Челноки. 2 ст

       Варшава. Вокзал. Огромные сумки большими кучами разложены вдоль платформы. Почти все сумки одинаковых расцветок: клетчатые, с розовой или синей клеткой на белом фоне. Разные размеры, легкость и сравнительная прочность сумок превратила их в неизменный атрибут челноков.

       Это во времена СССР людей находившихся на вокзале называли спекулянтами, а теперь их звали челноками. Они – то и столпились вокруг сумок. Озадаченные, взволнованные лица. Слышна только русская и украинская речь. В воздухе витает напряжение, накаляемое обрывками фраз: «окна не закрыты на шпингалеты…», «залетай как в прошлый раз», «билеты у кого…», «занимайте все купе, Вовка ты дверь держи, я сам сумки затащу… ».
       
       Похоже на спортивные команды перед стартом, в которых указания шепчут почти все игроки, а два – три тренера молча напряженно, кивают головами.

       Нервные струны души натянуты до такой степени, что шепот не просто различим, а кажется криком, направленным именно в твои уши. Время прибытия электрички отсчитывают вокзальные часы. Чем меньше остается ждать, тем сильнее напряжение.

       Особенно остро его ощущаем мы, те, кто впервые решился преодолеть путь от столицы Польши до её границы, купив билет на электричку, больше похожую на купейный вагон наших поездов, с таким же длинным коридором, стеклянными дверьми перед купе, только без спальных мест и огромного стола под окном.

       Ожидание казалось невыносимым. Страх перед неизвестным был настолько силен, что хотелось бегать по перрону в панике и кричать « Что делать, что делать, что делать?..» Мозг отказывался понять, каким образом в вагонах могут разместиться все эти люди, а уж то, что такое количество вещей не вместить сомнений не вызывало.

       Пронзительный свист электрички привел амплитуду нервного напряжения в высшую точку, а за тем, как в замедленных кадрах фильма поплыли необычные картины. Нет, это не был штурм поезда как во времена эвакуаций, все проходило очень тихо и четко.

       Молодые, спортивного сложения, ребята прыгали на окна пока еще летящего вагона, цеплялись за стекла, открывая тем самым окна, и влетали в купе. В фильме «Человек – Паук» можно было заменить название на « Люди – Пауки» и снимать без дублеров и репетиций.
       
       Зрелище потрясающее , завораживающее и удивляющее слаженностью действий. Одни открывают на ходу окна, другие влетают в вагон, а остальные , те, кто должен был закидывать им вещи, выстроившись в цепочку и стараясь ничего не забыть, не разбить и не перепутать внимательно следят за нужным окном, готовые схватить неподъемную сумку и протиснуть её в небольшое окно купе. После сумок в окна лезут девушки, женщины, мужчины. Почти на всех спортивные костюмы. Чем не Форд Баярд?

       Самым смешным и непонятным оказалось то, что мы с мужем сравнительно спокойно вошли в не столь набитые двери Вагона и даже заняли места в купе, в котором, правда, вместо положенных 8 человек разместились 10, к тому же мало кто отличался изящной комплекцией, но вздохнули с облегчением все.
       
       Возможно, удача нам улыбнулась, так как наше окно закрыто было на шпингалет. В купе уже находился очень любезный молодой человек, который, улыбаясь, помогал всем размещать вещи. Громадные сумки занимали всю поверхность пола, давили на пальцы ног, опирались на колени. Хозяева сумок комментировали, как с ними обращаться, на какую нельзя давить или опираться, что из вещей должно находиться сверху.
       
       Некоторые просто показывали на пакет и сообщали «магнитофон», «сервиз», «посуда». Наконец-то, все успокоились, притихли и стали осматриваться.
       
       Дома кто-то был врачом или учителем, продавцом или безработным, а тут в вагоне все равны, всем пришлось стоять на базарах, продавать то, что залежалось дома или в магазинах, а чаще всего куплено на вещевых рынках, в которые превратились города.

