17

Букет 97г из серии "Памяти Ван Гога"


***

Ждал ее в темных очках и, хотя и стал человеком, сняв их сразу по  выходу ее и приходу, все же, боюсь, она видела меня совсем иным эти несколько мгновений. К тому же, я потом сказал очень нагло, что, признаться, не читаю уже ничего, кроме своих собственных текстов. В общем, ее обнимая и волосы гладя там, где нет ее поднятых темных очков, я боюсь пистолета, что разделяет ее теплые груди, а она - листка в моем левом нагрудном кармане и горячего сердца...

***


«Тяжело мне с непривычки выдерживать такой накал, но приходится, потому что, как огню, всё теперь кажется и тепловатым, и сыроватым» - «Что ж, значит, будешь  иногда срываться в паузы и пустоты - там и отдыхай. Жизнь и для огня мудро и справедливо устроена»

Часть их силы - туфта, часть есть  у меня, только в другой редакции, а оставшуюся главную песчинку в глазах я переиграю своим главным зернышком, буду расти так быстро и трясти ветвями так сильно, что волосы встанут дыбом у них и начнут расти к потолку, а штаны вниз поползут от того, что туда поналожено...

***


Она сексуальна, а он деловит - и все остальное настолько неважно, что  я приуныл. Ей тазик сделал какой-то  бог, а  себе таз он делает сам, причем не жалея ребра своего. Давай, говорит, подмываться и теперь они без конца так уныло гремят тазами, что у меня опустились и руки, и член. Кто жизнь творить будет, братья и сестры? С кем дружить мне, будущий братан, и кого любить, прошлогодняя сестренка...


***

Я по имени Дурачок, он по имени Дурак, ты по имени Дурочка, кто-то из них по имени Дурило... «Давай, уйдем от этих дураков» - зашептал я ей очень громко, но они, как троица, дружно, очень-очень глупо поморщились и меня назвали по имени...

Брат по имени Осел, осел по имени Конец, конец по имени Любовь, любовь по имени Дурочка моя, дурочка его по имени на букву Н….

***

Зачем закапываться так глубоко, когда никто не гонится раскапывать? Зачем эти заборы из тайн, когда и так возле каждой редиски воткнута палочка - выстрой только штакетник и выстави голову, наблюдая, не подъедет ли кто – или хотя бы мимо проедет достаточно близко…


***

«Зачем любить, привязываться? Мне хочется только, чтобы другие меня любили» - «Если не хочешь платить, то получишь только суррогат, заменитель»

Я позвонил ей, чтобы увидеть. Я увидел ее, чтобы обнять. Я обнял ее и снова сказал, что люблю - так сказал, как по телефону, конечно, не скажешь…

«Подожду, посмотрю, что у тебя получится» - «В первых рядах зрителей будет тот, кто не был со мной, когда у меня не получалось…»

***

Плевать, на кого плевать, плевать, кого любить. Люблю плеваться и любить… - тьфу ты, черт-любовь.

***

Какой-то я  теперь другой, малознакомый и непредсказуемый. Бог знает, что встречу и что сделаю, когда встречу... А раньше что было? Книжки читал?! А может, мне и теперь их читать, я забыл, что в них написано было, к тому же, я теперь другой и вероятно встречу в них другое, такое...

«Ты лучше поймешь, кто я такой, когда  проплывешь весь океан Литературы и нигде не встретишь такого, как я и всюду встретишь таких, как ты. То же самое и с другими океанами нашей планеты - Философическим и Живописным...» 
(Нет, проплыв эти океаны, она так нахлебается, что  до того берега доплывет только водою, только слившись с уровнем моря, где всякая волна опадает, ничего не построив и не оставив…)

__

Звонок А3: успела получить новые сведения про Л7 – в больницу попал. Осведомлялась об О1: «тоже названиваешь?»

***

Трансформировать  вялую любовь в активную дружбу?! Правда, тогда, вероятно, сдохнет с десяток знакомств – на них просто не хватит  времени…

***

При прочих примерно равных условиях буду любить ту, которая больше любит меня…  «Так что тебе надо или любить, или же становиться лучше других - но в этом последнем случае тебе было бы так легко полюбить меня, а в том первом ты становилась бы лучше, любя...»

***

Родившись,  я узнал про гроб и еще в пеленках закричал и заплакал и стал учиться ронять свои слезы так, чтобы из них вырастали цветы - и, по мере того, как это мне удавалось, кричал все тише и тише, успокаиваясь, просыпаясь в одном месте и засыпая в другом...

 Если радуешься, то, конечно, как дурак, а если унываешь, то, конечно, как побитая собака. Если делаешь, то, конечно, нелепость, а если говоришь, то, конечно, пустое. И не дай Бог тебе что-то подумать тогда или сейчас - все обналичат свои смешанные чувства, сказав, что дивятся тому, как в эдакой головенке такой бурелом помещается, и нелепо сделают тебе нехорошее...

__

Вчитался в эти, столь восторженно и бездумно мной вчера встреченные стихи А3 и стало весьма противно – такое злобное пыхтенье…

***

Шел лесом и посмеивался, бормоча «пошел ты в жопу, анус; Аннус, приди, приди»; на обратном пути заглянул к псевдодрузьям и, смеясь, изящно, но навечно попрощался с одним, а другому сказал  «а тебе говорю «до свиданья»…

***

«Найти женщину и произвести ублюдочное потомство,  найти ремесло и развести ублюдочное творчество»... – нет, лучше любить, лучше никак, чем так...

***

Она достаточно умна для того, чтобы понимать, что в ней достаточно говна, но лечится, к сожалению, сидя на мраморном унитазе, универсальном тазе, целителе, лечителе, учителе и избавителе...

***

«Грех всюду пролезет» - истина тоже. И истиной мы тоже «заражены». И я просто готовлю сильнодействующую  «отраву», лекарство в таблетках и ампулах, ведь в природе она распылена во всяких лечебных, т.е. отравных травах. И я наблюдаю за вами - что будет. Пока почти ничего не происходит, но не все «отравы»  в нутро проникают быстро. К тому же многие быстро неладное почувствовали и отрыгнули то, чем я их угостил. Они вообще мастера рыганий...

***

Поменял светофоры: теперь вверху голубой, внизу красный, а посередке тебе стакан семечек отсыпают, считай, что за так. «Чтобы стояли и смотрели на небо, а ехали только туда, где горит...»

__

Да, пожалуй, на этом кончился целый этап в жизни. Разговаривал с А3 мирно, ровным тоном, не сказал ничего особенного, но на самом деле всё кончено. Пора иначе строить свои отношения с ними…

***

Слишком вижу комнату, в которой лежу, диван, ноги, согнутые в коленях и бумагу с ручкой - вот и не пишется. Как бы пикируя, смотрит блестящая черная ручка на желтенький прямоугольник листа, но не видит там слов, которые  стоило бы обвести...

***

Направились в укрытие, в кусты, потому что он оказался настолько слаб, что попросил, а она настолько слаба, что дала - мир слабнет и погружается в секс...

***

Почитаю свои тексты ее глазами, чтобы побыть с нею. Она с другим, но у неё мои тексты на побывке. Я в них очень странный, но не очень скучный. А в жизни скучаю, даже вот свои собственные тексты читаю. Мне без нее никак...

Помолчи, говорит, два дня. Ничего не пиши. Молчу, не пишу, нечего сказать, написать. Хорошо себя чувствую, горд, что мне поручили поститься. Тоже доверие. Можно вот послушать эту тишину...

Приятный разговор по телефону о необходимых вещах. Проявляет заботу. Всё правильно. Восхитительно. Хочется выразить свою признательность, поговорив о чем-то необязательном. Поговорил, но как-то обязательно и болтливо. Что-то шелохнулось в душе и снова замерло, обозначая свое наличие лишь гудками...

Приятно поговорили. Приятный разговор похож на колонну. На дерево похож неприятный разговор. Яблоками побеждаем неприятность - теми, что не смогли залезть на колонну...

Она влюбится в меня, когда я уже буду не тот. Она будет бабочкой порхать надо мной, таская мне кофей, а я буду благодарен ей и ползти на корячках, стремясь стать тем самым, но ведь «то самое» теперь разлучено с проклятым одиночеством...

***

Утверждая что-то, ты внушаешь что-то не только собеседнику, но и самому себе, по сути, гипнотизируешь себя, становясь определенным и дееспособным, но ограниченным и скособоченным с точки зрения истины. Поэтому, если тебя интересует не только действие и  проявление себя, но и точность этого проявления, действия, то очень полезно немедленно попробовать утвердить что-то противоположное. Это сделать очень легко, противоположное отыскивается элементарно, и проба всегда положительна, и в тезе и в антитезе всегда есть часть точности истины. Видимо, характер - это набор самогипнозов, привычных самовнушений, любимых поражений... Истина только суровой зимой является тепло одетым  утверждением или голым  отрицанием, она почти всегда есть взаимопроникновение одного в другое - определяя конкретикой этого взаимодействия конкретику и специфику ситуации...

***

Я слишком сыт, слишком одет, слишком благополучен. Я каждый день переедаю, у меня десять пар обуви (примерно). «Непризнание, безработица, трагический элемент в личной жизни»  - всё так, но пока у человека есть жир, он неизбежно  продолжит беситься. Мне бы надо чего-то отчаянного, чтобы стать сильным…

***

Я музыкален? А с эпикой как? С мощью? Мощь и эпика - это одно и то же? Можно быть мощным и немузыкальным? И что такое музыка?.. А как с легкостью, например? Что лучше, мощность или легкость? Или эксцентричность? Или, к примеру, прочность? У меня до фига достоинств, но, раз  сомнительно то, что в целом я лучше других, то, выходит,  выигрывая в одном, я проигрываю в другом, какие-то качества недостаточно ценю и каких-то слов не знаю? И даже потому и выигрываю, что бросил что-то, обрек на поражение или даже  съедение?.. Но чего мне, все-таки, не хватает? (Вопросов, например, хватает!) Нежности, гладкости, красивости, конечно... Девушки! («Ей-ей! Всего лишишься, утонешь просто, как в пруду, если выберешь ту, по чьей воде ходить не сможешь!»)

***

В наше время и искусство красивее, и обои. В каждой второй квартире обои просто дворцовые и в каждой второй семье кто-то из деток такие короны рисует, так цветом владеет, что меркнут даже и многие классики. В коммерции, опять же, смыслят гораздо больше: «людям нравится спальня, а не бои за идеи»...

(Да, таково наше слабье. А наши сильные, но тупые всегда дружат с казенностью, а не коммерцией… Впрочем, бывает и казенная коммерция... Можно ли картинками торговать по-солдатски?!)

***

Почти всю свою жизнь он был младше меня. Он жил давно и ничего не знал обо мне и о том, что ему поздно становиться большим в тот единственный год, в который он был старше меня...

«Известные философы»... - всё это записные и общественно ангажированные искатели истины, выпускники философических факультетов, т.е. почти роботы... Они пленники и своей мещанской обеспеченности - а значит и бездеятельности - и своих кружков, традиций. Наверное, истина к ним настолько жестока, что в итоге сплошь и рядом они знакомы с нею хуже последнего грузчика - который совсем не дурак, хотя и в канаве валяется. Он балдея валяется: «истина в счастье, балдеже. Счастье есть небо под забором  в нас». Истина любит ближнюю конкретику и ближних конкретных людей. Она любит участие, а не наблюдение и обобщение. Лишь к участникам жизни, по мере участия и на время участия, проявляет она своё снисхождение. «Пусть будет безграничной твоя любовь к столь ограниченному, что может считаться состоящим лишь из одной линии, т.е. границы; люби линию и сверху и снизу…. (Но они снова, так легко покушав, весь земной шарик забивают в лузу, а народы загоняют в храм - размером с аэропорт, кинотеатр, парламент или философский факультет...)

(Я пишу не загадочные, а неуловимые тексты; тексты с истиной, которая неуловима. Она где-то здесь, в тексте.  Ее даже довольно много в нем. И ей даже довольно хорошо и уютно...)


***

«Дай определение «счастью»» - «Определи пределы, в которых оно обитает, да?.. Бог его знает. С одной стороны всё слишком понятно - как будто оно всегда с нами - и слова не требуются – с другой, напротив, непонятно ничего - и слова опять бесполезны - а где-то посередине, наверное, можно что-то сказать в словах, но надо сначала найти ее,  середину, достойную такого разговора...»

__

«Арс»: когда шел на него, казалось, что настроение не хуже, чем было неделю назад, но увидев А3 не почувствовал никакого угара. Грязноватенькая, некрасивенькая. У нее, кстати, вид тоже был весьма унылый. И дружелюбный. А А2 глядела бодрячком, на языке одни походы. «Я прочла твои записи. Местами даже интересно» – шутливо-кокетливо выдала, но я лишь хмыкнул вяло и посмотрел на нее как на полупустое и неинтересное место. Шутил: «давайте на этом пустыре разбитые стекла считать».

