
МАРА. Спасибо! А ты, Лёшечка, чем подсластишь мою горькую участь?
ЛЁХАН. Чем хошь. (Подносит мешок и ставит прямо на постель.) Всё есть: (показывает) помидоры, огурцы, лук, яблоки. (Показывает на лежащую охапку маков.) А «дури» сколько «надыбили»! Мало? (Юлик, поражённая этими словами, горько усмехнулась, опустила голову.)
МАРА. А где ягоды?
ЛЁХАН (балагуря). Ягоды?! Ну ты даёшь, командир. Тут только что кончики какие-то упоминались. Не желаешь вместо ягодок?
МАРА. С удовольствием, но вместе с ягодками. И желательно с кулубничными. Правильно я говорю, Юлик?..
ЮЛИК (негромко, но жёстко). Извини, Мара, я перебью тебя. (Порывисто встала, сдерживая гнев, смотрит прямо в лицо Руслану). Значит, если я правильно поняла, эта куча «дури» (бросает туда преподнесённый цветок), которую я приняла за букет цветов, и есть та самая безумная любовь, ради которой вы, геройские ребята, подвергли себя смертельному риску? (Руслан молчал.) А я-то, дура, цветочкам маковым обрадовалась. Ну что же, каждому – своё. Любовь, как говорится, зла, и с этим ничего не поделаешь. Что ж, извините меня, мешать вам благополучно одуреть и петь «гимны в честь на риск идущих» за новой «дурью» не собираюсь и не буду. Хотите, обижайтесь, хотите, нет, но я немедленно уезжаю. Счастливо отдохнуть. Совет вам и любовь. (Опустила голову, смотрит на алеющие маки, на глазах навернулись слезы.)
РУСЛАН (обозлёно). Ты нас на «групповушку», что ль, благословляешь, а, Джульеттик?!
ЮЛИК. Не называй меня больше так, слышишь?! (Швыряет ногой цветы.) Вот твой Джульеттик, поднимай и люби до умопомрачения! (Снова расшвыривает цветы по полу.) Вот она твоя любовь, единственная и на всю жизнь! (Она попыталась было топтать их, но Руслан по-регбийному бросился вперёд, как при розыгрыше «схватки», и, подцепив её сходу на плечо, вынес подальше от ни в чём не виноватых растений.) Пусти меня, слышишь?! Немедленно отпусти!
РУСЛАН (продолжая держать её на плече). Не отпущу, пока не успокоишься! (Лёхану с Марой.) Чего вы «вылупились», подберите «дерьмо-то»! (Те ретиво бросились собирать пострадавшие маки.)
ЮЛИК (тщетно поколотившись, обмякла). Опусти меня на пол.
РУСЛАН. Ты успокоилась?
ЮЛИК. Нет. Но можешь больше не волноваться за своё дорогое «дерьмо». Можешь любиться с ним, хоть до смерти. Мне теперь наплевать.
РУСЛАН. А если и впрямь до смерти?
ЮЛИК. Как хочешь. Это будет твой выбор.
РУСЛАН. И хоронить придёшь?
ЮЛИК. Обязательно.
РУСЛАН. Почему?
ЮЛИК (с яростью). Чтобы исполнить хвалебный гимн наркотикам!
РУСЛАН (злобно). Ах, вот как?!
Он опустил её на матрас, продолжая удерживать за талию, и теперь их лица оказались почти на одном уровне. Мара, забрав у Лёхана цветы, показала ему глазами, чтобы тот взял мешок с «дарами природы» и шёл за нею на кухню. Оба уходят.
РУСЛАН. Значит, разлюбила и бросаешь своего Ромео?
ЮЛИК (разглядывая лицо Руслана, ответила не сразу). Бросаю.
РУСЛАН. Вот так вот с ходу, запросто?
ЮЛИК. Не запросто, но бросаю. Бесповоротно.
РУСЛАН. А разлюбила?
ЮЛИК. Какая тебе разница?! У тебя другая любовница, другая страсть: наркота;! Она для тебя дороже моей любви, слаще моих ласк. Скажешь, не так?!
РУСЛАН. Не так!! Наркота; – это же совсем другое! Другой мир!.. Это – антимир, в котором я чувствую себя по-настоящему свободным от земного прозябания и счастливым, как в детстве… вольным и независимым от разных сволочей и козлов, которые пытаются заставить меня жить по их вонючим и сволочным законам… не знающим страха и боли, великим и гениальным! Там… царство покоя и гармонии моего тела с вселенским космосом, моей души с мировым разумом…
ЮЛИК. Там Бездна, которая погубит тебя! И меня.
РУСЛАН (не мигая, буравит её взглядом). Жить хочешь?
ЮЛИК (не отводя глаз). Прости, но хочу.
РУСЛАН (тихо и зловеще). А мне как жить… в этом поганом мире, (орёт) если не будет тебя у меня?!!
ЮЛИК. Не знаю, Руслан. Но я больше не хочу жить так.
РУСЛАН. Как?!!
ЮЛИК (бесстрашно прижала свою ладошку к его губам). Не надо на меня кричать. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Мне нужна нормальная жизнь, нормальные отношения, нормальная человеческая любовь, а не наркотический угар в твоём безумном антимире, в который ты так настойчиво пытаешься завлечь меня и который существует только в твоём одурманенном мозгу! Я не хочу стать, как ты, зависимой от каких-то жутких фантазий. Они пугают меня! Я их боюсь, как призраков, как упырей, которым нужна моя кровь, моё тело, моя жизнь, мой Ма… Словом, я хочу жить и я выбираю именно эту жизнь, которую ты отрицаешь, в которой не можешь найти себе места… которую так боишься. (Она опустила руку.) И хватку свою ослабь, пожалуйста, мне больно.
РУСЛАН. Прости. (Слегка разжал пальцы.) Но ты ни о жизни, ни о боли не имеешь никакого понятия. То, что ты подразумеваешь под нормальной жизнью, по сути своей – копошение свиней в тёплом навозе, тупое и безнадёжноё. Вот почему я так боюсь этого унавоженного рая. Противно, невыносимо сознавать, что тебя выхолостят и переработают в свиной полуфабрикат, удобный для приготовления разнообразных блюд кучке воров и барыг, власть предержащей… А то, что ты назвала болью, всего лишь небольшой дискомфорт по сравнению с той болью, что испытываю сейчас (орёт) я! Абсолютный пустячок по сравнению с теми муками, которые меня ожидают, (снова орёт) если ты бросишь меня!..
ЮЛИК (опять зажала ему рот). Русичка (её голос сорвался)… мой бедный Ромео… совсем не трудно представить, какого рода муки тебя ожидают. (Её глаза наполнились слезами, но она подавила в себе это внезапное желание заплакать.) А сейчас я вижу твои тонкие, как иголки, зрачки, которые не реагируют на свет, и знаю, что в эту минуту ты не можешь испытывать боли, потому что уже с утра (!) чем-то одурманил себя… Вот природа твоих внезапных вспышек гнева. Тебе кажется, что я «ломаю» твой кайф, и именно это приводит тебя в бешенство, а вовсе и не боль от нашей с тобой предстоящей разлуки. Ты её почувствуешь потом, когда кончится действие наркотика.
РУСЛАН (порывисто прижал её ладошку к своим губам, потом к щеке). Подари мне три дня?! Последних! Прощальных! Чтобы я мог хоть немного подготовиться к ужасу расставания!
ЮЛИК. По-моему, ты неплохо подготовился: кокаин есть, таблетки есть, целый сноп маковой «дури». Не пойму только, зачем тебе нужна я? Для чего? Ты же сам много раз говорил, что наркотики лучше секса…
РУСЛАН (теперь в свою очередь зажимает ей рот). Конечно лучше, но там… в том мире, где покой и воля. Там, где приют для изломанных душ и рай для грешных тел, но откуда, как Ихтиандру из океана, нужно обязательно возвращаться. Иначе… навсегда можно остаться там. И я каждый раз возвращался, потому что знал, что здесь есть ты, мой Юлик-Джулик-Джульеттик, моё самое счастливое счастье в моей несчастной и пропащей жизни! А теперь… всё. Понимаешь? Всё! Кома, коллапс, конец. Зэ лав из дэд!
ЮЛИК (убрав с лица его руку). Это ты убил её, Руслан.
РУСЛАН. Знаю.
ЮЛИК. Зачем? За что?! (Руслан не ответил, с каким-то диковатым упрямством продолжая буравить её колючим взглядом.) Зачем ты с первого же дня изгадил замечательную идею пожить здесь, как когда-то в лагере, только без вожатых и воспитателей? У нашей чахнущей любви была отличная возможность как следует отдохнуть от городской сумятицы, набраться сил, подлечить душевные болячки, купаясь и загорая вместе с нами, играя в мячик и участвуя в различных забавах, гуляя по лесу и просиживая у ночного костра. Всё могло бы быть просто здорово!.. Но ты пошёл и накупил пива. Мало того – кокаин! Сам «наширялся» и мне умудрился «прививку» сделать.
РУСЛАН. Не надо было давать мне денег!
ЮЛИК. Руслан, это просто смешно, я деньги дала на продукты!.. Впрочем, о чём тут говорить, смерть, как известно, всегда причину находит. Обидно только, что это случилось именно сейчас, когда опять появилась надежда продлить агонию нашей печальной любви.
РУСЛАН. Прости меня, Джульеттик. Я – скот, подлец, сволочь, жалкий наркоман, но я ужасно люблю тебя! Ведь ты для меня – тоже наркотик. Не слабее героина будешь, покруче «ханки»! Останься, умоляю. Хоть на денёчек! (Орёт.) Мне не выдержать двойную «ломку»!! Это выше человеческих сил!!
