Революция Надежды Михайловны

        Молодая учительница Надежда Михайловна, работавшая после института по контракту, всегда была революционеркой. Революционеркой глубоко  в душе. Хотя если разбередить эту душу, то кто знает, может, она и на практике была бы способна на какие-то активные революционные действия.
Её взгляды на русский язык и литературу, которые она преподавала, тоже отличались революционностью. Даже Бальзаминова, из пьесы Островского, она представляла борцом, стремящимся разрушить устои. И как пример приводила его фразу о том, что будь он царём, он бы повелел вот как, чтобы богатый женился на бедной, а бедный на богатой. Как не революционно-новый и вдобавок не кровопролитный способ перейти к новой форме социального равенства?
  Школьному начальству в городке Люботино, конечно, не могло понравиться этакое собственное мнение молодой учительницы по всем вопросам люботинской  жизни и директор, человек, как выражалась сама Надежда Михайловна, глубоко пьющий и мелко мыслящий, часто пытался делать ей замечания.
Он говорил, чтобы она прекратила сажать на молодую и благодатную почву, ростки «бесовской современной культуры», переворачивающей годами сложившиеся устои и мнения общества. На это он всегда получал от неё словесный отпор. Несколькими острыми фразами она всегда умела смутить его и заставить замолчать.
«Конечно где нам до вас. Мы тут привыкли в навозе копаться»,- бормотал он отходя.
Завуч и другие школьные дамы, отдавшие школе не один десяток лет также воспринимали как личное оскорбление любое высказывание молодой учительницы.
 Некоторые из вас решат, что ученики, наверняка поддерживали молодого педагога, и в школе разразилась война между закостенелым взглядами на жизнь старых учителей и новым революционным ветром, принесённым ею. Но нет, это только в старых лживых фильмах так бывало. На самом деле ученикам было всё равно. Учителя жили своей жизнью, а они своей. Некоторые парни мечтали о школе милиции и учились хорошо, остальные не видели никаких перспектив, кроме маячащей армии и откровенно ничего не делали. У девчонок дела обстояли получше. Они учились как-то по инерции. Кое кто из них мечтал об учёбе в институте, другие  планировали  поступить на курсы делопроизводителей, которых готовило располагавшееся в райцентре техническое училище, переименованное в крестьянский университет им Е. Пугачёва.
Но всех объединяло лишь одно: стремление рано или поздно покинуть Люботино и куда нибудь уехать, хотя бы  в Райцентр, а кому особенно повезет то и  в Город. В одновременно манящий и пугающий, где никто их не ждёт, где всем на них наплевать, но от этого ещё более желанный.

Десятиклассник Сашка и его пара приятелей, стояли возле вокзального буфета и потягивали из бутылок пиво.
-Я ж говорю вам, она обычная баба. Ну, такая же, как и все,- сказал Сашка.
-Да пошёл ты - ответил ему рыжий долговязый парень,- Не будет она с тобой трахаться.
-А почему нет? У неё никого нет. Что она каменная?
-Откуда ты знаешь-то, что никого. Может кто-то и есть.
-Если б был, уж где-где, а в Люботино бы знали. Где ей кого-то найти? На танцы она не ходит. Что она выйдет на улицу и будет приставать к мужикам: Пойдёмте потрахаемся, пойдёмте потрахаемся. Так что ли? Дурак ты, рыжий. Ни хрена не понимаешь.
Все заржали.
Рыжий обиделся.
-Ну, пригласи её к себе домой.
-И приглашу, на спор хочешь? Скажу совсем с русским беда, позанимайтесь со мной. Раньше всегда учительницы домой к учениками ходили. На пузырь «Путинки» забьёмся?
Рыжий пожал плечами, но согласился. Третий приятель безучастно разбил их руки.


Тихонько играла музыка. Шторы были плотно задёрнуты.  Комната освещалась лишь свечой. Блики падали на бокалы и бутылку вина.
Учебники и тетради сиротливо лежали на столе. Сейчас в этой комнате было явно не до них.
Надежда стояла посередине комнаты, закрыв глаза и тихо покачиваясь под музыку, словно танцуя. Сашка обнял её сзади и водил рукой по мягкому свитеру, касаясь её живота и груди. Затем руки скользнули под свитер учительницы.
Она оказалась без лифчика.
-Что ты делаешь? – прошептала она.
«Ну, совсем как девчонка»,- пронеслось в его голове, и он обхватил двумя руками обе её груди, проводя большими пальцами по становящимся твёрдыми соскам.
Надежда Михайловна подняла вверх руки, и свитер был моментально снят с неё. Её белое тело, настоящее женское тело, какое-то особенное, не такое как у Верки, с которой они ходили за грибами прошлым летом,  манило Сашку. Он опустился на колени и покрыл поцелуями её живот, грудь, одновременно стягивая с неё маленькие трусики.
Надежда шагнула назад к дивану и в сладкой истоме села на край. Сашка подошёл к ней и мягко повалил её на диван, падая на неё.
Учительница сладко застонала и крепко поцеловала его в губы…
Вскоре вся комната огласилась негромкими стонами, задыхающихся от наслаждения людей.
      