***

Да тут глубины - не меряно! Спускаюсь в полете, в восторгах тону. Тоннель вниз без сучка и задоринки, лифт настоящий! Не всплыву? А зачем? Там у вас ССС - Скучно, Серо и Суетливо, как в советском гестапо...

Ходят в походы. «Всё тренируетесь? А когда же будет  игра?» Все играют, жизнь отложив, уложив, подложив под седалище и всё несчастное в них и вокруг насмерть замерло в ожидании помощи...

***

Посмотри на меня, каменно серьезного и мрачно неподвижного - я в последнее время фиглярствовал много и ты, неделю просуетившись и всё, что мне мило, растеряв, тоже явилась  шутить и кокетничать...

 Блистательно отсутствовал, был шикарно вял, раздваивался,  рассеивался и не собирался настраивать свои уже расстроенные чувства, видя, что это и невозможно в ситуации, когда их две и они нехороши и мешают друг другу, активно фиглярствуя с другими и без охоты  щупая меня. Она даже рискнула потребовать взгляда в глаза - бессмысленная, я сразу ее своей тяжестью утопил, и снова принялся глазеть то вверх, где облака ставили очередной небесный спектакль, ослепительный, как само ушедшее солнце, то вниз,  в овраг, где за деревьями виднелся край  игры  неких сумасшедших футболеров, то прямо под ноги, где хрустели и позвякивали  битые стекла. «Давайте считать битые стекла», сказал, но за спиной молчал вымерший Анатомический Театр...

***

Не знаю, почему река любви не может дотечь до тебя. Она в самые разные места дотекала - кончая всегда горем соленым оттого, что все вкусные озера боялись ее, считая, что она вызовет переполнение - ведь отдавать и вытекать никто из них не хотел. Может, ландшафт не тот и нужно слишком долго искать извилистый проход, по какому-то краю, карнизу пробираясь к тебе. И это только сейчас ты говоришь, что встретишь меня, а потом не меньше их испугаешься. Да и заругаешься, узнав про все края, в которых я протекал и, плавая, плакал...

***

Напрасные надежды - не думай. И лучше вообще ничего не думай, потому что как только ты начинаешь думать, в тебе вновь начинают шевелиться надежды. Пусть спят. Не буди того в себе, который будит всех остальных. Пусть все спят. Пусть всё будет одинаково и безразлично. Всё живое равнозначно и нет ни лучшего, ни худшего в этом суетливейшем из миров...

***

«Я кончил институт, как-никак» - «А я институт бросил, как-никак» - в этом диалоге вся разница между нами...

«Я всех читал» - «А я всех только просматривал. И ты врешь или мало знаешь, потому что с некоторых пор «все» – это так много, что одному справиться  никак не под силу…»

***

Я пришел тогда к ней с душой, в саду сидевшей и телом, лежавшим на диване… (Наивный, но в законе как интеллигент)

Я пришел с душой и телом, от усталости сидящими, молчащими – и, видимо, напрасно… (Мог сделать дурость и хотелось злиться или ныть)

Вдруг понял, что мы не по улицам ходим, а вдоль домов. По улицам только ездят, это они центровые, от стен удаленные, а мы крадемся вдоль по узкой полоске, траурно названной «тротуаром»…

***

Да, конечно, во мне что-то есть... -  но я же делал позорное это! Я не скажу что, это неважно, это смешно, важно лишь то, что я делал позорное это; я много позорного делал, того, в чем что-то позорное есть. Я останусь пригвожденным,  пока заклеймен, а что-то очень трудно эти клейма выводятся - трешь, трешь, а всё какой-то не розовый, а копченый, чернильный, прожженный...

***

Командир в одиночестве рисует планы битв, он смотрит  на равнины, облака, а всюду снуют  маленькие вшивенькие отрядики, мутя воду во всех стаканах подряд в свободное от службы в домах Старого Господина время - она им так надоела, что они больше и слышать не хотят ни про какие подчинения...

***

Сокровища, которые приходится спасать, оберегать, прятать, лелеять - защищать, короче, от тупых грубиянов - и сокровища-воины, которые выходят и побеждают - и всё, даже тупость и грубость обращают они в драгоценность. Сокровища, которые зашифровывают самое себя и сокровища,  расшифровывающие всё вокруг, освещая светом…

Кругом одни драгоценности, умные и добрые люди, но все они спрятались за ужасной и страшной корой и потому ужасно боятся друг друга и страшно не верят в себя... Не пропадем, говорят, с корой - не пропадают - но и не находятся...

***

Ты ошибся не в том, что сказал, а в том, что подразумеваешь. Что-то ты хотел сказать и в этом хотении было много хорошего, но что-то само собой подразумелось и прицепилось к сказанному. Что-то всё время висит на каждом нашем слове, движении и совсем мало с нами считается…

 Ерунду пишу? Что ж, с удовольствием перестану писать взасос и буду только думать как страдающий влюбленный. Страдающий от ерунды и отсутствия засосов влюбленный. Страдающий взасос влюбленный. В общем, буду думать всякую ерунду - на манер открытых ворот, что всасывают в себя всё подряд…

«У-У-У! А-а-а! Уа!» - «Ты чего?!» - «Ничего. Просто поорать в своих текстах охота. Мои тексты, мои - вот и ору себе на здоровье...» (Всех не то, чтоб послал, но слегка отослал, перестал припадать, прижиматься.  Мой ум теперь иногда как здоровая лапа…)

***

 По ТВ жрица  культуры давала юбилейное  интервью, как вдруг сверху упала табличка со словом «реклама» и другой искусный голос принялся нахваливать   шампуни, прокладки,  расчески. «А могла бы и сама, жрица. Стукнули бы ее этой табличкой по башке и сразу, как миленькая, бы по другому заговорила. Что, трудно ей на пять минут свои футы-муты отложить?! Отработала бы и опять все парижи твои...» (Олимп берегут и небольшой отряд олимпийцев в белых одеждах бесплатно содержат - чтоб честным, но наивным всё время казалось, что есть еще горы, на которых ты не бывал и, значит, рано  на небо взглянуть. Еще и поддержат судящих того, кто назвал витиеватых хвостатыми...)

***

«Сытый голодного не разумеет» - сытый вообще меньше голодного разумеет. Зачем ему и разуметь-то? Что? Что есть голодные? Он достаточно жаден и умен для того, чтобы с такими глупостями в балде своей встречаться. Лучше он будет разуметь, например, то, что «в этой жизни за всё надо платить» (раз все  покупается и продается)...

И покупатель всегда меньше продавца разумеет - тот работает и жаждет, а этот монетой грудь, бока и попу обложил и прохлаждается…

***

«Ни слова в простоте» - т.е. вообще ни слова... Черные одежды - траур по умершей душе. Объясняют: «мы теперь беспристрастны». Как предметы материального мира…

 «Жареная чайка за обедом выклевала ему глаза и он расстроился, что ему подложили свинину - пошел в сортир и застрелился» – еврейская шутка…

Провалились в космос и стали  точками - дальше звезд падать некуда, меньше точки быть нельзя…

***

Философствую от ощущения нехватки ума и опоры. Всё не до жиру еще, никак не доберется мой ствол до той высоты, где уже обитает одна лишь фантазия. Денежный вопрос и честолюбие гнетут и заставляют ствол  становиться  солдатом. В итоге, я  нищий и неизвестный солдат без фантазий, с горелкой...

Шугнул ложь с одного места, так она в другом пока залегла. Закусила там, поворовала, поблудила... В одном месте поток праведных слов шумит, а в другом, считай, по соседству, такая простенькая бяка лично от меня прописку получила. Говорю, например, чуть ли не про Бога, а сам, как в окошко машинально глянул, сразу ножку девушки лизнул…

***

Шел по дороге и встретил холеного умного парня. Что значит из бар: сразу видно, что никогда авоськи не таскал и нигде не горбатился. Спокойно зубки оттачивал. Чувствую себя незаметным, униженным, несостоятельным… Хотя  знаю, что и у него бы выиграл - столько бы козырей мне сам надавал!

…А дома  по телевизору кто-то изображает «щемящего клоуна»…

***
 
Эстетика - спальня. Талант - для спальни. Праведность - в спальне. Информационная эра - для коммуникации спален. Рифмы - чтобы лучше спалось. Турпоход - чтобы после лучше спалось...

Это вера не в Бога, а в данную модель взаимоотношений с Богом,  в то, что она Ему угодна. Что, якобы, Богу десятина угодна…

***

Духовный, психический дождь моих писаний льет так долго, словно хочет устроить потоп. Огонь - это духовная вода! Дух - это новое вино... Мужчина - это существо, обязанное рассуждать о так называемом «Боге» – хотя бы для того, чтобы не быть ни разбойником, ни подкаблучником! (Кстати, подкаблучником бывают не только у жены, но и у собственных детей - послушно исполняя роль тренажера и большой игрушки.)

***

Наблюдаю за водилами: «водила всегда помнит, где право, чтобы не съехать влево. Правая половина мозга помнит и правое плечо. «Пра-во-о, право-о» - время от времени повторяет водила...» А еще водила проверяет, воистину ли он запер дверцу, уходя. Не помешает лишний раз проверить, не помешает, чего тут колебаться – это же ваза на колесах и не дай Бог, если случится реальный конец света...

***

Есть стоящие вещи,  а это так, упражнение в прогрессе, трата денег...

Вообще, смешно делать дело, чтобы заработать на вещи. Все наоборот должно быть: «интересному делу могут понадобиться кое-какие вещи...»

***

Футбол - война дегенератов. Сила есть, но кровь пролить боятся. Уже не только откровенным мечом, но и полускрытой пулей...

Матч за третье место - проигравшие во взлете теперь соревнуются между собой, кто из них позднее упадет…

***

«Американцы – это активные, богатые и самоуверенные алкоголики, а не наши забитые, бедные и пассивные алкаши…

Вообще, Россия - такая дикая и далекая провинция Империи, что можно даже мнить себя независимыми!

***

Теперь, после стольких недель, когда я забрел уже в середину своей жизни,  понимаю, как надо стараться, с одной стороны и не  дергаться, с другой, чтобы жизнь моя не оказалась халтурой. Ах, если б жить во 2-ой раз - у меня был бы такой большой опыт! Разве я знал про эти дали и  проблемы, в которых  уже растворяюсь... (А они разъезжают - кто в Крым, кто в Питер, кто в Германию, кто просто в лагерь. Так легче уехать от себя...)

***

Ненароком заглянул в учебник истории будущего: «...это было во времена, когда исписывали бумагу и для речей строили фанерные трибуны...»

Или: «...обитание в материальном мире требует специальных навыков. Большая часть их пропала вместе с исчезновением так называемых «деревень»…»

***

Конем мокрицу задавил. Убил жука мечом. Наконец, снял шлем и пошел малину собирать...

Написан рассказик - собирается симпозиум. Забили гол - всенародное ликование. А робот, перекурив и покалякав, пошел на свой конвейер вещички собирать - бумагу, стулья и мячи...

***

Ошибись только - как коршун налетит. И не надейся, что не ошибешься, что не налетит...

Только тем несчастным позволяйте обличать, кто себя заклевывает насмерть. Хотя это и изуверская отдушина...

***

Игра всегда модель жизни. Человек всегда творит свое подобие. Согласились стать роботами, потому что это очень выгодно...

__

«Арс»: вроде бы ни в кого не был влюблен, но прихожу и первым делом вижу А.! Предлог: нужен К., но это только предлог. А ведь я ее в понедельник, с дачи возвращаясь, повстречал на дороге нашей – и она была очень надутой, так заспешила, что опять, как во времена «зеленого света», практически не остановилась: «в гости опаздываю». («Ну и зря» – сказал ей в спину весело.) Посидел я рядом с ней, помалкивая, ничего особенного не ощущая, в сторону А3, которая за деревьями с каким-то пареньком самозабвенно беседовала (ясное дело, обе друг друга видели!), поглядывая… - и она, наконец, ушла к К., а т.к. я за ней не пошел, то и совсем ушла.

С А3 вел себя прохладно-невнимательно и она даже спросила: «я тебе меньше нравлюсь?» В итоге, она опять осела с тем пареньком и, в конце концов, вдруг ушла с ним, ни с кем не попрощавшись…. Прочла два стиха – гениально-шурумбурумные. Во вторник, говорит, было особое настроение – а ведь я ей в понедельник вечером звонил!..

А2 бросила фразу: «завтра в теннис играю в парке до часу» – чтобы похвалиться или чтобы я подошел? И я подошел! Невозможно терпеть неделями! Но она была с подругой, причем, смутившись, от меня поскорее отошла.
 
К. пытался со мной о философиях спорить, но я ему сказал в конце концов бесцеремонно: «сто раз из ста в таких спорах проиграешь мне».

