Horror trip

 Horror trip


"...Поскольку эксперименты с ЛСД зачастую проводились в неведении о его
глубоких, потрясающих и непредсказуемых эффектах и без медицинского наблюдения, они часто плохо заканчивались. С ростом потребления ЛСД как наркотика, стали учащаться "страшные путешествия" (horror trips) - эксперименты с ЛСД, которые приводили к состояниям потерянности и панике, часто становившиеся причинами несчастных случаев или даже преступлений..."

 Albert Hofmann, "LSD - my problem child".




1

Стометровка.



 Затаить дыхание...попытаться усмирить бешено стучащее сердце...принять удобную позицию и, одновременно с хлопком стартового пистолета, подобно пуле устремиться прочь от толпы, журналистов с фотоаппаратурой, болельщиков и сверлящих глазами тренеров. Рассекая упругие потоки воздуха, едва касаясь подошвами горячей дорожки, нестись вперед. Я - пуля, я - спринтер.

 Как говорил мой "тренер", хуже неожиданной облавы может быть только облава ожидаемая. Около сорока минут я сидел в любимом кресле в темной гостиной своих городских апартаментов, с дорогим кожаным докторским саквояжем на коленях, вглядываясь через кусты, окружавшие мой дом с целью оградить мое жилье от любопытных глаз, на противоположную сторону улицы. Там стояло два фургона "Пицца Кейк", как предполагалось, до отказа набитых полицейскими. Я - преступник, я - на прицеле.

 Мысли о спринте навеял кофеин натрия, примитивный допинг, который в смеси с текилой ввел меня в состояние странного беспокойства, несобранности и вместе с этим - почти детской радости предвкушения приключений, он прогонял кровь по моим сосудам с сумасшедшей скоростью.

 Да кстати - еще мне было до одури страшно, как беговой лошади, которая вдруг узнала, что после забега ее пустят на колбасу вместе с жокеем.

 С верхнего этажа звучала музыка - там были люди, какие-то случайные знакомые моих случайных знакомых, люди, которых я пригласил, чтобы федералам было чем заняться, пока я буду бежать, а так же чтобы сбагрить запас кислоты, который я не мог взять с собой в дорогу.

 И вот прозвучал сигнал - открылась дверь одного из фургонов. Сердце издало трагичный "бубум"и замерло. Резко поднявшись, я на миг запнулся - кровь ударила в голову, и в глазах потемнело, но уже секунду спустя я мчался к черному ходу, ведущему во внутренний дворик.

 Мои белые кеды стучали по показавшемуся неприлично длинным коридору в такт с сумасшедшим пульсом, в одном ритме с тяжелыми форменными ботинками человека, который по хрустящим мертвым листьям не спеша шел к моей двери.

 Раздался звонок. Всем телом я врезался в дверь - она не поддалась, хотя я точно помнил, что не запирал ее, когда готовился к этому вечеру. "Что за черт?!" - в панике я бился всем телом о дверь, неприступную, как сорокапятилетняя старая дева. Из окна второго этажа вылетела бутылка, которая с дребезгом расплескалась осколками по моей прекрасной деревянной веранде. Звук будто отрезвил меня - я дернул дверь на себя и вылетел на задний двор. Медлить было нельзя - я пересек газон и перемахнул через свой собственный забор, неуклюже рухнув на асфальт. Поднявшись - бросился через перекресток, под неодобрительные гудки проезжавших машин, к припаркованному около старой почты автомобилю, прекрасному черному, блестящему, дорогому, надежному, как гроб, "линкольну" образца 85го года.

 Трясущимися руками я достал ключи и открыл машину - метнул внутрь багаж и нырнул сам, здорово приложившись головой о противоположную дверцу. Примерно с шестого раза я завелся и медленно, бесшумно выехал на бульвар, вежливо пропустив три полицейские машины, с каким-то чудовищным воем промчавшиеся в противоположном направлении. Обернувшись назад я увидел - во всех комнатах моего дома горел свет и мелькали черные тени. Финиш... Все еще дрожа от возбуждения, я вырулил на бульвар и помчал по широкой и пустой дороге прочь от опустошенного жилища. У меня было еще два дела.



 2.

Дело первое.


 Отъехав на несколько кварталов я остановился на светофоре - времени хватило чтобы достать из заднего кармана раздавленную пачку сигарет с дебильным верблюдом. С трудом одолев зажигалку, не желавшую гореть, я наконец-то прикурил и тут же выбросил сигарету, отплевываясь от крошек дрянного табака. Я поджег фильтр...