       Мать, Анастасия Петровна, вернулась внезапно и почему-то намного раньше времени.
-Ой, кто это у нас? - раздалось из прихожей.
Надежда Михайловна и Сашка лихорадочно одевались. Если бы мать повозилась в коридоре подольше, то может быть, всё и обошлось бы, но она резкими быстрыми шагами, словно почувствовав что-то, прошла в комнату к Сашке.
Сашка в одних джинсах, стоял посередине комнаты, и пытался загородить учительницу, успевшую одеть только юбку, схватившую свой свитер и прижимающую его к голой груди.
-А… а… а…, - мать пыталась что-то сказать, но не смогла.
-Здравствуйте, - выпалила Надежда Михайловна.
-Я… я… я….
-Мы, мам…, тут занимались… это, - гундосо забасил Сашка.
-Занималисьсьсь,- зашипела Анастасия Петровна, срывающимся голосом, - Да, я вижу, чем вы тут занималисьсьсь.
Анастасия Петровна подскочила к Надежде Михайловне и, вцепившись ей в волосы, нагнула вниз, свободной рукой нанося удары по голому телу учительницы.
-Насть, что у тебя там происходит? – сунулась в открытую дверь соседка тётя Катя.
-Иди, Катерина, полюбуйся, что у меня тут! Во како! Молодые спецалисты, тут, бля!
Надежда Михайловна схватив в охапку одежду, бросилась бежать, но ахнувшая, увидев её, тётя Катя перекрыла ей дорогу.
-Мама, прекрати! – выкрикнул Сашка, но получил оплеуху, от которой упал в кресло, стоявшее рядом.
-Маленький кобелёк! Я тебе покажу. В отца весь, гадёныш!
Надежда Михайловна, несмотря на побои, всё-таки нацепила свитер, и выскочила на лестничную клетку и тут же очутилась в цепких руках соседки тёти Кати.
-Что она украла, что ль чего?
-Да украла, мать её так. Украла!
На лестнице хлопали двери. Смакуя приближение скандала, выбегали соседи. Надежда Михайловна пыталась вырваться, но уже множество рук держали её.
-Развращает пацана! Вот что происходит! - громогласно объявила Анастасия Петровна и вытащила на лестницу растерянного Сашку. Тот вывернулся и бросился бежать из дому, куда глаза глядят.
Изо всех квартир подходили люди. Увидев, что что-то происходит из соседних подъездов совхозной трёхэтажки тоже стали выходить люди.
-Что делать то с ней, бабоньки!
-В милицию её!
-Толку-то!
-В милицию!
-Судить!
-На фиг суд! Сами засудим!
-Повесить её! – брякнул дед Николай, примкнувший к женской толпе.
-Точно, повесить!
Надежда Михайловна не верила своим ушам и глазам, когда оголтелая толпа подхватила её и потащила на улицу. Ноги подкосились и безвольно бились по ступенькам.
-Давайте верёвку!
-Верёвку! – повторил кто-то.
Надежда Михайловна нервно рассмеялась.
-Да отпустите вы! – крикнула она и попыталась оттолкнуть своих обидчиков. Но не тут-то было. Они схватили её ещё сильнее. А через мгновение ещё и удар по лицу дал ей понять, что, кажется, всё это не шутки.
-Что вы делаете! Как вам не стыдно!
-Это нам должно быть стыдно? Бабы! Да что же это?! - запричитала Анастасия Петровна.
-Да она вообще нас не во что не ставит!
-Как же, мы же деревня!
-И в школе, говорят, выкобенивается. Лучше всех она.
-Интеллигентка проклятая.
В воздухе раздались звуки ещё нескольких оплеух.
Кто-то перекинул бельевую верёвку через турник устроенный между двух берёз.
Кто-то заботливо принёс из дома маленькую скамеечку.
-Хватит высоты-то?
-Хватит, а не хватит, сами её повыше подтянем.
-Бабы, что вы делаете,- взвизгнула Надежда Михайловна, но от удара у неё перехватило дыхание. Её повалили. Кто-то надавил ей на грудь, кто-то вязал руки. Она не могла сопротивляться крепким рукам, ухватившим её и нёсшим к берёзам. Верёвка резала горло, мешала дышать, крикнуть. Ноги инстинктивно искали опоры. Синее чистое небо словно закружилось в водовороте, ослепило её и вдруг погасло.

