19

Букет 97г из серии "Памяти Ван Гога"


***

«Поднатужься, одень свои картины в дорогие рамы и будешь богатым художником» - так просто?!

У кепки козырек назад повернул  и сразу из советского колхоза в Америку попал - где понтовость соперничает в значении с богатством… (Туга человеческая природа и особой расхлябанности – а также свободы -  у нас не наблюдается даже в кепках)
 

***

Моя любимая недавно фаллоимитатор наблюдала. - «Но не думай» - сказала она со спокойным достоинством, «в моем распоряжении полно и живых членов»  (Самое большее - я приснюсь им когда-нибудь очень потом…)

«Но знаешь, чем горжусь? Она сказала «учи меня, я постараюсь» - вот это любовь!» (Правда, и недели не прошло, как она учиться передумала…  Я настолько ей не верю, что можно сказать совсем не понял этих  слов…)

***

Серии в очередях ко мне. Пускаю только первых в серии и иногда вторых - некогда, очередь, да еще не простая такая... Если пустишь и третьего в серии, то всё: эта серия станет очередью и обнаружится, что у каждого в ней потихоньку  отрастает  собственная серия...

Кубы в очередях ко мне: отрезаю только первый слой, пробую и говорю: «съедобно». Города в очередях ко мне: вхожу только в начало первой улицы, осваиваю и говорю: «живите»...
(Свадебный генерал, перерезающий алые ленточки так, что они, опадая, две образуют картины…)

***

«Представляешь, она пришла к богу домой только затем, чтобы он ее трахнул?! Как к какому-то простому агрегату пришла! Чтобы он показал ей свой член и через это сразу перестал быть богом! Ну ни  грамма в человеке мыслительного волнения - думает, что всё уже знает...»

«Ему кой-чего не хватало и я как раз смог ему помочь, дал инструкцию, он меня уважает - и он теперь как баб снимает! А у меня-то не получается! - тоже чего-то не хватает, но никто не помогает!»

***

«Милая, я буду очень откровенен с тобой. Милая, да не дрожи ты так - я буду очень нежен с тобой, отчего  постоянно и говорю тебе «милая». Да, я любил других тогда, но как  иначе выжила бы моя способность любить, когда  ты была мертва и черна и в завещании своем писала, что меня надо убить во что бы то ни стало!»

***

Ему важно лишь то,  чтобы я держался за быт и радел о хозяйстве. Так проверяет мое состояние: «пока думает о быте, он не улетел». И я действительно спокойно держусь за быт, зная, как  крепко он держит меня и всех...  (Вот: не успел похвалиться, как порезал себе левую руку)

Иду - теряю время на передвижение в пространстве. Жизнь - это по преимуществу потеря времени из-за пространства и потеря пространства из-за того, что время твоего в нем пребывания не то. Огромные материки, в итоге, теряем, справляясь лишь с кудахтаньем на своем огороде...

***

Официально сказала, что над нами небо богов, но я-то знаю, что над ней всё время небо только одних богов - мужиков…

***

Пыль на скамьях, мусор за партами. Поучи-ка таких. И ведь из каждого надо кубик сделать! А из особо выдающихся - колонну. А из гениев - львов и сфинксов по бокам.  «Всё бессмысленно, всё упразднено - начинаем наш шестой урок праздника на сегодня, детки-идиоты!»

Веселья мужики. Разговора бабы…

***

Томлюсь я сегодня, колеблюсь - слишком много могу. Держа большой вес, смотрю вокруг болезненно и нетерпеливо: куда положить? Вокруг болото, хорошо с весом уходить в болото...
 (Ей Богу, на своей могиле, месте паломничества народов (газет народов), на памятнике своем великолепном, я напишу: «никто нигде никогда не помог мне - поэтому-то я здесь и сейчас умер. Собираюсь, правда, научиться писать вам даже из могилы. Утяну вас всех в болото, идиоты!»

***

«Не умничай. Слышишь, звонят? Это явилось еще одно войско держащих тебя за дурака» - так нежно выгляжу и так хорошо придуриваюсь. От одного их вида заболеть и ослабеть легко. И всё, что можно просто выронить  из рук. И под самой лучшей маской прею и потихоньку заболеваю – как враг себе, а они  будто вовсе не при чем…

***

Среди приближенных девушек своих в тот раз сел с особым, торжественным спокойствием. Как на троне сидел, загадав: «покорятся - останусь; нет - брошу это царство свое и уйду». Но у холопок опять слюна была ядовитая: «не дождется», шептали, даже и без особой нужды...

(«Что же не сказал, что ты слон?! Ты что?! Какая я тебе жена тогда?! Ты что?! Я лучше за Мишку пойду! Думаешь, я кобелей не найду?!»)

***

Видела огромного сатану в тучах. Он с неба, в разрыв в тучах смотрел на землю. Весь какой-то призматический, глаза как кирпичи прямоугольные - хрустальный суперробот. Огромный, ужасный, почти живой, смотрел так, словно хотел сожрать все живое на земле… (Этот мамин сон поинтересней  НЛО. В неопознанных черных тарелках, ящичках и ковчежках на землю, может, тоже кто-то прилетает, но, вероятно, такие же, как мы любители поесть и домоседы…)

***

«Дневник - нижайший род литературы» - мне кажется,  или нижайший или высочайший. И смотря чей дневник! И есть ли род у дневника?! Кто сказал, что дневник обязан быть  механической сводкой происшествий, старательным докладом школьника, вездесущей бабской болтовней? Достоевский, в лучшей своей части - это сочиненный дневник; автор находится внутри интересующей его жизни, а не наблюдает ее со стороны («участник - нижайший род наблюдателя»?!) Ей Богу, мне нравится другая фраза: «литература - нижайший род дневника»! Дневник нужнее литературы (а участники наблюдателей), потому что дневники, прежде всего,  пишут, а литературу - читают. Потому что дневник -  зеркало,  личностная попытка осознания мира,  часть самой жизни…. Правда, трудно быть ее органичной и интересной частью... При этом,  наблюдателем я тоже хочу стать  хорошим! как раз сейчас, в текущий (стоящий) период моей жизни. Быть может, не только на литературу, но и на дневник не отвлекаясь...

***

«Всё хорошо, ты чудесный, но... мраморный. Не пугайся - с виду ты похож на живого, никто не заметит (и кому замечать-то) - а осторожно вытягивай свое мраморное тело к небу. Это будет предположительно, но к Богу, а не от Него. А у Бога кровь, то, чего тебе как раз и не хватает. Поцелуй Бога не Иудой и потечет эта кровь по тебе, и порозовеет твоя мраморная кожа...» (Мечта, в планах у него  житейское: поторговать своей чудесностью честно и с выгодой. Дело, кстати,  совсем не плохое. Торгуют же, например, чудесными грушами. Просто мог бы чудесным человеком стать, драгоценным не только на любом базаре...)

***

«С ним задушевность разводить не к месту - ему только неуютно будет, непонятно. Или подумает, что перед ним блаженные, и попытается обмануть, верхом проехаться. Все они свинтусы, кони, коты, петухи в орлиных перьях, скрывающие смехом свою неспособность летать. Так что будь пожестче; даже слегка бесцеремонным - и всё сойдет отлично, признает и зауважает. И на остальных время не трать: «привет, как дела, пока» - понял? «Краткость - сестра таланта»…» (Зубы как атрибут улыбки и как способность кусать… Но, может, кто-то всё же будет возбухать…)

***

Ехал в автобусе с ним; почему-то запомнился; летом дело было - легко в автобусе одевались; но – кажется, летом не этим, а прошлогодним?!  Сознание светило с какой-то особой силой в тот момент, а более интересного объекта для  освещения и запоминания не представилось...

Что не пережито, то не понято. Что не прожито, то невозможно понять: говорю ей, но она смотрит отчужденно, со стороны, как на то, чего не существует в жизни. Все возможные мысли в одной голове помещаются, но обладатель головы обычно лишь малой частью из этих возможностей пользуется, живет себя в углу, в обществе двух-трех своих любимых извилин и в другие отделы ее не заглядывает…

***

Я уже достаточно добр и умен для того, чтобы жить пофигистом - человеком со свободным сознанием и полноценным воображением. Мои писания были насквозь философичны, а мои рисования - математичны - настоящее художество только еще начинается…

***

 «У нас сознательное крещение, а у них младенцев крестят» -  «Конечно, лучше сознательно в рай, но и бессознательно годится!» - «Не пью, не курю» - «Да, в раю будешь стоять в коридоре и не пить, не курить. Всю дорогу - только не пить, не курить...»

(Христос за всю Свою жизнь никого до конца не убедил, ни единого человека - те одиннадцать, по сути, поверили только после Его воскресения…)

***

Да нормальный он у неё, жили бы душа в душу в колее очень простой, прямой и понятной до самой пенсии и конца. Хотя она и считает его тараканом; хотя и завела бы любовника - какого-нибудь клопа. «Ведь и сама я мокрица. И толста не только от похвал, но и питания. Тусуюсь только на местном уровне. Хватко я, конечно, ухватила мужичка. И любит он меня. Но хотелось чего-то большего...»

И у неё он нормальный, два сапога пара. Хотя ее сапог и получше, все же. Опять-таки, всё ясно и предопределено настолько, что можно позволить себе какие-нибудь эффектные приключения. На байдарке там перевернуться - чтобы он ее вытаскивал, фырча от удовольствия... Но и здесь: «ему-то что, я для него свет в окошке - а мне хотелось большего…»

(Если я буду слугой дамам, то тоже никуда не денусь от обычной середины. Какая разница, художник ты или электронщик? - все профессии равны…)
***

Она всё била, но я уже говорил, смеясь: «нет, нет, ты что?! Так не считается! Всё - уже не считается!»…

«Сними с меня эту розовую кожу и ты увидишь рану. Она неказистая, но терпимая, только в одном месте мне пришлось ее заклеить белой полосой... А теперь ужасайся, родная; пожалуйста, ужасайся - чтобы я простил тебя и ожил, и ты могла воспользоваться мной...» - инструкция по пользованию мной. (Лазарь воскрес, но пелены с него смогли снять только плачущие и ужасающиеся люди…)

***

Дети - это боги, христы и мы, греховностью своей породившие их, должны изо всех сил стараться, чтобы было успешным их пришествие на землю. Никакого иного «второго пришествия Христа», видимо, не случится. И всё будет очень по рабочему – скорее с закатанными рукавами, чем в женоподобных облачениях. Этим наряженным, чьи дети от тоски лезут на стенку, явятся боги,  замученные проблемами и работой. Нам часто придется воскресать...

***

Удивляются, что я тексты свои  не читаю.  Трудно сопрячь  одиночество и толпу, трудно вывернуть  для демонстрации  очень большую яму…
 
***

Сначала назвал его «говном», а потом извинился – по-королевски сетуя на свою несдержанность и грубость. Да, блефанул я очень хорошо - не угрожая, не пугаясь. Да и что: пусть и не боксер я, но важно же не столько сильно бить, сколько неожиданно и по слабым точкам. Дал бы пальцами по глазам очередь, и всё бы действительно получилось...

***

Четырех девушек хватило, чтобы научить меня разуму в любви, двух тонн масла, вылитых  на  скалы…

Есть в ней что-то куртуазное - придворная фрейлина, милая лгунья, сексуальная чистюля. Способна и на любовь, и на брак по расчету. И на любовника по расчету способна! - ради любимого, но неспособного муженька. Вот и думаю я: с расчетом она ко мне или с любовью? По-моему, это  и ей самой неясно.  К положительным, серьезным и взрослым она, конечно, с расчетом двигает собой. А к оригиналам безденежным с любовью?!

***

Евреи - это рабы, которые смогли взять судьбу в свои руки и освободиться. Тот еврей сейчас, кто делает тоже. Это  невозможно без обретения Бога в себе: все мы в плену у государств и правительств, строителей  геометрических великолепий, и все мы видим, что мир заселен примитивными язычниками, которые слишком держатся своих подземных, ****ских корней и не могут сочувствовать свободе...

***

Ночью и в холоде Бог в огне, а теплым днем Он отдыхает на облаке. Но если нет огня в нас, то пуст день и только ночью призраком по небу проплывает какое-то облако. И мы глядим на него миллионы лет и не можем догадаться, что нам не хватает огня и воображения  облачного дня...

***

Позвони мне, Моисей, позвони - рылся недавно в бумагах и не мог отыскать камня заповедей твоих...

Заезжай, Илия, пожалуйста, заезжай, когда будешь в наших краях - я давно хотел посмотреть на твою крутую «тачку». В огне, говорят, колесница, а у нас дом небольшой, деревянный, но ты заезжай, пожалуйста, заезжай...

И тебе, Соломон, привет – я, царь Савский, хочу видеть тебя и спорить с тобой. Видел тебя недавно по телику...

***

«Великий писатель (музыкант, художник) Петров (Иванов, Сидоров)» - щепочка обыкновенная он, просто в глаз попасть умудрился, вот и мозолит. Если  вынуть и на тротуар положить, то ведь и  не заметишь. Они все уценены мной, потому что  на них я обнаружил заводские клейма...

***

Ныряли из своих окон на третьем этаже прямо в реку, что протекала сразу за узкой дорожкой с перилами. Гоняли на велосипедах, через каждые двести метров не поленившись расставить призы для того, кто доезжает первым. Опять плюхались в реку и, наконец, заходили в лес, уже чисто для отдыха, посмеяться над деревьями, которые жаловались на хвори свои, гипертонии и  ревматизмы - еще никто из нас не задевал перила...