 Спустя полчаса мой легкий допинг начал отпускать и чтобы не заснуть я решил закинуться чем-то посерьезнее. Запустив руку в саквояж, я на ощупь нашел пакетик с капсулами, вынул одну и высыпал ее содержимое себе в рот.

 Два моих незавершенных дела были по пути к выезду из города, и мне даже не нужно было никуда сворачивать. Но я - свернул.

 Небольшая придорожная закусочная "Бути-бэй" была пуста и скорее всего готовилась к закрытию - ни одной машины, кроме моей, там не было. Когда я заглушил мотор, мое лобовое стекло прогнулось под напором неестественно жаркого ветра и начало стекать внутрь салона, переливаясь всеми оттенками серого. В ужасе вывалившись из машины, я захлопнул дверь и побежал внутрь.

 В закусочной было всего два человека - посетитель, мистер Неимоверно-пьяный-старый-увалень в идиотской кепке, и полноватая девушка-бармен в белых шортах и клетчатой рубашке, от которой рябило в глазах.

- Дайте черный... черный кофе без сахара... и без сливок... в общем - черный, - путаясь и теряясь произнес я, - с каплей коньяка...
 Где-то на втором этаже пронеслось метро - я отчетливо это слышал, остальные не реагировали - видимо, уже привыкли.

 Девушка медленно повернулась ко мне спиной, потянулась куда-то к батарее бутылок, "Боже, да ее зад - это целая луна!" шепотом подумал я. Мистер Увалень повернулся ко мне, девушка замерла.

 Самое мерзкое - когда не отличаешь реальность от вымысла, не отделяешь свои мысли от бреда, который ты городишь, держась за стойку и стараясь выглядеть хотя бы пьяным.

 Кофе мне подали спустя пару минут, а старый идиот увидел во мне собеседника, пересев на соседний стул около стойки. Он был так близко, что я отчетливо видел каждый отвратительный прыщ из сотни прыщей, водивших хороводы на его морщинистом лице.

 - Приветики, - сипло сказал он. Представляете? Приветики! Да за кого он принял меня? Я собрался, было, ответить ему что-то разоблачающее, но потом увидел, какая беда произошла с кофе - он замерз в лед! В один миг, и только ложка, вмерзшая на половину, торчала из темной ледышки. С криком я опрокинул кофе на свои любимые серые джинсы и усилием воли сделал вид, что все в порядке. Алкоголик, жалкий, больной человек, продолжал глядеть на меня.

- Привет приятель. Это твой линкольн стоит там, за окном?
 Я посмотрел в окно и ни черта там не увидел. Разве что черную дыру квадратной формы, честное слово.
- Черный линкольн со стеклами, тонированными ртутью...ртутными стеклами тонированными ртутью, отмытые ртутью от налетевшей ртути... - мой язык заплетался, я не мог сосредоточиться и решил уйти, ведь уже допил свой кофе.
- Я давным-давно поспорил с приятелем, сколько лошадей под капотом у такой малышки...
Я ушел, даже раньше, чем ожидал - просто свалился вместе с высоким стулом на чашку из-под кофе и вырубился, потом сразу же пришел в себя.

- Извините, - я бросил мятую двадцатку на стойку и, не сгибая сведенные неожиданной судорогой ноги, направился к выходу.

 Настроившись на то, что меня уже начало отпускать, я добрался до своей машины. Слегка покачиваясь в такт со всем, вращавшимся вокруг меня, я посмотрел внутрь машины. С сидения, противно поблескивая, на меня нагло глазели ключи. Издав вопль ярости (совершенно беззвучный) я заметил, что стекло снова потекло... я знал что делать.



 Спустя двадцать минут я снова ехал по бульвару, обдуваемый свежим ветерком через разбитое стекло, моя правая рука был перевязана носовым платком.

 Клуб "83-16" находился на распоследней окраине и, скорее всего, задумывался именно как распоследний притон еще до открытия. Если так, то надежды хозяев "83-16" были оправданы процентов на сто сорок. Тусклая неоновая вывеска, мужеподобные шлюхи, курящие у входа с обезьяноподобными охранниками, пара торчков, отливающих за углом и облеванный идиот, спящий около машины, до которой он так и не добрел - нужно быть полным дерьмом или отчаянным героинщиком, чтобы забрести в такой клуб. Меня в "83-16" знали уже давно.

