Станция Счастливая 1-3 эпизоды

Станция «Счастливая»
киноповесть

эпизод первый
купейные споры

История эта началась в купе скорого поезда, в котором ехали в столицу нашей родины фотограф глянцевого журнала Артем, инженер К., студентка медучилища Светочка и бабуля с яйцами. Ехали уже часа четыре. Солнце уверенно шло на закат, а поезд на север. Попутная бабушка куняла в углу, беззвучно шевеля губами. Она, вероятно, во сне подсчитывала прибыль, которая получится в результате продажи огромного количества яиц, занявших весь багажный отсек. Светочка внимательно листала журнал, подаренный Артемом. По ее лицу не понятно было, глубоко ли понимает она прочитанное, но на каждую страницу она смотрела подолгу, периодически поднимая глаза на Артема, как будто сравнивала его с фотографиями. Хотя Артем был не моделью в журнале, а фотографом.
Неспешно струился давно начатый мужской разговор. Прибытие в конечный пункт, куда ехали все попутчики, ожидался только рано утром. Впереди был вечер и вся ночь. Потому спор между Артемом и инженером был вяловатым. Собеседники понимали, что времени у них вагон, и выкладывали свои аргументы - под хороший коньячок – не торопясь. Темой обсуждения было искусство вообще и фотография в частности.

- И вы искренне считаете фотографию искусством? – рискнул спросить инженер у фотографа, чем неожиданно заострил ситуацию.
- Без всяких сомнений. Тот, кто думает, что фотографировать это так просто, ничего на самом деле не смыслит не только в фотографии, но и в искусстве.
– Ну и что в этом такого сложного? – шуточно провоцировал Артема собеседник. - Нажал кнопку и все сделано. Сегодня уже даже не надо мучаться и проявлять пленку. Все уже в цифровых форматах. Щелк и готово. Смотри – не хочу, не нравится – на компьютере всегда можно подправить.
  – Вот! Вот тут то и наступает тот самый ответственный час, момент истины. Когда на первое место выходят талант и профессионализм. Умение найти правильный ракурс, выстроить кадр, увидеть то, что другие не увидели. Проникнуть в глубину пейзажа, вещи или человека. Высветить то, что не видно невооруженным глазом простого обывателя.
  – А вы что больше любите фотографировать? Наверное, красивых девушек? – вступила в разговор Света.
– Да, и обязательно при этом голых! Шучу. Конечно, на моем основном месте работы мне больше всего приходится фотографировать женщин. Почему-то считается, что это самое привлекательное в жизни занятие, разглядывать обнаженных, или не слишком одетых женщин. Честно говоря, я уже так насмотрелся в своей жизни на голые тела, что мне это сильно мешает в личной жизни.
  – Да, есть такой синдром гинеколога, - посочувствовал инженер.
  – Милок, а ты не доктор, случаем? – проснулась бабуля.
– Нет, я инженер.
– Жаль, - пропела бабка и уснула снова.
– Наш журнал на 90 процентов состоит из женских фотографий.
  – А остальные десять? Мужчины? – хихикнула студентка.
– Нет, девушка, драгоценности и духи. К сожалению все это мне не интересно на самом деле. Для души я у себя на работе не нахожу ничего.
        – А что же вы считаете достойным объектом для фотографирования? – поинтересовался К.
– Жизнь.
– Ответ чересчур глобальный, потому не может быть засчитан. Жизнь ведь это все, что происходит вокруг нас. И красивое и безобразное. Что именно вас привлекает в жизни более всего?
– Вы практически и вышли к правильному ответу. Именно красота безобразного и есть моя любимая тема.
– Как это? – возмутилась Света. – Все в жизни или красиво или безобразно. А вы говорите про какую-то красоту безобразного.
– Я нахожу самые некрасивые вещи и явления, самые гадкие стороны нашей жизни и снимаю их так, что на это приятно смотреть.
– Например. Что именно?
– Дряхлость, бедность, наркомания, алкоголизм, грязь, болезни, инвалидность, смерть.
– Фу, какой ужас, – поморщилась девица. – И вы это снимаете?
– Да, и не вижу в этом ничего ужасного. Это ведь тоже наша жизнь.
– Жизнь, то это жизнь. Никто с этим спорить не будет. Но, видеть в этом прекрасное, увольте.