Улыбка велосипедом съехала с моего лица и я опять отправился искать ту гору, что горит огнем, а она ждала меня. «Знаешь, мне кажется, я уже ничего не знаю, но все-таки не горю, не берет меня огонь, и потому я не могу согреть тебя. Более того, иногда мне кажется, что ты не ждешь меня, и я вообще  превращаюсь в камень... (Каменные горы из недошедших до огненной горы…)

Мы с ним вместе отдернули шторы, вместе сделали первый шаг, прочли первую книгу, сказали первое слово, влюбились, написали этот текст и поставили три точки... (Надергал первое, что в голову пришло и мысленно ему подарил – но для себя, чтобы стал он мне, наконец, братом…)

***

Протянув руку, я боялся увидеть в ней крупную купюру. Сделав шаг,  боялся  услышать аплодисменты. Открыв рот, опасался ощутить что-то сладкое во рту. Не хотел писать, потому что видел, как ко мне сбегаются Нобелевские премии…
 
***

Сначала был народ Божий - Израиль - потом были отдельные Божии  человеки - истинные христиане - а отныне будет лишь народ Божий в нас среди прочих народов в нас. Буду вести войну во главе этого народа и  проповедовать с ним же, чтобы поверить в существование отдельного Божьего человека: «пока сам не стану таким, не поверю»…

***

Сегодня я тоже крестился, пошел навстречу некоторым трудностям, от которых мог бы отмазаться с помощью неуловимого мига... Нет, как и вчера, я дерзнул, сыграл и крестился.  Не удивляйтесь: мы крестимся, играя духом, мы танцуем, мы песнь поем и подымаем знамя, в качестве зарядки, тренировки, турпохода восходя на свои зеленые татарские голгофы...

***

Борец, на которого напал сон. Началась его борьба со сном. А сон всё нападал, всё падал сверху, лапал за бока, подсечки делал. Наш борец боролся, но все же временами ему снился сон, в котором он боролся не со сном...

(Старое потеряло интерес, а новое  еще его не возбудило - вот и сон целыми днями, неделями. Никаких потопов из пророчеств - хотя уже горит звезда и топают волхвы, приближая выспавшееся утро...)


НОВАЯ РЕДАКЦИЯ

***

Тогда как раз всё закончилось, и я попал в такую тишину, что казалось даже, что больше  ничего не начнется. Себя изменить я не мог и  не пытался уже. «Можно и нужно делать зато» - вот в чем  видел выход, но дел не было, только размышления и рисования, невеста моя маячила где-то в отдалении, не решаясь ко мне приблизиться, и я смотрел на первый обильный снег этой зимы, облепивший все ветки деревьев и размышлял о ней, видя ее во всем  белом...

***

У язычников были бог-солнце, бог-зверь, бог-дерево, они понимали божественность  сущего, но не могли объединить всё в Бога вселенной, открыв бога в себе. Не могли открыть Бога-Духа, Бога слова и образа, Бога движения и сотворения. Им не хватало  широты и концентрации, т.е.  воображения...

Антики обожествили человека, себя, а не открыли бога в себе, они  обожествили тело, а не дух, причем наивно полагали, что обладают  своими телами. Сия вопиющая глупость была так лучезарна и безмятежна в инфантильности своей, что все пали и поклонились этим обнажившимся нарциссам, деловито убежавшим в ничто и никуда от всех проблем...

***

Самый смелый и смуглый из них, набравшись храбрости и темного огня, приблизился ко мне и трижды полоснул своей кривой турецкой саблей, произведя гигантские порезы, но  я так и не проснулся. Ужаснувшись, он упал и тут же растворился в пустоте, а остальные зашатались, зашарахались, закачались, с трудом удерживаясь на месте, хотя и  держались друг за друга. Поднималось красное зарево, по краям пульсировали желтые точки. Я вздохнул...

***

Раньше пытался нагреть их, разводя огонь под кастрюлей, в которой они помещались, но все обратились в айсберги с непосильно большой подводной частью, у них в их 20-ть с небольшим уже было по сто зим и много льда скопилось. Теперь я разочаровался и кладу под кастрюлю лед -  тоже не идеально растаявший, черт с вами - но, смотрю, над нею вьется дымок: сидят там и костерок разводят, поеживаясь, меня прежнего добрым словом поминают...

***

Вещь - это полюс друга и врага, они замерзают в ней так, что          не могут пройти мимо и избежать объятий. Враг другу подарил стул, а друг врагу подарил стол и всё, комната моя теперь оборудована...

И дерево - это объятие друга врагом. Тоже полюсные, правильные объятия - он сначала стал ужасной корой, и теперь никто не заподозрит его  в способности к разврату и возврату к прежним  заблуждениям. А друг ползет внутри за яблочком, пора радоваться и питаться, в синих колокольчиках зелеными язычками трясти, производя  мелодии, волосья и словечки...

***

Лето же было, вот я и понизил почти до смешного свой интеллектуальный уровень, тем более, что бегал  с немытыми волосами, патлами своими по яйцу, в котором на самом-то деле уже была дырочка - не знал еще, что выедено оно и очень мучился проблемами и  восторгался, когда решал одну из них, подползая к месту с дырочкой, которую рассчитывал не найти, а сделать.

А теперь я опытный и пинаю по яйцам ногой, если сразу во всем не дают убедиться. Я хожу теперь пинающимся шагом,  смотрю  плюющимся взором, я говорю слово и делаю жест, и гром на небе прячется в вате, а все несушки скорее бегут по земле и несутся...

***

Стрелял гвоздями, пронзая ими ранее забитые  пули. А сначала  их еще и выпорол - медленно летели ко мне, я просто устал ждать,  истребив свою прежнюю расстрельную команду и произведя существ более расторопных, взяв за основу не обезьян на вездеходах БМВ-ПЛИ,  а простого, скромного и еще достаточно молодого для того, чтобы перемещаться пешком от места одной расстрельной акции до места другой кроманьонца. Как мне быть с ним теперь, когда подлежащие расстрелу опять везде и всюду расплодились,  просто не знаю:  гвоздей у меня уже  нет,  а самоходы, под которые его можно было бы положить, уже уехали - дел много и я не люблю промедлений ...

Чем быстрее живешь, тем  скорее удаляешься от своего прошлого и сильнее забываешь его. Если так дело пойдет, я стану человеком без прошлого. Прошлый год пытался вспомнить, но это оказалось так трудно, словно прошло уже десятилетие.  Мне некогда ценить мелочи, всё уничтожается ради того, чтобы продолжить жить бОльшим. Я большой, но на очень черном фоне: «смелее, большой, ты должен стать  воплощением будущего, хотя сейчас в темной комнате и уперся в потолок…»

***

Через тернии - с друзьями, через колючки и редиски - с дружелюбным смехом. Чтобы боль как истину встречать под захоженными мамонтами и заезженными нами небесами. Боли мамонта отправляю с дружелюбным смехом через тернии с друзьями - их ждут поиски редиски - а я опять обозреваю небо...

Изначально одинока, в этот мир души пришла она, третья знаменитая нога. Всё кончилось хорошо и теперь шепчет душа:  «где бродил ты, мой сапфир, робкий, дальний Альтаир? Освещай мне путь и мир - всё печальнее Каир...»

Нетрудно с метелью круговерть земных законов обвенчать, пепел лжи свергая с трона - накурила. К высоте ведут ступени, но неудачи разной масти - крести, черви, дама пик – сначала ставят на колени. Всё же, под святыми, как угодники, творцами даже небеса можно нам преодолеть - хрупки, нежны и прекрасны, и жили вовсе не напрасно звон литавров, звука медь...

***

Они хитроумно падают, петляя, временами летая, свои два шага вниз на словах компенсируют тремя, а на деле только одним... Где взять утюг, который бы  изгладил всё лукавство мира…
 (Но кто-то же должен идти в эти лепрозории и проповедовать в них? Хлебать одно пойло с  людьми, что вечно переходят тебя в словах и не доходят в делах...)

С чем-то  справляешься, но если какой-то обман для тебя является непосильным, то, будь уверен, именно он и наведается… (Чем больше думаю, тем больше хитроумия разводится вокруг...)

Специально не включил  однозначный яркий свет - всё сделал в полусумраке, проявив внимание к нюансам. Комната с электричеством есть ванна с однозначностью, в которой мы тонем как котята...

***

Есть у меня на примете девушка с собачкой - мне кажется, она хочет со мной познакомиться... Плюс основной отряд: девушки со стихами, их шесть или семь и с каждой вполне можно наладить отношения любой степени близости. Плюс две или три подруги девушек со стихами, плюс девушка со скрипкой и гитарой, плюс три большие женщины, плюс парочка молоденьких баптисток...

Так и не решится ничего ни в зрелости, ни в старости, решение будет отложено навсегда, я буду ходить рядом, но говорить только «здравствуй» и «до свидания»...

Выпал снег и удачно залепил деревья. Мир выбелился, но я, ожив совсем недавно, еще не двигался, хотя и понимал, что декорация поставлена самая удачная. Пьесы начнутся, конечно, и их будет много, но, чтобы  сыграть хорошо, не спеша, всегда полезно  посидеть на дорожку...

***

«Романтик» - это, конечно, понятно. «Хитрец» - тоже понятно (т.е.  непонятно, хитро). А вот «хитрый романтик» понятно?! «Налетела грусть - пойду, пройдусь. Налетела хитрость - пойду, пробегусь». Хитро романтику дам прогуляться, романтично хитрецу помогу пробежаться... (Еще недавно здесь росло только три сосны и вот уже леса, леса...)

***

 Взойдя на холм, мои любови мигом скинули все маски и метнули стрелы, в колокольной ступе солнца появилися на миг.  Возвышая нежно с донца свой лучезарный, светлый лик, я за ними двинул тоже, на ходу разоблачаясь. Старый мудрый падишах, на пенсии привратничая в дверях травы по горло, посмотрел на меня с улыбкой, не оторвавшись  особо от газет. Первая из дев учила текст, начинавшийся словами «я согласна, но только  глядя в очи», вторая танцевала «антраша», впав в состояние, когда любой танцор кажется джигитом, и только третья пробиралась цепкой ниткой, не качаясь, не спеша. Я завяз в ней в легком вдохновении, бросил наблюденье за лучом – теперь и так нас до среды  никакой дождик не подмочит...

(Вот со сказкой чердак, голова то есть. Здесь картонные куклы отбивают минуты, тихо тени ложатся на пыль, и взвивается некто, еще не научившись ждать или звать меня «Никак». Где болит, там не окончены процессы...)

***

«Мы едем, едем, едем - пух, пух, пух» - «Уважаю. Ехать, конечно, хорошо, но поразнообразнее бы» - «Мы едем, едем, едем - бум, бум, бум» - «Уважаю. Ехать, конечно, хорошо, но помягче бы» - Мы едем, едем, едем. Наш дух как камень»  - «Уважаю. Но игры бы побольше» - «Не свернешь; всё равно мы тебя переедем...» («С Богом внутри можно жить человеком, а без него приходится надевать латы и тогда уже не очень потанцуешь-полетаешь, сваливается в тупость всякая езда» - «Нет, просто у тупиц очень крупный почерк и чтобы написать сколько-нибудь внятный текст, приходится по буквам ездить на машинах…»)

***

Виток судьбы. Резьба судьбы. Шуруп судьбы.

 Светлый ангел в окне. Светлый ангел в дверях. Светлый ангел в ведре.

Путь прочерченный. Путь нарисованный. Путь пролитый...

***

Учителя, которые не верят ни во что и, следовательно, не знают ничего. Но они очень любят насмехаться над обучаемым ими народом и потому внушают ему то, от чего нельзя не впасть одновременно и в  идиотизм, и в самоуверенность всезнаек. Тупой ведет слепого в яму, которую, видимо, для них обоих выкопал глухой...

***

Вся дорога в лезвиях и не проехать к смычку в огне, чьи тени музыкой. На улице гул, кто-то тащит сундучную ветхость, прикрепив два крыла, чьи тени музыкой. В сумраке ночи светлый ангел  сидит на капоте «Рено» и болтает ногами, чьи тени музыкой...

***

 «Но как вернуть мне книгу вам?» - «Ну, оставь у N., я потом заберу» - «Нет, назначьте день и час, сию ценную книгу я хотел бы передать вам, так сказать, из рук в руки, из ног в ноги - и из губ в губы передать...»

***

В одной стороне половина неба льет воду, «дождь», половина сыплет пыль и мелкие кирпичики, а в другой стороне остров - остров, а не облако, потому что растет на нем сад, с одной стороны, огороженный  забором, с другой...

***

Карнавал. Вдруг на карнавале вихри возникли, и стало распадаться и раздвигаться его кольцо. Уже  поле,  сумрак и только отдельные группы пытаются танцевать, делают какие-то пьяные «па», а остальные теперь погружены в свои интересы. Блеск  венца в такой ситуации оказался совсем нестерпимым и его, наконец,  куда-то убрали. Тоже и с бессмертьем – ведь оно ужасно точит струны. Но снова жизни  нет дела до моего второго тихого дыхания, она по-прежнему знакома только с бурным. Карнавалы и дела сменяют друг друга, раскручивая и раскалывая голову, а все тихое навечно остается тайным...

Полусферы - полуверы стекло и хрусталь. Пусто пока, но полусферы уже на столе и идет репетиция - завтра прием, всемогущий вестник, что не понят и полузабыт, нас к звездной пропасти влачить прибудет ветром с моря...

***

Всякий скрип как скрип великой каравеллы в море. И всякий шорох издает великий кто-то - ночью он пошел попить воды. Всякий стук - Петр Первый забивает  гвоздь, а всякий хохот - Наполеона...