***

Ночью секс-фантазии, днем раздрай-реальности - и  творчество мое пока куда-то  задевалось. Угар. Война. Рулетка...

***

Унывал, что она так щебечет; презирал. А это не щебет, а пророчицы шепот: «помнишь, рекламу по телевизору? Идет человечек по коридору и видит букву «М». Удивляется, идет дальше и видит уже две буквы «М». Еще больше поражается, идет дальше и, наконец, видит три «М», «МММ». Входит, потом выходит с облегчением, довольный...» Это я видел ее два раза как знамение, оба раза пришлось пойти дальше. И всё время случайности и незначительности шепчут о возможности третьего раза...


***

«...Она была бы очень хорошей, попадись ей хорошие родители, хороший парень и интересная денежная работа…» – жую себе травинку, тонкую травинку.

«...Говорит, начальство не любит, когда подчиненные проявляют инициативу... А насчет женитьбы, говорит, женись на любой - они все одинаковы...» - жую поникшую травинку...

***

Построил флаг, как строят самолет. Но в флаге моем нет меня,  эти одежды потому трепещут без тела, что позади тело мое без одежды неподвижно  лежит на лафете...

Стал сильнее слов, бумаги. Замолчал и ручку потерял. По комнате прошелся, послушал звук шагов. Открыл кран, попил воды из крана. Слушал возможные приказы тишины. И рук порезанных старался не сжимать в кулак...

***

Он сильный, вот и разбогател. Смотрит теперь по шикарному телевизору кино про американских героев, растит двух сынков-дегенератов. Всюду во все цвета добавлено немного мухомора - для яркости изображения, для стильности сынков…

***

Обнял меня так, будто наличность моя - лишь половина меня. Потом стрелял в эту отсутствующую половину. Я стал тормошить его и открыл глаза ему, и из глаз его на меня посмотрела тоска...

***

Целые горы богатств у меня стало и тогда я бросил  эти горы и бросился в город и плакал в городе, и метался по улицам его, не обращая внимания на их дома, потому что они меньше гор; и всюду вертикаль чертила светлые линии сквозь слезы, а горизонталь  черные линии сквозь стекла и не было мне утешения, и я постарался  пройти этот город насквозь, на круги его не сворачивая...

***

Кровати, белые простыни, на белых простынях предметы: цветок после пятнадцати пыток, фарфоровая черепаха с отбитой головой, книга после пятнадцати жестоких испытаний и железная змея с отпиленной головой. Потом цветок с отбитой головой и черепаха после пыток и железная книга с отпиленной головкой и замученная змея. Потом железные цветок и черепаха, и книга со змеей. Потом змея с цветком вместо ядовитого зуба, книга с железными буквами, черепаха, медленно считающая до пятнадцати и чья-то голова. Потом кошка, кажется, живая и рука. И, наконец, скрипнула кровать…

***

На убыток пошел, чтобы обмануть удачно. А то ну ничего не получается! У других, говорят, хотя бы обманы очень великолепно удаются. Да что  говорят, я и сам могу подтвердить - меня каждый день по четверо обманывают. Как курочки эти обманщики несут мне свои черные яйца...

Обманул я вас: не обманул я удачно. И убыток не  сам пришел - четверо его принесли. Просто хочется выглядеть «крутым» - как сваренные черные яйца...

Ну вот, теперь совсем  ничего нет в этой комнате; да, в ней я уже  всё проглядел, одолжил и пора перебираться  в другую, но пока я сижу на полу и пишу эту печальную повесть, а вокруг катаются черные яйца...

***

«Это уже не иллюзия, раз она до самой смерти продлилась». В жизни очень много иллюзий. И многие люди лишь снятся мне. С кем и чем я выйду на берег Великой Черной Реки…. (Вот я появился там, в руках огоньки и крылышки, рядом та, чьи глаза светятся светом -  это уже не иллюзия...)

***

Черные яйца неслись парами, двойнями, бесплатно прилагалась черная пушка для их  охраны, правда настолько раненая, что прямо за прилавком продавец перебинтовывал ее белым марлевым бинтом и  прятал в мой третий карман, и предлагал купить дешевые импортные платки, чтобы утираться, если она все же будет плеваться...

***

«...А может, это на нее скопление озона налетело, когда она на базар-то шла?! Очень вредный озон, я читала...» -  глупый женский разговор. Что бы делали мы, мужики, если у них были сила и ум. И так королевой сидит, часами пустые тары-бары разводит, пока я  пашу. Как мамонты вымерли бы; или были  переделаны в домашний скот и содержались  лишь как особое  орудие и сексуальный наркотик...

«...Иди, женщина, отсюда, надоело; молись-молись своему богу – может, и есть дурачок-бог, который таких, как ты в свой рай пускает, только рай этот будет дурацкий и я тебе не очень позавидую...»

Как мужики, уже мечтают никому не доверять, всех сначала круто обламывать, а потом плавно в дугу сгибать - вот и будут там этим заниматься сколько душеньке угодно...

(А ты пиши, пиши Ему свою объяснительную в ста томах, пока небо и бумага не кончились…)

***

Тетенька с бульдожкой. Холеная, диковинная собачка - интересный тетенькин досуг. А я пишу на досуге. С бульдожку написал? Или она всё еще дороже?! И сильней...

Бистро предлагает сосиски, закуски, кофе, чай с лимоном... и многое другое. Писатели тоже предлагают. И их так же фирма предлагает. Я буду чай с лимоном. Я предложу вам чай, хотя сам его по бедности своей часто заменяю суррогатом...

Я улыбнусь вам с каждого из ваших холодных плакатов, с каждой собачьей морды и с портретов, на которых изображен, казалось бы, не я…

***

«Поехал в столицу, чтобы стать королем». Но только местный - король: до таких тонкостей он  знает округу. Я делаю свою карьеру, изучая место, и меня уже никуда не тянет. «Отправлю им посылку. Максимум - себя посылкой, ненадолго». (Нет, он поехал, чтобы стать королем среди путешествующих. Местные - короли слияния с пейзажем. Если ты не пришел, то тебя не увидели, а если тебя не увидели, то ты не победил...)

***

Что в ней хорошего, кроме стихов?..

«Еще что-то есть у вас, кроме этой лажи?» - спросил я хладнокровно, пересмотрев весь набор их книг и кассет. Нет, кое-что там было ничего, но всё это уже есть у меня и вот, я не сижу с этим дома, а отправляюсь на поиски чего-то иного...

«Чем варить каши дома и бороться с крапивой в саду, ты бы лучше подумал  о галереях, магазинах, журналах и  обществах» - «Я в мелкий быт послан мессией…»

***

Пока он лучше, чем та гнилая философия, которая его интересует. Может быть, его интересуют и другие теории и не все они хуже его…

***

«...Это торговец-ас. Ведь уметь навяливать надо... ...Э-э, куда там,  эти проводницы, знаешь, цепкие какие... ...А она тихой сапой, чиновница-то. У неё инстинкт такой, чтобы все льготы поубавить. Промолчит где-нибудь и ты целый день, высунув язык, не по тем адресам бегаешь. ...А он, вот интересный человек, дом, видите ли, надумал строить! С луны, что ли, свалился! Деньги-то где?! Вообще не понимает, где живет! Есть же люди! Сейчас же только банкиры дома строят! Простые люди только норы роют... ...А есть-есть такие люди, тоже не понимаю их: всё без денег бегают, попрошайничают, а как деньги заведутся, так враз их на всякие торты спускают, празднуют чин-чинарем...»

(У меня тоже все дела передвигаются черепашьим шагом, правда, строем, в колонне по четыре... И пока только спичку кто-то не туда кинул. И коробок не на то место положил. И вообще, непонятно, зачем зажигал эту колонку и льет такую горячую воду...)

***

«Сила есть - ума не надо» - мужской вариант. Женский: «красота есть - ума не треба, все без ума, в том числе и я сама». Да, все некрасивые девушки философствуют, смело морщат лоб и все слабые юноши очень похожи на меня...

***

С виду город был приличным, не бедным, всюду на постаменты водружены верхние половины господ, разрубленных пополам, но я обратил внимание, что даже рядом с ними все бычки многочисленнейшие  были целиком и полностью докурены...

***

«Делай интересное и будь дружелюбен» - вот и все мое евангелие.  Нам не дано устроить тропики в аквариуме по соседству с айсбергом;  и не бейся железной головой о каменную стену…
 (В отделе кадров аналогичный идеал: «работа у нас интересная; и коллектив дружный»)

***

Колоколенки - чтобы плеваться, и маленькие танки - чтобы дарить цветы, не опасаясь ответного удара. Цветы - чтобы кидаться в того, кто на колоколенке, чтобы убить того, кто на колоколенке - чтобы перестала она на танки плеваться и оказалась в воздухе вместе с колокольным звоном…
***

У меня старые, но удобные штаны, потому что у них порван не только карман, но и штанина – и, если платок, например, проползет через карман, я его легко ловлю около колена. И снова можно вытирать сопли, и философствовать смело, чувствуя неистощимую абсурдность и неистребимую значимость жизни!..

***

Снова считаю бычки - воображая великолепное курево - и разбитые стекла – лицезря в них прекрасные вазы - и рвано-мятые бумажки, похожие на слишком хорошую для писания  бумагу - и думаю о том, что будь люди сигарами, вазами и первоклассным ватманом, их судьба была бы  менее печальной...

***

«...Нет, тут надо немного влево податься, к светлости-легкости,  чтобы не получилось стандартно... Крутани-ка! Перепрыгни! «Можно», не дрейфь! Видишь, все соскучились; даже рыбы со скуки дохнут. ...А здесь быстро и прямо. Быстро и прямо! А то опять в тяжеловесность завалишься! ...Дергай! Влево-вправо, как в танце, ритмично; чтоб даже рыбы кусали себе руки от того, что у них нет ног. ...Теперь потихоньку, потихоньку, нежненько так... Опа! В тютельку, молодец! Но не расслабляйся, теперь жми себе ровно, не дергай. И дыши глубоко, готовься - впереди еще столько...» - к истине по узкой и скользкой дорожке.

***

Раз на ровном месте долбанулся, два… - в третий на похожем ровном месте вдруг «Господи, благослови» вырвалось! Что за притча, Господи, что за сон дурной мне снится? где на глазах моих пелена, чтобы мне испепелить ее  взором...

***

Страсть точно по часам: милая, ты на десять минут опоздала, ты фальшивишь, халтуришь, твои шаблоны еще не сгорели от страсти.  Ты слишком привыкла, что все и так любят тебя, своей восьмеркой ты била всех шестерок, а семерку почитала за туза. Я велел снам употребить его для работы на каменоломне, я велю им же для начала просто выпороть тебя...

***

««Поговорить»? О чем?» (Да, дело плохо. Уже поговорили, собственно.  Смертность среди любовей моих явно превышает рождаемость и я уже не вижу ни одного крылатого жителя. Хотя кто-то, конечно, на облачных склонах спрятался и только волынит...)

***

Гениальность - это присутствие философии в художестве и художества в философии. Теория без художества мертва, а древо жизни без веток тоже недолго на бумаге зеленеет. Даже строгость может быть художественной и даже пылинка философствует на  своем упоительном досуге...

***

«Очистить ветку! «Спелый», «не спелый»...» - немец на даче малину собирает…

 «Я, как педагог, очень советую вам, например, в транспорте ездить без билета. Закаляет, укрепляет характер. Нужна и смекалка, и выдержка, и способность смотреть опасности прямо в лицо. Если же вам удастся помочь вашему товарищу «зайцу» в беде, то даже и представить трудно, каким будет незримый моральный эффект среди всех присутствующих!»

__

В конце А2 вдруг стала искать попутчика прямо рядом со мной («О3, может, ты проводишь меня?»), но я не прореагировал: не верил в нее и потом эта самая О3 так ластилась ко мне – а около А2 сидел брошенный К. …Когда уходила, ее облаяла черная собачка. Она улыбалась, но это плохая примета…

Бар. сунул мне стольник! – за картинку, а также на бедность. Увольняется из медицины, хочет найти себя в творческих структурах  Москвы.

***


Сознательно таскаю себя в те места, где так горячо, что возможной становится переплавка. Только пуля летит без страха, лишь взрыв ничего не боится, а я опять застыл и уснул, потому что во мне тысяча и одно опасение...

***

Шорох: «И куда она задевалась? Только что держал  в руке. Что за черт! Невезуха какая-то. И здесь нет. Просто ума не приложу. Сука, собака. Проклятье. На ***. Где ты, где?! Ну же, не выдумывай. И здесь нет. А там? С ума, что ли сошел: чего ей там-то делать?! Лучше подумай, как дело было, чем метаться. Дурак. Так, так. Наверно. Ну-ка. Точняк! Вот она, рублевая монета!»