– Представьте себе, какие я только делал фотографии в заброшенном доме, который оккупировали бомжи. Это же просто конфетка. – Артем вошел в раж и смаковал каждое сказанное слово. – А мой морг? Фотосессия из морга просто улетела в один зарубежный журнал. Она была ужасна и красива одновременно. А моя знаменитая съемка манифестации инвалидов Афганской войны, когда безрукие и безногие ветераны устроили потасовку со здоровыми бойцами ОМОНА. Просто прелесть.
– Вы рассуждаете сейчас ужасно. Прямо как существо с иной планеты. Да, согласен, запечатлевать такие страшные стороны жизни надо, но только как фотофакты. Чтобы другие видели как это ужасно. А наслаждаться этим, увольте. Мне это напоминает, простите, каннибализм.
– Но поймите же, так, иной раз, бывают живописны уродство и болезнь, что это красивее всяческих красивостей.
– А вы никогда не задумывались, о следующем? Ведь то, что для вас красивость, как вы изволили высокопарно выражаться, для кого-то трагедия всей жизни. Сын-наркоман, которого вы сфотографировали, трагедия его матери, убогое жилье алкаша трагедия всей семьи. Инвалид, который вам приглянулся, чей-то отец. Умирающий от СПИДа «колоритный» парень, чей то муж. Вы выискиваете грязь, фотографируете ее, потом идете, тщательно моете руки с мылом в своей шикарной квартире, а кто-то продолжает жить в этой грязи. Живи вы там, вы не восторгались бы этой грязью. Не находили бы в ней красоты.
– Ну, уж это вы, простите, перегнули палку. Я никогда не окажусь на дне, в той самой грязи.
 – Отчего же вы так уверены?
– Оттого, что знаю, что у каждого свое предназначение. Мой удел воспевать эти ужасы, а жить в них судьба кого-то другого.
– От всей души желаю вам, чтобы так в вашей жизни и случалось.
В дверь постучали. В купе вошла проводница и положила полный постельный комплект на четверых.
 – Мы постелимся? – вопросительно сказала Светочка.
Мужчины вышли в тамбур. Поезд приближался к небольшой станции.
  – Какая остановка? – спросил Артем проводника.
  – «Счастливое».
– И, что же на этой станции счастливого? – засмеялся фотограф.
        – Не знаю, – сказал проводник и протер поручни. – Я дальше рынка не был. Стоим пятнадцать минут, рынок тут хороший. Недорогая рыбка, фрукты по сезону. А так, наверное, грязь, беднота. Когда-то был хороший шахтерский поселок, но как шахты закрылись, все пошло прахом.
– Вот вам и иллюстрация к нашему разговору будет, – неожиданно развеселился Артем. Я сейчас за пятнадцать минут на перроне сделаю блиц фотосессию под девизом «несчастное Счастливое». И мы вместе с вами увидим всю красоту убогости, всю возвышенность низкого, обаяние уродства, шарм бедности, гламур запустения.
– Не стоит так горячиться, молодой человек. Я вам верю на слово. Уж извольте мне ничего не доказывать.
– Я это так, к слову. Мне самому интересно, руки чешутся. – Артем подбежал к двери своего купе. Поезд потихоньку тормозил. – Девочки? Вы уже переоделись? Можно войти?
– Ой, нет еще, – запищала студентка.
– Тогда подайте мне, пожалуйста, с полки кофр с фотоаппаратом и мобильник. На столе лежит. - В дверь просунулась рук студентки с его вещами. – Премного благодарен, девочки.
Поезд, скрипя ревматическими суставами, остановился на станции «Счастливое», дернулся, испустил дух и застыл в ожидании счастья.
– Я скоро буду, не скучайте, – сказал Артем попутчику и хотел выскочить на перрон сразу же вслед за проводником, но его грубо оттолкнул какой-то неопрятный тип в мятой обкомовской шляпе. В руке он держал старый кожаный портфель с большими облупившимися пряжками.
– Простите, - прошипел тип и выскользнул из вагона.
– Стоим всего пятнадцать минут, – напомнила непонятно кому проводница.