ЮЛИК (глотая слёзы). Прости… не могу.
РУСЛАН. Ты понимаешь, что приговариваешь меня к высшей мере?! К смерти!! Понимаешь?!!
ЮЛИК (утёрла слёзы). Ты сам вынес себе приговор. Ты сам сделал свой выбор.
РУСЛАН (внезапно сделавшись спокойным и собранным). Какой же вид казни вы назначаете, ваша честь, «передозировку», повешение или прыжок с многоэтажки без парашюта?
ЮЛИК. На ваше усмотрение, гражданин самоубийца.
РУСЛАН (когда Юлик попыталась отойти, удержал её). Куда же вы, благословившая на казнь?
ЮЛИК. Мне нужно собрать вещи.
РУСЛАН (с жутковатой улыбочкой). А как же насчёт последнего желания приговорённого?
ЮЛИК (пытаясь освободиться от его рук). В последний день перед экзекуцией.
РУСЛАН (продолжая удерживать). Тогда я готов хоть завтра преставиться.
ЮЛИК (начиная сердиться). Я – не готова. Пусти меня!
РУСЛАН. А если не отпущу?
ЮЛИК. Руслан, перестань куражиться, пусти руку!
РУСЛАН. Не могу.
ЮЛИК (вырывается). Отпусти сейчас же или я сделаю тебе больно!
РУСЛАН. Хоть убей!
Юлик, сумев высвободить одну руку, открытой ладонью резко ткнула его в нос. Руслан зажал лицо, а она с тихой яростью принялась собирать свои пожитки в сумку.
РУСЛАН (придя в себя). За превышение пределов самообороны, вы будете подвергнуты аресту на семь суток. (Юлик молча собирает вещи.)
ЮЛИК (хотела пройти к вешалке, но Руслан встал на пути). Пропусти.
РУСЛАН. Куда ты?
ЮЛИК. Мне надо к вешалке. (Хотела обойти, но Руслан опять преградил путь.) Отойди!
РУСЛАН (набычившись). Не отойду. Я же сказал, арест на семь суток. Потом, при хорошем поведении, может быть, и отпущу. Вот так вот, любовь моя, не хотела добром, заставлю силком.
ЮЛИК. Неужели ты можешь так поступить со мной?
РУСЛАН. Ты не оставила мне выбора.
ЮЛИК. Опомнись, Руслан! Ты уже обезумел от своей наркоты.
РУСЛАН. Я лишь выполняю её приказ. Она не хочет расставаться с тобой. Она не любит, когда бросают её верных воинов и очень сердится, когда ею пренебрегают. Она повелевает мне, своему адепту, устроить тебе новое небольшое испытание. Неужели не слышишь её настойчивого и властного голоса?!
ЮЛИК (сообразив, что Руслан придуривается, пугает её). Неужели не совестно издеваться над человеком, которого любишь? Наравне с героином! Чего ты добиваешься, актёришка из погорелого театра? Чтобы я возненавидела тебя, да?!
РУСЛАН. Чтобы ты поняла: ты – мой героин, а ни один наркоман добровольно не откажется от своей наркоты. И я – не откажусь.
ЮЛИК. Но я – не порошок! Я – живой человек. Разве можно с этим не считаться?!
РУСЛАН. А она говорит, живыми можно пренебречь.
ЮЛИК. Кто?!
РУСЛАН (дико улыбнувшись). Наркота.
ЮЛИК. А ну, прочь с дороги, идиот! Пошёл вон! (Смело толкает его в грудь.)
РУСЛАН (в бешенстве отшвырнув её от себя). Ты на кого варежку разинула, шлюшонка паршивая?! Ты – подстилка моя, никогда больше не смей вякать так на своего хозяина!! Поняла?!!
Юлик отчаянно бросилась вперёд, пытаясь прорваться к выходу, но силы были слишком неравные. Руслан грубо сграбастал её, жестоко трепал, не позволяя воспользоваться навыками самозащиты и тогда, задыхаясь от изнеможения, Юлик, улучив момент, ткнула коленом ему в пах. Старалась не сильно, но Руслан от боли всё равно сложился пополам и опустился на корточки.
ЮЛИК (почувствовав угрызения совести, бросилась к нему). Русланчик, прости! Я не хотела так… Прости… (Они сидели рядышком на корточках, когда взгляды их наконец-то встретились.) Больно? (Руслан не ответил, молча жёг её глазами.) Не сердись. Это был единственный способ утихомирить тебя.
РУСЛАН (кряхтя, отдуваясь, медленно выпрямился). Но действенный…
Вытащил из кармана брюк нож с выкидным лезвием, бесстрастно оглядел его, как бы рефлекторно, зажал в кулаке. Из нагрудного кармана другой рукой вытащил сигареты. Встряхнул пачку, намереваясь зацепить губами какую-нибудь одну; несколько штук упало на пол. Юлик бросилась их подбирать, но тут же тяжёлый удар кулака, сжимающего нож, пришёлся ей в самый висок. Короткий и сдавленный звук, похожий на икоту, вырвался из её груди в момент удара, а в следующее мгновение она уже лежала на полу без сознания. Руслан стоял и смотрел на её скрюченную фигурку, боясь шевельнуться. Стало зловеще тихо. Почуяв беду, из кухни вылетела Мара, за ней появился Лёхан.
МАРА. Ты чё, сдурел, что ль, совсем?! (Бросилась к Юлику, посмотрела у неё зрачки, послушала сердце, легонько похлопала по щекам.) За каким ты это сделал, хозяин антимира, а?!
РУСЛАН. Молчи, Мара. Молчи!
МАРА. Сам молчи, сволочь! Нашёл, с кем справиться, интеллигенция сраная.
РУСЛАН. Лёхан, ну скажи ей, чтоб заткнулась! Невыносимо же слушать!
ЛЁХАН. Мара, на хрена ты это делаешь?
МАРА. А он на хрена это сделал, Ромео грёбанный?!
ЛЁХАН. Мара, кончай! И так тоскливо, ещё ты здесь нагнетаешь…
МАРА. Ничего. Не сло;митесь. (Руслану.) Долго она будет на полу валяться?!
РУСЛАН. Она дышит?
МАРА. Дышит! Тащи давай!
РУСЛАН (дрожащими руками бережно поднял Юлика и положил на кровать, роняя крупные редкие слёзы). Не сдержался я. Будто чёрт в руку стрельнул. Как сказала, что бросает меня, всё во мне оборвалось разом и встало вверх ногами.
МАРА. Странно, что такая умница и молодчина тянула с этим так долго.
РУСЛАН. Почему это?
МАРА. По кочану… Другая она, понял?! Другая! И ты знаешь это, но всё равно рубить начал. А деревце-то не по тебе.
РУСЛАН (зло усмехнувшись). Ты понял, Лёхан? «Запала» ведь Мара на неё всерьёз.
МАРА. Ну и что?!
РУСЛАН. А то, что Лёхану уже пора за ремень браться и «банок» тебе с полсотни «нарубить» по круглому месту. Пряжечкой да с оттяжечкой!
МАРА (с издёвкой). Какие мы строгие.
РУСЛАН. Зато справедливые. Верно я говорю, Лёхан?!
ЛЁХАН. За справедливостью дело не станет. «Нарубим» за милую душу, как делать нечего.
МАРА. Да пошли вы оба куда подальше!
ЛЁХАН. Не понял, военная!?
МАРА. Поймёшь, когда в шляпе придёшь.
ЛЁХАН. Ну ты чего раскукарекалась-то, в самом деле? Давно по соплям, что ль, не получала? Щас сделаем.
МАРА. Ты бы лучше что-нибудь полезное сделал, чем дурью-то маяться.
ЛЁХАН (начиная сердиться). Ну хорэ «доставать-то», хорэ!
РУСЛАН. Да хватит вам, ребята, по пустякам цапаться. Помогите лучше, а?
МАРА. Тебе или ей?
РУСЛАН. Нам обоим.
МАРА (недоверчиво). Это как же?
РУСЛАН. Заправьте мне две «машинки» по-быстрому, а то у меня ручонки что-то дрожат.
МАРА. Ты хочешь её «подсадить» на иглу?!!
РУСЛАН. Мара!.. Марочка, у меня нет больше другого способа, чтобы удержать её здесь. Понимаешь?! Нет! Ничего ей за несколько дней не сделается. Она физически сильная, и характерец у неё дай боже, справится. А вот мне-то без неё не выжить. Сгину от тоски, «сколюсь» до смерти. Охота вам с моим трупаком возжакаться? Я вам, ребята, слово даю, клятву смертельную: в город возвращаемся – и я её отпускаю. На все четыре стороны. Навсегда! Лёхан знает меня с детства, не даст соврать: если поклялся – всё, железобетон! Скажи, Лёхан!?
ЛЁХАН. Железобетон высшей марки.
МАРА. Я её колоть не буду.
РУСЛАН (тихо и вкрадчиво). А кто будет, Мара? Меня колотит всего, у Лёхана рука грубовата, а ей ведь хорошо нужно сделать, аккуратно, нежно, чтоб без воспалений и нарывов.
МАРА (недоверчиво смотрит на Руслана). Поверить не могу, что ты уговорил меня снова. (Юлик застонала, её веки стали подрагивать.)
РУСЛАН. Марочка, поторопись, пожалуйста, она начинает в себя приходить.
МАРА. А если у неё сотрясение мозга?
РУСЛАН. От удара в висок не бывает сотрясения мозга.
МАРА (с неприязнью посмотрев Руслану в лицо, покачала головой). Зверюга. (Уходит.)
