Воздушные чудеса

      Когда Алёна была маленькая, в ее жизни случались чудеса. Наверное, их было больше, чем Алёна помнит – ведь в раннем детстве человек еще не очень умеет отличать чудо от обычного события. То есть некоторым чудесам она, наверное, не удивилась, и потому не запомнила их. А другие случаи, которым она удивилась как чуду, наоборот, потом оказались вполне обыкновенным делом. Первое «настоящее» чудо – это полеты. Вообще все ранние чудеса были «воздушными».
     Лет в девять-десять, то есть в уже сознательным возрасте, когда человек имеет стройное представление о своем детском прошлом, Алёна была уверена, что маленькой умела летать. Она хорошо помнила, как разбегалась по длинной комнате и отрывалась от пола, продолжая путь по воздуху, и как плавно приземляясь в большой комнате перед столом. На даче в Бутиках она тоже летала, над лужайкой – сначала бежала по ней, а потом начинала как-то по-особому двигать плечами и спиной и отрывалась от земли.
Дыхание в полете было особенным, напряженным, но не таким, как когда запыхаешься от бега, а более мощным и скрытым, через нос. Воздух ощутимо двигался внутри, перегоняемый мышцами, управляемый почти сознательными усилиями. Движения плеч были тоже внутренние, такие тягучие, и в то же время короткие, очень энергичные.
      Алёна помнит, как трава с желтыми одуванчиками проплывала у нее под ногами – невысоко, но если постараться, то можно было и повыше взлететь, тогда внизу оказывались нижние ветки деревьев. Выше деревьев она не летала. Могла иногда, снизившись, оттолкнуться от земли ногой и вновь взлететь повыше. 
      Полет был неровный, то быстрее, то медленнее, то ниже, то выше, и зависел от прилагаемых усилий. Взлететь было трудновато, а потом становилось всё легче поддерживать полет и управлять им. Что-то в этом было общее с тем, как гребешь в лодке – только, когда Алёна летала, она этого еще не знала. Ведь летала она, по ее собственной оценке, лет до пяти, а то и до четырех. Сходство же летания с греблей открылось, когда восьмилетняя Алёна попробовала грести – ощущение было знакомым.
     В десять лет Алёна помнила полеты всем телом, и глазами тоже, и головой – хотя твердо знала, что люди летать не могут. Загадки в этом никакой не было – то, что люди не летают, это было одно, совершенно несомненное и простое, а то, что она раньше летала – другое, столь же простое и несомненное.
     Став взрослой, Алёна утратила эту телесную память, осталось только немножко зрительной и головная, по смыслу. Но она помнила и помнит до сих пор, как у нее было живое телесное воспоминание – переживание полётов, и что оно было реальным, как от жевания пищи или езды на трехколесном велосипеде.
     Что это было? Преломление младенческих снов? Воспоминание о внутриутробном рае? Детское переживание взлета на материнские руки, поднимающие вверх? Все это и еще что-то в придачу?
     Ничто из перечисленного не подходит под особенность переживания летания, а все-таки откуда-то оно, это летание, взялось. Не иначе, как из прежних воплощений. Только Алёна помнила и помнит себя в полете не птицей или ящерицей, а Алёной – с руками и ногами, и даже рукава своего фланелевого платьишка с застегнутыми на пуговки манжетами, и туфельки со сбитыми носами, и чулки в резиночку на ногах, оторвавшихся от земли.
     Полеты, по воспоминаниям Алёны, были в ее раннем детстве довольно обычным делом.
     А другое «воздушное» чудо случилось лишь однажды. Это было на даче в Бутиках, когда Алёна гуляла с дедой на опушке, возле большого луга. Там стояли целые заросли цветущих люпинов, а луг был за загородкой из вбитых в землю кольев и поперечных жердей. Загородку поставили, чтобы скот, пасущийся на лугу,  не потравил люпины, выполнявшие не кормовую, а медоносную роль: рядом был институт пчеловодства и его пасеки.
     Алёна с дедой часто гуляли по этой опушке, между люпинами и лугом за изгородью. Там еще встречались гигантские, с точки зрения Алёны, маки, про которые баба Нина рассказывала Алёне стишок: «Маки-маки-маковуши, золотые головуши…». Алёна все никак не могла понять, почему головуши  «золотые», когда они у маков красные или розовые, с лаковой, иссиня-чёрной середкой, будто наведенной кисточкой вдоль каждого лепестка.
Маки действительно были какие-то очень высокие, много выше Алёны и почти с деду. Когда у них созревали семена, деда срывал коробочки для Алёны, а она ими сначала играла, как погремушкой, а потом проламывала хрупкую стенку и высыпала черные семечки с крошечными беленькими наростами в ладошку, слизывала языком. Ее огорчало, что не получается чисто,  до конца высыпать семечки – часть всегда оставалась прилипшей на стенках и перегородках коробочки, а другая высыпалась на землю, и их было уже не собрать. Алёна очень любила маки, они сами были почти волшебными.
     И вот однажды рядом с маками и люпинами случилось настоящее чудо.
     Алёна забралась ногами на нижнюю жердь изгороди и висела руками и грудью на верхней, качалась, – она часто так делала, хотя деда и говорил, что нельзя –  упадешь, да и жердь того и гляди сломается. Но деда не всегда это говорил, и Алёна понимала, что немножко покачаться можно.
     И вот она, как обычно, висела на изгороди, и вдруг мимо нее, буквально на расстоянии вытянутой руки, пролетел маленький самолетик. Прямо по воздуху пролетел, маленький, как игрушечная машинка. Она и руку протянула, хотела достать, и почти достала, но все-таки не дотянулась, а самолетик пролетел и исчез.
     Потом Алёна присочинила, что там были какие-то маленькие человечки, и ей уже самой тоже казалось, что она видела этих человечков, но, в это же самое время, она знала, что про человечков придумала, а самолетик вправду был.
      И деда видел самолетик, и Алёне даже показалось, что деда ей кричал – «лови!» - он стоял не совсем рядом, чуть в стороне. И потом деда что-то такое сказал Алёне, что вот мол, какой был чудесный самолетик.
      Когда пришли домой, Алёна взахлеб рассказывала бабе Нине про самолетик, и деда что-то такое пояснял – Алёна не очень поняла, она не вслушивалась. У нее не было в тот момент вопросов, а было захватывающее переживание случившегося наяву чуда.
     Подросшая Алёна много раз думала о том, что это было, что могло быть. Может, какая-то модель, которую запускал большой мальчик, а она его не заметила? Или просто кукурузник вылетел из-за леса, опыляя поля, а ей показалось, что он маленький и совсем рядом... Ничего другого она придумать так и не смогла. А деду почему-то так никогда и не спросила, а теперь уже не спросишь – умер деда.
     Это, конечно, были чудеса самые настоящие. А были и другие, но про них в других рассказах.