 Толпа ахнула и отпрянула, глядя на содеянное.
Из оцепенения всех вывел звук рвущийся верёвки и стук упавшего тела.
-Вот верёвки дерьмовые теперь делают,- выругался дед Николай.
Люди молча и быстро расходились. Возле тела учительницы никого не осталось. Она одиноко лежала, с разодранным в кровь лицом, бездыханная и недвижимая, в своём порванном свитере и с задранной юбкой, единственным цветным пятном среди серо-коричневой весенней северной природы.
Сашка стоял в березняке, тяжело дышал и смотрел на это пятно, не в силах ни убежать, ни приблизиться к нему.

В отделении милиции раздался звонок:
-Милиция, дежурный…
-Тут женщина повесилась у совхозных домов, в березнячке.
-Кто это? Где?
Трубку бросили.

Два сержанта глядели на труп, потом переглянулись.
-Во учительница даёт, даже руки себе перевязала.
-Ну, верёвка подкачала только.
-Из-за чего она?
-Да, говорят, сумасшедшая была.
Милиционеры накрыли лицо трупа какой-то серой тряпкой и уехали.
Надежда Михайловна пролежала до темноты. Потом подошёл медицинский «Уазик»- скорая, и её водитель, с помощью подошедшего деда Николая, бросили её в кузов.

Главный врач больницы, Семченко, подошёл в неотделанную, не отапливаемую пристройку, в которой, после окончания строительных работ должна была расположиться лаборатория. Временно пристройка служила моргом. Семченко хотел сам взглянуть на покойницу. Фонарь осветил тело. Врач задрал её свитер и с наслаждением провёл рукой по её ногам и животу, пощупал груди и тут же замер, прижав ладонь к её груди.
-Как? – прошептал он и выскочил из морга прочь. Через минуту он влетел туда вновь, держа в руках стробоскоп.
Ошибки не было. Медленные удары перекачивали кровь.
Она была жива!
-Вот это удача!- громко прошептал врач, и достав сигарету вышел на улицу, -это же то что надо. Он провёл руками по своим длинным седым волосам, достающим до плеч, словно у какой-то шестидесятилетней рок-звезды, закурил и подошёл к своему старенькому белому джипу.
-Наконец то я тебя поменяю, мерзкий, - Семченко пнул ногой по колесу.
Достав телефон, набрал чей то номер.
Были слышны обрывки фраз.
-Молодая женщина… Здоровая… В коме… Сто процентов… Ты даже не представляешь насколько свежая. Никаких зацепок… Все думают, что повесилась, на смерть.  Остановка сердца была, видимо от асфиксии… Ну бывает, может раз на тысячу. Нет, эту забирайте целиком. Это не бомж какой нибудь. Товар очень ценный, у нас всё испортим. Я буду ждать вас в больнице.
Семченко вновь вошёл в пристройку, и бросил взгляд на Надежду Михайловну, лежащую на столе.
Подошёл к ней и откинул юбку. Постоял, посмотрел, вновь поводил руками по её телу.
Потом резко развернулся и вышел прочь, вновь закуривая.
-Нет, не получиться- пробубнил он раздражённо, - проклятый возраст.

«Скорая» из города приехала через полтора часа.
-Что так долго,- буркнул главврач.
-И так старались, - ответил водитель, мужчина лет сорока. Вместе с ним был молодой парень-врач, в белом халате.
Семченко повёл их к моргу, отпер дверь.
-Забирайте.
Молодой врач взял руку Надежды, послушал пульс.
-Хороший донор, первоклассный.
Семченко самодовольно кивнул.
-Передайте своему шефу, пусть не затягивает с расчётом.
-Не очухается? – спросил молодой врач.
-А хоть и очухается, не знаете что делать?
-Разберёмся, толкай, - ответил водитель, пропихивая носилки с телом Надежды внутрь «Газели».
Дверцы захлопнулись и «скорая» покатила в сторону шоссе.
Семченко уселся в свою белую «Фронтеру» и завёл её. Дырявый глушитель тяжело заурчал. Машину трясло от детонации. Двигатель работал неровно.
Семченко улыбнулся. Теперь его это не раздражало. Через пару дней он поедет в Город, к спецу по трансплантации органов, с которым давно сотрудничает, и получит кругленькую сумму, а потом прямо оттуда на авто-рынок, а может даже и в авто-салон и вернётся назад на новой машине.
Домой не хотелось. Главврач порылся в бардачке и, достав фляжку с разведённым спиртом, сделал несколько больших глотков.
Перед глазами стояло тело молодой школьной учительницы. Он вспомнил её. Как депутат местного собрания он несколько раз приходил в школу, обещал застеклить спортзал и там её видел.
-Проклятый возраст, - вновь прошептал он и медленно тронувшись, поехал к шоссе, в надежде, что подберёт там проститутку.