эпизод второй
невольный свидетель

На перроне Артем отошел в сторону, открыл кофр, профессиональным движением прикрутил объектив к тушке фотоаппарата и начал свою тихую охоту за красотой в своем понимании. Рынок был ужасен и колоритен. Краснощекие бабки-торговки, самодельные прилавки с сомнительной водкой и просроченным пивом, раскладушки, на которых горками возлежали сушеные рыбцы, малолетние разносчики мороженного со своими ржавыми «лайбами» - велосипедами, блюстители порядка – линейные менты – с пустыми кобурами на боку и подсолнечной шелухой на мундире, беззубый старик, смотрящий из ниоткуда в никуда.
Вот опять неопрятный тип, толкнувший Артема в вагоне, пробежал мимо, размахивая своим портфелем. Прицелился Артем и пошел стрелять его фотоаппарат. Так разохотился, что забыл подкурить сигарету. Так и щелкал с незажженной «мальбориной» во рту. То присаживался на колено, то вставал на ящик, то наклонял голову вместе с фотоаппаратом на только ему понятное количество градусов. Настреливал портреты, характеры, пейзажи, детали, общие планы. Азарт художника и охотника подгонял его и уводил все дальше и дальше от своего вагона. Что-то неразборчиво бубнила диктор в рупор, какое-то неясное ближайшее будущее пророчил этот голос поезду и все пассажирам. Но не слышал Артем железнодорожной Кассандры. Завернул за угол – вау! – такая улочка красивая. Страшный каменный забор с частично отвалившейся штукатуркой, с чугунными кольцами, вколоченными в стену. А вот и ворота. Старые, деревянные, укрепленные коваными железными деталями. И колесоотбойники по двум сторонам на въезде.
Вспомнил Артем, что есть у него друг виртуальный (по переписке в Интернете) который коллекционирует фотографии этих деталей. Присылают ему со всего мира да и сам он везде их ищет. Интересная подробность всплыла в цепкой памяти фотографа. В одном южном городе выпускал машиностроительный завод в начале двадцатого века эти изделия. Назывались они в заводской документации «фаллосы чугунные» и далее шла маркировка по размерам и диаметрам. Копия этого документа давно лежала у Артема на столе и ждала своего часа, чтобы попасть в журнал как смешная иллюстрация к статье о колесоотбойниках.
Булыжником мощеная улица вела все дальше и дальше от вокзала. Артем кинул взгляд на часы. Прошло уже восемь минут. Значит в запасе еще минимум семь. – Пять минут работаю и бегом назад. Успеем, не боись, – сказал Артем себе и другу-фотоаппарату. Он часто разговаривал с этим замечательным японцем. Иногда в разговоре он его называл «мой узкопленочный друг», намекая на благородное азиатское происхождение фотоаппарата. Справа от ворот Артем увидел невысокую четырехметровую вышку. Было похоже на место для охранника, которому с этой точки очень удобно наблюдать за складами, бараками, или что там еще прячется за старинным забором. А кстати, что там? За забором-то.
Выставив впереди себя, как выставляют оружие хорошие полицейские в плохих боевиках, Артем полез по скрипучей железной лестнице на самый верх вышки. Лестница предательски качнулась когда фотограф достиг последней ступени. От испуга Артем остановился. Аккуратно, боясь лишний раз качнуть вышку, он стал на колени и пополз к ограждению, которое смотрело внутрь огражденной территории. Не глядя он поднял фотоаппарат – времени не оставалось совсем, только разок щелкнуть и бежать. А то, того и гляди, поезд уйдет, не дождавшись загулявшего пассажира. В объективе с хорошим увеличением Артем видел склады постройки времен царского режима, рельсы, мощенные булыжником дороги, парапеты, рампы и пандусы для загрузки товаров прямо с вагонов.
Фотограф шарил объективом по территории, менял крупность плана и нажимал на спусковой крючок. Внезапно в кадр попали люди. Их было двое. Одного из них он уже видел сегодня в вагоне. Тип в мятой шляпе. Противный, наглый тип, который его толкнул в вагоне. Вторым был высокий черноволосый мужчина лет тридцати в кожаном пиджаке. В мощном объективе хорошо были видны детали. Старый портфель стоял между ними. Черноволосый передал типу в шляпе целлофановый пакет, из которого тот наугад достал несколько пачек денег, разорвал, перелистал наскоро и бросил обратно в пакет. Черноволосый засмеялся, что-то сказал и похлопал покровительственно типа по плечу. Даже издалека было видно, как передернуло обладателя мятой шляпы. Он что-то ответил, взял пакет под мышку и засунул обе руки в карманы. Черноволосый поднял с полу портфель, протянул руку для прощания и открыто улыбнулся. Тип вытащил правую руку из кармана и глядя в глаза собеседнику выстрелил ему в грудь. Испуганные вороны поднялись в воздух с высоких деревьев. Черноволосый лежал на земле и носком ботинка скреб булыжники. Тип спокойно выстрелил еще раз, вынул из рук упавшего портфель и направился в сторону ворот. Через пять шагов он скрылся из глаз за строениями.