Парни переглянулись, Руслан протянул Лёхану руку, тот легонько хлопнул по ней сверху. Потом по-негритянски приложились кулаками: поочерёдно сверху, снизу и навстречу.
РУСЛАН (лукаво). Хорошая всё-таки у тебя подруга, Лёхан.
ЛЁХАН (с ухмылкой). Ничего… у нас с тобой подруга. Но твоя покруче будет.
РУСЛАН. Попозже, Лёхан. Лады?
ЛЁХАН. Как скажешь, друга;н. Без проблем. (Достал сигареты; оба закурили.)
РУСЛАН. Что-то тихо у нас, прямо как в лазарете пионерлагеря. И медсестрица чего-то телится. Не врубить ли нам «репчику», а?
ЛЁХАН. После «прививки». Угу?
РУСЛАН. Пожалуй.
Вошла Мара со шприцами, зажатыми между пальцами, и жгутом.
МАРА (протягивая шприцы Лёхану). Подержи-ка. (Руслану.) Приподними её, что ли.
Руслан, сев у изголовья Юлика, осторожно приподнял её за плечи, придвинулся так, чтобы подпирать грудью, свою руку подложил под её. Юлик негромко застонала, её веки снова стали подрагивать.
РУСЛАН. Марочка, преславная ты наша, поторопись! Пожалей меня, гада.
Мара, как можно мягче, наложила жгут, слега затянула. Из карманов шорт вытащила одеколон и пакетик с ватой. Помазала вену, протёрла иглу у шприца, услужливо поданного Лёханом.
МАРА (никак не решаясь приступить) Господи, какое злодейство-то.
РУСЛАН. Давай, Мара, давай. Ты спасаешь меня! Хоть и ненадолго, продлеваешь мне жизнь!
МАРА. Да я лучше сейчас тебе (!) тройную дозу вкачу. Хочешь?!
РУСЛАН. Вкатишь, Мара. Обязательно вкатишь, но немного попозже. В городе. Ладно?
МАРА (покачав головой, глядя в лицо Юлику). Прости меня, Юлик, ради бога.
ЮЛИК (широко открыв глаза, когда игла проникла в её вену). Мара… зачем?
РУСЛАН (прижав крепче её к себе и стиснув запястье руки, в которую Мара вводила кокаин). Не бойся, моя девочка, ничего не бойся. Твой Ромео с тобой.
Юлик обмякла, а Руслан, выдохнув с облегчением, стал целовать её в шею.
РУСЛАН (Маре, когда та протянула использованный шприц Лёхану). Постой-ка, Мара! Дай сюда шприц.
МАРА (с испугом). Зачем?
РУСЛАН. Хочу её кровь попробовать. А вдруг у неё и кровь «другая»! (Потрясённая Мара протягивает ему шприц; Руслан с наслаждением облизал иглу.) Сладкая. Как сахар
сладкая, Мара! (Протягивает шприц.) Попробуй!
МАРА (чуть поколебавшись). Да ну тебя…
РУСЛАН. Ну попробуй, чтоб мне сдохнуть, сладкая! (Руслан ещё раз лизнул иглу.)
МАРА (неуверенно). Да пошёл ты… (Парни дружно загоготали.) Давай руку, вурдалак!
РУСЛАН (положив свою Джульетту на спину, поцеловав ей руки). Я сейчас, моя сладкая. «Обезболюсь» чуть-чуть и спою тебе своё последнее произведение. Только не «улетай» без меня, умоляю. (Подал руку Маре, та быстро и небрежно повторила процедуру.) О, йе-ес… Мара, ай лав ю… ю мирэкл!
МАРА. Ю крэйзи. (Руслан смеётся.) Пойдём, Лёхан, завтракать. (Мара с Лёханом уходят.)
РУСЛАН (им вслед). Лёхан, поцелуй её за меня… как следует! (Он обернулся и вздрогнул: Юлик сидела и смотрела, не мигая, как бы сквозь него, по её лицу блуждала блаженненькая улыбочка.) Слышала? Обозвала меня сумасшедшим. Всё правильно. Я уже рехнулся от любви к тебе, Джульеттик, как Меджнун по своей Лейли. (Юлик молчала.) Что с тобой, моя принцесса? Ты сердишься? Тебе плохо?! (Она молчала, не обращая на него никакого внимания.) А-а, «поплыла»… Подожди! Ты же ещё не выслушала мою балладу! (Бросается к магнитофону, врубает на полную громкость; Eminem с горечью и надрывом начал свой знаменитый хит «Still don’t give a fuck», а Руслан, стараясь попадать в такт, – своё безумное «караоке».)
Я знаю, сердцем чувствую, всё вижу и всё слышу,
Любовь-то наша при смерти, уже почти не дышит.
Отбегала, отмучилась, несчастная страдалица,
Всё кончено, и нам с тобой с бедой такой не справиться.
Жила и вот покинула тела и души грешные,
Сердца покрыли панцири холодные и снежные
И души рассыхаются, и рушится надежда
Спасти и возродить Любовь, чтоб стало всё, как прежде.

Поверить невозможно, блин, понять и примириться,
Любили и не думали, что это приключится,
Любовь казалась вечною, а жизнь такой прекрасной,
И вдруг конец, агония – и смерть. И всё напрасно?!!
Нет, без тебя, любимая, жить не хочу! Не буду!!
Терзаясь, корчась, и в аду тебя я не забуду.
Ох, не суди меня, прошу, да не судима будешь.
Порхая, нежась, и в раю меня ты не забудешь!

Припев (2 раза).
Я тебя отпускаю. Я даю тебе слово,
Никогда не навязываться! Фак ю гоу!
Я балладу сложу об истории этой,
Как Любовь умерла у Руслана с Джульеттой!

Осколки счастья нашего разносит ветер времени
Бесстрастно и безжалостно, незримо и безвременно.
Судьба нас обнадёжила, наивных и доверчивых,
Любовью окрылила, ввысь взлетели опрометчиво,
Порхали и парили над землёю необъятной.
Любовь – полёт: восторг пьянит, щекочет страх приятный,
Поют сердца, беснуются тела, ликуют души!..
Уж лучше бы разбиться нам – и было бы не хуже.
(Юлик, не реагируя на Руслана, беснующегося вокруг неё, бессмысленно улыбаясь, легла на матрас, подложив под голову руки, и закрыла глаза; Руслан продолжал отчеканивать свою «балладу», кружась над ней, будто ворон над добычей.)
Мы б умерли счастливыми, без слёз, без мук, без боли,
Забрав Любовь с собой туда, где Вечность и Раздолье,
Где нет длины и ширины, где нет конца, начала,
Где лишь забвения поток без пирсов и причалов.
Я без тебя, любимая, жить не хочу. Не буду.
Терзаясь, корчась, и в аду тебя я не забуду.
Ох, не суди меня, прошу, да не судима будешь.
Порхая, нежась, и в раю меня ты не забудешь.
Припев.
Конец первой части.

Часть вторая.
На даче у Мары под вечер царило веселье. Руслан, Лёхан и Мара, расположившись на одном краю матраса, в приподнятом расположении духа играли в карты, потягивая пиво, и смотрели по небольшому телевизору, стоящему на противоположном краю, футбольный матч. Дым стоял коромыслом, одновременно с телевизором орал магнитофон. Eminem на чистейшем американском хлёстко матерился, заглушая комментатора матча.
МАРА (положив на оба плеча Руслана по «шестёрке» красной масти). С присвоением вас очередного воинского звания генерала армии дураков!
РУСЛАН (швырнув карты). Да что ж такое, невезуха или всё-таки закономерность?!
МАРА. Закономерная невезучесть, товарищ генерал.
ЛЁХАН (сосредоточенно следя за перипетиями футбольного матча). Ё моё, что же он делает, коряга?! Это мрак какой-то!
РУСЛАН (не обращая на него внимания). Закономерная, то есть подчиняющаяся какому-то логическому закону. Так, Мара?
МАРА (ехидно). Глубокомысленное вступление. Что дальше?
ЛЁХАН (не отрываясь от экрана, но подразумевая Руслана). Ты прикинь, он ещё и «горчичник» ему лепит, козёл!
РУСЛАН (Лёхану). Козёл, козёл… (Маре.) Ну так вот, если я всё время остаюсь в дураках, постоянно, во всём!.. все последние годы, – значит, я всё-таки недалёкий и глупый. Дурак словом! Так?!
МАРА. Не думаю, что такая простенькая линейная зависимость – подходящий график для описания функции разума человека вообще и даже твоего в частности.
РУСЛАН (начиная чувствовать раздражение). Погоди «грузить», Мара, послушай.
МАРА. Не буду слушать, пока музыку не вырубишь. «Затрахал» меня уже твой Eminem!
Долбит и долбит – говорить невозможно!
РУСЛАН. Окей. (Выключил магнитофон.)
ЛЁХАН (оторвавшись от экрана). Кто сдаёт-то?
РУСЛАН. Сейчас, Лёхан, сейчас. (Лёхан снова уткнулся в телевизор.) Мне абсолютно наплевать, Мара, как будет выглядеть график моей дурости. А вот на деле, фактически, или де-факто, как говорили уже в Древнем Риме, я самый настоящий дурак по жизни. Я сыграл со своей, казалось бы, счастливой судьбой в «подкидного» и остался в круглых дураках.
МАРА. Итак, посыл первый: ты – дурак! Я правильно поняла?
РУСЛАН (испытывая прилив ярости, остался внешне невозмутимым). В принципе, да.
МАРА. Что же дальше?