Грохот: «Сука! Разве можно так ставить?! Это же додуматься надо! Ишак ты последний! Нет, чтобы спокойненько; убери занавеску и ставь себе - ясно же. Правда, ее шиш уберешь, заразу. Но всё равно; не грохать же. Еще скажи спасибо, что не разбил. Дуракам везет. И с чего она грохнулась, все же? Нет, чтоб стоять, бандура поганая. Скользко там, что ли. Чертовы изделия, не протолкнуться из-за них. Выкинуть бы всё, кроме одного стула, сесть и вздохнуть свободно...»

***

Спереди ей 15, девочка-школьница, смеющееся личико без следов мятежа, но сзади ей все 25: покатые плечи - много домашней работы - узловатые ноги - много ходьбы - и развитый таз. Показала нам  перед, посмеялась довольно и к мужу пошла, не видя свой таз...

__

Что-то дневник плохо веду. Всё застыло. Не пойму, кого люблю. Никто из них не восхищает, не делает ничего прорывного. А2: «ну, бегай за мной, а то мне в Крыму отдыхать надо». А.: десять обид и одна любезность. А3: «погоди, экзамены сдам». О3: примеривается, любви цинизмом помочь намеревается.

***

Ей западло сказать, что она любит меня.  Десять обид, одна любезность. «Бегай за мной скорей, а то у меня путевка в Африку горит, уеду» - суетливо! «Покажу ему одно свое  место и мой будет, как миленький» - цинично! «Пусть подарки покупает, гад, доказывает» - меркантильно! Я, может, философом-фантазером жить хочу. Я - памятник, охраняющий чистую слезу...

***

Спал, рядом лежали дела... Встал, напал на дела. Вскоре что-то пролилось просто ужасно! Потом банка лопнула! Но я не отступил, справился и продолжил кочегарить очень круто. Еще что-то сломалось, перегрелось, но все же пришло то время, когда вокруг уже ничего не лежало. Однако, дальше есть еще очень много и дел и людей и все они такие тугие, что мне никак не проснуться для них сейчас, а если я проснусь позднее, то вокруг снова будут лежать прежние дела, а людей, может быть,  и вообще не будет...

Строил самолет из дома с палисадником. В частности, проводил перепланировку комнат и подрезал кусты. Чувствовал, что дому не терпелось улететь.  Вспомнил, что не успел полить грядку с замками - выращивал их на манер огурцов, но зачем же замки самолету...

Народ - это сила, просто сила... А умник сам делает себя при помощи ума и доброты; или ума и зла; или вообще не делает, если не может выбрать.  Народ похож на колесо, а умник - он двуногий…

***

Где много думанья, там мало результата. Но зато потом обязательно будет много результата и мало думанья - так, что ты думаешь: «чем меньше думаешь, тем лучше получается; само собой всё сходится»!

***

Огромный комар летал надо мной. Он волновался, но я продолжал спать,  удачно включив его в сон...

***

Я пришел тогда с черным зонтом. Я дал его человеку в черном, чтобы он с его помощью заигрывал с девушками, пока крапает дождик, а потом подарил и чехол от него - «большой черный гандон». Я тоже трогал  крюком зонта одну из этих девушек - «обугленная черная культяпка»…

***

Толпа счастливых детей и один несчастливый взрослый. Всего один и им бы не взрослеть, детям, но некуда деться, призраки их будущих несчастий   стояли такой же толпой...

***

Расправил одеяло - год прошел («как будто вчера было – так же расправлял одеяло»), язык учить вздумал, иностранный - жизнь кончилась (поэтому я очень быстро  передумал становиться иностранцем, всего за пару лет). Ужасно количество лабиринтов  в жизни  и все надо заполнить собою. Надо жить долго и найти самую короткую дорогу, через неделю расправлять одеяло, через день его мять.  Сейчас мне не только 34, 16, 28, но и 45. Я уже старик почти - так испугался, когда расправил это одеяло…

***

Я универсален, как шар земной. С одного бока меня населяют дела и люди такие-то, а с другого - совсем другие нравы. И вроде бы даже язык другой. «Плодитесь и размножайтесь, чтобы нигде у меня пусто не было!» - кричу всем с энтузиазмом,  и налево, и направо, хотя  с трепетом думаю только о тех райских точках, о которых нужно молчать, чтобы кто-то сам догадался  взять их в удел...

__

Звонок А3: вроде поступила (в универ), хотя неточно, на грани и, видимо, папин блат пригодился-таки. Уверяла, что Л7 в музыке делает нечто особенное.

***

Если бы у меня было сто членов, все они стояли как забор, но она жила  с другими,  изменяла мне и я пока сижу за забором  из желания ее на *** послать и думаю, что  лучше себе сто других девушек найду, если только это не окажется слишком утомительно...

Нет, пусть ничего не будет, но я буду вести себя по-человечески. Это такая редкость, оказывается. Все хотят силы и звереют просто. Тупы и жестоки как бревна, что пробивают двери любых учреждений, где деньги дают ни за что. За жестокость и тупость в делах...

(Я вижу в них людей, а не самок. И какое счастье, что никто из них не ближе ко мне, чем это нужно и правильно при их характеристиках)

***

Ты хочешь известности? А хочешь ли ты вызвать огонь на себя? И учти: один Иуда из двенадцати - это  почти неправдоподобная сказка…

***
 
Занимаюсь, прямо скажем, ерундой - читаю ерунду и сосу конфетку. Вдруг немного утешился, прочитав, как  тысячи людей целую неделю занимались полной ерундой. А потом этот журнал ерундился весь месяц, печатая всякую бяку...

***

Я, она и он, ее любовник. Я ей, в шутку: «только о нем и думаю» - «Нет, ты не знаешь, какой он. К тому же он, может быть, еще какую-нибудь книгу прочитал и опять изменился» - «Как интересно»… Но в принципе, она хорошая девочка, женщина, бабушка, она мне нравится даже тем,  как недоверчиво смотрят ее совиные, запавшие глаза... («Как это ты умудряешься любить и презирать одновременно?» - «Это легче, чем любить и ненавидеть...»)

***

Какие спичечные коробки некрепкие.
Какие волны брызгливые.
Какие деревья неправильные.
Какая крыша неровная.
Какой город несолидный.
Какой самолет шатающийся.
Какой человек своенравный и неуверенный. Откуда только берутся такие... (Это я на аэродромчике около самого моря. Какое море несинее, кстати. А вот ветер что надо...)

__

«Арс»: ни одной – очень редкий случай. Впрочем, была Е.А. и мы были очень приветливы друг к другу. Она даже осмелилась пригласить меня к себе на дачу после того, как я пригласил ее купаться и заходить. Был весел, сидели мы  в очень красивом месте, на высоком берегу Казанки и наблюдали красный закат.

В общем, не влюблен, хотя, конечно, как всегда предпочитаю А2.

***

Ты обижаешься, но я не могу забыть, как ты напал и  перекосил меня... А ты укусил, печатал на мне черные масонские знаки... И ты тоже хорош: зачем сопли об мои штаны вытирать? К тому же, ты еще и закладовец... Так что не обижайтесь, друзья, я просто устал смотреть на игру в одни, да еще и огромные, как поле, ворота...

***

Дружба - дневное начало, секс - ночное. Мы днем будем дружить и целеустремленно заниматься интересными делами, а ночью жалеть и любить друг друга, убедившись, что дела эти у нас не совсем получаются и значит, нужны продолжатели дела и рода…

***

Им пишу, а себе кино показываю. Им пишу иногда, когда есть  инструмент, бумага, время и желание, а себя-то  балую, конечно – я не живу, а вижу перед собой вечное кино. Впрочем, и пишу  так много, что даже на моих чистых листках уже что-то еле заметно написано...

***

Утром она встанет раньше меня и скажет «ну, я пошла», а сама что-то слишком  накрашенная...  «Да, она изменит мне так. И поэтому я обречен на то, чтобы быть одному в этот вечер»...

Говорил о своей уверенности в себе, потому что впервые с ней познакомился и не знал, как легко сглазить хорошие вещи словами…

Бросил две щепки на воду: «это я с ней на Большой Воде. Как красиво мы с ней рядом, как по-разному мы с ней соотносимся - постоянные вращения тел и умов…»

А наши большие дебилы рванули за большими игрушками, как только они объявились. Ездят  на лимузинах теперь, обычную   преступность  отправив на убыль... (Хорошо, по большому  живется только  большим дуракам и умникам...)

***

«...Я рожу и земля рождает. Всё от нас, способных рожать. А от мужиков только семя. Что такое семя, кстати? Что за загадка в точке, что за концентрат?» - женские мысли на садовых работах... (А рядом река выплескивала блеск и муха била дохлой рыбе в глаз. «Как в барабан» - я писал тут же, ощущая занятие свое как высшую бескорыстность. За так в него зарылся с головой...)

***

Пишу наскоро, быстренько - столько дел вокруг. И ничего - хорошо получается. Само собой. Знакомая дорога…

***


«Все воруют, все! Дочка, милая, пойми, не будь дурочкой! Я не знаю ни одного не вора! Я сама ворую, хочешь знать! Никак нельзя без этого - сразу на тебя все шишки посыплются, бесплатно. Так что воруй, дочка - осторожно, конечно, и в меру - и изо всех сил старайся, чтобы тебя эти воры не облапошили. Так это скверно, когда тебя обворуют, обманут.  И не разоблачай никого риторически - сразу по глазам бей, в висок, в пах, поддых и по коленной чашечке. Вор улыбается словам. Не верь никому. И только меня не бойся...»

***

Отравился мебелью. Красивая, но зараза. Без этикеток «очень ядовито!». При ней не напишешь ничего. При ней мне даже не живется…

«Да, красиво, но я - мужик». Мужик - это воля и природа. «Все интерьеры, вольеры и аквариумы до основанья мы разрушим, а затем... - затем мы по-другому будем любить наших женщин…»

 «Идеалы - одеялы» - обругал идеалы, но никуда от них не делся и под одеялами чуткий, нежный и ранимый донельзя. Идеально ранимый. Идеально плохо себя чувствующий от того, что всё вокруг неидеально. Огрубил себя, опошлил, кору завел и маски, но вот снова дрогнул голос, снова покраснел…
 
***

 «Как дела с продажами картинок?» - «Уже берут (в магазины), но еще не покупают» (Так во всем, кстати)

Зато пешком хожу, скажу я вам, ну просто как таксист - настолько наблошился. Всегда в потоке щель найду и дорогу перейду.  На светофоры вообще внимания не обращаю. Западло мне ждать и  абсолютно нечего терять, раз мировая слава очень далеко...

***

Смелость для свободы. Рай вокруг, но нет свободы для того, чтобы быть  вокруг. Есть только страхи, что смело называют себя красивыми именами. Трудно быть смелым  против страхов и неудобно - против красивых имен... (Дать бы шлепка по какой-нибудь лауреатской лысине, но нельзя, никто не поймет, все испугаются,  и смело за мной по пустынным улицам поедет милицейская несвободная машина...)

«Недеяние» - чтобы не растратить себя по пустякам. «Я небольшой, мелкий: прольешь лишнюю каплю, и засохнут мои любимые, хотя и небольшие плодовые деревья; тепло на сторону отдашь - и в моем крошечном саду наступит индивидуальная зима. Рассеешь внимание и не заметишь важное. Разбазаришься на базаре и с тобой начнут здороваться тараканы...

***

Красиво страдает, паразит. Мерно, обдуманно, профессионально. И не так уж алчно и корыстно, кстати - любитель своего дела, а в деньгах меру знает; знает, что больше меры не дадут... Да, робот по части умеренных страданий.  Без конца воспроизводит их наличие, не греет и не холодит…

***

Пьян - и праведность под угрозой, плохо себя контролирую в присутствии молоденьких женщин. «Надо сосредоточиться на праведности,  бить тревогу и искать холодную воду. И нечего отвлекаться на эти дурацкие понтовые делишки...»


***

Она обидела меня до глубины души, какой-то самый главный нерв задела. И три других сделали то же самое, как под копирку,  вложена в них одна и та же горизонтальная, а не вертикальная программа. Я никогда не забуду те ужасные зимние вечера, которыми я домой возвращался один…

***
 
В очередной раз налистался по искусству журналов: «Просто ни грамма фантазии. Облазят один и тот же кукиш - пейзажный, портретный, предметный и беспредметный -  классицистским,  реалистическим, авангардистским и  примитивистским образом и в случае кулуарной удачи становятся престижны. О, ужас! Десятки избранных в этих толстых дорогущих журналах, но только один вызвал уважение - несмотря на весь ужас нарисованного. И еще один делает что-то похожее на то, что я делал лет десять назад, в самом начале...»

(Если бы не Евангелие, проповедовал бы, что нужно бить в глаз, мстить и даже подло закладывать! У воровской кормушки обошли?!  Радуйся, что обошли, так искушений меньше. И навсегда забудь про эскимо, кушая хорошо сваренную гречневую кашу...)