Только сейчас Артем испугался. Он явственно почувствовал страх в каждой клетке своего тела. Он по-прежнему стоял на коленях, ноги затекли. Руки потяжелели. В полной тишине он явственно разобрал бормотание диктора на станции, который четко и бесповоротно сказал о том, что «поезд такой-то отправляется». Напрягши свои слабые мышцы, Артем собрался встать, как вдруг скрипнули петли, калитка отворилась и на улицу вышел убийца. Все в той же мятой шляпе, с портфелем в руке и пакетом под мышкой. Артем замер в очень неудобной позе. Меньше всего он хотел, чтобы этот тип стал в один день двойным убийцей. И чтобы второй жертвой стал именно он, ни в чем не повинный человек, творческая единица, фотограф красивого журнала, сын любящей мамы, любовник красивой женщины ет це тера, ет це тера. Жить захотелось остро. Пусть даже и тут, вечно стоя на коленях, не спускаясь век на землю, но жить!
Артем не видел убийцу, но хорошо слышал стук колес поезда, который уносил в столицу вещи фотографа и его попутчиков, которые, наверное, сейчас пили чай, продолжали болтать о глупостях и даже не заметили что одним соседом стало меньше.
Судя по звукам шагов, тип уходил. Еще минута и на улице стало тихо. Не веря ничему, Артем медленно, очень медленно высунул голову и осмотрелся. Вокруг не было никого и Артем начал спуск. Мысли о поезде уже не было никакой, единственное, что хотел фотограф, так это провалиться сквозь землю и, оказавшись на другой стороне земли, залезть в подвал, спрятаться под одеяло с головой, чтобы ужасный тип даже не подумал о том, что Артем был где-то рядом в тот страшный миг.
Когда ноги фотографа коснулись земли, силы его иссякли. Он прислонился к лестнице и какое-то время простоял, пережидая пока пройдет дрожь, которая охватила его. – Я это снял? Или не снял? – вдруг пронзила мысль. Артем подумал, что если это не было снято, так, может, и не было вовсе ничего и убийство ему почудилось. Он включил просмотр фотографий на фотоаппарате. Вот рынок, вот забор, вот колесоотбойники, вот складская территория, а вот и… три фотографии. Хоть на выставку: улыбающийся собеседник, протягивающий руку для прощания, тип с пистолетом в руке и откинувшийся от выстрела черноволосый, труп и склоняющийся над портфелем убийца. То, что доктор приписал! Хоть немедленно беги в ментовку.
– Ага, сейчас. Разогнался. Слышишь шорох, это я бегу впереди собственного крика, чиркая копчиком по асфальту. Сначала я его сдам, а потом меня пришьют. Или наоборот, меня сначала пришьют и я никого не сдам. И кому от этого будет лучше? Ну, уж никак не мне, не моей бедной маме, не искусству, которое я так люблю.
Артем вздрогнул. Он услышал шорох шин и скрип железа. Из-за угла выехало чудо советской техники велосипед «Украина» с сидящей на нем стокилограммовой бабой. Она смешно по-мужски оседлала велосипед, который сгибался под ее не очень тонкой натурой. Под юбкой у нее были надеты тренировочные штаны цвета школьных чернил эпохи недоразвитого социализма. Штаны заправлены в серые носки, которые уходили вглубь стоптанных туфель. За спиной у бабы висел детский плюшевый рюкзак-гусеница, а на багажнике сидело крохотное чудо лет семи в школьной форме и белоснежных гольфах. И этакая красота ехала мимо, и Артем даже не поднял фотоаппарат, так ему было физически плохо. Когда велосипедистка проехала мимо, он дрожащими руками разобрал фотоаппарат, сложил детали в кофр и быстро пошел в сторону станции.