«Скорая» направилась к Городу.
-Слушай, давай кофейку дёрнем? – спросил водитель, - Тут недалеко на «Гудойле» неплохой кофе.
-У нас сроки.
-Ну, она же жива, не протухнет, - заныл водитель,- А я засыпаю. Я же вторую смену уже монтулю. Или сам садись за руль!
-Ладно, давай.
У въезда на заправку «Гудойл» была огромная яма. Медицинская «Газель» подпрыгнула. В кузове что-то звякнуло.
-Да легче ты.
-Блин, да эти козлы, что, перед собственной заправкой яму заделать не могут. Ни хрена не делается в этой стране.
Припарковав машину они пошли пить кофе.
Надежда Михайловна от сильного качка слетела с носилок и ударилась о прорезиненный пол "Газели". Что-то звякнуло, словно разбилась какая-то бутылка и по кузову пополз запах нашатырного спирта. Машина остановилась.
Учительница медленно открыла глаза и огляделась. Яркие огни заправки освещали оборудованный салон, «скорой». Какие-то приборы на стенках, кейсы.
Надежда села и начала хватать ртом воздух. Она задыхалась, вскочила и толкнула руками задние дверцы. Те распахнулись, и учительница выкатилась прямо на асфальт. Со свистом, хватая ртом воздух, она застонала от резкой боли в голове, и в горле. Всё тело ломило. Она опустилась на асфальт. Через полминуты встала и отряхнулась. Нашатырь и свежий воздух приводили голову в порядок. Надежда пыталась вспомнить, как она здесь оказалась, но не могла. Медленно она пошла в сторону заправки.
-Где у вас туалет?- прошипела она охраннику. Тот недоумённо посмотрев, указал ей.
Надежда Михайловна умылась, отчистила свою юбку, стёрла грязь с ног и, намочив волосы, попыталась привести в порядок голову. На щеке её красовалась царапина.
-Я что попала в аварию? Меня сбила машина? – глядя в зеркало, спрашивала она у себя самой.
Шею не повернуть. Что же с шеей? Да ещё и этот красный шрам.
В дверь туалета постучали.
Надежда Михайловна медленно открыла дверь.
-Простите, тут очередь,- в туалет ворвался толстый мужик и вытолкнув её, захлопнул защёлку.

 В кафе ужинали несколько шоферов. Врач и водитель «скорой», пили кофе.
Надежда Михайловна стояла в дверях кафе под неодобрительными взглядами буфетчицы и охранника.
Шофёр «скорой» толкнул своего напарника.
-Смотри, какая красотка. Держу пари - у неё под свитером ничего нет. Плечевая.
-Какая гадость,- трахаться с грязной шофернёй, – парировал врач.
-Ничего не понимаешь. А я её видел, где-то раньше. Здесь, наверное, и видел. Жаль, время нет. Давай хоть кофе её угостим.
- Да нет времени же.
Шофёр махнул рукой и подошёл к буфетчице.
-Девушка, ещё три кофе, пожалуйста.
Потом обратился к Надежде.
-Девушка за наш столик садитесь, пожалуйста, - взяв её под руку, он усадил её на стул, потом подошёл за кофе.
Охранник сказал буфетчице:
-Так она с ними, а я уж думал новенькая, чужая.  У наших хлеб отбирает, даже Барину позвонил.
Буфетчица брезгливо поморщилась:
-Всё равно шлюха.
Врач рассматривал незнакомку. Ему тоже казалось, что он её где-то видел.
Шофёр принёс две пластиковые чашки, потом ещё одну.
-Угощайтесь, девушка. Вас как зовут?
Учительница молчала. Она не знала, что ему ответить. Только сейчас она поняла, что не помнит, как её зовут. И вообще не понимает, что такое «зовут». Она улыбнулась шофёру, и взяла кофе, пытаясь сделать глоток. Глотать было неимоверно трудно. Горло было словно изрезано чем-то. Словно она глотала до этого лезвия и иголки.
-А мы трупы возим. Весёлая работёнка,- заржал шофёр, - Только они тоже всё время молчат.
Шофёр и врач выпили ещё по чашке коричневого напитка и, улыбнувшись Надежде Михайловне, поднялись и направились к своей машине.
-Девушка, а вы не разговорчивы,- сказал ей напоследок шофёр, - Я, как нибудь, заеду сюда ещё, - подмигнул он ей на прощанье.
Надежда Михайловна сквозь стекло заправки видела, как они направились к стоянке, и подошли к "Газели" из которой она выбралась.
«Куда же они везли меня? Они же возят трупы, как сказал толстяк. Может я труп? По крайне мере похожа. Как я там очутилась? Как же зовут меня? Надежда. Надежда Михайловна. Мой папа Михаил. Мама… Мой класс…»
Обрывки воспоминаний проносились словно пули, но связной линии не вытраивалось.
"Газель" отчалила со стоянки и понеслась к шоссе.
Наде стало страшно. Вдруг они вернуться и вновь запихают её в кузов.