***

Не сойти с орбит неспешным шагом - я ехал в сторону, нырял вниз, а воз мой и ныне там, на полдороги, за селом, у ложбинки рядом с рощей. Там сейчас болото. То был шаг самосожжения и теперь лучше все же идти неспешным шагом до села...

Бездомная капля в каменной руке и беспризорная капля в железной руке, всюду руки и капли, но еще много нежных капель в небесных руках и я смеюсь, вытягиваю руки...

***

По глупой надежде моей били миллион раз - причем всё неплохие люди (как их много) - и она, хотя и неохотно, вбивалась и уходила в землю живьем. Теперь торчит лишь полбашки, и теперь она только дышит. Теперь она не трогается, и ее не трогают, и я раздумываю, обозревая других  людей дороги, холмы, поля, леса и реки...

Роса - тысячи лун для кого-то, но потом это прошло…

Люди ушли, дыханием своим никого не задев, и лето уже роет колодцы: собирается сначала топиться, а после лезть в холодильник. Брат пробежал, уже сильно поеживаясь и выпуская пар, а я еще не дышал...

Вино. Вдруг над поверхностью вина возникла голова, а следом и остальное всё и сообщило существо, что творец оно - всего, не исключая и вина. А раз творец, то и владелец. Это было очень мудрено и сразу кто-то помолиться, а кто-то помочиться прибежал...

Этот листик сам сложился пополам, а вот его соседа уже я сложил два раза. И трубочка - моя работа, и правильный квадрат. Короче, над всеми листами  поиздевался, освоил дерево, увидев лист, который сам, борясь с тлей, сложился пополам...

***

Трудно ей полюбить меня - недоверия много. Соответственно: пограничники, ПВО, внутренние войска, самолетные эскадрильи и танковые армии, плюс ядерное оружие, плюс милиция, таможня, пресса, отдел кадров и господин участковый - все бдят,  на страже. Ей надо упразднить государство, чтобы полюбить меня, но ведь примеров для подражания еще не существует на свете...

(«Свободная пресса» или «свободное искусство» - это почти такой же нонсенс, как и свободная армия: когда в данной местности, в среде данного населения пребывают целые армии не только не свободных, но и вооруженных, ни о какой свободе по соседству и речи быть не может для умных людей...)

***

На кассете - Цой, но в конце, как дописка,  мелькнула классическая опера. «Ей Богу, это переложение Цоя, которое повсеместно победившие «голубые» сделают  в 22-ом веке!..»

 «Слушай, тут у меня твой Фрай (есть такой «писатель») истомился, хочет новых нежных и ласковых рук» Сколько тут цитат и  намеков ловких, а?! Не разговор, а элитарное худ. произведение. Хотя если руки очень нежные и ласковые, то принадлежат они, наверное, гомику...

***

Пули деловито-спокойно летали туда и сюда, вежливо кивая друг другу при встрече. Носили сообщения, иголки, нитки,  даже мед в наперстке. Еще: исполняли приговоры и помогали разрядиться. Но всё  от любви к цветам: всегда огибали цветок, отказывались летать на цветущей поляне...


***

В сквере темном, при виде всей четкости теней, того, как вянут орхидеи, и лист согнулся пополам, томление мое достигло наважденья, паутины. Я видел там мятые постели - для прерванности снов - а возле нимбы светленьких голов. Я слышал шепот... Над сизой гарью от костров кто-то летел, повинуясь тяге, исходящей от вдали меркнущих  огней, и сей полет, с затемненной пилотской кабиной, был жутко зыбок посреди круговерти и тенет и снисхождения бомонда - сонма розовых орлов. Потом началось море, шквал яростных тиснений...
 (Сквер оказался лабиринтом, я не мог проснуться и перейти в явь, а не в следующий сон!)

Глаза океан, дом жемчуга морского: летают птицы, самолеты над тобою и едут корабли. А во дворе-то пальмы - плачущие ветви - а за двором трамвай, что весело окрашен и  звенит, все бездны, что тобой отрыты, снова заполняя по пути...

Живые лики каменных людей, бровей излом песчаный. И лбы вздымаются как тучи, воды к северу тесня. На парапетах птицы, и брызги мраморных взвихрений летят до прибрежной полосы и к солнцу юному, что расколотит камень...

 (В 88-91-ом годах я чуть ли не всё время убил на смотрение ТВ и чтение газет-журналов. Теперь  насмехаюсь: «Меня позвала революция»…)

По ветру парусником плыть и чтобы ни в ветре, ни в паруснике не было изъяна и, главное, чтобы на море не было ни айсбергов, ни гор, ни городов - а также камней, бревен и морских огромных тараканов, ведь сейчас ломают в море и города и горы, чтобы ветрам не мешали дуть, а парусникам и без команды плыть, желая, чтобы с виду было всё как раньше...

К чужой слезе есть стимул сначала тропинку прочертить, а после и дорогу проложить, а где пустыня, сухость или затопило всё, там нет резона тратить средства: слеза-цивилизация, ты ангелом по миру бродишь...
(А в океанах битком набитый сумасшедший дом, все скачут и  кувыркаются. И в пустынях дурдом, только другое отделение, не психопатическое, а шизофреническое)

После белого, нормального утра началось: день был синим, вечер желтым, а ночь красной, так всё накалилось. Следующее утро, разумеется, было бурым, чуть ли не с проседью и я с тоской ожидал подъема  дня...

С утренней доверчивостью обратился к людям, за долгий день наполучал от них щелчков, блевотин, и к  вечеру снова обратился к Богу. Всю долгую ночь мы с Ним обнявшись неподвижно  простояли и, в общем, у меня-то не было надежды, но Он снова сделал Свое дело, Свое чудо - откуда-то медленно стали прибывать тепло и свет и  получилось утро...

Шли между плескавшихся садов в  очень приятное утро. Потом выбрались на шумную дорогу. Шумел на ней, в основном, камыш, но были и музыкальные орудия, и даже один старый диктор с соловьем и детский вездеход. В одном месте навстречу нам поднялся ветер - блуждая, кого-то он отлавливал в засаде. Потом начались четкие световые удары ламп - вечер на долгой дороге. А вот и наши остро-синие шпили, стекла в сумерках, родные места...

Смеется бликами небесная волна, и  в  аду нашего стройбата прозвучала шутка. А ведь так давно крылья мотылька здесь не взлетали. И осколки хрусталя мы долго приминали. Завидев нас, всегда тревогой светится луна - ночей бессонных тьма, всё дела, дела и как бы не до шуток...

Марс, Юпитер и прочие планеты явились на дешевую нашу  распродажу. Юпитеру, в частности,  понравились наши памятники, а Плутону - техника. Марс забрал города, мол, недвижимость всегда в цене, но жадность подвела: перегрузился и закачался, стал на помощь Венеру звать, но та - ****ь спаленная, только на колготки и позарилась...

***

Усилия физические, усилия умственные - и стул стал мягким. Хорошо: сидим. Снова усилия, механизмов нагнали, модельеров, мастеров и умников всяческих - и стул поехал. Хорошо: сидим. Еще и еще: трактора и экскаваторы шуруют, в институтах свет горит допоздна - и стул полетел. Хорошо: сидим...

***

Уже в четыре темно, иду в темноте, а под ногами такой лед, что я чертыхаюсь: «что они пишут и рисуют, дурни? Где вот этот сказочный, призрачный мир, этот мрак, в котором мы, например, полгода сидим...»

Напрягаю мозг просто для того, чтобы пошли волны. Волны не поймают рыбу, я ни до чего не додумаюсь. Пуст океан, и волна - это сеть, которая бежит по пустоте, надеясь встретить своего рыбака...

Любимым деревьям, растрогано: «а ведь не будь вас, никто бы ничего подобного придумывать не стал. Мол, что за дикость и нелепость. Эти ослы только  голую бабу без устали ваяли, весь мир превратили  в огромное  порно. И эволюционировали, конечно: мужики превратились  в столбы, а бабы в ямы. И стал  мир местом ровным и пустым, столбом воткнутым в яму по самые уши...

***

Традиционализм - сундук, от долгого стояния пустивший корни; дверь, уже в сторонке к стене прислоненная, отдыхающая, но разрешения войти ты у нее спроси...

В науках и техниках такой же процент лжи и истины, что и у гуманитариев. Бредовая теория о превращении обезьяны в человека -  только наиболее заметный представитель такой лжи. И сколько написано диссертаций совершенно липовых и сидят потом сонмы академиков из липы и мешают жить тем одиночкам, что жить хотят, что и сделали всё...
Талант - это не только украшение и приправа для серой жизни, но и нечто обратное для серых людей: «что-то зыбкое, всюду замысловатые заходы куда-то не туда...» И некому сказать: «ну что вы, как раз это и есть то, что нужно!» - и, стесняясь, уходит талант в никуда, где льется водой на песок и, надгибаясь, ведра пустые таскает...

Антика и вечно  модный классицизм - это и есть Адам в раю. Бог только евреев выгнал из рая непроходимой глупости и детской наивности, остальные всё так же трутся друг об дружку, ничего не видя дальше тел. А что? если имеешь сексуальную жену, доходную службу и  какую-то сообразительность, то почему бы и не чувствовать себя либералом, пребывающим в раю  - хоть нагишом ходи. Вот только змеи всякие кусаются и яблочки на дереве не те -  с похмельным синдромом все. И, главное, бессмертье куда-то отлучилось...
Мечта - это крылья духа, его обыкновенная подъемная тяга. Мечта - просто-напросто Бог. Кто строит рай здесь и сейчас, тот мечтал когда-то и где-то, но закруглился, поспешив обменять Бога на  дело – чего никому (и мне) не избежать (не только язык, но и руки «прикраса неправды»)...
Христианин решает проблемы, а буддист убегает от них - считая это бегство решением. У буддиста монастырь в его квартире номер Н, что находится на М-этаже, Л - подъезда дома номер К, расположенного в Е - квартале. Буддист от зла отгородился стеной, а от пустоты занавеской… Бьюсь об стены, смотрю на зияющее, голое окно, не выдерживаю, занавешиваю его и откидываюсь на мягкие подушки. Но утром первым делом бегу, словно душат меня, и опять их открываю и по стенке начинаю постукивать... (Кружевные занавески из спермы и оргазмов,  с помощью которых можно было произвести  экстатического человека…)

***

Назревал скандал, но я вышел на крыльцо, сказал себе, что жена у меня замечательная, красивая, нежная и даже романтичная, но кусачая и запел невероятно сильную песню...

Намечалась потасовка, но я вышел на крыльцо в одних трусах, сказал, что жена у меня блудливая, алчная и даже кусачая, но прекрасная и запел  хриплей, чем у Высоцкого  песню...

***

Огонь тонкими струйками проник в воду, и в этот момент в котле,  как в железном театре без зрителей, забурлила  вся мировая живопись...

Вода тонкими струйками проникла в огонь, и в этот момент в костре сгорела вся мировая литература, и в возникшем взамен донесении поход наш  был признан неудачным, комом, первым блином (трем следующим поколеньям теперь ждать, пока рассеется гарь, будут неграми поневоле…)

***

«...Трехразовое питание, двухразовое какание, сижу в кресле, мама, и не нервничаю спиной...» - из письма.

Нырнул на духовную глубину - и только ноги над поверхностью болтаются. Огрызнулся с глубины: «а вы их используйте как-нибудь. Хоть как подставки - я ими больше болтать не буду»...

Теория -  устройство по выжиманию души из тела. Богом, проповедью на меня насела, и в виде пота отдал я душу поверхности тела. Сух стал внутри как дерево снаружи, и трудно потом отмокал, но зато башка у меня теперь крепкая,  строй на таком основании, что хочешь...

Не зная, что можно ходить на ногах, строил ходули себе. Долго пришлось над собой насмехаться, чтобы  спуститься на землю. Зато чувство юмора какое теперь! Особенно над конструкторами и технологами люблю посмеяться. Раньше на ходулях пытался увидеть «мир реальный», а теперь на ногах стараюсь разгадать его и насладиться всей причудливостью жизни. Хотел построиться до неба, а теперь лишь бы  взлететь - пусть и без мира, в одиночку. Раньше сидел в стороне и думал обо всех, а сейчас сижу со всеми, но мысли  гуляют сами по себе...

***

«Стоит таз. Едет «МАЗ». Горит газ. Щелчок - и «МАЗ» погас». С чем был таз? И не на газу ли?  Таз с цивилизацией. Но если бы «МАЗ» в тазу стоял, то там же горел бы и газ. Или газ в «МАЗе», накрытом тазом...

День сомнительного толка. Зверь, что лапой в нетерпенье бьет. Прохожий - подходит, в притворства сон уйдя. «Шатаясь, издаю я жалобные стоны в парке, днем сомнительного толка пересекая тьму, где кто-то третий рвет, грызет кору...»

***

Высокие слова - это стаи белых голубей. Или орлов эскадрильи. Мои орлы и голуби взлетали очень высоко, и я решился жить, двинулся по миру в их сопровождении...

Сказка о царствии Небесном и о любви Бесконечности  - и у меня трепет величиной с быка. Совсем иначе уже путешествуется по дорогам куста этой ночью очень сильного ветра. Дерево жалоб покрылось снегом свободы. «Как завалило-то меня, как завалило»...

***

Мы сидели и сидели, но тут, выйдя из боковой двери того же здания, пригнувшись, по двору две девчонки пробежали под дождем - оказалось, это те самые певицы и  ради них сидели мы, сидели и мы теперь еще сидели и они нам пели, но сразу после они, конечно, вновь  уехали в Москву...