 Машина Эрнесто стояла рядом с парой задрипанных фордов. Его машина - единственный в своем роде фургон с нарисованными ромашками, листочками канабиса и надписью "Love & peace". Эрнесто и его Скуби-мобиль - последние отголоски сраных 60-х в городе. Говорил он с французским акцентом, а сам напоминал толстого, тупого латиноса (видит Бог, он и был толстым тупым латиносом). Мозг Эрнесто атрофировался от количества пропущенной через него дури, и я ни разу его не застал в нормальном виде или в культурном месте.

 Нахально подмигнув самой усатой и отвратительной проститутке, наверное, на всем побережье, я зашел внутрь. С моего последнего визита ничего не изменилось - грузящая музыка, тела, мало похожие на человеческие, бьющиеся в кислотном экстазе, столик с кучей укуренных барыг в самом дальнем углу. В середине сидел Эрни - на нем были огромные серые очки и превосходная гавайская рубашка, красная в белый цветок. Черт, да это моя рубашка!

 Сделав шаг в направление моей любимой гавайки, я с неудовольствием отметил, как мир вокруг меня превращается в здоровенный пузырь, стены и пол прогнулись, сквозь тонкий мыльный потолок было видно утреннее небо (как-то рано сегодня встало солнце, до полуночи еще минут сорок). Внутри пузыря гуляли солнечные блики и радужные тени, издалека, по ту сторону пузыря, кто-то что-то говорил мне, но мыльная призма превращала все звуки в звон и шепот. Еще один шаг - я перевернулся около десяти раз и рухнул на дно пузыря... небо на потолке закрыло огромное пузо, затянутое в гавайскую рубашку. Мою сферу куда-то покатили, я чувствовал что перемещаюсь. В лицо ударил горячий порыв ветра с сильным оттенком перегара - таким отвратительным, что я чуть не сблевал - мега-Эрнесто занес руку и пробил мой пузырь, обжигающе ударив по щеке.

 Звон был таким громким, что я съежился, схватившись за уши и зажмурился...внутри головы все еще плясали неясные образы. Со страхом открыв глаза, я увидел над собой здорового, но не гигантского, обкуренного латиноамериканца. Лицо его растянула безумная улыбка, совершенно тупая и никак не связанная с тем, о чем он думал, или тем, о чем он говорил. Он усадил меня на холодный загаженный пол мужского туалета, прислонив к раковине - но я безнадежно сползал. В глазах временами темнело, пульс как пулемет колотил в ушах.

 - Приветики! Как... - как только я услышал первое слово, лицо Эрни стало плавиться и превращаться в уродливую маску того старика, ну, в той забегаловке. Меня стошнило на мою рубашку, надетую на моего друга... я свалился.
 - Черт тебя подери, очнись! - он занес руку еще для одного удара, и я почувствовал, как меня решительно отпускает - я загородился руками и, упираясь в скользкий пол ногами, сгорбившись, сел.

 Эрнесто, бормоча что-то на французском и испанском, содрал гавайку и остался в одной белой майке. Живот его стал похож на куриное яйцо.

 - Я так понял, твой чертов день Х настал?
 - Да... у меня кое-что для тебя есть, в тачке. Давай свалим из этого загашника...поможешь встать?

 Латиноамериканец вытер руки об МОЮ рубашку за $400 и кинул ее на разбитую, покрытую ржавчиной раковину.



 Зал был залит багровым свечением - и на миг ободранные стены и потолок показались мне каменными сводами мрачной темницы, танцпол - чем-то средним между кухней и пыточной, люди стали одновременно истощенными узниками и кровавыми палачами, из-за дальнего стола, накрытого сырым мясом с роящимися над ним мухами, с мрачной ухмылкой взирали Люцифер со товарищи...

 Это не было галлюцинацией - просто фантазией, однако желания уйти прибавилось, и я с радостью вывалился на бетонную площадку, растолкав шлюх. Машина моя стояла криво, двери были распахнуты, но саквояж лежал на сидении нетронутый. Мелким воришкам хватало ума не соваться в такие дерьмовые места, и я их хорошо понимал.

 Усевшись на место водителя, и убедившись, что Эрни целиком втиснулся на место рядом, я кивнул на задние сидения.

 - Подай саквояж, давай, скорее, пока меня опять не унесло

 Толстяк дотянулся до саквояжа, но отдавать его мне не спешил - приоткрыв его, он запустил туда обе свои волосатые руки, с интересом перебирая весь широкий ассортимент внутри.

 - Черт возьми, да этого дерьма хватит, чтобы обдолбать футбольную команду с запасным составом и половиной болельщиков!
 - Этого дерьма хватит на пожизненное. Отдай мне сумку и не дури... там припасена одна маленькая штучка специально для тебя.