 Сутенёр местных дорожных проституток, по кличке Барин, как только охранник заправки позвонил ему, направился на «Гудойл».
-Какая ещё новенькая?- проворчал он,- Вот же б…дьё. Так и лезут.
Охранник встретил Барина на улице. Они поздоровались и тот кивнул на кафе.
-Она там.
Барин вошёл в кафе. Девушка была очень легко одета для апреля. И вдобавок она была босиком!
-Ну что? Нравиться, - спросила буфетчица.
-Красивая,- согласился Барин, и, взяв кофе, направился к Надежде Михайловне.
-Привет, - сказал он ей, усаживаясь рядом.
Та попыталась изобразить, что-то вроде улыбки.
-Чё так легко одета? – спросил Барин.
-Не знаю,- улыбнулась она.
-А туфли где потеряла?
Только сейчас Надежда Михайловна увидела, что на ногах у неё ничего нет.
-Не помню, - честно призналась она
-Нажралась что ли? Ничего не помнишь.
Надежда Михайловна пожала плечами.
-Ты, наверное, дурочка? Ты, дурочка, да? Из психушки сбежала?
Надежду Михайловну осенило. Так вот почему её везли на скорой. Её везли в психушку. Или из одной психушки в другую. Вот почему эта каша в голове.
Вот откуда шрамы и синяки. Её там били. Она слышала, что в психушках всегда бьют, причём за малейшую провинность. Но она ведь нормальная. Абсолютно нормальная.
Барин засунул руки за отвороты жилетки и позвал буфетчицу.
-Вера, подбери ей какое нибудь пальто или куртку, да и на ноги чего нибудь. Я рассчитаюсь.
-Идите в кладовку, за комнатой охраны, выберите сами, там ватники есть наши и сапоги резиновые -ответила Вера, -Там открыто.
-Пойдём,- Барин взял Надежду Михайловну под руку и повёл в коридор, отгороженный от помещения кафе дверью с надписью «Служебный вход».
-Где ж тут, блин, свет. Барин нащупал выключатель, комната озарилась тусклой лампой. Он завёл её в помещение и закрыл за собой дверь на щеколду.
-Вот одевай.
Надежда Михайловна всунула измученные ноги, в резиновые сапоги, показавшиеся её самыми тёплыми  и удобными на свете и фирменный красный  ватник-жилет с надписью «Гудойл»
Бариин усмехнулся.
-Ну вот, принарядили. Заработаешь, оденешься. Это всё назад сдашь.
Он вдруг прижал  Надежду Михайловну к стенке и, забравшись к ней под свитер, потом, задрав юбку, обшарил всё её тело.
-Ты красотка. Но здесь у нас, в основном, придётся работать ртом. Ну-ка, покажи, на что ты способна. Барин расстегнул штаны и нагнул голову учительницы.
Надежда Михайловна сопротивлялась, но барин легонько стукнул её ногой под коленку и её ноги сами согнулись, так, что она опустилась перед ним.
Сильная рука Барина накрутила её волосы и притянула к себе.
В нос Надежды ударил запах немытой мужской плоти. Она пересилила себя и, закрыв глаза, открыла рот…
Дикий крик, наполненный животного ужаса, на миг парализовал всех, кто был на заправке.
Охранник вздрогнул и направился к кладовке. Буфетчица и оператор высунули головы в коридор.
Крик оборвался, какой-то миг была тишина, потом дверь кладовки с силой распахнулась и оттуда выскочила Надежда с окровавленным ртом, с глазами полными ужаса, со стоящими дыбом волосами. и с чёрным воронёным револьвером в руке.
Из коридора было два выхода. Один в помещение заправки. Там стоял охранник, лихорадочно достававший газовый баллончик и буфетчица с операторшой. С другой стороны был выход на улицу. Дверь была открыта, там виднелось поле и огоньки каких-то домов.
Надежда Михайловна бросилась туда.
-Стой!- раздался крик охранника.
Она выставила револьвер и не целясь нажала курок. Не глядя, попала, куда или нет, она выстрелила ещё раз и помчалась в ночное поле.
Охранник лёг на пол и замер. Первая пуля пролетела в сантиметре от его головы. Буфетчице повезло меньше, но в то же время очень повезло. Тупой девятимиллиметровый кусок свинца чиркнул по её виску и разорвал ухо.
С визгом она кинулась назад в кафе, девушка-оператор повалилась на пол и нажала «тревожную» кнопку. Вторая пуля пролетела через коридор, через кафе и, разбив стекло, вылетела вслед за ними, пробив бак «Жигулей» в который наливался бензин «до полного». Бензин потёк на землю. В это время из кладовки вывалился барин, пришедший в себя, после того как потерял на минуту сознание от адской боли. Он что-то рычал, двумя руками держась за промежность, откуда сквозь его пальцы, расплывалось кровавое пятно. Он с силой пнул, лежащего на полу охранника, но тут же согнулся от боли и в согнутом состоянии рухнул на кафель перед входом в кафе.
-Мой револьвер! – крикнул он корчась, - эта сучка выхватила… Забери его…
Водитель «Жигулей» пригибаясь, выскочил из кафе и прыгнув за руль своего автомобиля, не вынув даже шланг из бензобака, завёл машину и, что было сил нажал на газ.
   «Скорая» шла в сторону Города. Резко притормозив перед ямкой, на шоссе и шофер,  и врач услышали сильный хлопок сзади.
Шофёр взглянул в зеркало.
-Вот, бля! Дверь открылась.
Они остановились у обочины и выскочили из машины.  Носилки валялись на дороге. Пустые носилки!
-Где же она? – спросил врач.
-Вылетела?Валяется где-то.
-Ты охренел, что ли? Как это вылетела! Ты двери проверял?
-Так это ж "Газель", тут всё бывает. У меня раз ручка переключения скоростей пополам сломалась, А уж дверь то…
-Заткнись! Ты понимаешь сколько она стоит. Мы же не пациента везли, а товар!
Товар, понимаешь! Донора!
-Да понимаю я всё.- Буркнул шофёр и, подняв носилки, закинул их в кузов.
Они пошли вдоль обочины метров сто. Тела нигде не было.
-Может она очухалась и выскочила на ходу? – спросил водитель.
Врач остолбенело посмотрел на него, потом не слова не говоря врезал шофёру с левой в нос, и добавил с правой под глаз.
-Не на ходу! Не на ходу! А на заправке! Из-за твоего дурацкого кофе!
Шофёр схватился за лицо, потом выпрямился и несколькими ударами сбил врача с ног. Потом несколько раз пнул его по груди и лицу.
Тот, качаясь, встал и подняв прут арматуры, так удачно валявшийся на дороге пошёл на врача.
-Погоди, вернёмся на заправку, потом закончим, если хочешь. Нас обоих прикончат из-за неё. Давай на заправку.
-Сука! – только и ответил шофёр прыгая в кабину.
Скорая с включённой сиреной развернулась и понеслась обратно к заправке.
Они влетели туда, на полном ходу, не успев разминуться с несшимися  им на встречу «Жигулями». Раздался звук мятого металла и бой стекла. Водитель «скорой» и врач стукнулись головами о лобовое стекло.
-От бля! – только и крикнул водитель.
Он успел заметить Барина лежащего у двери, охранника лежавшего рядом, буфетчицу держащуюся за окровавленное ухо. Через секунду что-то ухнуло, обдав его жаром. Потом ухнуло ещё раз и ещё. Весь «Гудойл» был охвачен огненным смерчем. Одна за другой взрывались колонки, взлетая вверх, словно ракеты. Здание заправки, сделанное из пластика, моментально занялось. Столкнувшиеся "Газель" и «Жигули» полыхали. Машина Барина тоже. Виднелись охваченное пламенем чьё то тело. Последний, чудовищной силы хлопок, всё погрузил в огненный водоворот, из которого не смог выбраться никто.
       Надежда Михайловна обежав по полю огромный круг, всё время, оглядываясь и даже целясь в предполагаемую погоню, вдруг замерла, увидев сполохи огня на ночном небе и услышав страшные хлопки взрывов.
-Это не я, - судорожно повторяла она, - это не я.
-Это не я! – крикнула она небу и продолжила свой бег.