***

Традиция - суп переваренный. Эти писаки уже не по нашим кочанам ходят, а по черепушкам себе подобных. Такой выдающийся опус - и только З тыс. экземпляров! Потому что уже битком коробочка, хватит. Пора жить наоборот!

***

Ох, опять надо звонить этим девицам... Не люблю ведь уже, тягость... Впрочем, может, через пять минут полюблю… на полчаса…

«Вот бриз игры любовной кавалера густонаселенных бледных стран. Вот вскоре хрип победный... Но потом он просто растворился в туземном населенье, всю бедность сумасшествия изведав, снег белизны и гладкость черноты, где только сон беспечный ступает по траве и обдает тебя росою...

На твердой почве его презрения все же выросла трава недоверчивости, и поэтому  куст тревоги закачался, но  он на него не обратил особого внимания, видя, что в пейзаже нет  деревьев страха. В конце концов, жизнь ее - безумный карнавал в пустыне спуска, деградации, она поглощена борьбой с печалью утопления наших жизней во всяческом дерьме и вряд ли ее занимают метаморфозы посторонних…

Всё, что удалялось, не могло не выразить покорности, а всё, что приближалось - агрессии. Прекрасное, как обычно, пахло женщиной: правильность чертами  под солнцем Африкой...


***

Большое прикинулось кроватью, а маленькое - книжкой на большом. А потом большое изобразило человека на кровати, а маленькое - бумагу и слова. А еще человек грыз маленькие семечки - в первое же маленькое он почему-то только заглянул,  потом отодвинув его вовсе; может, сгнили эти маленькие, будучи потеряны где-то в стороне…

Одежда опять смотрела человеком, пророчила лежание калачиком, быть может - смерть. Маразм отчаяния – при том, что раньше были же толковые сомнения. Вся собственность, которая осталась - достоинство, забавность мыслей, странность чувств...

***

Зачем  в двери оставил щелку в темноту -  хочу контролировать что-то? Не хочу замыкаться в однокомнатном раю? Там темнота, все спят и потому  там темнота и холод.  Все же, я не имею права закрыть эту дверь до конца, должно быть или светло и холодно от темноты или темно и тепло от внутреннего света...

 Мальчик может мечтать и о работе пекаря, а взрослый понимает, что даже у царей и капитанов только должности и убогая служба ради  насущного хлеба. Мальчик не взрослеет, а только выживает  в этих работягах и отцах семейств. Им, в общем, нравится работа, хотя убогости простор и смотрит царством, морем...

И тяжесть казалась сном, и команда офицером... - но после снова высота его глядела лбом своим и пьяная мечта прижималась подругой преданной и верной...

***

Ей, видно, очень на меня наплевать, раз она позволяет мне обнимать себя просто так...

Ей, видно, очень на меня наплевать, раз она боится даже моих простотаковских объятий...

Ей, видно, очень на меня наплевать, если она, с другим обнимаясь в охотку, строит мне глазки...

«Ей, видно, очень на меня наплевать» - подумал я, и вправду утираясь...

***

Мои штаны в мои ноги вошли, моя рубашка в моё тело въехала, а моя шляпа влетела в  голову. Всё для того, чтобы ближе стать…

Шляпа влетела в чужую голову. И тело было не моим. Я в одних штанах остался. Рыбачу, загораю и штаны подтягиваю. И ничего не помню...

***

Я все еще хотел нырнуть в  романтику и поэзию с любовью, но вокруг на поверхности   толпилось уже слишком много совершенно прозаических девиц и корабликов с поэтами...

Луна -  должность моя. Солнце?.. Солнце -  мое сознание здесь и сейчас. А звезды - публика…

Подошли должности-луны с делом к моей луне, но напоролись на солнце... А знаете ли, что солнце самодостаточно? Только оно и публика, но публика вне игры. Космос - это стадион со зрителями, но без игры - игра-то всегда лишь на нашей далекой планете...

***

Митяев: «лето - это маленькая жизнь». Греет - за маленькими делами. «Заправка постели - маленькая жизнь». Пока тепло в душе как летом, всё наше маленькое - жизнь. Смирение - это лето для маленьких, теплое к ним отношение. «Согрел все детали свои и они сами построились в целое, просто сдружившись»...

***

Я: «если ты не борешься с плохим в себе и поблизости, то ты преступник, а если борешься - грешник, из-за ограниченности успехов в этой борьбе»; а они: «если не боремся - грешники, а если боремся -праведники». В этом сдвиге вся разница между Ветхим, Религиозным Заветом и Заветом Новым, Христианским.

Получается, что в Новом Завете человек маленький, а в Ветхом большой. Человек сошел с небес - где общался с Богом - на землю, сокрыв Бога в себе, с собой Его прихватив. Сошел, чтобы снова подняться, но уже вместе с землей...

Религия - это крепость, в которой молятся Богу и стреляют по другим крепостям. А «в миру» они как все, под микроскопом надо отыскивать отличия... А Бог везде, но  только не в местах, в которые не пускают маленьких бродяг.  Они камень и, иногда, хлеб, а христианин - это хлеб и, иногда, дух...

В крепостях праведники и прекрасные души - хотел поучить, так сразу перебили: «ты что?! мы сейчас сами тебя всему научим!» - а под крепостными заборами люди «оторви и брось»  - ты ему слово, а он у тебя последние штаны - «в долг». Где-то между должен быть кто-то еще: хожу, смотрю, грешу - в невольных мыслях по крупному, а по мелочам даже сознательно и явно...

***

Новая напасть: после долгого периода отдыха от убогих соотечественников и наслаждения музыкой непонятной речи, стало казаться, что  иностранцы - всё же не те человеки. Почувствовал себя кожаной крепостью, полной мяса и крови. Шаг оказался ширмой - раздался взрыв и из здания девушки в доспехах и с кошкой вышел почтальон, сказавший, собственно, всё совершенно по-русски...»

***

Планета Герой Советского Союза. Картина Герой Советского Союза. Фонарик Герой Советского Союза. Взрыв Герой Советского Союза. Зубы Герои Советского Союза. Стакан Герой Советского Союза. Банк - Герой Советского Союза. Пациент Герой Советского Союза. Свитер и штаны - Герои Советского Союза. Губы Герои Советского  Союза. Песня Герой Советского Союза. Дорога Герой Советского Союза. Даже мясо и кровь Герои Советского Союза, а вот война - это антигерой Советского Союза...

Ключ Героя Советского Союза. Замок Героя Советского Союза и сундук Героя Советского Союза. В сундуке свитер Героя Советского Союза - сам не Герой Советского Союза. Одел свитер, потоптался на крыльце, которые все Герои Советского Союза и пошел себе улицей губ Героя Советского Союза, дожидаясь ночи Героя Советского Союза и девушки - аэродрома для своего самолета...

***

…Это всё равно, что укорять охотника за то, что у него мясо в крови! Ты лучше посмотри: опять фанатик на кровле! И у насильника снова обыватель в руках! Даже почтальон в щели без одежды! А у этого «героя» в кармане круг, и наш любимый учитель с его помощью учится летать на самолете! Я же вижу! Когда карман с добычей, сразу воротник как песня! Когда вокруг такое, чего же ты ко мне прицепился?! Ну, есть у меня на левой руке пациент; и еще парочка внутри, но о них мы сегодня верещать не будем. Вогнали, понимаешь, автора в краску на стенах...

...А там, в принципе, масса народу. «Парни» - говорю, «эта девушка - Герой Советского Союза, а кабина в огне и добыча на дороге - ни один урод без мешка не останется. Только ключ мне оставьте - мой пациент; у него пока не та кардиограмма. Фанатик уже слезы льет над шифром...»

Огонь - мужчина, никогда не плачет. Дым -  всё горе,  которое он может себе позволить... И стакан - банк; в кредит здесь можно получить даже мелодию. И сразу вся планета хлебным шариком. Все мелодии -  свет в конце стакана, только нельзя же банк совсем уж затемнить. Здание стакана... (Здание -  упакованная дорога, сундуки с богатством, которые наездила она. Дорога -  приют почтальонов и учителей в волосах, одежде, очках и слезах. В очках, кстати, свет журнальный, квартира с самокатом. А почтальон, в принципе, пациент земли и его лечат даже заграничные врачи...)

(Десять лет я догадывался, что жизнь -  загадка; некому было подсказать. С подсказкой теперь было бы на порядок быстрее и легче летать...)

Волосы головы автора и другие произведения головы автора... Он вообще герой: у него в кармане сумка, а в сумке мешок, а в мешке ящик, а в ящике контейнер. Последний - про запас. Дачу строит. Пишет произведение с подтекстом и строит двухэтажную дачу. На даче курящая кошка, которая говорит «все лица уродливы», а в произведении есть фраза «зубы есть здания первобытного прошлого» - ее он придумал по дороге, проезжая мимо станции по разведению  можжевельника. Зубы бродяги имелись в виду, а бродяга, хотя и был только бутылкой, стал теперь можжевельником - одна из редких разновидностей бутылок похожа на одну из редких разновидностей можжевельника... Вот так обстояло дело, когда губы головы автора, приехав не на дачу, шагнули к девушке с звонком, а художник и насильник - парни - проходили мимо в поиске интересных развлечений или хотя бы чтений...

***

В именах очень важна первая буква и лучшие буквы - это «Д» и «А» - в них звонкая сила. А второй эшелон, буквы крепкие, но не блестящие -  «К», «Л», «М», «С», «Т», «В», «О»...

И вот теория  взаимоотношений: в паре первых букв - уже прогноз! Дима-Александра - это «ДА», но если вверх возьмет она, то будет «АД» - Димам надо избегать главенства над собой людей с именем на букву «А»! В «ВО» - Вова + Олеся -  нет никаких разночтений: «ВО!» и всё. Правда, если пропустить этот первый вариант, то может и «ВОнь» начаться - как при «ВН» - Вова + Наташа. Еще примеры: Коля + Гузель - сильное сочетание  (почти КГБ); и «ГК» не хуже («Гос. комитет»). Дима + Гульназ: «ДГ» - неплохо, а вот «ГД» - плохо («Гад»); Нурик + Насима - все удвоения хороши, хотя и узковато выходит; Денис + Наташа -  хорошо («Динь», «День»). (У Дим с Наташами не хуже) Аня + Алексей - нормально (кстати, какой постельный крик лучше: «ААААА!» или «ДА! ДА! ДА!»?!)... Но, может, ей, этой гипотетической Ане и «ДА» скучно и «АА» убого, а вот какое-нибудь «ЛА» (Линар + Аня, например) своим «ла-ла» сердце веселит?! И вообще:  надо же еще  взять вверх для того, чтобы твоя буква стояла первой. Или наоборот - уступить, чтобы удача пришла.
(Дима + Вова - «ДВ» - хорошо: «Двое», «Двигать». У Димы вообще со всеми хорошо, если он первый: Дима + Олеся - «ДО» - очень даже прилично...)

***

Свожу его с ней! Она, по крайней мере, проявила необычайный интерес: звонит с утра пораньше - неслыханное дело. Но и наш оболтус, надеюсь, раскачается, как только очередная простуда пройдет. Надеюсь, она его мужиком сделает - без чмоканий и ужимок. А он ее - женщиной, чего явно хочет. Лучше с ним, чем где-то еще обжигать крылья на известный манер... Я столько бился и ничего, а ему даром дается! И сейчас с удивлением смотрю: как я мог быть влюблен в эту наивную девочку?! Пьян был от творчества, а в пьяном виде симпатия заменяется любовью, а равнодушие симпатией...  («Это от любви она так поглупела, понял? А тебя она будет отгонять как можно дальше, чтобы не мешал и не напоминал  о прошлом. Ему достанутся губы, а тебе зубы...»)

***

Гибель - это так интересно! И мне интересно, и другим моя гибель должна быть интересна заведомо…
(И ведь не знают они, что я наполовину играю, прикалываюсь над страхом жизни… А любое благополучие почему-то устраивает только полчаса: полежал на нем, заскучал и само как-то всталось  и к окну подошлось...)

***

Луна как бессонница и нервная клиника. И восторги иногда тем настойчивей, чем плотнее прижимается ужас...

А русалка? Знаю я одну русалку-скупердяйку...

Я уже никому не верю, веду себя жестко и говорю «уходи отсюда, моя самая нежная душа; укройся где-нибудь в лесу - в городе сейчас не тот сезон, чтобы собирать цветы и ягоды, которые ты любишь...»

Не делать ничего ближнему своему средний человек всегда найдет причину. Он просто сам удивляется, как много их, причин: «то одно, то другое...» Зато как занимает и утешает его то, что он хотел: «я же хотел помочь - как герой какой!»...

Люди - жалкие пустые ведра, которые очень разрозненно бренчат о том, что в них что-то завелось. Они «личностно» разъединяются - и объединяются в стадо всякий раз, когда обращаются в бегство и молятся своему до обморока слабому богу...


***

Она носит черную куртку и пишет стихи про полеты: в глухой черной крепости сентиментальная птица летает... (Над всякой крепостью сентиментальное знамя… Сентиментальность пирата выявляется, если он женой обзаводится. А что жив до той поры остается – свидетельство умения лапшу на уши вешать. По сути, он в пирата играет… Так и в первом случае две игры: в стихи и в черную куртку; для равновесия весов в поисках золотой середины…)

Он ухватился за солнце как за спасательный круг, но его пессимизм столь тяжел, что солнце вместе с ним спустилось в самый подвал, не отогрев даже руки...