 С обиженным видом он кинул саквояж мне, едва не вытряхнув оттуда половину содержимого. Не обратив внимания, я запустил руку и начал ковыряться в куче пластинок, коробок, склянок, спичечных коробков, пластиковых шариков и полиэтиленовых мешочков. Наконец я нашел нужный и протянул Эрни.

 - Что за дерьмо? - с оценивающим видом он разглядывал таблетки в пакете.
 - Не знаю. Сожри пять-шесть штучек и потом расскажешь о своих ощущениях, - улыбнулся я. ЛСД-25 или Делизид - "Тартрат диэтиламида D-лизергиновой кислоты" - очень сильнодействующий и невероятно популярный некоторое время назад психоделик. Первая за последние несколько лет партия в таблетках во всем городе, я узнал о ней совершенно случайно и, не упустив случая, выкупил целиком.
 - Не придуривайся,- заглотив четыре штуки подряд, запивая чем-то дурнопахнущим из непонятно откуда взявшейся фляги, ухмыльнулся Эрнесто.
 - Раствор мескалина... отличного, настоящего прекрасного мескалина. Нужно как следует напрячь задницу, чтобы достать даже половину того, что ты только что закинул, учти это, - наивный толстяк съел еще одну. Он никогда не разбирался в том, что жрал…хотя, наверное, даже я на вкус и цвет не отличил бы слабенький мескалин от ЛСД, коварно подсунутого лучшим другом.
 - Куда едем? - лицо Эрнесто не изменилось, его, по-моему, даже слегка отпустил алкоголь, и все то дерьмо, которое он успел сожрать до моего появления. То же происходило и со мной.
 - К одному моему хорошему знакомому в его загородную резиденцию.
 - Отличненько, - Эрнесто протянул мне таблетки обратно, я помотал головой.
 - Оставь у себя, пусть это будет прощальным подарком.



 Я включил радио - там играл соул, какая-то длинная композиция (возможно, несколько композиций, похожих одна на другую, как похожи эти между собой негры-музыканты). Отличная музыка для тех, кто хочет вырубиться за рулем и на полной скорости въехать в какой-нибудь сраный бензовоз.

 Мы катили по абсолютно пустой трассе, мимо моего "линкольна" проносились пасторальные загородные дома с верандами, баскетбольными кольцами над дверью гаража и даже детскими домиками из досок на деревьях, черт бы их драл. Настоящее "дорогое белое гетто".





3

Дело второе.




 Спустя чуть больше полчаса у латиноамериканского торчка появились первые ЛСД - симптомы: на объективную реальность он еще реагировал, но уже бормотал что-то про необычное освещение. Мы приехали к месту назначения – трехэтажному коттеджу, огороженному символическим метровым заборчиком, с двумя гаражами, достаточно скромному, по сравнению с соседними особняком окружного прокурора и сраным замком бывшего полковника ЦРУ. С обоими я познакомился по «долгу службы» - полковник Фаррони помог мне договориться об одной особо крупной поставке, которую заказал через посредников мистер прокурор.

 Хозяин коттеджа – заместитель шефа полиции Тёрнер, пятидесятилетняя квадратная задница, бывший военный, один из этих придурков с маленькими глазками, перекошенной квадратной челюстью и ежиком седых волос, которые орут на вас, заплевывая почем зря и при этом краснеют, как будто их варят, хотя даже не знают, кто вы и что вам нужно. Он, насколько известно, прошел Вьетнам, Афганистан и сложную операцию на головной мозг.

       Однако сраная железная пластина в тупой башке мистера Тёрнера не была его главной проблемой– где-то с пол года назад его сынок, двадцатилетний беззаботный кусок дерьма, катающий шлюх на папином «Кадиллаке», подхватил колумбийский насморк и совсем недавно трагически скончался от передозировки.


Я припарковался около соседнего с Тёрнера дома, в темноте, посреди целой горы шуршащих сухих листьев, заглушил мотор и выключил фары. Мне нужно было подождать еще около десяти минут - возможно, чуть больше, все зависит от Эрнесто. Его состояние все ухудшалось - он начинал уходить в себя, в его расширенных дальше некуда зрачках почти отражались мириады образов, пробегающих в сознании. Поддавшись какому-то внезапному порыву, мой приятель дернулся вперед и уперся лбом в приборную панель, после чего замер. Сзади, за пояс, у него был засунут пистолет, компактный дамский кольт радикально черного цвета. Конечно же, он хиппи и пацифист, но это никогда не мешало ему подстрелить пару-тройку человек по случаю.