Семченко медленно ехал по шоссе. Сегодня был явно неудачный вечер. Или он просто выбрал не тот курс, направившись в южную сторону.
- Надо было ехать к Городу. На «Гудойле» всегда можно подцепить девчонку, - ворчал он сам с собой,- О, никак там, что-то здорово горит.
Зарево пожара освещало небо, но самой заправки пока ещё не было видно, она скрывалась за поворотом.
Увидев девчонку, идущую по обочине, навстречу движению, Семченко затормозил.
-Ха,ха,- распахнул он перед ней дверцу, - Вам что теперь спецодежду на «Гудойле» выдают, садись.
Надежда Михайловна села в машину.
-Отвезёте в Люботино? – прохрипела она, не узнавая своего голоса.
Семченко рассмеялся.
-Отвезу, конечно. Потом.
Девчонка показалась ему знакомой. Видел, наверное, раньше тут.
Дав газу и чуть проехав по шоссе, он свернул на хорошо знакомую ему дорогу, идущую по полю. Это дорога так и называлась тропа любви.
 Положив перед Надеждой на торпеду три сотенные бумажки, врач полез к ней под свитер. Её груди под свитером что-то напоминали ему. Как будто он трогал их уже.  Он усмехнулся. Почему то вспомнил жену. Надежда Михайловна в полусознательном состоянии, закрыла глаза и не двигалась. Полностью вымотанная, она была на грани потери сознания. И лишь когда рука Семченко схватила её за волосы и стала пригибать к своим коленям, точно так же как тот толстяк в гудойловской кладовке.  она встрепенулась и, собравшись с последними силами, правой рукой достав из спецовки револьвер, приставила его к животу ничего не подозревавшего сластолюбца и нажала курок.
Она очнулась через пару минут. Салон машины, был весь в крови. Её руки и одежда тоже.
Врач сидел и словно улыбался чему-то. Трясущимися руками Надежда открыла дверь, вылезла из машины и снова бросилась бежать.

