Где-то...

       Где-то вдалеке шумит электричка. Далекий сигнальный гудок, стук по рельсам, шуршание осыпающейся насыпи. Ветер взъерошивает траву, играет с ней, самый длинный стебелек щекочет мне лицо. Я жмурюсь и чуть слышно фыркаю. Хорошо… Пахнет летом, полевыми цветами, свежей травой, на которую уже осела ночная роса. От реки под обрывом веет сыростью, немного илом и терпкой дикой черемухой, заполнившей весь берег. Там шелестят над водой старые ивы, полощут продолговатые листья в холодной воде, иногда плескается рыба. Вот прошуршало что-то в траве, не иначе торопится в норку припозднившаяся ящерица, пытавшаяся поймать последние солнечные лучи на закате. Кажется, еще совсем недавно красноватый свет заливал обрыв, на котором я так удобно лежу, раскинув руки и вливаясь в окружающую меня жизнь, но уже похолодало, вместе с дыханием вырывается парок, а в небе зажигаются первые звезды. Я смотрю вверх и одновременно вижу и не вижу их. Я сейчас одно с этим ветром и травой, со спокойной рекой с неглубокими заводями, вечерними сверчками и нагретыми за день камнями. Кажется, тело дышит в одном ритме с землей, сумеречное небо кружит голову, обещая пока непознанную глубину. Я знаю, что сейчас всю радужку глаза у меня заполняет блестящий, серебристо-черный зрачок, человеческая суть спит где-то глубоко внутри. Пока ей нет места под этим небом, где вечность сливается с мгновением. Где я – это немного больше, чем обычно …
Славянская девушка, вышедшая босая в ночь перед Иван-Купалой к околице, чтобы отыскать цветущий папоротник. Легкая поступь, край вышитого сарафана, толстая коса, качающаяся туда-сюда вдоль пояса. Под ногами мягкий ковер темно-изумрудной травы с белеющими звездочками кислицы, ароматной медуницей, одинокими ягодками земляники. Взгляд через левое плечо: в деревне призывно, по-домашнему светятся окошки, брехают собаки, пахнет свежескошенным сеном и парным молоком. Статная девушка похожа на березу, на которую она и опирается на опушке, оглядываясь на родное поселение, перед тем как углубиться в лес. Молоденькое, весеннее деревце, с клейкими зелеными листочками и сережками, призывно белеющее в темноте наступающих теплых, летних сумерек…
Скифская воительница, взлетевшая в седло на закате и помчавшаяся вдогон солнцу, провожать, пока оно не скроется за краем Великой Степи. Ярость, сила, блеск глаз, цвет которых не разобрать в тени из-под шлема. Хрупкие руки, с легкостью натягивающие тугой боевой лук. Где-то вдалеке мерцают отблески костров становища, белеют шатры. Здесь только нагретые за день песок и камни. Колючие растения, способные выжить в этой неприветливой местности. Она сама похожа на растущую в этих краях серебристую полынь, такую горькую на вкус и запах и такую мягкую на ощупь, если сможешь пробиться сквозь заросли жгучей крапивы, в окружении которой она обычно растет. Вдалеке слышится ржание табуна и пахнет дымом, ночь звездным покровом укрывает уставшую за день землю…
 Украинская дивчина, поющая у тына повечеру, пока тонкие пальцы плетут венок из полевых трав. Низкий, грудной голос, гибкий стан, плавные движения… Тонкий месяц робко светит на том темно-синем небе неповторимого оттенка, какое бывает только на юге. Теплый ветер носит лепестки яблонь и вишен. А сама дивчина похожа на спелую черешню, сладковатую, глянцевую. Так похожую на вишню, но без ее кисловатой горечи…
 Я точно знаю, что когда-то эта ночь уже была. Возможно, со мной, а может, и нет. Где-то вдалеке загораются первые звезды…