 Двумя пальцами вытащив пистолет из-за спины приятеля, я, не глядя, кинул его на задние сидения. Похолодевшие пальцы пробежали по рулю... Отлично, отлично, все по плану. Кажется, моя маленькая бомба тоже достигла места назначения и взорвалась где-то между изрядно пострадавшим за последние годы моей маленькой тайной жизни желудком и увечным сознанием - пробежала легким покалыванием первая волна нездорового возбуждения, на секунду помутнело в глазах. Отличный допинг, еще один забег - на этот раз марафон, причем стартовал я уже давно и иду к финишу...

Тук-тук. Я прошел по газону и поднялся на крыльцо. Тук-тук – дерево на двери было тяжелым и холодным, выглядело очень дорого и солидно.
Дверь открылась на несколько дюймов, поверх цепочки в меня уперлись всегда горящие поросячьи глазки.
- КАКОГО… - стандартно побагровел мистер Тёрнер, а, узнав мое лицо, застыл и, кажется, даже почернел, - ТЫ?! – я пару раз уже посещал его дом, так как снабжал покойного ребенка адским порошком, кроме того, числился в полицейских картотеках во всех ипостасях, связаннх с наркотиками.
- Прошу вас, сэр, выслушайте меня… я знаю о беде, которая случилась с… - «твою мать, как звали этого кретина? Не помню, хоть убей... черт» - с Джуниором, он был моим другом, мы вместе боролись с кокаиновой зависимостью, и, видит Бог, я преуспел…
- ЗАЧЕМ ТЫ ПРИПЕРСЯ СЮДА, ЧЕРТОВ КУСОК ДЕРЬМА? - он схватил меня за воротник и сильно встряхнул – и без того расшатанный действием недавно принятого препарата, мир перевернулся против часов стрелки три раза.

«Говори спокойно…внятно, не спеша… ни в коем случае не блевать… спокойно, правдоподобно, иначе он с дерьмом тебя сожрет, соберись!»

- Я знаю, что вы намерены отправить меня под суд, - «никаких веских улик, просто твой устный приказ, сраная мартышка!» - и я согласен быть осужденным, я хочу искупить свою вину, - «перебор… вдооох-выыыдох, дышать через рот, тебя не тошнит… правдоподобнее», - в той машине – да сэр, это та самая машина, которую Джуниор обменял на кокаин незадолго до смерти, - сидит человек, который снабжал нас… если и есть кто-то, винновый в смерти вашего сына, то это он. Я могу привести его, сэр, он невменяем.

«Сэр, тупая башка, сэр!» нахмурился и поглядел мне в глаза. Зрелище было тошнотворным, и я с трудом удержал алкогольно-амфетаминовый состав внутри себя.

- Веди…только тихо, - он открыл дверь и воровато оглянулся, став спокойным и сосредоточенным – по-настоящему страшным.

Когда я открыл дверь и за руку потянул Эрни, он не сопротивлялся – однако, позволив себя вытащить, он безвольно упал на дорогу. Я поднял его, снова уронил, опять поднял, и таким образом транспортировал к дверям.

Мистер Тёрнер принял его с моих рук, железной хваткой взяв за плечи.

- Пойдем со мной внутрь, сынок. Я задам ему и тебе несколько вопросов в своем кабинете, - с плохо скрываемым идиотическим восторгом заявил Тёрнер. Пока я собирался с мыслями, он впихнул меня внутрь дома и захлопнул дверь.

Первое, что я заметил – паркет. Отличный темно-красный лакированный паркет, о который я приложился щекой. Скользя руками, я не без труда поднялся – одной рукой толкая зомбированного Эрни, другой рукой заместитель шефа схватил меня за руку и потянул за собой, едва не вывернув сустав.

Меня проволокли через теплую, даже слишком, гостиную с камином, стены которой украшали головы убиенных зверушек, по лестнице, по темноватому коридору с копиями шедевров никому не нужной лицемерной классической живописи, к большой белой двери из покрашенного дерева – очевидно, за ней скрывался его кабинет. Я был брошен на скамью – перетянутую красноватой кожей, клянусь, более удобную, чем все кровати, на которых я спал в своей жизни, Эрни отправился в кабинет – его толкнули в спину, и слышно было, как он рухнул всем телом.