РУСЛАН. А дальше получается неувязочка. Если, как говорят в народе, дуракам везёт, дуракам – счастье, то я согласно житейскому постулату должен быть удачливым и счастливым, мать его. Но ничего этого нет и в помине. Неудачи валятся на мою голову как снежный ком: из команды вышибли, из института вышибли, в армии разжаловали перед самым дембелем… из группы пришлось уйти, потому что один лукавый урод всех пацанов настроил против меня!.. По-настоящему счастливым я бываю только от «дури».
ЛЁХАН. Ну! Ну-у! Есть! Забили наконец-то, кривоножки! (Резво направился к выходу.)
РУСЛАН. Куда тебя понесло?
ЛЁХАН. В сортир. Чё-то на корпус меня шьёт. (Уходит.)
РУСЛАН (усмехнулся). Пропоносило с халявного героина.
МАРА. Так что там, со вторым посылом: дуракам – счастье?
РУСЛАН (с какой-то зловещей апатией рассматривает лицо Мары). Давно мне что-то хочется, Марочка… «навешать» тебе хороших оплеух.
МАРА (с издевательской радостью). Сам будешь бить или Лёхана подождёшь?!
РУСЛАН. Потерпи немного, не решил ещё.
МАРА. Ничего, не торопись… А могу я узнать, за что?
РУСЛАН. За «прикольцы» твои ехидные, за злорадство над моим, как говорят в мелодрамах, разбитым сердцем, над моей разбитой жизнью. Это будет у нас первым суждением! (Загнул один палец.) Посыл (загнул безымянный палец) второй! Каждый человек, не исключая и дураков, испытывает острое желание отплатить своему обидчику. Теперь вывод: злобных и злорадствующих над тобой лучше всё-таки бить самому. Что скажешь, Мара?
МАРА (с горьковатой усмешечкой). Бей, коли уж так руки чешутся.
РУСЛАН (несколько раз хлёстко ударив её по щекам). Как тебе мой силлогизм, а, Мара?
МАРА. Железная логика, товарищ генерал.
РУСЛАН. Правда?!
МАРА. Да чего там, блистательная!
РУСЛАН. Браво, Мара! Ты неподражаема… Мне будет тебя очень недоставать, когда я останусь совсем один…
МАРА. В ординарцы к вам я больше не вернусь, не надейтесь.
РУСЛАН. Можешь оставаться в денщиках у Лёхана, я не против.
МАРА. Как ты уверен, что Лёхан будет вечно твоим вассалом! Смотри, и здесь «обломаться» можешь.
РУСЛАН. Нам ли, «торчалам», о вечности думать, Мара? Как там, у Аркадия Петровича-то, хоть бы «день простоять да ночь продержаться», а дальше-то и загадывать не стоит.
МАРА. Что уж так мрачно?
РУСЛАН. Будто не знаешь, не жильцы мы, Мара, не жильцы. В любой момент в ящик сыграть можем. Либо сами… либо нас…
МАРА. А всё ломота твоя, гонор. За каким вот ты барыгу замолотил?! А теперь сиди и бойся: найдут – не найдут, побьют – покалечат.
РУСЛАН. Это вам опасаться нужно, а я-то ни крошечки не боюсь. Я даже где-то внутри испытываю жгучее желание поединка (вытащил нож, выкинул лезвие), я жажду настоящего сражения. Жестокого, смертельного! И если они думают, что возьмут меня, как барана, то испытают глубочайшее сожаление и разочарование.
МАРА. Кто – «они», Руслан?!
РУСЛАН. Волчары, которых пришлют нас убивать.
МАРА. Убивать?! За три десятка «чеков»? У тебя бред, шизофрения. Самое большее, что тебя ждёт, это – разбитая морда, сломанные рёбра, возможно, отбитые почки. На «счётчик» поставят, это уж обязательно, но убивать не станут. Невыгодно. Убытки некому возмещать будет, да и клиента стабильного потеряют.
РУСЛАН (жутко ухмыльнувшись). Я постараюсь, чтобы было «выгодно».
МАРА. Ну-у, если сам напросишься, тогда конечно… Жалко, Лёхан из-за тебя пострадать может ни за грош.
РУСЛАН (загадочно). Ты бы себя лучше пожалела, Мара.
МАРА (настороженно). О чём это ты?
РУСЛАН. Да так… подумалось что-то… недоброе.
МАРА. Хорэ мозги-то «лечить», говори прямо.
РУСЛАН (расплылся в улыбке). Мара! Ты даже лексику лёханскую использовать стала. (Покачал головой.) Как быстро вы, бабы, приноравливаетесь к нам.
МАРА. Мы ко всему быстро приноравливаемся. Кончай мудрить, выкладывай, чего там тебе подумалось?
РУСЛАН (помолчав). Слабинку я дал, Марик, сильную, непростительную. Может быть, даже и роковую. Главное, не только себя подставил, но и вас всех.
МАРА. Как это?!
РУСЛАН. Когда мы садились в «маршрутку», барыга с балкона весь наш квартет в бинокль срисовывал. Будто гриф, нас, как падаль, высматривал. Меня прямо тогда словно молнией ожгло: нельзя было ни под каким видом в живых оставлять этого стервятника! Ужасно ошибся, и теперь уже ничего не поправишь.
МАРА. Не выдумывай, Руслан, это вообще был бы полный «отпад», если бы ты на всех нас для полного счастья повесил ещё и труп! Избави, Блаже, души наше от такого удовольствия!
РУСЛАН. Какой прок, Мара, от спасённой души, если твоя классная попка на корм червям пойдёт, у?
МАРА. Ой, ну тебя, Руслан, с твоей паранойей!.. «Крыша» у тебя совсем съехала. То ли от горя, что Джульеттик тебя бросает, то ли с наркоты, но помощь (крутит пальцем возле виска) тебе срочно необходима.
РУСЛАН (ухмыляясь). Моё дело упредить, а ты уж сама гляди, детка. Только как бы потом не пришлось пожалеть о своей беспечности. Хотя кое в чём ты абсолютно права: кое-какая помощь мне бы сейчас не помешала. (Нарочито медленно расстёгивает молнию на шортах.)
МАРА (сделав испуганное лицо, свистящим шёпотом). Юлик! (Руслан вздрогнул и судорожно застегнулся; Мара беззвучно смеётся, показывая на нож.) Так в судороге и оскопить себя ненароком можно, преславный Ромео. Отдал бы ты его мне, а?
РУСЛАН (посмеиваясь, мотая головой). Ох, Марик-Марик, мало я тебе, похоже, всыпал.
МАРА. Всыплешь ещё, только нож отдай. (Протянула руку.)
РУСЛАН. С какой стати?!
МАРА. От греха подальше.
РУСЛАН. Какого ещё греха?! Нет никаких грехов в природе! Это всё выдумки слабых и хитрых людишек, чтобы выжить среди сильных и агрессивных соплеменников своих.
МАРА. Отдай, философ из джунглей, отдай? В город будем возвращаться, верну я тебе твою финку. (Потянулась и ухватила его за локоть.)
РУСЛАН (вырвав руку, высоко поднял над головой нож). Руки!
МАРА (пытается дотянуться до ножа). Руслан, пожалуйста!?
РУСЛАН. Пожалуйста. (Легонько чиркнул её лезвием по руке.)
МАРА. Уй! (Осматривает порез, слизнула выступившую кровь.) Да что с тобой такое?!
РУСЛАН. А что такое? (Спрятал нож, вытащил платок, завязывает ей руку.)
МАРА. Дичаешь и звереешь на глазах.
РУСЛАН. С вами невозможно не озвереть.
МАРА. Но зверя никто не станет любить.
РУСЛАН. Даже ты?!
МАРА (помолчав). Зверя можно только бояться, но любить – никогда.
РУСЛАН. Можно же приручить. Можно выдрессировать.
МАРА. Ты не поддаёшься дрессировке, к сожалению.
РУСЛАН. Бедная укротительница Мара.
МАРА. Бедный Ромео, превращающийся в оборотня. (Возвращается Лёхан.) С облегчением, Лёшечка.
ЛЁХАН. Хорэ подкалывать-то. Счёт какой? (Уселся по-турецки перед телевизором.)
РУСЛАН. Гамбургский.
ЛЁХАН. Не, я серьёзно?
РУСЛАН. И я серьёзно. Не удавили барыгу сразу, а теперь его наркоту по гамбургскому счёту оплачивать придётся.
ЛЁХАН. Без паники, военные, прорвёмся.
МАРА. Как ты себе это представляешь?
ЛЁХАН. А хрен его знает. Поживём пока здесь, а там видно будет.
РУСЛАН. На что жрать-то будешь? У Юлика деньги на излёте, да и уедет она вот-вот.
ЛЁХАН. Часть наркоты пихнуть можно… где-нибудь в районе. Месяц-полтора продержимся, а там… глядишь, всё и уляжется. (По поводу эпизода матча.) Ну-у, пробивай!.. Тьфу.
РУСЛАН. А если здесь нас накроют, у?
ЛЁХАН. Да не боись, отобьёмся.
РУСЛАН (смеётся). Чем ты собираешься отбиваться? (Вытащил нож, выкинул лезвие.) С одной финочкой против автоматов?
ЛЁХАН. Хорэ нагнетать-то, «автоматов»! Чё они, талибы, что ли? Ну прихватят, может, пистолетишко какой-нибудь. Так мы их из дробовика ка-ак шандарахнем с обоих стволов! У него разброс дроби большой, одним залпом сразу четверых положить можно!
РУСЛАН (оторопело). А у нас есть дробовик?
ЛЁХАН (изображая недоумение). Да ты чё-о?! Забыл, что ль, как драпали под свист соли, когда за маком ходили?
РУСЛАН (просиял). Лёхан, ты гений! (По-негритянски ударились ладонь об ладонь с последующим прижиманием кулаков.) Только попозже, как стемнеет, угу?
