Встреча с рыночной экономикой

Дело было в девяностом. Голова распухла от мыслей от перестройке, рыночной экономике и творящихся вокруг реформ. Бредовые идеи противоборствовали в голове. А ведь была ещё советская власть, и на озере Селигер существовала турбаза, куда я и отправился. А родина смотрелась переплетением солнечных кружков, где ветерок качает тонкий стебелек цветка, по которому ползёт тяжёлый шмель. У перекрёстка березки сверкали белизной. И казалось, девушки оборачивались на меня с веселой улыбкой.
Небо замерло, источая голубизну на деревья, озеро. И замерли облака, ввергая в задумчивость.
А мы от турбазы собрались в поход по озеру Селигер. В экипаже кроме меня были две девушки и один парень. Парень по виду оказался подозрительно хлипким. И точно. Грести не в дугу. Чувствуется, что натягивается, даже ругается от злости, а что толку, если не может? Даже окатил меня водой.
Одна из девиц оказалась физиком. Смотрит безо всякого выражения на лице, опускает в воду вёсла, а лодка ни с места. А когда вторая взяла вёсла, то весла по сравнению с её ручкой показались такими громоздкими, неудобными, неотесанными, что сразу напрашивалась мысль, что гребля не женское дело.
В общем, гребу я, держусь в форватере других лодок, а из них кричат нам: «Берегите Вячеслава, он у вас один!»
Нет. Романтика в походе была. Вера-физик искренне радовалась жизни и окружающему пейзажу, время от времени вскрикивая от восторга.
А когда заплыли за стоянку, она вытянула из воды лилию, вплела в волосы, стала привлекательной, и можно б всю дорогу любоваться на неё и на то, как жемчужные капли воды, сверкая, стекают с весел, отдавая озёрной свежестью. Но мозоли на ладонях горели так, что больно пошевелить лишний раз рукой. Да и причаливать к берегу надо было. Готовить обед.
Надо сказать, что в пути дождь прошёл, совсем кратковременный, но ливень. Мы его переждали под деревьями, причалив к берегу. Но трава мокрая, так что бр-р. Походи, и кеды мокрые насквозь. А в лес войти страшно. Тронешь ветку, и окатит как из ведра.
Вера и Ира такие умные, особенные, их мир полон романтики, а Ира, закончившая МИФИ, замечает: «Надо дров сухих, костер развести, обед приготовим, а после песни петь будем, у меня гитара с собой». А Вера-физик с восторженным блеском в глазах замечает: «Смотрите туда – звезда горит, хотя ещё светло. Это у неё такой яркий свет».
Я же зашел в лес, ожидая от каждого дерева подвоха, что окатит, собрал побольше сучьев, ещё не пропитанных влагой, содрал с березок коры побольше. Милые, родные березки. Но что поделаешь? Без коры и сучьев костра не разжечь. Сложил ветки колодцем, а под них кору и зажег. Огонек сначала был маленький как язычок, потом осмелел, затрещал, заплясал по сучьям. У меня на душе легче стало.
Потом следил за водой. Борис уже начистил картошки, сколько чего сыпать в котел взяла на себя девушка Лида из другого экипажа. Хозяйственная, внушающая доверие.
Суп и каша в котелках, подвешенных на сук, на рогульках, вбитых в землю, получились на приличном уровне. Как и песни под гитару у костра. Я, когда мыл посуду на берегу, надраивая котел песком, то мне казалось, что звезды в такт песням подмигивают мне с небес. НО, когда залез в спальный мешок, то заснул, едва сомкнув глаза.
На следующий день к обеду подплыли к деревеньке, стоящей на берегу, а там нас встречают несколько старушонок. Улыбка разглаживает их лица. Добрые, как советская власть. Как Родина. Но к слову сказать, советская власть из-за доброты своей и погибла.
А старушки с добрыми, домашними лицами обращаются к девушкам: «Не хотите ли, дочки, парного молочка, ягодок?»
Ира и Вера защебетали: «Конечно, хотим», и мне показалось, что они подумали, что эти милые старушки, воспитанные советской властью, отдадут им эти продукты задаром, но когда старушки назвали цену, девушки растерялись. Нас давно к коммунизму вели, а там ведь всё задаром обещалось…Потому что главной задачей партии было максимальное удовлетворение потребностей масс. А тут какие-то деньги посреди романтики…
И у меня тоже было своё впечатление от старушек. У нас в институте бюст Ленина стоял полый внутри из гипса. И вот кто-то из студентов сунул туда злую собаку. Приходим утром, ничего не поймем – из-под бюста Ленина лай разносится. Некоторые приняли это символически, что это какие-то попусторонние силы начали действовать. Скандал вышел невероятный. Допытывались потом, кто это сделал. Идеология государства была ещё сильна. Не посадят, конечно, но из института вышибут в два счета.