(Жизнь всех побивает камнями и лесом, и мусором, и греческой статуей, и всем, что под руку ей попадется...)

***
 
«И что это за настроение у меня вчера было?! Нелепость! ...А тогда? Тоже глупил...  Даже удивительно, теперь-то ясно вижу... И это не то... И непонятно, когда же было то, что нужно…» - «Что за дурацкое настроение - видишь  исключительно то, чего  не хватает! За всех своих врагов так стараешься, что, ручаюсь, половину из них разжалобишь, и они тебя хлопнут по плечу почти что по-дружески…»

***

«Работал дворником...» - «Где?» - «А-а, на одном марсе. Потом еще венеру сторожил. Учреждение было приятное вроде бы, но, правду сказать, те космические ночи с ужасом теперь вспоминаю...»

***
 
Миф народцев нашего мира:
«Убил на этом свете - попал на тот. Убил на том - попал на этот. А вот если ты на этом убил того, кто на том, то нет тебе прощения, будешь вечно жить. И мертвецам живых убивать не полагается, но тут без проблем: они свой маневр лучше знают. Там вообще получше...»
(А каждому мертвецу, т.е., умершему, сразу находится живой аналог, сходный экземпляр...)

***

С одной стороны, страсти, а с другой - расчет практический. Лед  и пламень - две страшные напасти. Вообще, процентов на 60 себя любят в любви. И что толку, родители, в вашей слежке - научите только врать как агентш, чтобы было в чем соревноваться со своими агентами. Овцебыки, коровы, овцелошади, кобылы и овцеволки с волчихами своими. Сегодня у них любовь, завтра ломка кроватей и даже столов, а послезавтра новая  зараза...

***

Всё, пожалуй, я могу поставить точку. Поставил, видели точку? Именно ее  имел в виду. Ладно, снова ставлю точку; после слова «точку»  поставлю точку и больше ничего писать не буду, после того, как я поставлю точку; вы только смотрите, как  ставлю точку - не на точку, а на то, как  ставлю точку, все до одного смотрите в точку, она скоро появится, я хочу и в пространстве и во времени попасть в самую точку, и потому вы терпите пока, и ждите слова «точку», я пока не буду загибать конец у слова «точка» и пачкать лишнего бумагу – я еще чего-то не понимаю в данном  знаке, в этом слове, которое его исчерпывает до точки и потому мне, конечно, совсем рано ставить точку. В каждой точке  вижу еще две, и так будет всегда – шиш вам я поставлю, а не  точку...

***

Чуждая среда передергивает мой механизм как умелая рука - затвор у самого могучего ружья-бумагомарателя, и я уже не обнаруживаю себя. Милый хозяин, но в интерьере его   все же вижу то, что меня передергивает...
 
Размышления у парадного телефона: «Во-первых, поставлю дело так, чтобы самому не звонить больше; и надо выбрать тон такой -  «как ни в чем не бывало»...» - «И поставишь, и переставишь, и уронишь. И выборы будут и довыборы, и перевыборы...»
 
Ах, как не люблю я ездить! Люди так близко к тебе в общественном транспорте, что думаешь только о том, что тебе со всеми не по пути...

***

«Он и сложнее,  и проще, потому что его сложности интереснее и не надо надевать никакого противогаза, углубляясь в них. Не чувствуешь себя утопленником и, соответственно, не надо изображать из себя водолаза...»
(П.С.: Моя точка жизни никому не даст утонуть. Я сам выжил после страшного крушения… Хотя сам всю жизнь пишу с музыкальным стимулятором – значит, и прочесть написанное окажется непросто в гнетущей тишине… В итоге, правда, музыка на 90 процентов для меня уже не музыка – просто по всем бесчисленным дорогам кто-то гоняет музыкальные машины и даже поезда, они навсегда остались в стороне…)

«У тебя в мазне  суперзагадки. Так нельзя, суперзагадки надо загадывать серьезно» - «Не побрезгуй пятном и трещиной...»

***

Чудо - это то, что вызывает  предчувствие оргазма без употребления члена. Чудотворец вполне может вести себя с достоинством, заявляя подруге своей: «сегодня мы  половые органы соединять не будем!»

...Мир так легко снова стал загадочным, что нам, видимо, придется жить еще тысячи лет. Что-то очень большое и правдоподобное чудится мне в этом маленьком и нереальном. Я вижу зверей, в зоопарке с которыми еще никто не бывал. Вижу страны на верхушках деревьев, они ведут себя независимо и одна из них, например, отправила Австралии птицу в подарок. Она уже летит, ждите прилета у трапа...

***

Люди - гибель, люди - горе. Они  направляют ко мне своих  собратьев по разуму без смысла и сестер по вере в пустоту. Люди - это горе.... «Он слабый, человечий - взгляд, но, тем не менее, сочувствует другим» - повествую я соседу, такому ж бедолаге, но его матовый зрачок убегает от меня через дорогу. Люди -  это гибель...

***

Существуют времена, когда гении потоком прут и только отдельные одиночки почему-то не могут быть как все! Всё-то у них коряво, работы приличной нет - а значит, и с семьей проблемы. А у гениев всё есть - и стихи, и заработок. Как говорит народная мудрость,  всюду успел гений-пострел. В стихах, например: «здравствуй, осень»; или: «я - звезда»; или: «давай, полетаем, распахнем сердца» – проветрятся и так, и иначе, а завтра снова на работу…

***

Уехать бы в пустыню. В крепость в пустыне. Залезть бы в колодец в крепости в пустыне и смотреть, как закрывает темно-синее небо какая-то пальма...

Нет, уехать бы на остров. В лес на острове. Залезть бы в овраг в лесу на острове и смотреть, как летают над лесом по острову камни той крепости, и  сосны стартуют в космос одна за другой...

***

«...Принимая во внимание вышеизложенное, стоит ли удивляться тому, что понятия древних о постмодернизме были крайне искаженными. Якобы, живут там люди с очень большими ушами, которые пишут исключительно левой ногой. Якобы, они не правы  абсолютно во всем и только ходят колесом по этой планете своей от какой-то там «радости»...»

***

Настоящее творчество - это то же самое вино: надо только втянуться и тебе будет хотеться его еще и еще. Или делать, или потреблять то, что сделано. Например, мной... Кто не пьяница, тот не творец; и не делает он ничего, только начальную пенку снимает. Он сидит на очень сухой и твердой земле и строит какой-то совсем другой небоскреб. Этот сок еще не вино, раз Бог не ночевал в нем - бормотуха про звезды, космоса, не-неба сивуха...

***

Варежка, в которой не темно, а светло, щель в которой не темно, а тепло и нетемная  пока еще дорога, по которой, однако, идти далеко...

***

Он мне (по одному из мелких поводов): «...баран...» Мелькнуло и скрылось (мелькнул и скрылся)... - «Бурчи, но с улыбкой и не со спины. На худой конец, с улыбкой со спины или без улыбки, но в лицо» - я себе...

***

Холод собачий и бешеный ветер влюбился в цветочек - он очень богат. «Я понимаю,  искусство нужно для того, чтобы огонек смог жить и развиваться. Не так, что вот, мол, познакомься с реальностью... «Две ложки веселости, половник тишины и десять капель серьезности» - вот мой рецепт. Пусть умнеет в тишине. И узнает себя в моей веселости. И уважает мою горькую серьезность...»

***

Все настолько исхожено, что каждая пара следов уже как пара обуви. И каждая колея - велосипед в стране с миллион раз изобретенным велосипедом. Ясное дело, что поневоле  заимствуешь и то и другое, и обувь и транспорт, дожидаясь официального объявления о бесплатности услуг, коммунизме и прощении грехов...

***

Не пишу я сейчас, не даю показаний и под пыткой ироничными взглядами. Пора мыслям молча летать. Новая сила далеко, и быстро до нее долетают только целеустремленные и молчаливые мысли. Пора ломать последние стены, которые делили жизнь на слова и дела. Я могучим самолетом пролетаю над страной исписанной, все жители которой читают хором,  как индульгенциями потрясая книжками своими...

***

Одна из красок  оказалась никуда не годной и все картины, которые рисовались с ее использованием, испортились. Маленький шпион и его умопомрачительная диверсия. Из-за подобного в себе раньше не мог собраться, потом - тронуться с места, а теперь - набрать предельную скорость...

(Картин полно, все враги собираются в помойном ведре и скоро - на предельной скорости торжественный вынос...)

***

Слегка развернул стул относительно стола, туловище относительно стула, голову относительно туловища и глаза относительно головы, чтобы смотреть на нее, ненаглядную, чьи не чересчур прекрасные глаза сильно косили куда-то не туда...

***

Каждый шаг мой перешагивает пропасти - страшные широкие и смешные узкие.  Мой смех, мой страх. То смех меховой шапкой наверху, а страх обувью на меху внизу и у меня мерзнут ноги, то наоборот и у меня уже так задубевает голова в этой темноте, что даже хочется куда-то провалиться...

***

Придыхания, вздохи... - «нет, наверное, ничего не выйдет: слишком много дыхания у этой любви»...

Люди могут участвовать в творении, а не топтании жизни только по мере усовершенствования своих душ...

***

Спец по мании величия, дидактик-христианский тактик... - а неба  мало я, отрезанный ломоть, видал с тех пор, как вышел в люди и вошел под потолок...

Узкий человек - с дудочкой. В дудочке помещается только мальчик. Мальчикам внове все очень старые сказки...

Сырые люди, разгильдяйские народы - Бог им много дал, но сделать они себя из Богом данного не могут, моты, суки, обормоты...

Надо делать уже, а я всё слушаю музыку, напрягая свои слоновьи уши и  пою, разевая  акулью пасть; всё топочу как буйволиное стадо и кричу как обезьяна...

Есть крест, на котором  вишу, и есть самолет, на котором  лечу - и есть люди, которые, как на ВДНХа, толпятся вокруг креста и самолета...

***

Тихий зимний вечер, но те, кто недостаточно плавен в движениях   - нарушители идиллии, а не даром сегодня в соседнем доме  ночует дивизия. Все надевают шубы для плавности, для вечности жизни, а я надеюсь, что дивизия - это слухи, но все же стараюсь не спешить, хотя мне и холодно в курточке...

***

Ад - это маленькая красная точка... Раскаленная красная точка,  в которой мы всегда ошибались и она мстит нам теперь как разъяренная оса...

Я и мой орущий сумасшедший. Молча получаю повреждения от него и открываю коробочки с лекарством...

***

Строгая приемная комиссия, произведения прекрасных душ: «та-ак ... это сыро; и здесь  нижайший художественный уровень; сравните с  почерком мастера: «я шагаю за туманы»! Или «я дежурный по апрелю» - очевиднейший шедевр». Есть, кстати, и дежурные в комиссии: звонят, толкутся, и им даже покурить некогда...

***

Самое худшее за всю мою предыдущую жизнь случилось, когда одна обыкновенная сволочь (мужского пола) сказала мне: «иди скорей, посмотри, как он её е. Залазь сюда и смотри. Он ее всё время е. А куда ей деваться...» Правда, потом, совсем в другие времена, среди совсем других людей меня просвещали, что такая-то у целой роты в рот берет и это тоже было ужасно (хотя есть же Шолохов - школьная программа), но к тем временам я уже понял, что человек - это дьявол и нужен Бог, чтобы забить его до смерти...

***

Классицисты, сухие мертвецы сказали Ван Гогу, что его картины сырые (незрелые, т.е. – вообще-то смешно от новаций сразу требовать зрелости), а среди крутых и вольных ребят легко напороться на ядовитых сатанистов гогенов, которые оттяпают тебе и ухо, и голову (уложив под предлогом того же уха в дурдом)... Иду по стопам?

Дружу не с человеком, а со следами его, шагая за ним по той же пустыне... А утешает кто? Много бойких, неплохих и, опять-таки, крутых, но утешить хочет и может только Бах, с остальными ты вынужден тупеть, чтобы выглядеть таким же бодрячком...

***
 
Да, неумный человек - а ведь я помню: любил после работы посидеть в темноте у огня. Целыми вечерами сидел, дремал и думал, думал, думал... Если б не думал, то вообще дураком был - были такие задатки? Или думал он всё время о чем-то одном, зациклился и так и не сдвинулся с места? Ведь в него  уже были введены те зловещие постулаты, что любую мысль превращают в порошок - для чистки зубов и сапог...

***

Буду воевать - даром, что ли, в детстве   книжки читал про войну?

Иногда мне кажется, что я уже приговорен к смерти - нет,  только к войне.

И я бы даже сказал, что в наши времена можно комфортно воевать - столько умной и доброй силы в твое распоряжение могут предоставить некоторые духовные помещения – книги...

Вспомнить детство, вспоминая книги. Память подтвердила их приоритет…

***

Тихий, медленный снег и голый человек. Он же тоже белый, нежный, тихий и медленный; он снег  целует всем телом и тот   вскипает немного, но общая безмятежность этим совсем не нарушена, он в будущей сказке продолжает идти как по водам...

***

Первыми на верхние небеса отправились порывистые белые облака,  последним улетело наше спокойное голубое небо, а между в воздух поднялись все, кто только мог - листья, бумажки и курицы. И даже те рыбы, что смогли выпрыгнуть из воды. Машины, что встали «на попа». Люди, что прыгнули с моста... Многие неожиданно смогли, но всех сейчас не вспомнить, не выделить из общего потока. Оставшееся же походило на ощеренную черную пасть, на бесконечную пиратскую эскадру и солнце, наконец,  закрыло свой божественный глаз...

