Кала. Летающяя тарелка

       Муравей рассказывал о матросской жизни. Он умел рассказывать. Тем более такому сохопутному крысу, как я, любые мелочи морского быта были в диковинку. А он умел рассказывать о простых, бытовых мелочах. Заметь - у хороших рассказчиков всегда есть много таких простых, бытовых элементов. Из-за них ты чуствуешь запах солёного моря и боль в руках от вдруг выскользнувшего линя – если он говорит о море. Или стылую безнадёгу, если кто-то типо Ремарка вспоминает будни зольдатиков вермахта. Аляповатые же рассказчики напихивают как можно больше крупных, общих, драматических фактов.

       Муравьёв чесал пятки, курил сигары – признак голодранца, переживающего белую полосу в жизни, и рассказывал. Снаружи палатки шёл дождь и капли тяжело падали в кривые лужи. Мы сидели в единственной палатке с рабочей буржуйкой – палатке комроты и грели ноги на решётке печки. Не делай так, если ты устал как чёрт и проваливаешься в дрёму каждые пять минут. Я прожёг за один этот вечер три пары носков (носок ?) – отличных, тёплых, противогрибковых носков.

       Когда я с жалостью тушил руками третью пару – в палатку засунул морду Афлало – приблудный пёс, пригретый ротой. Повёл носом, брезгливо сморщил его и вдруг с визгом отлетел в сторону. В палатку ввалился Афлало – прототип нашего пса и по совместительству прапор.
- Где все ?
- Домой вышли, на выходные
- А вы ?
- Вот – роту сторожим.
- Ну смотрите, не сожгите тока её, сторожа этакие, тудить вас да за ногу под гусеницы меркавы. Хоть растяжки палатки подтяните, а то она как башка Голды Меир болтается.
- Попрошу воздержатца от шовинистских пост-эксцигибиционистско-ламброзо-альтерфрумо-неогогеновских высказываний – выдал уже довольно бухой Муравей.
       Афлало попытался переварить смысл, отделив его от чудовищного русского акцента и неясных терминов.. Да, оставив эти тщетные попытки, просто послал нас на то, на что обычно посылают прапора шибко грамотных бойцов. И вышел, попытавшись хлопнуть дверью. В палатке это получается не особо внушительно. Муравей гыгыкнул и передал мне плоскую бутылочку какой-то мутной бормотухи (якобы коньяка), от которой, собственно, и отводил внимание своей анти-афлаловской эскападой.

       И тут, не успел я хлебнуть - ХЕРАК !! БУМ !!! БАМ !!!

       Мы выскочили, не забыв автоматы и коньяк (вот он где – солдатский профессионализм !) и обнаружили посреди роты, в ямке от спёкшегося в стекло песка, тарелку. Края тарелки были потемневши и обугленны. «От прохождения в плотных слоях отмосферы» - пояснил, пихая в лужу обожённый палец, Муравей.
       На тарелке, что по-моему естественно, лежали вилка и нож.
- Шалом, пришельцы – сказал я.
- Шалом, местные - ответил нож – у вас тут кашемоны не водятца ? А то нам одна для размножения нужна. Карян и гуря, как видите, в наличии имеютца, а кашемона где – то в дороге потерялась. Не поможете – так и будем, как лохи, вдвоём размножаться.
- Хули, найдём – не растерялся Муравей. Я в полной махабхарате (или как там это состояние называется ?) посмотрел на него. Что он им найдёт ? Шо за кашемона ?
А Муравей решительно попрыгал через лужи в палатку-столовую. «Красную или синюю ?» - крикнул он оттуда.
- Ого, и выбор есть – обрадовался нож – ну тогда, конечно, красную давай.
 Муравей вынес из столовой ложку с коряво покрашенной в красный рукояткой и кинул её на тарелку. (В Цахале, типо, всю посуду, ложки и т.п. метят – для молочных продуктов синим, для мясных – красным. Что б кашерность соблюдалась.)
- Премного благодарны, друзья. Ну, бывайте !- и тарелка взмыла назад к звёздам.
 Муравей затянулся сигарой и хлопнул меня по плечу: «Логично надо думать, салага».

       И мы побежали от дождя обратно в палатку комроты.