***

Частная жизнь витрины: отстояв своё днем, фигуры задергивают шторы, чтобы попить чаю. Частная жизнь этикеток: отвисев свое днем, разбредаются, кто куда - одни вниз, в карты играть, другие наверх, общаться по старому альпинистскому обычаю. Частная жизнь ценников: отлежав свое днем, ночью  нули себе пририсовывают и что-нибудь не своё покупают. Частная жизнь рекламы: отбарабанив своё днем, ночью грешит, кривляется, ругает кого-то хульными словами. Частная жизнь вывесок: отсветив своё ночью, днем бесцельно крутят краны, пытаясь пустить кровь по своим целлулоидным телам и наблюдают эти ужасные витрины, этикетки и ценники, удивляясь успеху рекламы...

***

Бунтари - про говно, про жопу и про колья осины стихи. Хорошо,  но старо,  всё говно уже затоптали, все плохонькие дубы на добротные гробы порубали, если и критикуют себя, то только как висельники, любуясь собой...

(Я купался и мне чудилось, что кругом не солнечные блики, а утопленники с блестящими глазами и у меня самого рука утонула… - а на каком-то странном баркасе неподалеку шла непонятная гульба...)

***

Совсем другие места пошли - неужели я другой?

 Совсем другие с виду, но вот начали разговаривать между собой, и я успокоился: ерунду говорили; и даже что-то пролили как недотепы...

 И все же, и все же: я не проверил себя, и я не смог познакомиться с ними...

***

Пишу такую книгу, за которые во все века сжигали на кострах и, тем не менее, я только блудный сын - на уме одни остроумия и ругательства. (И ведь, раз я ясно вижу, то это не поклепы и выдумки, а очевидности…)

Я и философ (почти мудрец), и оригинал-умелец и просто приятный человек, но у меня нет ни смелости, ни смирения и потому я только в кювете напыжившийся горемыка...

***

«Дискурс», «дискурс»... -  атеистики с отдушиной…. Ограничивают ее максимально, аскеза, как у монахов  - обычно  моча да какашки заменяют хлеб да воду. Все авангардисты или непоследовательны, как дураки или лукавы, как фарисеи, если не душат сами себя...

Мудрецы, ни слова в простоте. И у них не творчеством, а анализами всё пространство забито.  Мол, надо ж сначала понять, а потом делать - а народ только делает, ничего не понимая...

Мир становится марсианским, и мы улетаем в космос, эту черную дыру, а им так уютно в полете…

Плохое искусство всегда тяготеет к театральности. Театр плох, потому что лишен интимности и тяготеет к массовости, потому что принципиально одноразов,  потому что в нем эксперимент ставится  на самом человеке. Ад - это мир карнавалов и шоу. Даже играющих в игры вербуют и проституируют, чтобы лишить девственности чистую радость борьбы. И выходят они одетые в форму с иголочки - как ****и театральные…

Люди -  нежные сосуды, и им бы нежиться, но они не могут справиться ни с землей, ни с духами и их так корежит, что они постоянно желают стать каменными…»

(Я круче тебя, Бренер. Покажи мне свое творчество, свою кучу - я хочу наложить на нее)

***


Пошел купаться и так раскупался, что когда стал обедать, сначала закусил яйцами с хлебом, огурцами и солью, потом съел скорлупу от яиц,  пакет, на котором яйца лежали и  нож. Нет, и этого мало: съел  траву и деревья вокруг, после чего добрался до железнодорожной станции и проглотил поезд.  И все потому только, что раскупался, здорово проголодался и не хотел возвращаться домой, где, конечно, много еды, но все впечатления сожрет обыкновенный   телевизор...

***

Сексодурь: «Не решился я подкатиться, а она на меня смотрела. А потом всё, она уже с другим.  Представляешь мои чувства? Бледненькая такая, я на нее и внимания-то не обратил. А знаешь, сколько сексуальности  в таких вот невзрачненьких? Они как кошки просто...»

***

«Ты пойдешь?» - «Нет, мне немного рано, иди ты» - «Да? Мне вроде бы тоже рано. Зато, может, успею два раза сходить?..» - «...Или все-таки сходить мне? А ты тогда только один раз пойдешь?.. Рано мне, но ладно, пойду» - «Давай. Два раза я всё равно не успел бы сходить»  - «...Может, все же подождать немного? Или ты сходи, но ненадолго, а?» - «Ну, так смысла нет. Иди-иди, а то мне уже  ждать надоело»...

***

...Пришел ее главный любовник, но настроения не испортил, ибо оказался маломощным шкетом…

Любовь моя - гроза. Любовь моя  несет меч острый. Любовь моя прошла мимо меня как раз тогда, когда я на беспечной лавочке посиживал с другой. Посиживая, я еще и по сторонам посматривал - и вот, вижу, в стороне идет гроза. Но это не она! Не она! Это просто кто-то сходит с ума - город большой и в нем всякого много...

***

Клонит в сон. И я кричу себе: «держись! держись! не спи!», но только пуще засыпаю, словно криком сам  себя и убаюкиваю…


***

Нет художества без элемента странности, а вот коммерции он противопоказан. «Странно, очень странно» - говорят со странными, недоверчивыми лицами и ничего не покупают. (Впрочем, в другом месте говорили «что-то в этом есть, какой-то особый элемент и даже привкус гениальности» - и лица у них были такие странно восторженные...)

***

«Где эта, как ее, которой кхр-кхр-кхр?» (скребут сковороды,  отдирая приставшее во время неправильной жарки – лопаточка) - заработался и уже  не помню слов. С утра до полпятого «на хозяйстве»…

***

Не такая уж она и чернушная. Просто она спец по чернухе, даже профессор. Всё правильно напишет, с отличным знанием дела, всех входов и выходов, анусов и буев. Будет ругать  этих скотов последними словами, но все же именно с ними кряхтеть от наслаждения. И получится у неё правильно чернушная семья...» (Хорошая тема для диссертации: «чернуха в N-ской  литературе»)

***

Визг тормозов, после которого мне послышался стон в тишине. Не случайно: в сумерках бубнилось, например, о том, что лучше быть вдохновенным, а не проникновенным и сообщалось, что  «давно я не замужем, а замужем даже не недавно». Всё это почти безобидно и весит только один стон, но я все же представил, как тормозят все машины вкруг нашего огромного парка...

***

«Хрипел под забором» - Высоцкий. «Старичок с котомкой и палочкой» - Толстой. И Винсент с Федей в одном кабачке. И еще кто-то (я, например, и Миша Щербаков  в одном троллейбусе ехали, но было не до того, чтобы знакомиться - слишком нервничали, не имея билета)... А больше из книжных и не было никого на земле. И всех их видел еще Христос на дороге... (На самом-то деле, даже из них многие, чтобы в книги попасть, губили себя, напуская совсем  неуместные официальность и холодность…)



***

 В то время существовал царечек, шуршали министрики, суетились писательки и музыкантики - и творил один рабочище. Все его  приспособления и изобретения по сей день используются, а всё, что он делал руками, до сих пор на ходу...
 (А в другое время жить пробовал царек и среди министриков несколько министров затесалось и даже один писатель заявился и с музыкой одна кассета, но вот с рабочими как раз беда была: рабочийки какие-то, рабочечки, рабки - работнички, короче; одна пьянка с ****ями на уме…)

***

Ты, нежная, недоверчива и холодна как обычная белокурая бестия.  Помогать надо слабым, тем более, когда они открывают такие богатые и сильные страны…

Полдня думалось без слов, но потом как посыпались слова плодами! Всё правильно: и яблоня долго на солнце нагревалась, прежде чем накалилась докрасна...

Едет на юг, но мы молча глядим на нее, местное течение дел считая несравненно более важным. (Уходя, она семенила очень, зябко саму себя обнимала. И в итоге ее сразу облаяла черная собачка…)

***

Посуду мыл - засохшие остатки к кастрюле сильно пристали – но, вымыв жирные руки, взялся за кисточки и  нарисовал такое! Чистил картошку, скребя ее давно не точеным ножом, и укладывая в грязную и холодную воду – но попутно мычал  сильную песню.  Ел, давился, руки опять испачкал, еду подогреть в спешке поленился – но  потом присел и настрочил этот текст...  (Никакие мелочи уже не кусаются - а только их ведь  целое войско... И если бы я еще умел петь!)

***

Привычка иметь дело с невыразимым в себе при первом к нему приближении. Привычка догадываться о том, что оно выражает...  (В каждом, наверное, есть этот гениальный невыразимый, но мало желающих нянчиться с ним - смотрят как на мелкого сумасшедшего…)

***

Смех - признак ума или дурачины. У дурачины ни одной причины для смеха, а у ума просто бездна причин.  Признаться, полных не встречал дурачин…

Без счастья я ничего не хочу - ни секса, ни семьи, ни денег, ни публикаций и творческих успехов. «Праздник может начаться всюду и прерваться когда угодно на время».  Обниму вот двух обнявшихся девушек сразу с дружеской лаской, постою с ними молча минуту, усталую голову к волосам их  склонив…

***

«Ты не глубокая натура - слишком возбужден, болтлив и нелепо заметен» – «С моим ростом трудно найти такую глубину, чтобы уже не маячить! И светлые волосы  с виду менее глубоки, чем темные...»

***

Чувак  деньги может и заработать, и взять, но пока уткнулся в журнал военный и закопал свою руку... (Попутно он патриот – а значит, и праведник – причем,  как видно, не на ниве какой-то спортивной команды…)

***

Посреди счастья вдруг случился маленький сбой: совал ей, голодной, пирожок и она немножко отказалась, а все  захихикали вокруг -  и я аж крутанулся на месте с досады. Но видно удачно крутанулся, счастье продолжалось и после того, как я сам быстро доел, проглотил пирожок... (Все это в месте, где меня всегда угнетали магазины, машины. Преобразились они, что ли - новые ремонты, модели - или же сгорели от счастья, раз место было уютным, родным…)

***

Не любила, а я любил, но, наконец,  и она полюбила. Что ж, хорошо, первым делом говорю ей три вещи:  что, любя, очень критиковал ее и даже смеялся; что к  нации ее у меня есть большие  претензии (а это святое, хотя она для вида и ругается-смеется); что помимо любви к ней, у меня есть и еще очень важные и ценные любови, которые тоже могли испариться, забыться, в плевок превратиться, проехать мимо в чужой и красивой машине, но вот же пока налицо…

***

Я проповедую, что жизнь - борьба, драма, крест и что она -  счастье, находка и шутка. Впрочем, и прекрасное меня восхищает. Испытание, фантазия и девушка - такова троица моя...

***

Все четыре дня та ситуация вспоминалась и вдруг озарилась с помощью одной мелкой детали: она  с ним  спать пошла! - не провожаться. Он захотел (случайно ее встретив) и она сразу, сразу согласилась. Он отзывал ее на секунду только для того, чтобы сказать  что-нибудь вроде «пойдем ко мне», после чего она где-то  пропадала во время моего с ним любезного собеседования - наверное, звонила, перезванивала, по новой обманы налаживала. И вид был отсутствующий - неинтересно, кстати, ей было  сравнивать нас… (Ох, сразу всё сломалось, протухло, почернело, червями покрылось, сгорело и теперь очень горчит…)

И что теперь, ругаться с ней? У меня такое ощущение, что мне стоит только начать, как я быстро со всеми переругаюсь. В каждом дерьма собачьего на полное собрание сочинений.

 И у неё как раз сексголод был: родители с надзором насели, и она уже с помидорами принялась   целоваться. Возможно, что и у него те же самые проблемы - устал он очень, заработался, а в такой ситуации ебля очень заманчива...

***

Всем дуракам после каждого полученного урока кажется, что они уже научились, но нет, господа, учеба у нас отнюдь не одноразовая - ничуть не меньше, чем в школе, уроков. Каждый день ими очень плотно загружен. А придете домой  и там вас будет ждать домашнее задание, Обучение строго обязательное и немилосердно пожизненное... «Бог знает, в каком я сейчас классе. Может, меня все же повысили, поощрили? Не знаю...» («Не знаешь - научим»)

***

…Так высмею, что навсегда потеряете веру в  ваших научных обезьян. Или в эти..., как их? ну, короткие штанишки? «шорты» - правильно, модные, «прикинутые» шорты... (Может быть, обезьяны - это древние хиппи?!)

***

Член-воспитатель сынишке: «сейчас ты маленький - вот такой - а потом как встанешь, как станешь большим и взрослым - сразу жениться начнешь. Ну, а в конце снова спать будешь как маленький...»

На столе стакан, в стакане - член. Хлеб режу, а рядом с хлебом - член. Отодвинул занавеску на хозяйственных полках - все члены сразу по углам разбежались. Опять подошел к столу: все члены, как по команде, встали, а все не-члены, как бараны непосвященные, остались, как были. Тот, что в стакане, оседлал своего стеклянного коня и двинулся ко мне с рапортом, но я отмахнулся: «не надо...» Глянул в окно: на стекле известным художником, членом, была нарисована битва члена с пушкой, а далее шла девушка с очень симпатичным членом в волосах...