***

Человек - полузверь; в него лазили и с отверткой, и с дрелью; у него пила в трех его последних руках; у него сучья из носа растут и повсюду железо...

Эта живопись - стандартное убийство. «Я в них пулями, а они в меня ядрами. Я в них пулями, а они в меня воздушными шарами. На ядре сидит черный пират, а на воздушном шаре светленький мальчик. Все ополчились, летят и мне не в кого выстрелить…»

(Творить врагов рука устала и перьям по бумаге пролетать мешала гора кровавых тел)

***

Она умна, но скептична, а она тугодум, но больше верит в волю. Тугая воля и шустро закороченный ум.... Нет, у шустрой тоже есть шиза, которая любит волю...
(В нише лона одной  побывали турки, а в нише лона другой  - клопы и тараканы...
Они меньше интересуются нашими взглядами и художествами, чем мы их ****ством. Значит, проиграем…)

***

«Здесь ты банален, а тут непонятен - где гений,  где?!»

***

Нестыковка на одном творческом вечере: сначала два профессионала превосходно сыграли прекрасную сонату Листа в четыре руки, а потом вышла девушка и своими стихами обгадила оба пианино. А что до меня, то мне понравились именно инструменты -  совершенные боги, музыкальные коровы. В каждую семью бы по такому духовному мерседесу. Но и девушка  из  самых любимых...

«У тебя такие холодные руки!?» - «Любовь не греет»... (Мои руки тоже холодны - и не исключено, что любой, у кого они теплее лучше меня!)

Девушки так глупы, потому что слишком много умных мужиков донимает их - отнимая время для думанья и  утверждая, что пол важнее всякого ума…
(Я в любви как рогатая мина с накидкой: протыкают рога накидку, но я всё равно ничего не вижу и только  свирепо вращаю рогами ума...)

***

Зачем-то пыталась уверить, что любит меня или, на худой конец, «и меня». Может быть, тут обычное уважение или же любовь к обманам, я не знаю, заблудился, заврался в этом лесу, разросшемся на нашей, в остальном голой, планете, но когда другого ее кавалера чуть ли не силом стала брать на абордаж одна настырная сексапилка, все же не выдержала душа поэта у моей героини: вступила в бой с супостаткой. Может и до драки дошло, за слова перешло, но я уже ушел, перестав улыбаться лукаво, махнув на славную картинку рукой. А она такая слабая, что ей обязательно в случае драки морду б набили и волосы выдрали как простому глисту...

***
 
У неё план: горы, мотоцикл, парень, престижная профессия, классные стихи и секс на полную катушку. Может, только сейчас она такой смешной увалень с нежными глазами. Видел, какие черные очки она своим глазам пририсовала на фото? А каким суровым она была ребенком? Может, у неё сейчас только просветление. В общем, не знаю, что тебе посоветовать. Игры ее ломай, цену себе набивай, не стесняясь того, что не купят...

Сейчас ее интересует больше плоть, и ты лишь объект, такой плотью обладающий - я не поймал ни одного ее счастливого, любовного взгляда, обращенного к тебе; сейчас она «кончает» во сне и наяву без всяких там союзов и актов и о горах верещит, что мерещатся ей...

Снятся же ей сны с цифрами - вот,  решит, что другие  цифры - это другие адреса. Может даже чуть ли не первому-любому отдаться по случаю на пьяной лавочке... Но везет всё же влюбленным, дуракам наивным - видят своих дам с такой хорошей стороны. Правда, суха она обыкновенно в доску...

Влюбляешься же не в неё только, а в ту идиллию, что нарисовалась тебе, глядя на нее. Захватывающая идиллия - захватывающая любовь. И я вижу эту идиллию ясно, а им все идиллии  заслоняет стандартная программа, последняя модель стандартной программы, идиллическая стандартная программа...

***

Обормот и его служба. Талантливый обормот на рельсах службы из легкого серебристого металла...

Мудрец, не способный справиться с простой ситуацией до тех пор, пока не увидит в ней сложную – привычка...

Все мудрецы родом из глубоких ям и  слабых организмов, научивших их справляться с глубиной и слабостью, но только истинные мудрецы понимают, что задача не в том, чтобы вылезти  на обычную поверхность, а в том, чтобы взлететь на  небеса - что проще и радостней, потому как яма подобна сжатой пружине, а слабость - легкости...

Приснился ровный горизонтальный полет под самыми небесами - с убеждением, что небеса всегда закрыты и с верой, что надо лететь под самыми небесами - тягучий экстаз под сурдинку...

***

«Разговор на уровне не людей, а штамповочных автоматов: «это твои проблемы» и «не учи меня жить». В подругах особь постарше, израсходованная и заматеревшая, сложившая своих ангела и беса в ноль причудливой формы, детскую игрушку...

Любовь на уровне не людей, а их рабочих инструментов: например, он ездит на мотоцикле, а она стучит на пишмашинке. Или на уровне тех же детских игрушек. Или старческих клюшек... А в подругах у нее простая стерва (у всех стерв сплошные проблемы - жизнь хищников трудна - и потому она никогда не пропустит приятной возможности сказать «это ваши проблемы» и неприятной обязанности поставить на место «не учи меня есть траву»...)

Все вместе, хором они меня учат жизни: «все твои «чувства» - это одни эмоции, а много думать - головка заболит». Много учат и очень эмоционально, а ведь  такая простая теория...

***

Маленький поэт -  тот, кто способен превратить в ежика только ежа, а большой -  кто в ежика и дикобраза превратить способен.

Я ей про учение Толстого, а она мне: «а ты знаешь - он мне в кустах член показал!» - диссонанс...

***

Я не от любви пострадал, а от всё той же страсти к улучшению людей: богинями их никогда не считал, но  хотел произвести новую бабскую породу.


***

Кончились дела и люди, и осталась только перепись населения. Съели солнце и теперь какают луной. (На переписи суетится доктор Чехов, а луну производят многие, очень многие, очень, очень, очень...)

Все не только ошибаются, но и обманывают, не только любят, но и ругают любимых... «Это так, так, я сделал вид, что ошибся, а на самом деле обманул тебя. А как ругал - ты бы знала...»

Процессия, в процессии кто-то первый, кто-то второй, а кто-то даже последний, но у всех в этой процессии закрыты глаза и у каждого в этой процессии за закрытыми глазами та же самая процессия, вот только участники ее переставлены, догадайтесь как...

***

Отговорив свое, я замолчал, потому что, не теряя своего достоинства,  мне  больше было нечего сказать; хочу, мол, теперь  послушать тишину... 

Призывали остроумничать и интересно выступать, но я молчал – хоть и студенты театрального училища, а всё-таки салаги… (К тому же, будут не актерами, а тамадами-диджеями всяких культурных мероприятий, от пьянок до ТВ-программ…)

Люди для меня как иностранцы и с каким же трудом овладеваю я общим с ними языком!

***
 
Творчество - это отдых и раздумье-прочувствование: не надо ни отдыхать отдельно, ни думать и переживать отдельно от него.  Пусть любые твои чувства и мысли дружат  со словом, рисунком и музыкой...

***
 
Живу в мире с одним сочувствующим и легионом убогих. «Матрос с берегов Ориона принят сыном полка» - и расслабленный сочувственно учит его христианству. Цивилизация схлынула, обнажив первобытное дно и уже непростительно сентиментальностью подменять христианство. Каждая жемчужина, брошенная тобой даром, превращает убогого в свинью. В откровенности они видят только слабость. Втайне верят, что в их слюняво-кокетливой путанице скрыты все великие тайны. Обитая в квартирках под номерами, свято хранят всю свою  претенциозность...

***

Пустые коридоры общаги: двери в комнаты, общая кухня. Была у меня вермишель, вдруг резко уменьшилась.  Украли. Но он должен был  и потребить ее и убрать! Делаю ему выговор, иду с ним по коридору, вдруг вижу на полках сырки творожные и сам творог в пачках! В возмещение ущерба беру и того и другого и мчусь с ним на кухню - поедать. А творог кислый, его еще сначала заправить надо, перемешать... (Вот так всегда! И во сне я действую неправильно: нет, чтобы поискать вора -  если теперь поймают, глупо будет на вермишель ссылаться!)

***

Гениев - море на каждой поляне и в каждой минуте, но мы живем как большие деревянные заурядности и очень красиво шествуем мимо, правильно и заурядно побивая гениев ногами, тенями...

Гений - это дырочка в стене, дырочки слезинка, плач над тем, что деревянные ходят даже по стенам...

Бросил дырочку, ищу теперь на льду воды с ладошку...

***

Темные фигуры сливаются с темнотой, а светлые - со светом... Пейзаж, а не люди, просто картинка... Я - это темные места на свету и светлые - в темноте, а они пугают и удивляют меня: то громады темноты или света, то невидимки - сплошные чудеса упрощения жизни. Меня все время меньше кого-то одного и я все время беззащитней кого-то другого. Я - всего лишь хижина и я всего лишь вспоминаю сказки, в которых не во дворцах, не невидимки жили-были...

***

«Не успев начать писать свой рассказ, он сразу выпустил в нем 25 секунд и 122 подробности. И всю дорогу скакал от одной излюбленной точки к другой, через огромные космические миры перелетая» - живописуя, препарируем реальность, философствуя, спекулируем на ней, нет нам всем прощения, существа ошибочные, правильные только в препарированном пространстве...

***

Расстался с идеализмом того рода, что кого-то может «озарить» и он перевернется; что «буду думать весь день и столько пойму, что жизнь уже пойдет совершенно по-другому»; что «даже миги важны». От покалывания мига человек только пошевелится, от дня думанья сдвинется лишь слегка, а чтобы озарило его, нужен взрыв вроде атомного...

***

О личности и индивидуальности обыкновенно тростят стандартные люди - для них жизненно необходимо ощутить свое своеобразие в рамках стандартной программы, с которой они срослись и которая им как родная. Они и тростят-то стандартно. ...Потеряв всё, силятся сохранить одно особое зернышко. Все в строю, но у одного в кармане носовой платок, а у другого - расческа. А третий с мятым воротничком в строю - вообще бунтарь. И все мысли только о них, своих полутайных особых приметах.

***

«Подобрел, но поглупел. Поумнел, но помрачнел...» - всё время на этих качелях, лишь иногда слетал с одного конца и изрыгал проклятья на земле, умудрялся слезть с другого и пел «аллилуйя» на небе...

Я любил, а она поздравляла себя с 9-ым скальпом.

 Она стала бегать за мной, а я очень ругался, ревновал, отворачивался к творчеству и по частям прощал ей былое...

А в первый, в первый раз я был так весел и беспечен, влюбившись. Я смело строил глупейшие планы и был педантичен и занудлив, как немец. Андреем, Безуховым лез к своей не Наташе...)

***

«Возвышенный образ искусства» - завышенный...

«Вечные ценности искусства» - вечная ценность жизни, а двух вечностей не бывает...

***

Изначальный человек разрублен и вдоль - на человека религиозного и человека культурного - и поперек - на «умников» и «народ»...

Был бы как все одной из частей туши, так нет же, стал искать ту точку, в которой неуничтожим изначальный человек. Как трудно ее найти! Как страшно жить точке! Как трудно ей вырасти, протиснуться, вылезти из сомкнутых кусков огромной как айсберг туши...

***

Пресыщенный зевок. «Будешь смотреть - будут показывать...»

***

Черный вечер. По улице, вдоль  особнячков с железными заборами идет идальго с картинки. Место: Равенна. Время: например, 1500-ый год.

Черный вечер. По  широкому проспекту с огромными домами идет мистический парень из еще только пишущейся книжки. Место: Гамбург. Время: через три года, например...

(«Когда мрачнее вечерами жизнь была?»)

***

Счастье есть, просто его суть невозможно запомнить. Уже завтра снова будут нужны в чем-то непостижимые усилия...

«Не говорите мне о «смысле жизни», это неинтересно» - меня сначала покоробило, но потом я понял, что она защищала «чувство жизни».

Спросишь его, что он думает про жестокость - ответит; об эстетизме? - пожалуйста, говорит; о старости - опять три короба...

Смыслы - это далекие цели, а чувства -  близкие сны. И то и другое помогает выжить, и то и другое не дает жить, пока не дружит...

***

Двое - он как пес-чемпион, а она - эдакая сука-медалистка. Потом еще один: не может расслабиться, ведь рядом нет ни души, ни жены. Были когда-то, целых три души, но развелся со всеми...

Бог вложил душу в человека, чтобы мир не переполнили полководцы. Пусть стоят в строю и греют свою маленькую душу, без симпатии глядя на заводную игрушку в погонах с луною и звездами...

«Река, не теки ты в это море соленое, в этот океан забвения, а теки ты вспять, в детство, в места задушевные...» - так не бывает, река обречена, но я поплыву-таки вспять, поднявшись над поверхностью и течением этой, слава Богу, мещански ленивой и слабой реки...

Окопная война, застывшая битва. Бродил в окопах по улицам - торчит голова и каска. Сразу вспомнил Христа, как кричал «Боже, Боже мой, почему Ты Меня оставил?!» Сорвался Он, но  только одной ногой, раз сказал о Боге «мой»...

***

Камни за пазухой  это как ум в голове, только он тонет на Страшном Суде, где всех проверяют на умение плавать в чистой воде...

Подарил ей букет срезанных чувств. Ненадолго-то меня хватит. За ним помойка, а не остальная цветущая поляна, но меня уже не будет, я беден и люблю поляну, прочь...

 Я не нашел в тебе себя - отойду в сторону, чтобы снова увидеть тебя и себя...