На востоке уже начинало разбавлять молоком чёрный кофе ночи, когда она вся в грязи, с избитыми ногами, грязная, в изорванной о кусты и ограды одежде, с всклокоченными волосами, залитыми кровью, на гране безумия от двойного ужаса, ужаса от содеянного, ужаса от того, что по её следам идут, подошла к подъезду небольшого деревянного дома на четыре квартиры. Здесь, на втором этаже находилась маленькая однокомнатная квартирка, выделенная ей, как молодому специалисту, сельсоветом.
Лишь час назад, там, в открытом поле, когда она подошла к журчащему талой водой ручью, лишь недавно вскрывшемуся из-подо льда и, зайдя в ледяную воду, и умывшись, она вспомнила, кто она, собственно, такая. Медленно в ватный мозг начали впиваться иглы отрывистых воспоминаний. Всё выстраивалось в цепочку. Память вернула всё, И вместе с этим пришло осознание того ужаса, который произошёл. Позор от того, как её вытащили из постели её ученика, петля на шее, дикий страх там в петле. Пришло осознание того, что то, что происходит – не сон. Это реальность. Ужасная реальность. И нельзя будет проснуться, и сказать себе: «Какой ужасный сон я видела. Нет, впереди только мрак и конец. Никогда она не могла представить, что подобное может произойти. Произойти вот так внезапно и именно с ней.
Ключ был, как всегда, спрятан за наличником. Надежда Михайловна бесшумно открыла дверь и проскользнула к себе. Свет включать не стала. Душа в квартире не было, но на кухне был кран с холодной водой, а, вскипятив несколько чайников можно было отмыться.
Надежда Михайловна бросила взгляд на часы: десять минут пятого. Через полтора часа первая электричка. Безумно хотелось всё бросить и бежать. Бежать отсюда навсегда.
Учительница разделась, залезла обеими ногами в огромный таз и стала губкой стирать с тела грязь и запёкшуюся кровь. Свою и чужую. Казалось, что она только сейчаст почувствовала свои сбитые и отмороженные ноги.  Этот простой эмалированный тазик и вода которую она лила на себя из чайника
были для неё прекрасны, как шикарная спа процедура. Лишь только мысли и воспоминания о прошедших сутках не давали расслабиться
 То, что произошло на заправке, запечатлелось не так реально как казнь.
«-А мы трупы возим. Весёлая работёнка». «Трупы»! Так может и её везли как труп. Труп! Но она же жива. Жива!
Надежда Михайловна снова ущипнула себя за грудь, чтобы проверить. Да, действительно жива. Но как же тогда казнь и всё остальное.
Скорее всего, они станут искать сбежавшую пациентку. И что тогда? Тогда её найдут. Найдут и труп главврача. Надя узнала его. Он ведь местная шишка. Депутат. Они обязательно найдут её. Ну, так что ж. Значит такая судьба.
Двум смертям не бывать. Найдут, так найдут. Только пусть сначала поищут. Заправка сгорела, и эта ненавистная убогая квартира сгорит со всеми следами.
Надя вытерлась. Оделась во всё своё лучшее и новое бельё. Полчаса ушли на замазывание синяков и ссадин на лице, на ногах, да на всём теле. Натянула джинсы, тонкий свитер и кожаную косуху. Как давно она мечтала одеться именно так. Но контракт, который она подписала в РОНО, не разрешал ей носить ничего молодёжного, даже вне школы. Уложив кое-какие вещи, свои небольшие сбережения и документы в спортивную сумку и надев кроссовки, она прошла на кухню, выпила залпом чашку растворимого кофе. Потом зажгла возле иконы церковную свечку, перекрестилась, и, подойдя к плите, пустила газ. Этого ей показалось мало, и она зажгла ещё одну свечку в комнате и аккуратно положила её на свою кровать. Одеяло понемногу занялось.
Учительница подхватила сумку и тихо, стараясь не будить ненавистных крыс-соседей, всё время ругавшихся с ней безо всякого повода, вышла на улицу. Там почти что рассвело.
До электрички оставалось минут десять. По центральной улице потянулся редкий народ.
Стараясь избегать встреч, Надежда Михайловна свернула в лесок, именуемый в Люботино парком. За деревьями виднелся злополучный Санькин дом и платформа. Надежда прижалась к берёзе и начал смотреть на платформу. Как только электричка будет подходить, она успеет добежать до лестницы на платформу и прыгнуть в вагон.
«Лишь бы электричка  не опоздала» - думала Надя. Ей хотелось немедленно убраться отсюда. Она не знала куда поедет. Не знала, где будет жить, работать. Знала лишь одно - надо бежать.
Электричка не опоздала Свист, и шум оповестили о её приближении. Надя выскочила из-за дерева и вдруг остолбенела. Прямо перед ней стоял один из тех, кто линчевал её накануне вечером. Дед Николай, устанавливал на берёзу, со свежее вырезанным на коре треугольником, банку, для сбора берёзового сока.
Он тоже остолбенел и, не мигая, смотрел на молодую учительницу.
-Ты? – прошептал он.
Она, резко оглянувшись по сторонам, стремительно вытащила из куртки револьвер, с силой ткнула его деду в раскрытый от удивления рот и нажала курок.
Звук выстрела растворился в шуме приближающегося поезда. Мириады маленьких кровавых брызг окрасили белый ствол берёзы. Надежда, не глядя в лицо старика, вложила ему в руку револьвер и огромными шагами, придерживая рукой сумку, бросилась бежать к электричке.