Секс как убийца: «Немножко полюбив, с наслаждением занялись убийством; пытались убивать долго то, что жило недолго».

Секс  как героин: «Райские удовольствия крайне дороги, причем за незаслуженное  удовольствие такое похмелье постигает, что это будет сущий ад, предупреждаю».

Пропаганда здорового секса всё равно, что пропаганда здоровой войны и  здорового наркотика. «Надо вам наладить выпуск героина, ребята и наслаждаться жизнью в раю. Что за дурацкие у вас процветают запреты…»

 Лег рядом  с женщиной и сразу встало сто членов. Начал войну с ними - убивал их, бесстыжих человечным взором. Делал глубокий вдох, вбирая в себя нежность, кротость и безмятежность и готовил из них некий порох... («Всех убил или  три, четыре осталось, прорвалось?!»)

«Если нет  любви, то ты кимвал звучащий, член стоящий» - у всех ораторов, видимо, очень хорошо стоит.

Война с дырками, что  втягивают, всасывают, превращают  в пустоту: сначала наладил выпуск ширм, но через некоторое время ширма стала просвечивать и превратилась в  паутину; тыкал  палкой, но огонь, как в топке, только сильнее разгорелся; кирпичи  швырял, потом столы, потом дома и поезда, города и страны... Бесполезно, уж очень нежное место - член к нему летит, как стрела, мишенью притягиваемая… Только человечность размягчает стрелу, лишь духовность упраздняет мишень, то бишь женский пол, как таковой… - а еще можно попробовать физически оздоровляющую холодную воду!

***

Итак, контролеры всемогущи: хотел пройти мимо остановки, но из подъехавшего троллейбуса выскочил контролер и за мною в погоню пустился, мол, ваш  билет, молодой человек. К счастью, я успел его закомпостировать за сто шагов до этого... В другой раз он же специально автобус задержал, чтобы я успел залезть - как будто знал, что мне сегодня  деньги  жалко. Поэтому в третий сел я  в электричку у стены последнего вагона и всех пассажиров недоверчивым оком осматриваю…

***

Все женщины лгуньи! Это нечто  сверхъестественное и умопомрачительное! Без вранья говорится только что-то совсем уж  чепуховое, женское, а чуть смысл заведется, так сразу весь в бигудях! в темных очках! на  каблуках! таким ремешком подпоясанный! Мол, такова наша женская доля: врать, а потом ручонками махать, возмущаясь: «ты думаешь, я вру?! обманываю, значит?! передергиваю?! ухожу от вопроса?! факты искажаю?! скрываю?! придумываю?!...»

***

Устал так, что даже лежать трудно и вдруг снится в этом полусне и псевдолежанье дождь среди кустов черной смородины,  дождь усталости от уже суточного собирания черной смородины...

***

У неё ноги классные, а лицо… лицо сделано по образцу ног - и как же мне, скажите,  держать ее за  человека? Как  разглядеть на этих  верхних ногах тот набор черт, что дает известные права считаться не только агрегатом?  (Но тут  опять взметнулась юбка: «ее ноги  такие нежные рельсы, что на них даже у паровоза объявится член». Посмотрел на лицо в последней надежде, но на нем было написано только чистописание третьего класса...)

Я пришелец, но мне уже не избежать стыковки с землей - нравится эта голубая планета. У меня уже выросли ноги, уже волосы и прическа… - и у меня уже поднимается член. Упрямлюсь, но в итоге лишь тщательней готовлюсь к неизбежной стыковке…»
(Выпущу джинна из бутылки, чтобы накинуться на него с горлом разбитой бутылки в руке…)

***

Снял с неё букашку, что блуждала в волосах - «это моя к тебе обида» («кстати, одна ли валялась на траве?»), но по дороге выронил, и та  на выступ груди ее  упала. Стала дуть - «прости». Помог ей, дунув сильно и букаш, наконец, вниз полетел, но всё ж к ногам  цеплялся...

«Это мне не перепрыгнуть» - предупредил ее разумно, там было многовато ширины -  «не требуй от меня любви». «Ладно, ладно, конечно» - сказала, но сама всё-таки осталась недовольна. В ней просто море недовольств и моя любовь  вновь его не переплыла...

«Стань сюда и крикни что-нибудь вверх - там внизу колодец и поэтому звук  срезонирует и ты услышишь его снизу». Я крикнул ее имя в небо и она, торжествуя, сказала: «слышишь? снизу?», но это был  тот еще опыт и я с прохладцей крикнул ее имя...

***

Сначала она изменила мне -  не подумав обо мне и секунды - а вскоре, и лето кончилось. А потом я снова встретил ее - недели не прошло, как она захотела вернуться - и сказал ей «что, милая, лето кончилось?»

Неделю назад я гладил бродячую собаку  и милая пинула меня в шутку, и я весело сказал собаке, а также любовнику ее: «смотри, как она со мной обращается. Пинает как собаку». Уже тогда я не повернул головы и не потер ушибленное место, уже тогда кончалась  летняя  лафа и моя очередная несчастная любовь...

***

Проходной день путешественника: только варить  научился - «пригодится». Потом раскинулся привольно - одна нога в Африке, а другая в Америке -  голову на Австралию положил и заснул себе сладко.  «Нечего беспокоиться, что время даром теряю. Всё еще будет... И так некоторые страны до того исходил, что там теперь даже трава не растет.… Да, вроде бы ничего не просплю…»

***

...Сумасшедшим, т.е. духовным инвалидом его сделала школа. Школьный маразм, все эти «1.Базаров - герой своего времени 2. Нужны ли были России Базаровы?» (в его старую тетрадку заглянул). Он слишком жил школой, слишком верил, что тут у нас все  здоровы. А уличной жизни и природного здоровья и сока у него не было. Он весь пропитался этими шаблонами, которые без здоровья и веселости не переварить, не осмыслить. Они как тавро для быка, как программа для робота, и как прививка для человека - чтобы «поисками истины» никогда не болеть. А он пытался мыслить в них - если б не делал этого, то, может, и выжил бы чудаком тепличным, был бы уродом, а не инвалидом. Ему бы надо было устроить  жизненную школу... А Базаров, кстати, интересен - мне, сейчас...
(Федя, они тебя «проходят» в восьмом «классе»! Да я бы выпал в осадок, если не схалтурил в тот раз! (Но после двадцать лет пытался разучиться халтурить…) Со школы увечат все высшие материи,  превращают всех в работящих роботов, отдыхающих по-скотски и голосующих по-солдатски!)

(Есть и более очевидные причины: на Женьке психиатры  испытывали некий лекарственный препарат, после которого его раздуло как бочку и, видимо, что-то ампутировалось в мозгу. А изначально он был ослаблен не только школой, но и перенесенным менингитом…)

***

«Я лишь кусочек человеческого материала: столько  страданий и  радостей, но это только свойство человеческого материала, а его всегда в таком достатке и переизбытке, что лично из-за тебя никто ни страдать, ни радоваться не будет...» - болезненная мысль…

***

Опять член встал, потому что  грехов набралось  целое войско: оно подкралось, поднатужилось…  Или двое-трое тужились и поднимали, и подзуживали - остальные в войске обычно мелкота, микробы, мокрота... Фейерверки, гад, в мечтах моих рисует. Уверяет, что всю ночь способен в праздник превратить; мол, чем в пустоте томиться, лучше, как в детстве босиком, сбегать к Машке, в рай...

***

У прилавка: «…а-а, знаю я эту поебень, такая ***та...» - громко и небрежно говорю, а сам напрягся: как бы не ебнул, сука. Нет, стоит, молчит, то ли выдержанный такой, то ли уже Кондратия схватил. Хотел спросить его, нет ли другой модели, но не рискнул, зараза...

***

Только лег, как взвизгнули тормоза, а также  мальчик,  заорав на чью-то  чертову машину. Тут же чайник завизжал,  мол, ты почему за собой не смыл? Все же заснул, но сразу стал стрелять ядрами в кого-то, еще неизвестно в кого, во врага, предположительно в того-то, причем всю дорогу летал за ядрами, держа их в полете руками…

***

Этот паренек такой природный, словно лицо его - коленная чашечка и все травы-муравы очень близки ему по местонахождению и  росту. А у нас  наверху пространство, прострации постоянство. Впрочем, через месяц мы два сапога пара будем, раз мне уже понравилось, что он такой потертый и квелый...

***

Позвонить? Неудобно как-то. Подумает, что я навязываюсь.
 Сказать? Неудобно. Подумает, что  не в свое дело лезу.
Дать? Неудобно, подумает, что  подлизываюсь. Или отделываюсь.
Взять? Неудобно, подумает, нуждаюсь. Или жадный.
 Подойти? Но он занят; буду выглядеть наглецом.
Спросить? Как дурак, что ли?! Если сам не знаешь ответа,  трудно сказать, насколько умен твой вопрос…

«Позвонить? А нужно ли? Чего бодягу разводить…
Сказать? Какой смысл? Говори не говори...
Дать? Ты думаешь? Бесполезно же, коту под хвост...
Взять? А на фиг? Мало у меня мусора...
Подойти? Какого черта? Ты же никому не нужен...
Спросить? Да ты что, совсем делать нечего? Вечно у тебя одна ерунда на уме…

***

Иду по тихой улице. С одной лавочки  донеслось: «так тебе-то на хрен это нужно?», а с другой: «нет, он имеет право...»  С третьей донеслось бы, наверное, что-то типа «он свое возьмет», но ее не было, только в углу стояли и о чем-то сговаривались алкаши… Свернул  на улицу шумную и механизированную. Здесь стояли нарядные павильоны, и народу за столиками сидело полно, но уже ничего не доносилось. Впрочем, всё было ясно без слов – это звери сбежали из своих зоопарков, уголовники - из  зон и углов. Ощущение, что все забыли, что такое косинус, которому их учили в школе...

***

Окинул взором 3/8 ситуации. Потом  другое лишь на 28/74-х охватил. Потом еще что-то - на треть. Кажется, ни разу даже до половины не дотянул. Впрочем, и в этом я уверен лишь на 131/527-ю…

Всё сделаю не так. Иду, чтобы всё погубить. Или опоздаю, или запутаю. Сделаю такой  выбор, что меня побьют. Но если побьют, стану сильнее. Я просто беспечен; взял три из восьми и уже ничего не хочу, не могу себя заставить хотеть - довольство и рассеянность…

***

Что это меня так тошнит? Фу, опять, а-а-а! Снова ее выблевал, причем опять вместе с любовником. Потом -  «друг»,  еще всякие приятели и, кажется, даже родители. Хочется - всё, всех, до конца. Чтобы  стать легким и, общаясь со всеми,  вовнутрь уже никого не пускать. Вовнутрь теперь надо другую дорогу прокладывать и другую пропускную систему налаживать…

Кто это так меня ударил? Ох, опять, о-о-о! Снова она дерется: любовник дубину подтащил, а она ее употребила. И еще кто-то махнул, не очень-то глядя - «друг». И еще тычки, пиночки...

А  это кто мне обувь жмет?!
А это - дорогу перебежал?
А это - платочком белым машет...

***

Зачастил очень ясный и здорово злой взор у меня: бегу куда-нибудь по делу и здорово вижу, что смотреть решительно ни на что не стоит…  (Впрочем, я неплох. Почти всегда я что-то, а иногда и нечто)

День, похожий на гигантскую яму с черными  тучами вместо крышки. Сразу стушевались и люди, и машины, и дома - притихли и присели.  Примерно, раз в полгода этот сон. Иногда заранее чувствую, что дело пахнет ямой, и очень старательно не сплю, отвлекаюсь куда-нибудь из гигантской комнаты своей...

Пауза. Ни жизни, ни писаний. В комнате как карандаш в своем пенале. Даже не верится, что писал и даже жил. Но целый карандаш - чувствую, что могу еще записать что-то и даже зажить как-то…

***

«По ТВ  всё время  каких-то пенсионеров интервьюируют, одних и тех же?..» - «Так это ж президенты!» -  А это что за пятна на платьях Моники Левински?» - «Реклама стирального порошка» - «А как с рекламой топоров, наперебой превращающих Клинтона в евнуха?!»
(«Есть еще путешествие миллионера на воздушном шаре» - «Попробовал бы он, кстати, над Европой пролететь: посрать было бы негде - некуда кал сбросить; там только в туалете можно срать, так всё возделано» - «В нашу сторону его бы отправлял - из пушки...»)