- Ты следующий, веди себя культурно, прошу тебя… - изменившимся голосом произнес Тёрнер, спиной заходя в кабинет. С отрезвляющим треском – как та бутылка, еще вечером - хлопнула дверь. Я будто открыл глаза и начал дышать – хотя и не думал задерживать дыхание или моргать.

Краски стали ярче, контуры точнее, мир приобрел контраст. Меня отпустило (или почти отпустило) очень во время – я начал осознавать, что мне наступил конец, как и Эрни, и что мой план, как и любой, придуманный в наркотическом опьянении, абсолютно неисполним в этом состоянии, что уговорить шефа полиции прекратить расследование (читай – репрессии), задобрив принесенным в жертву наркоторговцем, в принципе невозможно…

Вероятно, дверь, не смотря на видимую легкость, обладала звукоизоляцией – либо мой друг умирал совсем тихо. Медленно в мое сознание начали проникать паника и наркотик, действие которого и не думало прекращаться – лишь отступило на миг, чтобы придать моему трансу другую эмоциональную окраску.

Время растянулось, окружение поплыло, я сидел и ждал смерти, как полный идиот, шансов уйти не было – единственный мой выход из этого замкнутого круга стоял сейчас у себя в кабинете, в махровом халате, целясь из «магнума», очевидно, в голову, видимо, лежащего без сознания Эрнесто…

Раздался выстрел, приглушенный, но четкий – как гром в старых фильмах, неспешный и раскатистый. Медленные, тяжелые шаги в моем направлении – я закрыл глаза, и все отвратительно кружилось вокруг моей раскаленной головы в кромешной тьме.

Дверь открылась – сильно, можно было даже сказать, что дверь распахнулась – на пороге стоял, с дымящимся магнумом (надо же, угадал) в руке, он…

- Что за?.. – Эрнесто проигнорировал мое восклицание, он совершенно уверенно держался на ногах, но взгляд его выдавал все ту же ЛСД-невменяемость. За его широкой спиной, прямо на письменном столе, отличном и чертовски дорогом, хрипел, выпуская из-под туши сразу несколько струек крови, умирающий Тёрнер.

Мои следующие действия, видимо, можно расценивать, как совершенные в состоянии аффекта, в состоянии охерительного ужаса, когда страшно даже описаться – я вскочил и со всех сил боднул Эрни в грудь – тот опрокинулся внутрь кабинета, пистолет улетел в комнату, беззвучно (пол покрывал отличный однотонный ковер) покатившись. Дрожа всем телом, сделал шаг внутрь и носовым платком из кармана штанов Эрни, вырубившегося или просто затаившегося, выключил в комнате свет.

- Сладких снов, - тем же платком я прикрыл дверь в кабинет и, с грохочущим в груди сердцем, бросился бежать, через коридор, скатился по лестнице, в гостиную, сшибая мебель, на которую наталкивался, врезаясь в двери. Чуть не до обморока меня испугало собственное отражение в зеркале на стене одной из комнат, куда по ошибке меня занесло мое паническое бегство – я даже остановился, чтобы перевести дыхание. А выглядел я действительно ужасно – светло-серые джинсы были в пятнах от кофе, на пиджаке и футболке под ним разводы, вероятно оттого, что я успел уже заблевать себя, один рукав в засохшей крови. Лицо – опухшее, вспотевшее; прически как таковой не было – дикое растрепанное гнездо неопределимого цвета венчало мою больную голову.

Дом явно был пуст – если не считать мертвого копа и отъезжающего от передозировки Эрни в кабинете наверху – и вряд ли ожидались гости. Лучше не шуметь, не привлекать внимания соседей, не оставлять следов своего присутствия…и можно даже позволить себе умыться – думаю, полковник Тёрнер не будет против. Естественно, на эту мысль меня натолкнуло символическое изображение принимающей ванну женщины и какающего ребенка на пластиковых квадратиках, прибитых на расположенных рядом дверях – полный идиотизм вещать такую хрень, однако, я кажется, уже описал умственные возможности покойного заместителя шефа полиции.

Мокрый, бодрый и причесанный, я вышел из дома, когда на горизонте вполне уверенно висела половина солнечного диска. Город, несмотря на немалое количество живущих ночной жизнью подлецов, спал, замер, умер, застыл всей своей серой массой, было довольно тепло. Открыв двери, я кинул на заднее сидение свой пиджак – вместо него я надел рубашку, мятую строгую рубашку черного цвета, из корзины на стиральной машинке, в ванной комнате полковника, так и не дождавшуюся глажки.

Продолжение слеееедуееет…..