У меня эти цены вызвали ассоциацию с тем лаем. Так цены начали скакать на радость будущим олигархам.
А старушки заботливо спрашивают у девушек: «Не хотите ли у нас переночевать? На сеновале». А цену такую назвали, что можно было упасть от неожиданности.
А Вера и Ира, когда поплыли дальше, уже меньше глядят по сторонам и природой не восторгаются. Как будто и от неё ждут подвоха. В общем, демократия уже пошла полным ходом. Пока что в лице старушек, которые её раскусили, но в стране ещё было относительно спокойно, и по озеру плыли еще без страха, с уверенностью. Что партия о нас позаботится.
Даже ливень, который застал нас на маршруте в тот раз, показался мне более значимой величиной. Причалили к берегу. Натянули палатки, и как раз вовремя. Сначала с пробной силой, а потом всё сильней и чаще, дождь застучал по палатке. И наконец, разошелся так, будто просился к нам в палатку сам, чтоб достать окончательно.
Мы расстелили по земле спальные мешки и сели играть в карты. Дождь бушевал с неимоверной силой с час. Потом внезапно стих. И стало так тихо. Выглянуло солнце, ясное, благодатное, что погрузило в себя целый мир.
На меня нашло. Я разделся до трусов, чтобы не измочиться, взял котелок и двинул в лес. И только чуть зашел, отпрянул от неожиданности – столько на меня глянуло спелой малины, весело глядящей черники, что меньше, чем за полчаса наполнил котелок ягодами и принес их в палатку.
Девушки пришли в восхищение но только в первое мгновение. Потом Ира с её техническим складом ума воскликнула: «Хорошо иметь домик в деревне!»
Меня покоробило, что на этом рынке ценностей моей личности не придается никакого значения, я чуть было злобно не ответил им: «Хорошо бы. Если бы этот домик был на необитаемом острове, где нет людей и демократии».
 Но ничего не сказал. Не хотелось портить походное настроение и этот рынок праздничных чувств. И казалось, мозоли не так уже горели на ладонях. А на следующий шестой день мы прибыли на базу.
Еще два дня промелькнули в воспоминаниях от похода, в оглушающих звуках плясок на дискотеке, в волейбольных баталиях, в викторинах. И конгда уже ехали на поезде из Осташкова в Москву, мне казалось, что поход не закончен.
Вот уже Москва, перрон, пора расставаться. Вере, Ире, Борису и мне. И вдруг острое чувство сожаление от того, что больше их не увижу, сжало горло. И я сказал: «Давайте обменяемся телефонами. Встретимся как-нибудь, погуляем, поговорим».
Все трое облегчающе вздохнули. И безо всяких ужимок дали свои номера телефонов. Я заметил, что у Бориса с Ирой завязались какие-то отношения, что мне оставалась Вера, что девчонки дуры, конечно, но тем они мне и дороги. И такие милые, что без них жизнь будет неестественно суровой.
Потом добрался до дома, был поздний час. Разделся, лег спать. Подумав о новой встрече с девушками на последок. Уткнулся в подушку, уснув с мыслью: «Вот она, Родина!».
К чему это я? А то была ведь одна из первых ещё легких наших встреч с рыночной экономикой в лице милых старушек. Как потом она разыгралась!
Образы идеалов в наших умах, и мысли, что нам кто-то что-то должен на государственном уровне постепенно выветрились из голов, а туда настойчиво запихивалась верхами всякая чепуха в виде рыночных отношений эпохи Адама Смита, а самим под сурдинку отовариться по полной за наш счет. Некоторые товарищи ещё при социализме строили коммунизм за заборами собственных дач, но этого им показалось мало. Вот это-то и были рыночные отношения, торг с самим собой, на сколько нужно стать подлецом, чтобы обогатиться. Нам и теперь говорят, как и раньше, что надо страдать во имя мифических идеалов, этих самых будуших рыночных отношений, когда ты честно продаешь себя за достойную плату. Но рынок-то какой нужен? Контролируемый государством!
И где взять такое государство и столько честных людей, чтобы составить госструктуру? Вопрос доселе остается открытым.