ЛЁХАН. Угу.
МАРА. Чего вы ещё удумали, шизики?!
ЛЁХАН (мгновенно напустив на себя суровость). Не понял, военная?!
МАРА. Поймёшь, когда с полной задницей дроби приползёшь.
ЛЁХАН. Ничаво, и прооперируешь, и обезболишь, и ещё двадцать «банок» получишь горяченьких за оскорбление наличности старших по званию.
РУСЛАН. Браво, Лёхан. Субординация – основа воинской дисциплины. Тем более, когда часть переходит на военное положение.
ЛЁХАН (Маре). Вопросы есть?.. «Свободна» сдавать карты.
МАРА (осуждающе кивая головой). Вот. Вот они, два сапога кирзо;вых пара. О, господи! Шли бы лучше Юлика поискать. Может, утонула уже девчонка, пока вы тут словесным онанизмом занимаетесь.
РУСЛАН (помрачнев). Не утонет твоя девчонка, не бойся. Она плавает лучше нас с Лёханом, намного техничнее. Нам даже на стометровке за ней не угнаться, ясно?
МАРА. Вам вообще за ней не угнаться. Никогда. (Руслан прижёг её взглядом, ничего не сказав.)
ЛЁХАН. Не, но я не понимаю, какая нужда три часа кряду лопатить воду?
РУСЛАН. «Переломаться» она пытается, Лёхан. Ну и подзагореть чуть-чуть, чтоб перед
Папом с Мамом в курортном обличии предстать.
МАРА. Она их так называет?
РУСЛАН. Именно так. Её старшего брата выдумка ещё с пацанских лет. У его тренера кумиром был венгерский боксёр Ласло Папп, основавший знаменитую школу чемпионов, которые гремели в шестидесятых-семидесятых годах. Вот откуда родители Юлика и получили домашние кликухи Ласло Пап и Ласло Мам.
ЛЁХАН. А брательник сам – боксёр, что ли?
РУСЛАН. И боксёр, и по рукопашному бою мастер, и чемпион России по кикбоксу.
ЛЁХАН. Ни хрена себе!
РУСЛАН. Вот такой у неё братан.
МАРА. Не боишься, что он тебе за Юлика шею сло;мит?
РУСЛАН. Нисколько. В моём мозгу, Мара, этот нервный центр, который за страх отвечает, уже полностью атрофировался. И реабилитации больше не подлежит.
МАРА. Сдаётся мне, что не только он один. (Руслан усмехнулся, покачал головой.)
ЛЁХАН. Ладно. (Повернулся к ним.) Пока в Лужниках перерыв, давайте ещё партейку-другую сбацаем? (Включает магнитофон; Эминем хлёстко начал лепить «Forgot about Dre».)
МАРА. О, не-ет, только не этот балабол!
РУСЛАН. Как ты сказала?!
МАРА. Балабол. Дятел, который мне уже все мозги продолбил. Ставь «Тату;».
РУСЛАН. Лёхан! Ты понял, как эта «стрёмная» и «отстойная» фанатка «Тату» полощет всуе великие имена!? Это же святотатство!
МАРА. Вот только не надо «грузить» на счёт святости. Тоже мне, нашли святого! Через слово мат-перемат.
ЛЁХАН. Да ты сама-то иной раз так материшься, аж уши вянут.
МАРА. Ну и что?! В России все матерятся. Даже учителя и творческая интеллигенция. Даже евреи!
РУСЛАН. Так какого же рожна тебе надо?
МАРА. Мне надо, чтобы музыка была «клёвая» и слова хорошие и понятные.
ЛЁХАН. Да у него классный «музон»!
МАРА. Тоже мне, «музон»! Невозможно ни попеть, ни потанцевать!
ЛЁХАН и РУСЛАН (в один голос). Чего-о?! (Переглянулись, дружно встали с матраса и вышли на свободное пространство комнаты.)
РУСЛАН. Последний благотворительный урок хип-хопа для тупых и ленивых, «непродвинутых» и «отстойных»! (Лёхану.) Пошёл!
Парни затряслись в бешеном темпе, перемежая свои ужимки прыжками, мгновенными паузами, волнообразными движениями шеи, рук, туловища. Потом по очереди опускались на пол, выкидывая там разнообразные коленца, вращения и акробатические упражнения. Переморгнувшись, подхватили Мару под руки, перенесли её с матраса в зону танцевального круга и принялись понуждать к танцу всевозможными толчками, шлепками, щипками, верчением. Наконец Мара перестала сопротивляться, отругиваться и принялась танцевать с азартом и упоением.
Входит Юлик. Тихая, бледная, с болезненной гримасой на печальном личике. С полным равнодушием, зябко поёживаясь, немного наблюдает за «половецкими плясками», потом надевает спортивную куртку, висевшую на вешалке, и садится у окна спиной к ребятам. Парни попытались было сунуться к ней, но Мара, словно арбитр футбольного матча, спешащий предотвратить возможный конфликт между игроками, преградила им путь и энергичной жестикуляцией заставила отойти, улечься на матрас и выключить музыку.
ЮЛИК (не оборачиваясь). Спасибо.
МАРА. Как ты, Юлик?
ЮЛИК. Будто не знаешь.
МАРА. Да ты дрожишь вся!
ЮЛИК. Пустяки. Перекупалась лишнего.
МАРА. Хоть анальгин прими, полегче будет… Хочешь принесу?
ЮЛИК. Спасибо, я сама.
МАРА. Сиди уж, горе. (Уходит на кухню за таблетками.)
ЛЁХАН. Зря, Юлик, изводишь себя. «Всухую переламываться» – хуже нет, самый поганый и мучительный способ! Давай я тебе самогонки налью?! Полстаканца хряпнешь – сразу легче станет. Обезболишься.
ЮЛИК. Спасибо, Лёша. Мне и без самогона все внутренности вывернуло.
ЛЁХАН. А как же ты думала? «Ломка»! Она не только внутренности, всю душу вывернет, все мо;зги перетряхнёт.
ЮЛИК (тихо и задумчиво). Я думала… что будет весёлый и приятный отдых. Что будем играть, загорать, купаться… ходить по ягоды, удить рыбу, ловить раков… варить уху над костром, петь песни и смотреть на звёзды, лёжа в тёплом спальном мешке.
ЛЁХАН. Всё, замётано! Завтра идём в лес. Малость пошляемся, а потом я вам утку приготовлю, тут разводит одна бабка. Глиной обмажу всю целиком и в костре запеку. Называется утка по-охотничьи. Вкус – с руками съесть можно!
МАРА (войдя в комнату). Ладно, хвастун, посмотрим, какой ты повар. (Подаёт таблетки Юлику.) На, выпей сразу обе, а то не почувствуешь. (Протягивает ей стакан с пивом.) Пиво тёплое, но для лечения в самый раз.
ЮЛИК. Спасибо. (Глотает таблетки, делает маленький глоток пива и возвращает стакан Маре.)
МАРА. Допивай, не артачься. Через минуту наступит облегчение, и примерно час будет нормальное самочувствие. Может быть, сможешь уснуть.
ЮЛИК. Мара, пожалуйста, не нужно меня ещё и спаивать.
МАРА (нервно рассмеялась, а на глаза навернулись слезы). Чудненькая ты, Юлик. Восемь дней «ширялась»…
ЮЛИК (как обрубила). Семь.
МАРА. Ну, семь. Тоже не мало, а со стакана пива боишься спиться. Смешно ей-богу.
ЮЛИК. Если бы не было так грустно. (Выпила, морщится.)
МАРА (забрав стакан). Ну и умница! А теперь на твоём месте я бы попыталась уснуть.
ЮЛИК (машинально кивнув головой). Сейчас попробую.
Лёхан, переключив канал, уткнулся в сериал «Мистер Убийство», а Руслан, поглядывая на экран, как говорится, одним глазом, прислушивался к девичьим голосам.
ЮЛИК (глядя в окно на верхушку тополя). Мара, это ведь гнездо аистов?
МАРА. Да, аистов. Раньше они каждый год прилетали. Лет десять кряду. Выводили одного-двух аистят, а потом отправлялись в тёплые края.
ЮЛИК. А что, больше уже не прилетают?
МАРА. Нет. Как отец повесился на этом тополе два года назад, так они и улетели. И больше не возвращались.
ЮЛИК. Какая ужасная история… Значит, аисты здесь больше не живут… Жаль.
МАРА. Кого? Отца или аистов?
ЮЛИК. Всех… кто отчаялся и разуверился в жизни.
МАРА. Пить надо было меньше, может, и не разуверился бы тогда.
ЮЛИК. Прости меня, я ничего не знала об этом.
МАРА. Да ладно, тоже мне нашла, за что извиняться. Пьяницей он был, латрыгой… хотя и добряком… (Губы у Мары скривились, по щекам потекли слёзы, Юлик протянула ей свой платок, и девушки обнялись.) Он звал меня на дачу в тот день, а я не поехала… (Тихо плачет.)
ЮЛИК. Не кори себя. Понимаешь, он дошёл до края своей бездны и уже не мог
сопротивляться её ужасающему притяжению. Ты бы ничем не смогла ему помочь.
МАРА (промокнув слёзы). Откуда ты знаешь?
ЮЛИК. Из своих снов.
МАРА. Про Фредди Крюгера?
ЮЛИК (мягко улыбнулась). Фредди – это так, метафора.
ЛЁХАН. Девчонки, может, пополдничаем пока?! А то второй тайм начнётся – не пожрёшь тогда.
МАРА (Юлику). Как ты насчёт перекусить?
ЮЛИК. Я лучше лягу, спасибо.