эпизод третий
здравствуй, жопа

В кармане был мобильный телефон, на плече кофр с фотоаппаратом и ни копейки денег. Надо что-то решать, пока живой, – умная мысль как весенняя муха истерически билась о стенки черепа где-то изнутри. Базар закрывался. Торговцы складывали нехитрые свои товары, грузили на велосипеды и тачки и исчезали в только им известном направлении. Артем сел на деревянный ящик и прислонился к стене вокзала.
– Давайте мыслить логически, – в тяжелые минуты он обращался к себе на вы. – Чтобы уехать отсюда нужны деньги, у меня же их нет. Где их можно взять? Одолжить, украсть, найти. Так, второй и третий вариант отпадают, остается одолжить. Надо искать знакомых.
Артем вытащил мобильный телефон. Перелистав несколько имен, он нажал кнопку вызова.
– Ну, и аллё вам – пропел мужской голос на нижнем регистре.
– Димон, я отстал от поезда. Без денег и документов. Кроме того, мне надо срочно свалить отсюда. Я совсем бедняк, – затараторил Артем, испуганно озираясь по сторонам. В любую секунду из-за угла могла вынырнуть мятая шляпа и убийца в ней.
– Ты не бедняк, Тема, ты мудак, – собеседник заговорил громко и не в телефон. - Ксюша, слушай, этот придурок говорит, что он отстал от поезда. Прикинь, что только люди не сделают, чтобы не присутствовать на планерке в понедельник. А тепей сейозно, как говорит классик. Ты где?
– Станция «Счастливая», вокзал.
– Ума не приложу как тебе помочь. Пойди, узнай, когда ближайший поезд на Москву, а я подумаю, кто тебе может помочь деньгами в этой жопе. Но все равно ты мудак. Прими от меня виртуального пендаля и приз «лучший геморрой, пристроенный мне на выходных».
Артем встал. Голова слегка кружилась, тупая боль понемногу проникала в голову через затылок. В вечерних сумерках рыночное место опустело. Торговки явно что-то знали. Расписание на стене холодного кассового зала подтвердило худшие опасения. Ближайший поезд в нужном направлении ожидается рано утром. Закурил, посмотрел в пачку, маловато сигарет. Вздрогнул. Он уже забыл, что это такое, пересчитывать сигареты в пачке. Кончились – купил, официанта послал, курьера, водителя. Ноу проублем, сэр. А тут как раз полна пазуха этих «проублем». В кармане запел Андрей Вадимович Макаревич. «Ты помнишь как все начиналось? Все было впервы…»
– Да, Димон!
– Знач так. Есть тут, в смысле там, один персонаж, не в нашем стиле, но выхода нет. Бычара настоящий, крепкий хозяйственник, рэкетир в прошлом, настоящем и будущем, Саша Бойцевич. У него гостиница в этом захолустье. Ну, там баня, девочки, поселковые шалости. Он сам приедет только утром. Даст денег тебе на поезд. А пока что ты валишь в его гостиницу и поселяешься. Там уже в курсе.
– Я не могу тут оставаться. Дима, пойми, мне надо срочно уехать.
– Ты на планерку торопишься? – засмеялся собеседник, – Не волнуйся, мы подождем тебя до вторника. Надеемся, что ты везешь нам гениальную фотосессию.
– Как раз дело то все в фотографиях…
– Ну, вот и отлично. Ночуй спокойно, а утром на поезд и домой!
– А как гостиница называется?
– Прокол, Штирлиц, забыл спросить. Ну, ты сам узнай на месте. Не Москва же, наверное, одна гостиница на весь поселок.
– Ладно, все равно спасибо тебе, Димочка.
– И никогда, слышишь никогда не называй меня Димочка! – загрохотал голос в телефоне и тут же нежно добавил, – не поцеловав при этом.
Артем вышел из здания вокзала, руководствуясь указателем «центр». На небольшой площади стояло одинокое такси. Водитель крепко спал, откинувшись на спинку сиденья. Примотанный к приборной доске маленький телевизор показывал что-то из жизни семьи Пугачевых-Галкиных. Артем, постоянно озираясь по сторонам, постучал в окошко девятки. Водитель сонно махнул рукой не открывая глаз. Артем постучал сильнее. Через стекло было конечно не слышно, но если читать по губам, то таксист, не открывая глаз, направил потенциального клиента по нецензурному адресу.