***

Есть девушки женственные сугубо, а есть те, в которых угадывается мужская сила. У них и будут мальчики? Да, они меньше любят, но больше понимают - в том числе и мужчин; просто у них разум сильнее чувств...

Выходит, что чувственные женятся на чувственных - и производят девочек - а разумные на разумных - и у них мальчики. Но бывают и перемены в роли разума и чувств. Мальчики разума и девочки чувств...

«Это не он ее не понимает, а это не понимают друг друга разум и чувства». Как всегда. Лишь иногда случается шикарное чудо, любовь к тому, что не понимаешь, понимание того, чего не любишь и изменение, совершенствование собственной природы...

***

Это не столько усталость, сколько какой-то диссонанс. Если удастся убрать его, вдруг окажется, что сил и тепла еще сколько угодно... (Вот тебе победа над смертью и второе дыхание)

Вдохновение чувств кончилось, потому что истощились проникновения, замыслы. Корни в проникновениях своих овладевают землею, а крона во вдохновениях - небом. Мы как деревья должны соединить землю и небо в себе...

Колдовство (мистика) и чудо... - я пытаюсь произвести свет и произвожу уже какие-то лохмотья - в которых швыряюсь, как на помойке - а они крепко спят посреди шикарного мрака и углубляют этот сон до самой  смерти...

***

Это не любовь, раз я говорил ей «ебу, ебу»...

***

 Приходится пересиливать себя, вылезать из своих углублений. Не столько побеждаю страх, сколько плачу ему дань рэкетирскую. Убегаю от войны и мира в сочинительство всё больших бомб, что страшно углубят жизнь на земле с ее магазинами...

***

Кончил первые два курса в любовной армии и теперь сам учу салаг: «не бегай  за бабой, когда она тебя не любит - береги себя, не изводи задаром. А когда любит, тоже бегать незачем. Только где-то между может понадобиться разок-другой пробежаться...»

***

Только прилетели - сразу сели.
Только пришли - сразу легли. (Только прилетели - сразу легли!)
Только прилетел, сразу закричал «стоять!»

***

«А это кто?» - «Это звери, от которых убежали ангелы. Раньше на земле жили только ангелы и звери, и звери были сильнее ангелов до тех пор, пока те не научились летать. Теперь все ангелы работают укротителями, соблазнителями, воспитателями. Вживили в зверей душу и уже они вынуждены придерживаться каких-то норм - иначе душа не хуже живота заболит. Но скучны нормы без мысли о полете...»

***

Я любил, а она - нет, она другого любила. Я любил себе в одиночку, придумывая ласковые слова и пересчитывая своих будущих деток, а она по телефону обсуждала вопросы вазелина и презерватива...

***

Гладко было на бумаге только в предисловии и в рекламе. Мы здоровы только на плоскости. Нам просто нужен повод к предисловию и рекламе...

***

На вершине стоял сухой стул, но без спинки, а на склонах стулья имели спинки, но были похожи на болото. Что ж, забрался на самый верх и наблюдал с улыбкой за дебошем. Спиртное, на коленях девочки и неоконченный роман. Проталкивается к девочке, проталкивает роман, а у меня голодно, одиноко и без спинки...

В тяжелой атмосфере набухали даже самые легкие слова. Или летели лезвием, острозаточенным листком прямо в лицо, желая кромсать его и изворачиваться...


***

Трое против: адский огонь, вода благих намерений и самолюбия медные трубы. И трое за: огонь духа, вода души и золотые трубы рая. Представляешь: встречают. Пробуют воду твою, проверяют огонь. Воду надо не испортить благими намерениями, иначе ее не будет бояться адский огонь...

***

Качели, на которых двое возносятся и падают, крича: «взгляни,  какой  червяк ты, ангел!», «взгляни, червяк, какой ты ангел!» Взгляните на дома свои, червяк и ангел... - человек прошел и хлопнул дверью и в подъезде скрылся; наверное, поднимается сейчас по бетонным ступенькам и в голове его гулко... (Расклад на качелях вовсе не ровный, веселье показное, игривое, так друг друга раззадорили, что теперь слегка сходят с ума…)

***

Боевик, в котором один крутой чувак не только ловко уходил от преследований всяких гнилых лохов и хорошо дрался палкой, но и всякие чудеса делал; от болезней, например, излечивал как настоящий экстрасенс... Всего и не перечислишь. Даже по воде вроде разок прошелся, если только ребята не бухие были. У них и с выпивкой, и с закуской было без проблем - всё он. Хотя обычно они хипповали и он их как гуру жизни учил. Мол, руки мыть - фигня, вы лучше ноги мойте и всех любите, чтобы в трудный момент очко не сыграло. Как бог был и женщины его, конечно, любили. Он только сначала специально искал хороших ребят, а потом просто много ходил, чтобы все его видели...

***

Деньги у тех лиц, ряшек, «решек» за которыми сила, «орел», то есть...

И у Бога так: Он как человек, а Дух как войско. Мы, как проводники ток, должны пропускать через себя  Бога к войску и обратно. Без нас исчезнет войско и развалится Бог и будет проиграна битва за истинные деньги, те монеты, у которых ребро как путь узкий, крутой и тернисто-ребристый...

***

«Член как гриб, что лучше растет на больном или мертвом дереве. У всех грибов одна и та же схема: ножка, а сверху лужица, пик» - «А ты как грибник срезаешь члены в праведном оргазме!»

***

«Ты же просто ублажаешь себя с помощью этих молитв. А нам предлагается лицезрение этого самоублажения. Нужно поистине христианское терпение, чтобы сохранить спокойствие, пока ты в очередной раз  молишься...» - «Кто себя не ублажает, когда ему блаженства не хватает? Молись в ответ или просто уходи отсюда…»

Каждый мой текст - это мордой об стол. А на столе для смягчения удара всего лишь бумажная подстилка. «Ну, очень интересная книга!» - пьяная похвальба озорника…

***

Медленно-медленно изживается что-то плохое, совершенствуется что-то хорошее. Опознаешь плохое, а оно изменит форму, потеснишь, а оно переместится в другое место, ранее благополучное и спокойное. «Врага нет, но уже всё разрушено.  «Враг есть, но ещё всё цело». Как мы строим снаружи, так мы строим и внутри. Расстраиваешься от того, что всё криво и даже валится и начинаешь городить чушь: «Какая разница, в какой части у меня вырастет нос! Где будут моря и горы! Держи в руках своего кривого журавля - авось, сойдет за воробья...» (Все птенцы до ужаса кривые)

***

В обманах многие Бога не боятся. Не понимают, что Бог сидит как раз в том сундучке, в котором все их тайны и спрятаны! И Он совсем не постесняется говорить о невозможном добросердечным присутствующим. Он обязательно пойдет на скандал, не боясь обвинений в клевете и сумасшествии - и «Страшный Суд» будет как сплошной террористический акт...

***

Минус двадцать и я в автобусе еду мимо столба. Темень, грязь, колдобины, но народ не только в автобусе, но  и около столба. Могли и не проехать - поворот, водитель тоже с изъяном и очень близко столб... (Водитель с ухабом – ухарь, многих бивший – и с колдобиной – выбили из него половину мозгов другие ухари, причем дело идет по экспоненте…)

Потом я шел в другом районе: калейдоскоп фонарей и лиц, но  под ногами по-прежнему только лед и грязь, и колдобины...

Дядька на черном крыльце прислонился к дверям. Он, наверно, курил, но все же походил на отца своим старым пальто. А еще было похоже, что его не пускают домой...

(В конце этого утомительного, одновременно нужного и бесполезного дня, мне приснилось два сна: в первом на одном искусственно загорелом мужике  были псевдомеховое кепи и химически яркая пуховая куртка – как будто он швейцарец - а во втором его же переодеть не удалось - пришлось втаскивать до бесчувствия пьяное тело в какие-то беспредельно грязные и темные сени...)

***

Одним было сказано «плодитесь и размножайтесь», другим ебитесь и размножайтесь, а третьим ебитесь и предохраняйтесь». Далее следовали инструкции…

***

Удобно замороженная девочка - по форме стула, кресла и дивана. Причем на кресле и диване она раскладная...

Когда в комнатах поднялся Страшный Ветер, двоих лихо вымело на улицу, причем один тут же покатился кубарем, третья уютно забилась в угол и закрылась книжкой..., а я открыл, что сразу за домом - овраг, в котором  страшно, но очень сильно кричишь к Богу...

***

Вымерший город. В вымершем городе дома похожи на надгробия...
Только в эти предутренние часы я ощущал вдохновение от того, что всё правильно. Потом опять начиналась какая-то суета и как песчаная буря скрывала картину...

***

Только широкий человек может быть высоким. Только высокий человек имеет дело с Богом. Бог уходит на высоту и уводит человека за собой...

 Христос дает подножку человеку, чтобы он стал широким, чтобы он заужался, определялся и обрекался на невозвратимость и неизменность только на большой высоте...

Стол со стулом, на столе еще один стол со стулом, на этом столе опять стол со стулом... - и стулья этой башни предлагают посидеть за своими столами. Я тупой, но все же мне страшно, это какая-то виселица для писателей и прочих любителей посидеть за столами...

***

Люди, живущие неинтересной жизнью, измеряются для меня в автобусах и прочем общественном транспорте. Причем, не важно набит салон битком или же заняты только сидячие места - они всё равно молчат как рыбы,  сельди,  курицы и динозавры. «Еще один автобус с людьми, живущими неинтересной жизнью. Не мой номер - поживу...» - в танец пустился на остановке…

...Вся эта канитель и он, автобусный свидетель, машинально повторяет про себя: «дура, дура, вот дура!»...»

***

Безнадежна и весела жизнь среди дураков,  и я всё дурачусь взахлеб, кувыркаюсь и смеюсь потихоньку. «Туда нельзя! Туда нельзя!» - кричу одной грозным и тревожным голосом - она хотела войти в темный зал, где шла репетиция гнусноватого спектакля... - «Когда вижу такое (указываю на закинутые ноги),  сразу начинаю заводить свой мотоцикл» - шучу с другими... И они в ответ, кажется, усмехаются, все-таки. А первая посмотрела подозрительно - уж не сумасшедший ли. Нет, милая, я только дурак-импровизатор...

***

Вовкин сон (вчера его укусила злая болонка какого-то амбала):
«Избили меня четверо или пятеро, очень сильно («амбал за пятерых?!»). И вот: я, ты и П. пошли тех обидчиков искать («трое против пятерых?! - ох, как жажда мести ослепляет!»). Вы с ним не нашли, а я нашел («Ну, ясно: мы же почти что не в курсе, только из сочувствия  искали»). Взял железную трубу и на них. («Моя школа - всегда в драках желаю вооружиться»). Но труба чего-то не бьет, отлетает, не причинив вреда. («Не веришь ты в свои силы!») Поэтому снова меня очень сильно избили. И попал я в больницу, лежу в гипсе. Вдруг опять заваливает эта компания и  давай меня молотить! («Разохотилась; любимое дело - учить, когда скучно»). И я уже в реанимации очнулся! Вокруг врачи, щупают меня. («Не бьют?!») Будешь жить, говорят, но, не расстраивайся, только  ты на 30 лет постарел! («Убил 30 лет. Наверное, мы потому живем  не тысячу лет, а считанные десятилетия, что за это время в нас успевают убить всю тысячу. Сегодня болонка с амбалом тридцать оторвали, а завтра твоя маленькая сумасбродка  нервов на полстолетия истреплет...»)»

***


«Пришел к ним, и они подходят, а я не могу издать ни одного слова, даже «здрасьте» - в такое состояние впал. Хорошо, догадался жвачку в рот сунуть - она меня расслабила и разговорила...» - и он издал-таки свое очередное собрание сочинений…

***

«Худо-бедно». Худо-бледно. Аппетит хороший, но тело стало как труба - ничего в нем не задерживается...

Отдохнуть бы с недельку, но я всё равно не знаю, как это делается. Дети знают, а для взрослых это слишком сложная наука. И слишком тянет писать-рисовать человека с очень бледным лицом, чей свитер снова к дивану –  временно превращенному в стол - плывет, развеваясь на вешалке тела...

***

Буквы и слова можно не только перевернуть вверх ногами (если они есть - в этом племени много безногих), но еще и вывернуть наизнанку - вот что страшно, вот где без спеца по постмодерну-то не обойтись...

***

Сцена - великая пустота, пустота превознесенная и светоносная, фантастическое место, где по всем прогнозам должен возникнуть бог. Вот почему так напряжены зрители в темном зале: они  всматриваются в очередного кандидата на  звание бога. Кандидатов много, они хотят себя испытать и под любыми личинами, даже в виде тараканов с усами часто выходят на сцену...

***

«Обманывает дьявол, намекая на то, что обманывает меня! Что я обманываю Бога!..» - но потом пришла усталость и опять напали задумчивость и слабость на охрану и в подвалы мои снова протопали все те же ненавистные наемники...

***

«Профессиональная армия» - типичный демократический штамп, бред, приобретший чеканные формы. Армия - это динозавр и пусть он будет ватным, пряничным и картонным! Живого кормить надо, врагами  внешними и внутренними - и ты, интеллигент паршивый и малосъедобный, будешь их сочинять по заданию, чтобы у динозавра на них глаза горели и слюна бежала...

(Не  меняют людей и не ломают казарму, а устраивают в ней «демократию», ту же свободу слова от цензуры, чтобы удобнее было выражаться...)

***

Изначально в мире был рай, а бумага была белой. Не было змей ни на земле, ни на бумаге и в голове ничего не извивалось. Это уже потом упала Большая Черная Капля, и Бог придумал чудо цвета...