       Не важно, на какую сумму, какой товар, кто сколько заработал и на чем. Все сталкивались с одинаковыми проблемами. Начиная с проверки на нашей таможне, и кончая польской таможней при выезде. Несколько напряженных дней настолько изматывали, что люди с удовольствием ловили минуты спокойствия, когда можно расслабиться, отдохнуть и ни за что не беспокоиться часа четыре.

       Только теперь обратили внимание на перрон. Удивление застыло на лицах пассажиров. Перрон был пуст. Как могли все уместиться? Загадка.
       
       Кроме купе, забиты до отказа были и коридоры. Люди вперемешку с вещами, заполняли коридоры на столько плотно, что пословица «мышь не пробежит» была как раз к месту. Двери купе не закрывались, сплошной конвейер вещей заворачивал в каждое купе и упирался в стены под окнами.
 
       Внезапный, пронзительный женский крик, донесшийся с платформы, заставил встрепенуться всех.
       -Нинахаля, Нинахаля…,- не смолкая с украинским акцентом, кричала пышная блондинка и бегала в панике перед окнами всего поезда.
       
       -Ай-я-яй ,-закачал головой пожилой мужчина, представившийся дядей Гришей, что-то случилось. Не поместилась, наверное-, причитал он, когда слух уловил новую информацию.
       
       -Сумку с документами украли, ой украли, украли…. Взгляд каждого сидящего в купе, стал вылавливать из общей кучи свои вещи, и пересчитывать их количество. Внутри все сжималось от тяжести нахлынувших чувств. Сочувствие к женщине перемешивалось со страхом оказаться на её месте, чувство радости оттого, что твои вещи при тебе заглушал стыд за такие мысли.
       
       Не успели переварить услышанное, как крик и шум переместился в наш коридор и заполнил собой все купе с двух сторон.
       
       Судя по звуку, женщина с платформы неслась в нашу сторону, её Нинахаля из окна слилось с криками, доносившимися из коридора.
       
       -Куда лезешь, все переломаешь, только не на эту сумку-,
       -пустите заразы, воры проклятые…- Пожилая полная женщина со скоростью перепуганной мартышки впрыгнула в купе, и с невероятной сноровкой, прямо по вещам, пробралась к окну, пытаясь высунуться из него как можно дальше.
       -Кто, что, как?- кричала она, но подруга голосила уже у другого вагона, ничего не понимая и не слыша. Размахивая руками и балансируя на вещах, несчастная развернулась и, не сбавляя скорости, выскочила из купе.
       
       Волна возмущения сопроводила её вдоль коридора, как и прежде.
       
       Растерянные пассажиры не успели сообразить, на какую из сумок наступала Нина или Галя, как взгляды всех приковал дядя Гриша.

       Растерянное, искаженное болью и возмущением лицо бедного старика, лишившегося дара речи от боли и ужаса, объяснили все. Под окном купе находился столик, настолько маленький, что похож был на узенький подоконник. Дядя Гриша сидел возле окна, прижатый к стене остальными.

       Когда фурия влетела в купе, и ринулась к окну, нога её соскочила со столика, рассчитанного видимо на диаметр стакана, не больше, и придавила старика. Все произошло так быстро, а боль была столь пронизывающей, что он буквально лишился дара речи, весь сжался.

       Не понимая, что произошло, так как, единственное что он видел, была пятая точка, скорее не точка, а самая крупная часть женщины, перекрывшая ему весь обзор. Реагируя на наши сочувственные взгляды, дядя Гриша с помощью жестов стал описывать формы женщины и указывать на пострадавшее место.
       Удивленно – возмущенная мимика и красноречивые жесты вызвали такой заразительный хохот в купе, что сам старик не смог сдержаться.
       
       Улыбка сквозь напряженное лицо вернула дар речи, и дядя Гриша с героическим видом стал пытаться объяснить, теперь словами, что - же с ним произошло на наших глазах, вызывая все новые приступы безудержного смеха.