МАРА (понимающе кивнула). Возьми (возвращает платок), спасибо. (Направилась на кухню.) Подъём, генштаб! Шагом марш на полдник. (Лёхан вскочил и строевым шагом пошёл за ней, Руслан встал, нерешительно мнётся.)
ЮЛИК. Руслан. (Тот встрепенулся, но с места не сдвинулся.) Помоги, пожалуйста. (Он подошел, в глаза не смотрит.) Вытащи мешок из чехла. (Она с усилием присела и уцепилась за углы чехла, Руслан с норовом дёрнул так, что Юлик повалилась ему под ноги.) Ой!
РУСЛАН (быстро нагнулся, подхватил её, поднял и, удерживая на весу, наткнулся на её смущённый взгляд). Извини, не рассчитал. (Поставил на пол.) Я сам сделаю! (С сумасшедшим усердием выхватил мешок, раскатал его у стенки, одним махом расстегнул молнию.) Всё?!
ЮЛИК. Да, спасибо. (Слегка взбила небольшую подушку, ложится.)
РУСЛАН. Застегнуть?
ЮЛИК. Если не трудно.
РУСЛАН (Затянув ей мешок по грудь). Хватит?
ЮЛИК. Достаточно. Спа…
РУСЛАН (опередив). На здоровье.
ЮЛИК. Издеваешься?
РУСЛАН. Почему это?!
ЮЛИК. Какое может быть здоровье после недельного отравления наркотиками?
РУСЛАН. Извини, не подумал.
ЮЛИК. А ты когда-нибудь думаешь, прежде чем что-нибудь сделать или сказать?
РУСЛАН. Так, короче, наставница! Чё ещё нужно?.. Всё, бай-бай.
ЮЛИК. Подожди! (Руслан застыл на месте.) Прошу тебя, посиди со мной. Пожалуйста.
РУСЛАН (усевшись на чехол, валявшийся на полу). Ну, сижу.
ЮЛИК. Мне очень плохо.
РУСЛАН. Надо было в городе оставаться. Зачем за нами попёрлась? Там невмоготу станет, можно на дом нарколога вызвать, если «бабки» есть. А тут что?..
ЮЛИК. Я не могу в таком состоянии домой вернуться, и ты это отлично знаешь.
РУСЛАН. Не обязательно домой, можно… к друзьям… к родственникам, наконец.
ЮЛИК. У меня нет таких друзей и таких родственников.
РУСЛАН. Это каких же?!
ЮЛИК. К которым можно прийти и сказать: «Я «ширялась» семь дней. Можно мне у вас полежать денёк-другой, чтоб «переломаться?»
РУСЛАН. О-о. Всё ясно. Они – «другие», как сказала бы Мара. Со «сладкой» кровью.
ЮЛИК. Да, для таких, как ты, эти люди действительно другие. Для них честь, совесть, духовность, культура, профессиональный долг, семья, дети – не пустые слова, не звонкая патетика, не дутый пафос. Это их единственно возможный способ существования в этой жизни. Единственный, понимаешь?
РУСЛАН. Как же ты, «другая», могла спутаться с таким, как я?
ЮЛИК. Господи, да разве ты «таким» был три года назад?! Вспомни! Атлет, красавец,
море обаяния, водопад остроумия, поэт, музыкант, яркая и многогранно одарённая личность… Идеал, кумир… Бог!.. У меня слёзы навертывались от восторга, когда ты разгонялся и шёл напролом к воротам соперников, чуть склонив голову, выставив руку, рассекая и сминая их ряды, как могучий ледокол полярные льды. Я тихо плакала от умиления, когда вокруг все восторженно веселились и бесновались, приветствуя твои рэпперовские песни, твои немыслимые танцы. Я по ночам подушкой давила свои рыдания, невероятно тоскуя, стремясь к тебе каждой клеточкой тела, пока ты служил в армии… И дождалась.
РУСЛАН. Может, всё дело в том, что восторженная девочка за три года просто-напросто повзрослела и стала иначе смотреть на мир?
ЮЛИК. Нет, Руслан, не обманывай себя. Всё дело в твоём бесовском пристрастии. Наркотики изувечили тебя: изломали психику, искорёжили совесть, замутили разум. Ты опустился, огрубел, одичал… и скоро останешься совсем один и погибнешь, если не начнёшь бороться.
РУСЛАН. Я знаю.
ЮЛИК. Давай бороться вместе? Ведь можно терпеть, можно. Да, тяжело, мучительно, больно и страшно, но можно! Я теперь на своей шкуре испытала все прелести твоего антимира. Не спорю, сладостно, увлекательно, маняще… но это не жизнь. Это какая-то спячка, анабиоз… гипнотическое оцепенение, которое сменяют болезненное пробуждение, адские муки «ломки»… спасение от которых только в новом нырке в миражи небытия. Неужели тебе это нужно? Неужели ты хочешь пожертвовать своими планами, мечтами… нашей любовью и отдать этой Сцилле на растерзание свою совсем ещё молодую жизнь?
РУСЛАН. Ты опять говоришь о своей фантасмагорической бездне?
ЮЛИК. Нет, Руслан, о твоей. У каждого человека где-то в подсознании есть некая жуткая, тёмная, непроницаемая область, сжатая, как космическая «чёрная дыра». Её невозможно увидеть, невозможно обнаружить никаким прибором, но каждый знает, что она есть, и чувствует её присутствие, и даже может слышать её завораживающий призыв, особенно в состоянии глубокой тоски, отчаянья, депрессии. Все представляют её себе по-разному: или в виде бушующей океанской пучины, или коварных зыбучих песков, или чёрной болотной трясины…
РУСЛАН. Или дикого глубокого ущелья среди мёртвых оледеневших отвесных скал.
ЮЛИК. Или чудовищной бескрайней и бездонной Бездны, жаждущей только одного: победить все твои попытки к сопротивлению смерти и сожрать твою жизнь.
РУСЛАН. Бедный Джульеттик, не стоило подвергать себя такому суровому и опасному эксперименту, чтобы на своей (гладит её по лицу)… кожице испытать, каково мне приходится в плену у наркоты. Так вот почему ты не уезжала. (Наклонился и поцеловал её в губы.) Смотри, героическая девочка, игры с этой госпожой – смертельная забава. Она мстительна и кровожадна и никогда не упустит случая покарать того, кто отрёкся от неё, обязательно настигнет так ли, иначе ли.
ЮЛИК. Странный у нас разговор. Сплошные эпитеты и аллегории, когда всё можно выразить гораздо проще. Чтобы жить, нужно постоянно помнить о смерти и бороться с ней из всех сил. А твоя госпожа притупляет этот страх, подавляет волю к жизни. Скажи, осталась в тебе хотя бы крупица воли, чтобы начать борьбу с ней, Руслан?
РУСЛАН. А тебе не всё равно? Ты же бросаешь меня. «Бесповоротно».
ЮЛИК (смахнув слёзы, сползающие по вискам). Не брошу, если хотя бы попытаешься.
РУСЛАН. А сама-то выдержишь?
ЮЛИК. Умру, но к наркотикам не притронусь.
РУСЛАН. Не говори так. Если умрёшь, я тебя одну не отпущу, следом пойду, догоню.
ЮЛИК. Ну догонишь, – и что?
РУСЛАН. Стану ласкать, целовать, а потом… «трахну» на глазах у ангелов!
ЮЛИК (улыбнувшись). Вот тебе строчка для новой баллады: «Порхая, нежась, и в раю Джульеттика я трахну».
РУСЛАН. У-у, блеск! (Целуются.)
ЮЛИК (отстранив Руслана от себя). Всё, Русичка, всё. Иди ешь, а я пока посплю, глаза режет от усталости. (Снимает куртку.) Я согрелась в мешке, повесь, пожалуйста.
РУСЛАН. Ладно. (Взял куртку.) Поворачивайся на бочок… Та-ак. Закрывай глазки. Закрывай, закрывай. Закрыла?.. Умница. А теперь я тебе спою колыбельную, и ты у меня мигом уснёшь. (Он убрал звук у телевизора, перемотал кассету магнитофона, включил воспроизведение; его кумир стал вкрадчиво читать «97; Bonnie & Clyde», а Руслан – свою колыбельную.)
Припев (2 раза).
Не тревожься, не тревожься и засыпай.
Феечка, пожалуйста, скорее прилетай!

Принцесса ночи феечка – малюсенькая девочка,
А крылья, как у бабочки, и голос, как у мамочки,
К детишкам прилетает, уснуть им помогает
Нежненькими песенками, сказками чудесненькими.
Лишь прикосновением, лёгким дуновением
Глазки закрывает, сны им навевает
Восхитительные, расчудесные, удивительные, интересные.
Подыгрывают феечке цикады и кузнечики
На гусельках и скрипочках, все в лаковых ботиночках.
Оркестром дирижирует божественный альтист
Сверчок, маэстро музыки, блистательный артист.
Танцовщицы всё – бабочки, в своих балетных тапочках,
На звуки нежной музыки слетевшись в одночасье,
Кружатся с мотыльками плавно в парах в венском вальсе.
А певчие райские птички росточком совсем невелички
Все песенки феечки знают и хором всегда подпевают.
Припев (3раза).
Не тревожься, не тревожься и засыпай.
Феечка, пожалуйста, скорее прилетай!
Вязкий полусон сковал тело Юлика, музыка, голоса Руслана и Маршалла, казалось, звучали где-то очень далеко, и слова их уже были неразличимы.
РУСЛАН (под завершающий проигрыш «Бонни и Клайда»). Спи, мой Джульеттик, моя героическая девочка, пусть сон твой будет долгим, по-детски безмятежным, сладким и целительным. Я знаю, ничего хорошего не ждёт нас с тобой впереди, но всё-таки мы любили друг друга и были фантастически счастливы.