***

Снова ретиво взялся за дела: тесто замешиваю, чтобы дешевые булки делать - аж 8 штук сразу, в батоновом эквиваленте. Первым делом бухнул муки слишком много, вторым - брызнул этой мукой себе на рубашку. «Так-так - что дальше будет?!» - «Дальше мне в лоб дашь  за то, что хихикал» - «Нет, за то, что ты там,  в своей ванной неправильно воду льешь и этим отвлекаешь» - «Нет, в лоб за то, что хихикал» - «Ну дай сам себе в лоб, раз так хочется!» (Тесто, между тем, было успешно замешано…)

***

«У тебя осколки (в текстах)» - «Кусочки, а не осколки: я не бьюсь, а созидаюсь…»

«У тебя небрежности (в текстах; и не только в них)» - «Небрежность в мелочах - признак большого стиля. Углубляешься в шлифовку только потому, что нет пути…»

***

«Смотри, куда эту осень занесло!» - осень заносится, весна запрыгивает, зиму шатает, а лето развозит. Только занесло, как уже и зашатало, только запрыгнул, как уже и развезло...

***

Мужчин и женщин примерно одинаково, поэтому и любят они друг друга примерно одинаково, поэтому и мальчиков и девочек рождается примерно одинаково... - а вот если бы женщин было меньше, чем мужчин, то они бы больше кочевряжились и меньше любили - и количество мальчиков всё возрастало бы?! До полного прекращения женщин? Причем, процесс пошел бы с ускорением. Жизнь -  это ровная площадка на вершине крутого холма, это весы, которые очень трудно накренить, но если ты их накренишь, то всё с них повалится.  А может так и надо, чтобы мужчины истребили женщин любовью?! А почему после войн, в которых гибнет масса мужчин, весы не наклоняются? Так они же там отнюдь не понежнели - а вот бабы, хотя их и много, от обгорелых воинов всегда в восхищении: гордые, конечно, носы задрали, но ведь нашлась, наверняка, уйма любвеобильных подстилок и они, тайком, ползком, сделали-таки свое черное дело...

***

Почувствуй, что этому дому сто лет, этому лесу - тысяча, этому небу и этой земле - по миллиону с гаком... Почувствуй и живи спокойно, как все песчинки... Иногда  живу так, словно позавчера родился и весь мир еще призрачная и картонная декорация; суечусь, пытаясь повзрослеть и сделать декорацию более плотной...

И этот человек незнакомый существовал всегда. Он навсегда незнакомый, они все здесь навсегда и всегда будут незнакомы как стволы и недостижимы как верхушки деревьев. Мы в одном парке гуляем, но мы друг другу никто и потому мы нигде и никогда; мы - никто, что везде и всегда. У него обычный вид,  но есть в нас тайна, раз нельзя просто познакомиться с ним…

***

Ночное удивление: «такая огромная и черная, но тихая и чистая ночь! И так все ночи подряд! Кто-то, правда, уверяет, что нечисть кишит, но это всё от нечистоты его и страхов...

Сорняки попытались встать и изобразить нечисть ночью, но днем встала пшеница густыми светлыми рядами и я, схватив лопату, стал бороться с сорняком – причем, стараясь соблюсти пшеничную стройность, не очень размахивать ею по сорнячьи...»

***

Всегда приходит вовремя, никогда не сворачивает со знакомой дороги, всегда всё доедает дочиста, никогда не рискнет заговорить с незнакомцем...

Ударившись о предмет, орет на него: «как мне трудно не долбануть тебя, проклятый! Пролив масло из банки, воет: «как мне хочется швырнуть ее об стенку!»

«Лучше я за этот час сэкономлю три копейки, чем за  день заработаю миллион»…

«Я дерьмо настоящее - всё остальное в проекте»…

«Такая мелкая и замысловатая деталь: описывать очень трудно, а зачем?»  - «Описывай- описывай, как ты вытаскивал банку из холодильника…» (Литературная халва из жизненного масла. И из прочего сора - цветы зла...)

***

«Мы проповедуем Слово Божие...» А кто проповедует Дело Божие? И Слово, которое как Дело...
(Пытались, но  почему-то сразу такое изуверство получалось, что поскорее закрывали эту лавочку - или сами, или «органы». И снова в 7-ой день, пользуясь тем,что Бог почил от Дел Своих, льются наполовину правильные речи и длится дрема сомнительного содержания…)

***

«Так увлекся героем, что про всё забыл, перевоплотился...» - «А я хочу, чтобы человек находил, а не терял себя, и чтобы ему было чем заняться, прочитав уже кусочек. Мои фрагменты - это фонарь, вспыхивающий и гаснущий ровно и мерно:  осмысли каждое видение света...»


***

Снова пытался завести свой остров в океане, но опять он  утонул, испугавшись мощных ровных волн и зигзагов реклам и молний. Снова полез за бедой, бедолага, после чего опять залег на дне - и снова надо думать изо всех сил, чтобы за две минуты успеть отцедить из воды глоток воздуха, воздушный островок, припоминая  всё...
(Опять я сам у себя на тяжелом подозрении, поэтому снова смирил свою дерзкую пулю, чтобы она перестала летать над стволом вхолостую...)

***

«Раз мы на одной плоскости, то ты не лучше, а я не хуже. А если в горы заберешься, будешь лучше в одном и хуже в другом. А в яме ты хуже в одном и лучше в другом» - «А я разделюсь, пойду и в яму, и в горы, и головой и ногами. А ты на равнине мой пупок созерцай, утешайся…»

***

Ей Богу, они не нарушили тишины, пропев всё это. Проплыли в темной лодке по тишине и скрылись, оставив зачем-то лишь свои имена,  наборы букв и звуков. Всю музыку проглотило их стремление к идеалу - идеальной легкости и  идеальной нейтральности,  необходимой для мобильного перемещения по божественным конторам, где всё  звучит и значит...

***

Мы все замараны умными пародистами и дебильными пародиями: два кавалера сразу,  оба – дылды и один из них я. «Этот второй славный малый,  но ведь смог же стать карикатурой на меня! Черт, мне надо было уйти сразу, вот что было бы гениальным...»
***

«Как убавить свой вес на полкило?» - «Сходи в туалет» - «А на кило?» - «Сначала поешь, а потом сходи» - «А на два?» - «Сначала очень хорошо поешь, а потом всё равно сходи» - «А на три?» - «Поешь и что-нибудь одень на себя, а потом сходи и разденься» - «Годится. А на четыре?» - «Получше одевайся, видимо, уже зима. И питайся по-прежнему хорошо» - «А на пять?» - «В том же духе, приятель»  - «А на десять?  - «Доспехи надень» - «А на двадцать?» - «Доспехи плюс рюкзак» - «А на пятьдесят?» -  «Возьми в руки полуигрушечный трактор - когда его бросишь, тебе станет легче»  - А на сто?» - «Да, я всего семьдесят вешу!»  - «Ничего, худей давай» - «Ну... забетонируй меня, а потом ломом ударь» - «В туалете?» - «Где хочешь» - «Дурак, я же тебя заставлю на полтонны облегчиться - не лучше ли было уже на трех килограммах смекнуть, что к чему и начать себе тело рубить...»

***

Все эти кино-фото произведения, все эти живописи-писи, вся эта музыка, короче, существует для того, чтобы настроить человека так или иначе…

***

Это он не ссорится, а  спорит со мной. Но он проиграет - я вижу всё поле наших аргументов и всю парадигму нашей борьбы очень холодно и ясно…

***

Бетховен, попытка драматизма. Так взболтал воду в стакане, что в нем, по идее, не осталось воды.  Его не случайно тянуло к битвам и похоронам: стоит начаться празднику, как уже разгорается битва, и половина населения выпадает в осадок, в элегических зрителей, садится за очень длинные столы - и вот уже  похоронная процессия завиднелась, заслышалась на дороге, ступая под музыку траурным маршем...

***

В правильном направлении двигаться совсем нетрудно, на нем же всё само собой получается, но трудно выбраться на эту дорогу - такие кругом лабиринты с подножкой, что кажется, будто мы в этом, если угодно, нравственном, смысле еще в таком дремучем лесу, словно все лишь едва    начинается…
 Совершенно доброму доступно всё, даже воскрешение - и уход от похвал; и совершенно злому легко даже убийство - и  избежание наказания…

***

Дерзай, чтобы уважали, смирись, чтобы жалели - если не хватит тебе дерзости или смирения, то не произведешь ты впечатления, ни на себя, ни на других, будучи  слишком чахл или пустопорожен...

***

«Меня предала моя лучшая подруга»... - не слишком ли легко и поспешно список предателей составляешь? Смотри, еще неизвестно, кто кого предал -  кто кого предательски за мелочь не простил...

***

Половой акт как акт о капитуляции,  его бы публично  подписывать, выписывать и расписывать! (Раз тайно, то надеются, что не навсегда…)

***

Я оглох от машин, устал от расстояний, пройденных на своих двоих, и потому упорный ветер  сделал-таки лицо моё ребристым, словно в концлагере мысли мои исхудали...

«Такая бандура, такая дура, такая глупость была, что мы ее купили! Теперь использовать ее нельзя, выкинуть жалко, засунуть куда-нибудь трудно!»  - «Пускай будет памятником нашей глупости, памяткой…»

***

Не говори свинье, что ты ее любишь, спрячь свой бисер в карман и  пускай туда свиней лишь тогда, когда он в кармане превратится в грязь...

Она уже подбитый самолет добивала на земле, она уже убитого пришла пинать. Сломав два крыла, пришла выщипывать крылышки, написав слово «смерть», теперь переписывает его черной краской...

Люблю лицо, которое плюется, причем именно в меня. Хорошо еще, что не жопу - обещала насрать...

Мол, любишь не вечно и не меня одну. «Ах, я бы хотел любить вечно и всех!» (По улицам ходят девушки и каждая вторая похожа на одну -  прической, фигурой, частью фигуры, походкой. Правда, издали и со спины, но ведь и любови мои уже ушли от меня далеко...)

Первые любови даются даром,  как рай Адаму с Евой, но если ты, как все мы, сволочь и пренебрегаешь даром, то потом любовь придется  зарабатывать тяжкими трудами. И то, скорее всего, ты только  дружишь, собачишься с нею по-дружески, любовно...

***

Надо отлить в лесу. А вокруг брусника, малюсенькие дубки... Что ж, поссал под юной липой...

***

«Чудес нет и быть не может. Героев нет и быть не может...» - какой герой это придумал, каким чудесным, техническим способом из людей-деревьев сделали столбы…

***

«Эту картину надо поправить, тут есть шероховатости, дефекты. Её надо погладить!..» Но так-то она готова. И я готов. И меня тоже надо погладить…

***

Шел по улицам и жизнь вокруг тоже шла, суетилась и надрывалась - жара. Вдруг сквер. Вдруг сел на лавочку. И остановилась жизнь, успокоилась, даже стала подремывать. Даже местных аборигенов заметил - двое парнишек по-свойски топтали траву на лужайке; в одном из них было что-то дебильное, суетливое, он, наверное, лечился, выгуливался вторым...

***

Что-то взорвалось в пустой руке и сверкнула молния  неподалеку,  и на газетном стенде прочел    «берегись» - я  к ней  шел от страха на четырех очень коротких ногах, одну ее уже издали хотел почитать...

***

Нахмурился для сосредоточенности. Стал забором для легкомысленности. Оставил только окошко и смотрю в него  не легкомысленно. В результате, на базаре удачно обменял деньги на вещи. Правда, чтобы думать, нужно еще какой-нибудь ручкой перед окошком жонглировать, как маленьким человечком и какая-нибудь соска нужна, но чтобы обменивать, тоже надо играть. Думаю и меняю что-то на что-то всё время, взасос, игриво двигая губами…

***

Всё тщетно, любые ваши кладбищенские и мыльнопузырные успехи ничего не стоят, господа.… Впрочем, если хотите - пожалею! Только через жалость теперь лежит дорога к уважению…

Он думает, что   прячет для меня камень за пазухой, но я вижу все параметры этого камня написанными на его лбу. И конструкция  будущего ножа в рукаве там тоже описана. Я знаю, как дырява темнота его пазух, рукавов и карманов, как он хочет быть внешне правильным и красивым, отчего беспрерывно и выдает себя…

__

…Смеялась О1 все же над моей неистощимой любвеобильностью по отношению к молоденьким девушкам.

***

«Не слушай ты это гнилое говно!» - «В глаз дам!» - «А я тебе! А потом мы два оставшихся глаза сложим!» - «Всё равно буду слушать, разочарую тебя» - «А ты меня уже давно разочаровала. Но я хочу вернуть то, что было...» (Я любил ее.  Она разочаровала меня и давно, и недавно, и только что, она такие жестокие штампы говорила, она «ничем не могу помочь» говорила - тогда, когда я уже и не просил о помощи, желая помочь себе сам... Она в обороне и, чтобы не нервничать и не откровенничать, заковалась в эти штампы...)

Она слишком доброкачественная, чтобы испортиться, даже обитая на этой модной помойке. Испортятся и завянут только крылья; бросит «баловство», «это пятой собаке колесо». А я все же бегу из нашего огромного вялого мира на свой островок высоких энергий. Бегу, схватившись за голову, защищая ее от лапши и подливки, не взирая ни на низкие цены, ни на высокое качество тех, кто остался без крыльев и ног...