Заместитель начальника райотдела милиции, Михал Палычь отхлебнул чай и взял трубку телефона. Да. Таких дел давно в районе не было. С горечью он представил, сколько рапортов нужно будет отправлять в управление. Сколько проводить совещаний. Надо будет объявить выговор люботинскому участковому за недостаточную профилактическую работу. Сколько рапортов надо будет рассмотреть? Ужас сколько работы. Но это потом. А сейчас надо с кем-то поделиться. Срочно поделиться. С кем угодно. Хотя бы с женой. Такого ведь давно не было, а если быть точным, то никогда.
Михал Палычь набрал номер жены.
-Валюшка, привет. Как дела? Я наверное не скоро сегодня. Ты не представляешь, что у нас тут в районе твориться. В Люботино. Просто кошмар какой-то. Какой-то мать его, беспредел. Сначала повесилась учительница молодая, потом на заправке, на «Гудойле» местный авторитет Барин устроил пальбу. Заправка сгорела вся к едрене матери. Все погибли. Потом старик один, уселся пить спирт с главврачом в его машине. Повздорили видно, старик возьми и застрели главврача, а потом прибежал в Люботино и со страху в парке застрелился. А в довершение в квартиру той учители, что повесилась, залезли видимо бичи, поворовали всё, да и квартиру подожгли. Вся бревенчатая двухэтажка сгорела. Люди чудом спаслись.
Вот такие дела. Прикинь, во сколько я домой приду сегодня. Вот то-то.
Ну, пока.