Когда музыка стихла и Руслан, чтобы не разбудить Юлика, мягким нажатием клавиши выключил магнитофон, из кухни в одних плавках и со шприцем в руках выскочил Лёхан, следом появилась Мара, на ходу напяливая через голову длинную майку.
ЛЁХАН. Руслан, наш «дробовик» идёт сюда… с ментом!
МАРА. Это зять его. Он не мент – гаишник.
РУСЛАН. Мара, дверь! (Мара метнулась и едва успела закрыть входную дверь на задвижку, как раздался настойчивый и властный стук.)
ЮЛИК (порывисто сев). Что случилось?!
РУСЛАН (Юлику, впав в состояние безумно радостного возбуждения). Она пришла по наши жизни! Я же говорил, не отпустит. На всё пойдёт, но не даст вырваться. (Обернулся
на грубый стук в дверь.) Ну что ж, война так война!
Голос МИШИ. Откройте! Милиция! (Снова стук.)
ЮЛИК (подлетев к Руслану, схватила его за руки). Руслан, умоляю, не сходи с ума! Прыгайте в окно и бегите. Нам они ничего не сделают, не волнуйся. Бегите!
РУСЛАН (с неистовой одержимостью). От неё не убежишь!
ЛЁХАН. Точно. На заборе подстрелить могут.
ЮЛИК. Они не будут стрелять. Они не за этим пришли, ребята!
МАРА (Юлику). Какая разница, за чем. Куда они побегут?! Им и в город нельзя носа сунуть.
Голос БАТИ. Не открывают, суки! (Тяжёлые удары в дверь прикладом ружья.)
Голос МИШИ. Я буду дверь ломать, если не откроете!
ЮЛИК. Господи, что же делать?!
РУСЛАН. Джульеттик, маленький, успокойся. Иди ко мне на ручечки. (Подхватил её и уложил на спальный мешок.) Не бойся, не дрожи, твой Ромео не даст тебя в обиду. Мы ещё поборемся…
ЮЛИК. С кем?! С кем ты собрался бороться? Эти люди защищают свои сады и огороды. Не грабьте – и вас никто не будет трогать…
РУСЛАН (жестко оборвав). Поздно. Война началась, (орёт) и они в стане врага! Лежи и ни во что не лезь. Ду ю андэстэнд?!
ЮЛИК (отрешённо покачав головой). Ю крэйзи. (Руслан дико хохочет.)
Голос БАТИ. Смеются, гады.
Голос МИШИ. Я им щас посмеюсь. Отойди-ка. (Таранящие одиночные удары ногой.)
РУСЛАН (Маре и Лёхану). Товарищи офицеры, уточняю диспозицию. Мара, ты в авангарде принимаешь огонь на себя: открываешь дверь. Лёхан, на кухню, в засаду. Атакуешь по сигналу «пошел!». На тебе – «дробовик». «Баян» убери, не время! (Лёхан бестолково повертелся на месте и отдал шприц Маре; та, пометавшись, сунула его в ящик облезлого трюмо, ютившегося в уголке.) Ну а я в арьергарде возьму на себя нашего гаишника. Вопросы есть?!
ЛЁХАН. Понятно, чё там.
РУСЛАН. По местам!
ЮЛИК. Подождите. (Вытащила из куртки газовый баллончик.) Вот, возьмите.
РУСЛАН. Чего это?
ЮЛИК. Баллончик со слезоточивым газом.
РУСЛАН. Ай да Джульетик! Ай да умница! (Бросился перед ней на колени и пылко прижался глазом к её руке) Спасительница, обещаю тебе: в живых останусь – поборюсь. Верь мне! (Вскочил с колен.) По местам! (Лёхан нырнул в кухню, Руслан занял место у магнитофона.) Мара, пошла! А-а!!! (Издав воинственный клич, включил магнитофон; Маршалл Мэзерс, он же Eminem, зловеще замурлыкал «B ;;;;please II».)
Голос МАРЫ из тамбура. Перестаньте долбить! Я открываю!
МИША (первым ворвавшийся в помещение). Почему не открываем милиции, а!? (Не дождавшись ответа, указывает милицейской дубинкой на Руслана.) Этот, бать?!
БАТЯ (прикрыв дверь, встал у двери с дробовиком наперевес). Этот, Миша, этот. Они вдвоём всегда воруют. Этот длинный и с ним ещё один поменьше, скуластенький такой.
МИША (Руслану). К стене! Быстро! (Руслан, пряча нож в одной руке, баллончик в другой, оскалившись сумасшедшей улыбкой, стал пританцовывать под музыку и поводить плечами.) Чего скалишься, тварь? К стене, я сказал! Ну-у! (Руслан, пританцовывая, стал делать небольшие шажки вперёд-назад, вправо-влево, постепенно приближаясь к дрожащему от желания замолотить выламывающегося парня Мише.) Давай, давай, щас ты у меня напляшешься вволю. (Парень излучал реальную опасность, и Миша ждал удобного момента для начала расправы.)
БАТЯ. Хватит на него любоваться, Миш. Дай ему, как следует!
Миша рванулся, коротко взмахнул дубинкой и тут же отпрянул, получив в лицо струю газа. Руслан выкинул лезвие финки и по рукоять всадил ему в самое сердце. Тот испуганно вскрикнул «ай!», с удивлённо-обиженным выражением лица оглянулся на тестя и рухнул замертво. Все застыли, потрясённые увиденным. Только Руслан, спрятав лезвие ножа, начал подтанцовывать к бате.
БАТЯ (с трудом начиная осознавать, что произошло). Ты–ы… чего это учудил, гадёныш?.. У, у, у него же трое… этих… ребятишек. (Дрожащими пальцами взводит курки ружья.)
РУСЛАН (взглянув на Лёхана, стоявшего в проёме в кухню). Пошёл!
Батя развернулся и рефлекторно почти в упор выстрелил в Лёхана, спустив оба курка. Страшный грохот потряс дачу, комната наполнилась дымом, запахло порохом, Лехан повалился навзничь, зажав обеими руками живот, вмиг превратившийся в кровавое месиво.
РУСЛАН (подобрав с пола дубинку). Мара! (Та стояла в полном оцепенении.) Мара!! (Она подняла на него бессмысленные глаза.) Очнись! Лёхан ранен! (Мара опустилась на пол возле своего судорожно дышащего Лёшечки, залитого кровью от груди до колен, бессильно опустила руки; Руслан подошёл к бате.) Ну что, старый куркуль, положил зятя за пучок маков? (Тот выставил руки, прикрываясь ружьём от возможного удара.) Положил моего друга с детства за горсть ягод?! (Истошно орёт.) Может, и меня до кучи уложишь?! А?! (Дубинкой вышиб у него дробовик, сбил с ног и стал зверски избивать.)
ЮЛИК. Хватит… Не надо... Ну, пожалуйста… Хватит! Прекрати!! (Горько заплакала; Руслан застыл с занесённой над головой дубинкой.)
РУСЛАН (Юлику). Последний, контрольный!.. Не смотри! (Юлик зажмурилась и зажала уши; Руслан медленно размахивается.) В голову! (Бьёт; тело бати забилось в конвульсиях.)
МАРА (словно сомнамбула, выключив телевизор с магнитофоном). А Лёхан-то… умер.
РУСЛАН (удивлённо). Уже умер? (Стало гнетуще тихо.)
МАРА. Чудно;… Минуту назад ещё жил простодушный, не такой уж и плохой парень. Всего одна минута прошла… и его уже нет.
ЮЛИК. Ой, Руслан, Руслан, что ты натворил, безумец?
РУСЛАН. Это всё её проделки, госпожи Наркоты. Это она нас с тобой, Юлик, хотела покарать. (Орёт.) Но не вышло! (Смеётся, расстёгивая кобуру Миши.)
МАРА. Ты совсем спятил, Руслан. Чё теперь делать-то будем? Три трупа.
РУСЛАН (вытащив пистолет из кобуры, прыгает на матрас, проверяет обойму). У-у! Без паники, военные, как говорил Лёхан, прорвёмся!
Мара всхлипнула и тихо затряслась в рыданиях. Дверь отворилась. Руслан проворно накрыл оружие подушкой. В комнату вошёл Иван.
ЮЛИК (увидев его). Ваня!? (Заплакала и быстро пошла навстречу.) Ванечка! (Она уткнулась в него, содрогаясь всем телом от горького плача; Иван крепко прижал к груди сестру, молчал и гладил её по головке, как маленькую.) Прости меня, братик… Твой сестрёнок ужасно набедокурил… и очень сильно насвинячил.
ИВАН. Мой Юлик – самый умный и самый воспитанный сестрёнок в мире. Я исправлю его любые оплошности и ошибки. Не сомневайся.
ЮЛИК. Я знаю… Спасибо.
ИВАН. Что здесь произошло?
ЮЛИК. Сразу и не ответишь… Безумие какое-то. Сумасшествие.
ИВАН (негромко, для Юлика). Его работа?
ЮЛИК (с тревогой посмотрела в глаза брату). И да и нет.
ИВАН. Понятно… Пойдём-ка в машину.
ЮЛИК (недоумённо). А как же Руслан, Мара? (Показывает на мёртвых.) Они?
РУСЛАН. Да, господин чемпион, как же мы?
ИВАН. Вы, Руслан, и вы, Мара, люди уже взрослые, так что свои проблемы решайте, пожалуйста, сами. (Юлику.) Пойдём.
РУСЛАН. Всё ясно! «Другие» люди, немного поиграв в «плохую» жизнь, быстренько драпают назад в свою, в правильную.
ИВАН (Юлику). Не обращай внимания, пойдём.