***

До главного в жизни нетрудно додуматься в тихую, личную и светлую минуту... - трудно допустить, что именно так главное выглядит...

Свежий воздух, солнце и вода - три поцелуя Бога. Дыхание Бога, Его глаза и объятия - «о, вода». Так посвежели мысли, словно Библию прочел. Так блаженно утомлено тело, словно на грудь любимая голову склонила... Но головы все же нет. И солнца нет. И есть причина, по которой и свежий воздух недоступен. Остается одна лишь вода из под крана...

***

«Одни рисуют с натуры, а я вот, глядя в стенку». Чтобы понять, что хочет стена «надеть» на себя, надо вникать в стену, подчиниться ей…

***

Тупо смотрел, какими каракулями врач записывает историю моей не самой простой болезни. Наконец, опасение догадалось проклюнуться: а где еще она сейчас со мною халтурит?!»

***

«...Она любила меня, не веришь? Да, любила, но я ее окатил холодной водой своей философии. Эффект был с ног сшибательный. Не поняла, что я хотел, чтобы  у нее было сплошное закаленное хорошее настроение...»

«Я не верил, что она меня никогда не любила: когда  была в плохом настроении, так  сразу тешил себя надеждой, что это все-таки из-за меня, из-за ее же собственных отказов. А у неё часто было плохое настроение... Но я не при чем, наверное...» - «но, но», говоришь ты этому коню, и он кое-как передвигается...

***

Зима, а внутри зимы  лето - цветным рисунком на белоснежной бумаге. А внутри лета никакой зимы нет. Есть только темные места - сумерки, усталость, на лбу набухла темная вена, и глаза не освещают провалы, в которых находятся...

Белый снег перед домом, на снегу мои рисунки и я смотрю на них из окна. Так много их наделал, что весь обзор - мой... Но другие тоже рисуют, каждый второй рисует, делать нечего - и рисует... - весь снег завалили повсюду, где Город. И кто там будет разбираться, кто передовой и двигает искусство - зима, метель и никого вокруг...


***

 «В свете 5-ой догмы 8-ой лозунг 171-го товарища 88-ой партии кажется несколько сомнительным - прошу товарища Четвертого  задействовать Двенадцатый отряд для проверки его у Третьего и  Сорок Четвертого экспертов в Первом отделе» - я со своими лозунгами тоже в очереди на проверку стою; сначала ощущал себя великим проповедником, спасающим человечество, а теперь - букашкой, жаждущей спасительных благ. «Нет,  надо было мне сказки сочинять. Тогда бы они расслабились, заснули и, наконец, потеряли бдительность. Нельзя сразу говорить, что я всех вас жалею, но в  высшем смысле  вы  мною убиты, и ничья голова не уцелела...»
(«И почему только с голоду не дохнет этот стеснительный слабак. И почему так пусто в голове - где там эта тараторкина музыка...»)

***

Жизнь - тоннель, рай - свет в конце тоннеля... Тоннель водяной: смотришь вверх и видишь светлое пятнышко и хочешь всплыть, а вода вокруг темная, холодная и ты разгребаешь ее руками, не глядя, чтобы  с курса не сбиться, успеть, но она хлещет и хлещет, моет и моет тебя, тащит и тащит назад...

***

Наше счастье, что женщины слабо используют свое могущество, свою власть над нами. Но, с другой стороны, стоит им попытаться его использовать  сильно, как они сразу теряют всё и сильно используют только огрызки, остатки. Их могущество - в подлинной слабости...

***

«Раньше потери времени исчислялись месяцами, и, может быть, даже годами. Потом неделями. А теперь, я говорю возмущенно: «чего ты резину тянешь целых полчаса?!» (Когда годами время терял, тоже говорил про полчаса...)

Я - смирная рабочая лошадка, но кто знает, по каким местам пройдет дорога - много есть мест и соблазнительных, и страшных. А пока да: кладу борозду за бороздой и всё спокойно, никуда не еду ни со страха, ни с соблазна...

***

Каков интерьер, таковы и рисунки. А  ты же не любишь гостить в чужих интерьерах. И тебя не любят приглашать в гости. Так что сиди дома и не рисуй, не заведя себе маленькую провальную яму...

Дома у меня музыка, а на улице... тоже музыка: ветер не шумит или свистит, а музыкалит. И шорох пакета - тоже разнообразная музыка. И крики птиц, и далекие голоса. И скрип двери своеобразен. А тут еще и я сморкнулся...

***

Чем, кстати, Христос не атеист: Себя сделал Богом, отверг отцов, какой-то коммунизм небесный рекламировал?! ...Да, атеисты - это те, кто искажает христианство, а религиозные - это те, кто искажает истинный Ветхий Завет. Не исказить нельзя, конечно - так что все христиане отчасти атеисты - но одни молятся своим искажениям, а другие каются в них, не в силах сразу избавиться...

И искажают, впутывая другого Бога: то Отец стукнет Сына, то Христос сделает подножку Иегове! «Да, мы догматики, но в трудных случаях регулярно употребляем диалектику» - говорят религиозные. «Да, мы диалектики, но для боев у нас лозунги» - говорят и атеисты...

А я истинный атеист - ни в одну религию не хожу - и истинный верующий - ни в одной партии не состою. Правда, эти половинки уверяют меня, что я ноль, а не полнота. И рекомендуют, например, обратить внимание на религии с сильным атеистическим, т.е.  либеральным духом и на партии для православных любителей милосердия...

Чтобы от Вездесущего Бога уйти, хорошо Его как-то локализовать и обозначить. И заплатить Ему тоже хорошо. И неважно, что Сам денег не берет - всё равно дадим и Ему уже будет не так удобно, ведь деньги-то зубами и когтями  добываются на нашей каменной земле...

Носят и крестик, и хвостик, чтобы не сбиться ни влево, ни вправо едучи  осторожненько и не очень, но всегда напропалую...

***

У меня язык легко болтается («думаю»), руки наполовину что-то могут, а ноги не ходят. А у него всё наоборот, он физический экстраверт, а я - духовный, у меня физический ревматизм, а у него - духовный. Впрочем, не очень сильный - так что нередко и я целыми днями с ногами, и он  с языком. Если бы я укрепил ноги, а он голову, то мы и  руками бы всё смогли. А так прихожу я на место, а уже физический ревматизм свел на нет всю духовную экстравертность - ничего не изливается, всё ломота заглушила.  «Ни говорить, ни думать, ни писать уже не могу» - вот такой я проповедник. А он дойдет, но забудет весть, с какой его послали...

***

Да, я теперь бедный - кончилась радость. Чернею при виде мира, а мир чернеет при виде меня и уверяет, что меня раньше увидел. Я понимаю, что опоздал с обвинениями и в ответ только усмехаюсь мрачно... (и ругаюсь матом!)

***

«Прочных, деловых основ только две: либо материальная - секс и деньги - либо духовная - любовь и общие идеалы» - «А если скомбинировать: секс, немного денег и немного общих идеалов?» - «Это почти как трое на одного...»

Парадокс в том, что душа больше напрягается не в делах, а в  ожиданиях...

***

Думанье - это тайное дело. «Не ошибается только тот, кто ничего не думает». Вряд ли любит делать тот, кто не любит думать...

Впечатляет только тайна. Явной тайной впечатляются явно, а тайной - тайно и больше впечатляет тайная тайна, когда тайной становится сама явь...

***

Одни совершенствуют себя, а другие ситуацию, в которой находятся. Правы первые - ведь умираем не мы, а ситуация, в которой мы находимся. Т.е., конечно, и мы умираем, а ситуация остается, но эта истина менее главная, совершенный человек, более улучшает ситуацию вокруг себя, чем совершенная ситуация - человека в ней...

 (Мы тоже благодарны смерти и тоже стимулированы миром!)

***

С дураками я дурак, со скептиками - скептик - поневоле, слишком мало во мне ума и веры...
И у них так, наверное...
Но я у них, конечно, хожу не в умных, а в непонятных...

***

Дух Святой - это просто взрослый Христос, Христос становящийся Отцом. Без святости и желания стать отцом лучше человеку не касаться женщины...

А притчи - это те же сказки: «вам, духовным, дано знать тайну простоты, а до них, душевного народа что-то доходит только через притчи, сказки, рассказы, повести, на худой конец - романы...»

***

Жизнь по плану и скучна и страшна - сбоев ждешь. План - это огромный серый кардинал, что всё время планирует над городом жизни;  это проклятие распланированного  города: испорченная земля притягивает к себе испорченное небо и начинается жизнь в кусках... (А я говорю «дальше будет видно дальше»)

***

Тьма книг, но тьма народу ничего не читает - «потому что никто ничего хорошего не написал». Выходит, что целая тьма народу могла бы написать что-то действительно хорошее, но почему-то не только не  читает, но и не пишет. Наверное, недосуг. Наверное, считают, что дело не в словах. Что дело в делах, а слово в словах...

***

Огню религиозных не хватает дров снизу, а огню культурных - воздуха сверху. Первым дыру надо в груди делать, а вторым в голове... Или лучше изнутри вползти в них через всегда настежь раскрытые ворота и развиваться там в сторону севера и зимы, пустынь и джунглей...

***

Сбился с ног, с дыхания, с сердечного ритма и с разума - вот уж совсем не писатель.... Проиграли и гвардия моя, и личная охрана, и друг ближайший. И резерв проиграл, и те, кто в засаде, и народное ополчение - разгром, ты гром... Какие-то лохмотья вроде еще ходят, моим именем невнятно называясь, и, по слухам, их кто-то из народа видел, надо бы проверить, но сбился я, проиграл, не вправе и проверочку устроить - сразу ополчатся и собьют...

***

Контакт колбасы с салом - сальности и сексуальности... Нажрались, и давай грудями, концами трясти - озверение в радостный праздник на белоснежном пароходе. ****ей как в Содоме, а ****унов как в Гоморре на железном пароходе «Великая Октябрьская  Социалистическая Революция»...

***

Человек состоит не только из материи и воды, но и воздуха - он ведь тоже в нем. Отец, Сын и Дух - в полном составе...
 (Вода душу радует, а воздух голову)

***

Ох, что только нельзя... Настолько всё можно, что голова кружится... Можно, например, рисовать вдвоем, втроем - с женой или другом. Или даже врагом… А не рисовать нельзя. И не думать - тоже, хотя голова и кружится. Посмотрим...

***

«Дай нож». Дал. - «Нет, я хотел вон тот» - «Я автоматически дал тебе самый лучший» - «Мне тот больше нравится» - «Два художника - три мнения».

А когда три художника за одним столом у них одно мнение - это потом, когда в народ разбредутся, этих мнений у них становится девять...

***

«Мы на одном чае уйму денег экономим» - «И что толку в этой экономии? - всё равно коту под хвост» - «А ты думаешь, если мы экономить не будем, то коту нечего будет себе под хвост положить?!»

***
 
Прилип дьявол как банный лист и хожу я голый, неодетый, боясь собрать урожай со своих любимых деревьев, потому что тогда вид их  испортится...

***

Они не тратятся, вот у них и картины целехонькие, крепенькие. А я растратился и теперь и сам - призрак, и всё мое - паутина…   (Они баобабы - и в этом нет ни тонны преувеличения - а я умен и тонок как микросхема...)

***

«...Я-то простил, но ведь болит - боль никогда не прощает...» -  «Болит не потому, что сильно ударила, а потому что ты такой чувствительный?» - «Прежде чем бить, надо было узнать, с кем имеешь дело...»

***

Такому красавцу и умнику, как я, женщину в доме, конечно, нетрудно завести - не труднее, чем кошку или собаку, например. Но ведь не завожу же я ни кошку, ни собаку - имею негативный опыт! Так и с женским полом - им тоже надо молоко давать и за ухом чесать! Все такие навязчивые! Тут  не позанимаешься! А мышей в кровати часто плохо ловят!

...Нет, я тоже люблю и она такая рыбка... Рыбок, кстати, я как раз завести не прочь. И птичек тоже. Они же из клеток и аквариумов своих не вылезут, чтобы очень глупо об меня чесаться...

***

Если рассуждать логически: раз к людям приходил Бог-миссия, чтобы сделать их богами, то и к зверям должен был заявиться эдакий продвинутый человечек с целью научения их своему образу и подобию?! Просто его  миссия тоже окончилась ничем. Может, съели. Или забодали, заклевали, затоптали. А верблюды еще и заплевали... И остался только отряд коней-апостолов, но их потом приручили, накрыли царскими попонами, пристрастили к играм на скачках... И что теперь? И теперь дрессируют и людей, и зверей - только богов и тараканов, наверное, никто не пытается переделать...
(Пока они, обладая одним, отвергают вторую возможность, нет и речи о третьей реальности...)

***

Для своих стена называет себя «крепостью», только для чужих она тюрьма и есть очень уютные сказки про доблестные войны и негодяев, которым самое место в тюрьме...

***

Мы были рядом, милая, во  всяком случае, я слышал твой голос и кричал в ответ до тех пор, пока не надорвался, а теперь, посмотри, какие дремучие леса нас разъединяют. Теперь мы покойники и призраки друг для друга и нужно чудо или какой-то чудесный третий, чтобы уничтожить нашу дрему, мешающую нам подняться над лесом...

***

Сны похожи либо на осла размером с лошадь, либо на лошадь размером с верблюда. Эти новоявленные животные обычно выбегают на поворот выпучившись и раскорячившись, и, будучи не в силах справиться со своим, оставшимся за кадром, разгоном, задевают стены, что стоят в каком-то очень желтом тумане во мне...