Еще один свет в конце тоннеля горел в киоске. Артем заглянул в окошко. Внутри киоска мальчик целовал девочку так, как будто хотел ее съесть. Казалось, что его цепкие пальцы пытаются отщипнуть кусочки молодой плоти в районах тазобедренного сустава и молочных желез. Артем кашлянул прямо в окошко. Ему ни капли не было жалко прерванного акта, он был уверен, что они, после его ухода, продолжат безо всяких проблем. Мальчик спрятал глаза и руки, а девочка вопросительно посмотрела на Артема и куда-то в сторону одновременно. То есть одним глазом-то она смотрела прямо на Артема, ну а другим в сторону. Ничего страшного, мне в его возрасте тоже было плевать на такие мелочи, – подумал фотограф.
– Скажи милая, а где у вас гостиница в поселке?
– А зачем вам? – огорошила вопросом девчушка.
– Ну, это… переночевать что ли, – с трудом нашелся Артем.
– Так это вот там, дяденька, пройдете два квартала по Ленина, свернете где яма течет и прямо-прямо будет вам она справа.
– Надеюсь, она у вас одна.
– Не смешите, дяденька, конечно одна, а и той не было бы и тоже ничего поганого не случилось бы. Зараза одна от нее.
– Спасибо на добром слове.
Уходить с освещенной площади в кромешную темноту улиц было страшно, но денег на такси не было. А в гостинице можно было спрятать голову под одеяло и почувствовать себя в безопасности.
– Удивительно, – подумал Артем, – я даже не думаю о привычных удобствах и комфорте, о душе и ватерклозете, все заслонил проклятый страх.
Душа замерла и провалилась куда-то ниже талии, когда рядом скрипнули тормоза. Артем остановился, но посмотреть на машину боялся.
– Добрый вечер, предъявите, пожалуйста, ваши документы. – Лейтенант сидел в машине и крутил в руках резиновую дубинку.
– Э… они у меня… в гостинице.
– Вы в гостинице остановились? Цель приезда?
– Я фотограф, журналист, у меня командировка в регион. Так сказать, зафиксировать лица провинции.
– Ну что, наши морды тоже заслуживают, чтобы попасть в журнал, не все же телок голых печатать!
– Дались им все эти голые телки, – подумал Артем, а вслух сказал – Я сейчас в гостиницу иду.
– А вот мы вас туда и подвезем, чтобы вы по темным улицам не бродили в одиночку. Городок у нас шахтерский, наши местные не очень любят приезжих, могут случайно и зашибить.
Трясясь в прокуренном УАЗе, Артем набрался храбрости и спросил:
– А как у вас тут насчет тяжелых преступлений в городе?
– Почему вы это спросили?
– Ну, для информации, для журнала, так…
– Кривая тяжелых преступлений и тяжелых наркотиков ползет вниз под собственной тяжестью, – водитель в помятых сержантских погонах, повернулся к Артему и заржал.
– Вот ваша гостиница – лейтенант ткнул пальцем в небольшой особняк.
– Так документы выносить? Показывать?
– Да ладно вам, идите спать и не надо бродить по темным улицам нашего счастливого городка.
– Спасибо, товарищи, – впервые за весь вечер, у Артема настроение вернулось на прежний уровень.
Он легко взбежал по ступенькам, распахнул дверь гостиницы и шагнул на грязноватый ковролин с замысловатым логотипом посредине. Вдохнул побольше воздуха для приветственного слова работницам гостиничного хозяйства и замер. В пустом холле был только один посетитель. Он стоял к рецепшену передом к дверям задом и неторопливо списывал свои паспортные данные в учетный листок гостя. На голове у посетителя была надета мятая обкомовская шляпа, а к ногам прислонился старый кожаный портфель с облупленными замками.
Задержав воздух в легких, Артем резко обернулся к выходу. Через стеклянные двери он увидел лейтенанта, который вопросительно смотрел на него. Гость города натянуто улыбнулся и помахал милиции как Брежнев на демонстрациях. Лейтенант несколько не по форме отдал ему честь и махнул рукой водителю. Пока УАЗ не скрылся за поворотом, Артем стоял не дыша. Затем он выдохнул как пробитый школьный мяч и, не оборачиваясь в сторону ненавязчивого сервиса – который, надо сказать, даже не заметил появления нового клиента – вышел из гостиницы в ночной городок. Идти было некуда. Оставаться здесь рискованно. Звонить больше некуда.
– Здравствуй, жопа! – подумал Артем.