ЮЛИК (пытаясь высвободиться от цепкого объятия брата). Нет, Ваня, так нельзя.
ИВАН. Не понимаю, почему?
ЮЛИК (растирая по щекам слёзы). Он в чём-то прав.
ИВАН. В чём он прав, Юлик?
ЮЛИК. Пойми, Ваня, меня ведь никто сюда на аркане не тащил, сама приехала. Я тоже причастна ко всему случившемуся.
ИВАН (начиная нервничать). Пойми, Юлик, сестрёночек дорогой, ты ничем ему не сможешь помочь. Он наркоман и убийца людей. И его ждёт гигантский срок тюремного заключения. Надеюсь, ты не думаешь, что вас посадят в одну камеру?!
ЮЛИК. Конечно, нет.
ИВАН. Слава богу. Идём, сестрёнок, и без глупостей.
МАРА. Он прав, Юлик. Уходи. Беги из этого морга и не оглядывайся. Сколько бы ни «подкалывал» этот (повернулась к Руслану) параноик, этот психопат, ты действительно «другая». И у тебя должна быть другая жизнь. И не жалей его, не спасай! Он безнадёжен, обречён. Прощай, Джульеттик.
ЮЛИК (потерянно). Прощай. (Смотрит на Руслана, непроизвольно сделала несколько шагов в его сторону, пока Иван не остановил её за руку.) Прости меня, Руслан.
РУСЛАН. За что?
ЮЛИК. За боль, которую тебе принесла.
РУСЛАН. Прощаю.
Юлик отстранила руку брата, подошла к Руслану, поцеловала его в губы, погладила по лицу и пошла прочь, роняя слёзы.
РУСЛАН. Порхая, нежась, и в раю Джульеттика я трахну!!
Хруст вставленной в пистолет обоймы. Царапающий щелчок взведённого затвора. Коротко цыкнул спущенный предохранитель.
МАРА. Руслан, не надо!!
Выстрел. Второй. Третий – себе в сердце.
ЮЛИК (чувствуя, как пол уходит из-под ног). Ваня! Держи! (Иван подхватил её на руки.)
Держи, я падаю…
ИВАН. Я держу, Юлик, держу!.. Держу.
ЮЛИК. Я куда-то падаю.
ИВАН. Нет, малыш, ты не падаешь! Я держу тебя крепко.
МАРА. У неё голова кружится! Положите её сюда! (Расстегнула спальный мешок, разгладила складки.)
ИВАН (бережно уложив Юлика). Чёрт возьми! Я ведь аптечку в гараже оставил. У-ух!.. Бинты какие-нибудь есть?!
МАРА. Есть! (Убегает, а Иван стал осторожно закатывать на сестре майку.)
ЮЛИК. Как ты нашёл нас?
ИВАН. Это было нетрудно. Потом расскажу. Позже.
ЮЛИК. Нашим-то… не говори пока.
ИВАН. Конечно, не волнуйся. И постарайся не разговаривать.
ЮЛИК. Где он?
ИВАН (взглянув на труп Руслана). Мёртв.
ЮЛИК. Как жалко…
ИВАН. Нашла, кого жалеть.
ЮЛИК. Жалко… Малыша… (Сильная судорога передёрнула её тело, ноги вытянулись, голова привалилась на бок.)
ИВАН (проверяя свою страшную догадку, тихо позвал). Юлик… Сестрёночек…
МАРА (вылетев из кухни). Вот немного бинта, вот ва...
Словно громом поражённая она опустилась на пол, привалившись к матрасу с трупом Руслана. Иван закрыл Юлику глаза, опустил майку, сложил, как принято, руки, погладил места уколов на венах, сидит неподвижно, словно окаменев. Вдруг обернулся на Мару, рассматривает её зловещим оценивающим взглядом.
МАРА (почувствовав страшную энергетику этого взгляда, удивлённо подняла глаза). Что?.. (Иван, покачав головой, вытащил носовой платок, подошел к телу Руслана, через платок вынул из его руки Мишин пистолет; Мара обречёно следила за его приготовлениями.) Я – единственный свидетель… Да? (Не получив ответа, она отвернулась и стала смотреть в окно.) А она беременна была… На третьем месяце. (Иван посмотрел на мёртвую сестру, сжал челюсти и взвёл затвор; Мара выпрямилась, закрыла глаза и тут же вздрогнула от мелодичного треньканья сотового.)
ИВАН (подумав, вытащил телефон). Да…
МИХАЛЫЧ (удивлённо обведя глазами своих партнёров по «козлу»: барыгу с забинтованной головой, словно крыса в норе притаившегося в подлокотниках огромного кресла, бугая, как скала возвышающегося над карточным столом, и пухленькую девицу, сидящую напротив прямо на столе). Алло… кто это?!
ИВАН. Это я, Михалыч, Иван.
МИХАЛЫЧ. Не узнал тебя, Вань! Чё с голосом-то?
ИВАН. Попил холодного. Охрип.
МИХАЛЫЧ. Ну-у, это не смертельно. Жить будешь.
ИВАН. Надеюсь.
МИХАЛЫЧ. Надеюсь, я-то на тебя не зря надеюсь, а, Вань? Как там наши плохие мальчики поживают? Ещё не отбросили копыта от халявной наркоты?
ИВАН. Если бы отбросили, я бы тут не торчал.
МИХАЛЫЧ. А ты где?
ИВАН. В Круглозерье.
МИХАЛЫЧ. А чего ждёшь?
ИВАН. Троих нет.
МИХАЛЫЧ. А кто есть?
ИВАН. Девчонка.
МИХАЛЫЧ. Молоденькая?!
ИВАН. Да.
МИХАЛЫЧ. На внешность-то ничего?
ИВАН. Нормальная.
МИХАЛЫЧ. А как сиськи-попки?!
ИВАН. Михалыч, неужели тебе не хватает?
МИХАЛЫЧ. Если б ты посмотрел, Вань, какие чудеса эти «торчалки» сопливые «под балдой» вытворяют – прости, господи (крестится), – точно бы не стал спрашивать. Это же, как наркотик, а наркоману каждый раз доза нужна и сильней, и больше, и круче. Так-то вот, братишка.
ИВАН (с трудом разжал зубы). Каждому – своё.
МИХАЛЫЧ. Это точно… А почему один поехал?
ИВАН. Барыга доложил?
МИХАЛЫЧ. Угу. Должен же я знать, какой ты сыскарь.
ИВАН. Ну, теперь знаешь?
МИХАЛЫЧ. Да я, Ваня, всегда знал, что ты орёл, что у тебя не только руки и ноги шустрые, но и голова подстать им. Жаль только, что со мной не хочешь по-настоящему дружить. Право, жаль.
ИВАН. Какие наши годы? Глядишь, так ещё подружимся… аж до гроба.
МИХАЛЫЧ. Шутишь, што ль?
ИВАН. Нисколько.
МИХАЛЫЧ (немного подумав над словами Ивана). Ладно, оставим это… Так почему один-то укатил? Хотя бы на стрёме постоять, помощник всегда нужен.
ИВАН. У меня джип пятиместный, а эта жирная трусливая задница была бы уже шестой по счёту.
МИХАЛЫЧ. Между прочим, эта жирная трусливая задница всё ещё здесь, у меня, в Сосновке. И «стучит», что ты наркоту его решил присвоить. Я было рассердился, хотел его в шею, а потом подумал, тебе самому с ним надо разобраться.
ИВАН. Правильно сделал. Приеду, разберёмся.
МИХАЛЫЧ. Ну, что же, как говорится, бог в помощь, ждём тебя с «тёлками»! Кстати у меня уже одна пухлявинькая сидит на столе. Представляешь, какой кордебалет они нам втроём устроят?! Не удержишься ведь – согрешишь, Ваня!
ИВАН (через плечо оглянулся на «сестрёнка»). Грешить так грешить, я – не священник.
МИХАЛЫЧ. Вот таким ты мне, Ваня, нравишься гораздо больше. Всё, замётано! Жду.
ИВАН. Жди, Михалыч, жди. Скоро буду.
МИХАЛЫЧ. Уверен, что один справишься? А то ведь могу Клыка или вон (мотнул головой на бугая) …
ИВАН. Не сомневайся (отключил связь).
МИХАЛЫЧ. Алло!.. Алло!.. (Убрал телефон в карман халата, сладко потянулся.) Так, народ, гуляем нынче! Бросай карты, все за мной.
Бодро встаёт, поворачивается, чтобы идти; пухленькая кричит «ура!» и прыгает ему на закорки. Вся ватага направляется к двери.
БАРЫГА. А я, может, пойду, а?
МИХАЛЫЧ (под тяжестью девицы с усилием повернулся к нему). Пойдёшь, сынок… куда тебя Ванька пошлёт, а пока при мне остаёшься. (Все уходят.)
Иван, выйдя из состояния задумчивой прострации, сунул пистолет за пояс, немного постоял над телом Юлика, затем застегнул до упора молнию спального мешка.
ИВАН (Маре). Поедешь со мной. Заночуешь у моего друга. Утром я тебя заберу, научу, что будешь говорить милиции. Поняла? (Мара кивнула.) Собери её вещи.
  Иван взял мешок с телом и вышел на улицу. Мара бросается к трюмо, достает шприц, лихорадочно массирует вену и, выпустив из шприца воздух, колется. Небрежно бросив шприц на пол, с идиотской улыбкой она садится на матрас, не обращая внимания на лежащий рядом труп, медленно клонится назад и ложится. Её рука сваливается на клавиатуру магнитофона. Тишину склепа взорвал неистовый голос Маршалла Мэзерса: «Still don’t give a fuck».
Конец.
22.06.01 – 25.10.01