«Нет ни добра, ни зла, потому что то, что в одной ситуации добро, в другой может оказаться злом» - идиоты, так и надо жить в ситуациях! Ищут глобального, страны и эпохи на горбу своем всерьез таскают - надеясь, что и о них напишется когда-то предисловие с такой, например, фразой: «Традиционная ситуация всей европейской литературы до рубежа 20-21 вв. у имярека характерно модифицируется».

****

Лентяи в черных костюмах широкого кроя - рекламные агенты при угрюмом заводике, где всё делается тяп-ляп, но все же ломается только на следующий день после истечения гарантийного срока… (Только умельцы могут всё так просчитать)

Работающие молодые люди в белых рубашках и легких брюках кремового цвета. Всё делают быстро и качественно и, глядя на них,  сердце радуется; правда, вижу их всё время через окна трамвая, троллейбуса, автобуса и дома, что вот-вот развалятся, потому что они пока еще только  озеленители и  деревца какие-то всюду насаживают... (Коммунисты? скауты? молодые карьеристы вошли во вкус и не ограничились одной показательной акцией?…)

***

Решивший покататься на лифте насильник встретился там с притаившимся Исусом Христом. Что с ним, бедным стало! - насильник евнухом стал,  порываясь возить лифт  на себе. Потом сто лет об этом деле газеты писали как о самом громком преступлении  века...

***

Наскучил мир. «Пока вот еду в лес, но пора, наверное, жениться, чтобы он преобразился». Ввести в лес солнечную девушку - не дерево, не тучу...

***

По телефону смеялась, думая, что я или маньяк, или обманываю. Ей, смеясь, нашептали, что так не бывает. И я действительно уже и еще обманывал, но  хотел не обманывать, и верил, что все обманы закончатся, отмоются, и я буду любить, а обманывать не буду...  И я уже  не сказал одного малюсенького слова, означающего обман,  спокойно предоставил ее самой себе и своему похожему на шепот  смеху - и, хотя мои уныние и вялость отчасти и были обманом, но мое спокойствие - это чистая правда…

Всё во мне было обычно, кроме ауры.  «Чтобы ей  было хорошо, нужно стараться, прежде всего, душевно, излучая тепло уже на  постоянной основе, надежно…» (и выглядеть лучше, чем есть, хотя бы пока все не срослось)

***

В плохой компании, в плохом настроении, в плохой ситуации. На плохой лавочке. В плохую погоду. В плохой одежде – черт, уж это-то мог бы исправить... Сиди теперь, пережидай, стисни зубы и не привлекай к себе внимания.
(Провальная одежда как корабль, что только вышел из гавани, как сразу начал течь… - через дырявые карманы, кособокие, плохо пригнанные части…)
***

Я был деревом, плодами дерева… -  не был садовником,  который поправит дерево, улучшит плоды его и что-то сделает помимо садоводства…

А сердце побаливает. Говорит на своем языке,  как зверь и бог: «торопись не торопясь, иначе я могу заблудиться или споткнуться...» То медленно, то торопливо говорит…

***

Конечно, мне было ужасно плохо в тот день, раз я до сих пор его помню. Пожалуй, мне трудно будет простить всех, кто был рядом и не помог и всех, кто не пришел, обо мне не вспомнив. Потом такой день  повторился, но я уже подготовился, да и  болел еще от первого дня, и мне было  ни до дней, ни до присутствовавших и отсутствовавших людей…

Правда! я стал такой безразличный и добродушный! Скрежет во мне просто вымер как вид, всё время слатимо во рту...

***

Сидеть бы в теплом месте, в библиотеке - только хорошей, с книгами, а не с отчетами о проделанной работе - и заниматься своим самым любимым и  освоенным делом: книжки листать, вдохновляться чем-то неопределенным и авторам точно и строго ставить  оценки  (Людвигу Тику и Кобо Абэ, например, недавно поставил пятерки, а Тургеневу и даже Гессе – четыре; переборщил я с ним, обратная реакция на раздутую репутацию, а в юношестве он мне не попадался. И с Буддой, кстати, аналогично переборщил, и с Пушкиным - обычные «тургеневы»... А «ненавистным» когда-то Мережковскому, Бунину, Розанову, Искандеру нормальные трояки спокойно залепил. Мол, люди, конечно, без веры, но с талантом. Будучи в плену бытовизма, шаблона, черной злобы и секса, они все же остаточно талантливо изображают странности тупиков, страхов и серой трясины...) Так вот: сидеть бы там сырой осенью, а потом идти домой, где тоже тепло и аквариумы. Я, едва детство покинув, стал обо всем этом мечтать. И Бог его знает, почему не удается такое, почему кувыркаюсь и ногти грызу, и пишу так, словно меня из дома выгнали, а в библиотеках день санитарный или книг с людьми за столами нормальными там отродясь не бывало…

__

До двух часов ночи ходили, провожая на поезд подругу двоюродной сестры А3 (подруга ничего, а сестра мымра). Горячо Л7 обсуждали (еще бы лживость и блудливость обсудить!) И вот мистика, предзнаменование: на перекрестке у парка чуть не столкнулись с А.! Возвращалась с подругой в 11 часов! Быстро распростилась с ней и ушла, как бы нас не заметив! Я, кстати, шел не только не с А3, но и на приличном расстоянии от нее…

А2 дважды оглядывалась, уходя; чувствовалась  в ней какая-то подкладка. А А3 была очень возбуждена. С Л7 они из одной грязной лужи…

***

Похмелье - она меня перенапрягает… Члены расползлись  - кто-то даже разъехался, а один улетел, махнув на прощанье непонятно чем (уже темнело)… Ни с чем остались… Да, кто-то пытался подумать о том, как выглядит мысль, но я не уверен, что это был тот член – забыл, как называется -  которому такая мысль принадлежала изначально…

***

«Ты всё подряд не учи, в этих учебниках и вообще в учебе лажи полно» - «А я и не учу пока,  балбесничаю» - «С телевизором?» - «Да» - «Телевизор тоже такая лажа...» Перебивая: - «Что ты заладил, сама всё знаю!» Перебивая перебив: «Вот видишь, я же говорил, что по телефону разговаривать - это лажа!»

 «Знаешь, вроде бы сказать уже нечего, ничего не выдавливается, но трубку класть не хочется. Ты там говори какое-нибудь «тили-тили»…» - «Слушай гудки» - «Да, я буду слушать гудки целую минуту, а ты там гуди тоже, и я буду думать, что это ты гудишь, ладно?!» - «Ложу на раз, два, три» - «Давай. («Раз») Отрываюсь от земли и улетаю в черный космос. («Два») Пока. («Три»)

С помощью телефонной трубки сделал море, и кораблики вереницей пустил. Славные кораблики. Потом вереницей отправил сами телефонные трубки – топиться, ведь всё-таки закусил моими кораблями океан…

***

Совсем плох - представляете, из такого выгодного материала не могу текстик склепать! Раньше и из ерунды клепал превосходные вещи…

Пинал ботинок, требуя стихов. Мысленно проводил рукой по зубам улыбающихся ртов почти  как палкой по забору…

***

Мне понравилось, что она попыталась говорить о серьезном. Хотя всё время промахивалась и залезала в бутылку. Это ее родина - милая горячность, детская непосредственность. Мы все только на родине милы. И лишь в детстве на родине. Мне понравилось, что она даже рассуждая о серьезных диванах - их  сначала надо зарабатывать, чтобы  потом на них спать с мужиком - всё же оставалась на родине, плюхаясь на кровать  очень по-родственному...

(Другая тоже пытается быть взрослой и ей это почти удается без всяких бутылок, но ее родина,  детство -  такая задумчивая утренняя прострация, пребывание в которой вполне заменяет диваны - постилает траву и росу на диваны, и укрывает тебя одеялом, что пятнышком светится утром от солнца...)

***


Сел, чтобы поймать здоровую волну. Очень сильно сосредоточился и, наконец, поймал что-то похожее, минут через двадцать задышав торопливо и глубоко, чтобы наполнить внутри всё, что там истощилось. (Через час еще что-то поймал, даже получше, и уже совсем уверен, что пока буду жить...)

***

Улыбается, а у самой камень за пазухой. По-моему, он там прирос. По-моему, она и сама ему уже не очень рада, но все же гляжу: с изнанки пиджака сердце мне греет большой молоток…

«Небольшая вода лениво омывает большой камень» - нет, камень тоже небольшой и потому временами судорожно заглатывает лишнюю воду…

Даже моему молотку больно от камня. Я взял молоток и раскрыл ее пазухи и увидел там груди и камень. «Не бойся»...

***

Сидят, пьют вино, трутся панцирями друг об друга, потом всякие тыры-пыры… - две разнополые рыбки в грязной воде. Заикнулся о чистой, но «ты что!» - заорали вдруг обе, «мы там помрем! Ты что, не видишь, что время действия - черная ночь, а место - квартирка, над которой весь город, двести тысяч сто этажей...»

***

Прощаясь, по традиции приглашаю к себе. Это форма доброжелательства такая - я знаю, что они не придут. Хотя бы  намереваться и не обижаться будут...

***

Кроссвордисты - умственные онанисты. Мне стало так скучно средь них, что захотелось прямо в вагоне, незаметно ширинку раскрыв и газеткой прикрывшись, дернуть за свой залупившийся кончик... (Вот откуда пошло выражение «ты на кого залупился»!)

***

Мы с ней общались в основном по телефону, поэтому, свидевшись, я сказал ей «явилась» и стукнул по макушке пакетом со свернутой рукописью, причем там могло быть и что-то потяжелее, в тот день дождило, например. Потоптались, скучно оказалось друг на друга смотреть, и я предложил  пообщаться через стекло павильона на  остановке. Она посмотрела на меня странно, поэтому  побыстрее притворился соседом рекламных плакатов, наклеенных на смежные стекла и запотел стекло там, где было лицо. Потом мы пошли в магазин, который украшала своеобразная стеклянная призма и,  поняв, что когда я вижу себя, передо мной зеркало, а когда ее, зеркала нет, я протянул руку внутрь призмы, и она немного испугалась, что я все же разобью не ее, а стекло. Наконец,  стал имитировать удары,  хватать  за волосы и делать вид, что швыряю ее на  стекло - и за ноги взялся, когда она села туда, позади чего была пропасть…
(А  с каким личиком она устремлялась по улице, как развевались ее волосы - настоящий маленький наполеон. Я любил ее волосы, кстати...)

***

В наших краях можно жить, если любишь кислые яблоки. Их тут завались. Вкус очень острый, запоминающийся, его надолго хватает. Немножко песку положишь и варишь себе кисленькие варенья... - на немножко денег всегда хватает. А иначе никак,  затраты резко возрастут, если захочешь себе здесь Крым устроить. Мне в том Крыму ни на что бы не хватило - и я бы там умер от забот и от скуки без кисленького ...

***

«В первый раз я подарил ей 20, во второй только 8, а в третий, последний лишь одну условную денежную единицу, да и ту нашел, с пола случайно подобрал. Я дарил ей все деньги, какие были в кармане, но, видимо, не случайна эта цепочка, если учесть, что в первый раз она от себя отрезала меня автогеном, во второй отклеивала крупный застрявший кусок, а в конце аккуратно отшила остатки...

И только я успел распрощаться и от слюней насухо вытереть телефонную трубку, как кто-то здоровый заорал мне радостно в ухо: «она, конечно, классная девка, но, посмотри, сколько вокруг девушек мается!» (но у каждой тот же стандартный набор во главе с автогеном и слово «девушки» все же слюняво, от слюней шепеляво...)

 
***

Такое ощущение, что тебя изнасиловал подъемный кран. Добрый, правда, но все же хочется сказать: «хватит, хватит пока. Без меня пока. Без меня  общайся с таким богом»…

***

Сейчас я чувствую себя так, словно  останусь никем - патлатым невразумительным субъектом тащился в толпе... А вот теперь всё классно, буду, буду гением всех времен и народов - в тихом кресле вечером сижу, никаких тебе машин, очень разговорчивых и глухих ко всем словам абсолютно, если ты не ГАИ...
 
Покупки, кстати, в толпе удачно сделал. В глазах рябило от ненужного и плохого товара, но я попал точно в цель…

 Не спешу, спокойно расслаблен и из-за патлатости-безвестности не нервничаю. Готов даже  на фабричный конвейер устроиться, как Ван Гог в солдаты - пусть голова отдохнет. И деньги не помешают – одна половина моих любовей корыстна, а вторая – амбициозна…

Вот сейчас я чувствую себя так, как будто доживу-таки до своих любимых 80-ти. А то  каждый второй день так скверно и, главное, безвылазно, словно умру  уже через пару лет -  эдак, к 37-ми, не сносив даже вот эту, купленную сегодня пару обуви…