Б А Н А Л
Придумать ничего нельзя… Всё либо есть уже, либо – было, либо – будет. То есть, из жизни толи вашей, толи любой другой… И не обязательно Земной. Венерианской, возможно, меркурианской, альфа-ценраврийской, и т.д.
Ну, это и понятно, потому, что просто. А значит, и объяснять нечего…
Иногда непридуманное рождается сдвигом фаз восприятия, и так же не может быть отнесено к выдумке.
Но тут пошли явные терминологические извивы, а значит надо в них не увязнуть.
Непридуманный боевик, замешанный на сексе и крови, привычней и не требует адаптации. То же самое с мелодрамой…
И тут ничего не поделать, да и не нужно делать ничего, потому что я никогда боевика не напишу, а у Флеминга никогда бы не родилось околофилософского чтива, на грани бреда. Зато у него достаточно неплохо получались боевики на той же грани.
Гармоничный Мир уравновешивает Себя Сам, возникающими то и дело противоположностями. Только и всего.
А вообще, всё совсем не так…
Это люди Всё поразделили. Позанесли в таблицы и реестры. Понастроили схем и графиков зависимостей. И даже не подозревают, что вырывают куски из живого Единого Организма. Без анестезии. Из БОГа.
Нет чистого боевика. Как нет чистой философии или комедии. Просто, используя известные приёмы, автору удаётся что-то выпятить, а что-то затолкать в глубину. Коленом.
В результате получается то, о чём мы только что толковали: комедия, философия, ужасы…
Россия старательно кого-то догоняет, не подозревая о том, что на самом деле всё выглядит иначе. То есть – давно обогнала. А поскольку видны спины, значит на целый круг. Но издержки погони (догонялок), похоже, остаются.
А потому из непридуманного.
Разговор о производстве.
Америка, не посвящая в детали, считает, что управлять производством можно, не вникая в его суть, при условии, что есть люди, вникающие в эту самую суть под присмотром управленца. И получается, что для первых значения особого не имеет, производишь ты сыр, сигареты или кисель.
Рулёжь вслепую… Лично мне этого не понять. Но я не дроблю решение, а вижу сразу ответ. В ответе написано - фигня! И всё, мне этого достаточно.
Россия же, исключая меня естественно, и не вникая особенно в суть дела, заворожённо согласилась. Хотя на самом деле у американцев всё это выглядит наверняка иначе.
И как бы там ни было, насколько бы ни были хороши на своём месте профессионалы и никчемны на том же месте любители – управленцы, порой ничего не изменить, а тем и другим пребывать в одном пространстве – условие.
К тому же, важным оказалось - продать, а сделать – не проблемой. Поэтому котировались продавцы, в основном. Впрочем, так было всегда, если внимательно оглянуться на историю
Миром правит конфликт. Но он – следствие. Причина – наличие противоположного. Теоретически, конфликта можно избежать, если убрать противоположное. Если остановить качели Бытия. То есть убить Гармонию. Возможно Это? Вопрос риторический уже потому, что мы – часть Её Выкрутасов… Гармонии…
Значит, конфликт неизбежен, и надо привыкать. И не к чему-то в частности. А к Его сути. А мы всё никак…
Производство ритмично до тех пор, пока не возникает нюансов, естественных для любого производства.
Однажды возникла ситуация, обнаружившая в выпускаемом продукте (не важно в каком именно, это мог быть простой кисель, какая разница) непредполагаемой примеси. Возможно, она была даже полезней, чем основной продукт. Никто не проверял. Концентрация же примеси была настолько ничтожной, что придать значение событию мог только болван. Он и нашёлся. И придал.
Сложившаяся ситуация была более нормальной, чем ежели её не было бы вовсе. Слишком долго всё было хорошо. А так в природе не бывает.
Заказ был весьма серьёзен. (Вот проговорился, значит, не киселём занимались). А неприятности ищут любого повода для реализации себя.
Страшно дорогой импортный анализатор достаточно легко примесь обнаружил, что получило отражение на ленте, вылезшей из него откуда-то сбоку.
Управленцы принялись за дело. Профессионалы, просчитав варианты, ждали высоких указаний и пребывали на скамейке запасных.
Исполняющий управленец вызвал к себе среднего аналитика, и велел разъяснить ситуацию.
Надо сказать, что к тому времени с ситуацией, в общих чертах, достаточно быстро и оригинально, уже разобрались. Профессионалы.
Управленцам же хотелось участия. Не управлять они уже не могли.
Аналитик предъявил ленту – плод работы дорогого импортного прибора.
Не каждый может читать подобные откровения машины холодной.
Аналитик мог. Не смотря на то, что средним был. Управленец – не мог. Не смотря на то, что был исполняющий. Но он хотел причастности.
Принцип неопределённости не позволяет получать любого ответа в чистом виде. Это было бы слишком просто для задающего. А потому крошечный пик, из-за которого всё и началось, терялся в шумах работы прибора, которые так же отражались обрабатывающей компьютерной программой на ленте, тупо фиксирующей всё, что считал нужным прибор.
- А это что, - вопросил любознательный управленец. И не было ясно, имел он в виду всю ленту или какой-то конкретный её участок.
Аналитик растерялся. Но ответ сузил.
- Это – вот тот самый пик, - он назвал вещество, - а это помехи – неизбежные шумы прибора, но качественно различимые и анализу не препятствующие.
- Да вы издеваетесь, - сказал управленец, - вы думаете так можно работать? – Он театрально взмахнул лентой. – Мы отвалили за «машину» 200 тыс… Шумы убрать. Пики сделать контрастнее. Через полчаса я вас жду.
Вас, он сказал с маленькой буквы.
Аналитик растерялся во второй раз и окончательно. Бывают ситуации, когда сводит ногу, руку, ну вы знаете. Аналитика свело всего.
Возникла пауза, в которую рухнуло Всё вообще и сразу…
Не знаю, донёс ли шутливым тоном подачи суть события, накал которого, кроме природной индивидуальности участников, усиливался дремучей некомпетентностью управленцев-руководителей…
Аналитик попытался развести руками, но не смог. За то время, что ему было отведено, при всём природном старании он бы не смог ознакомить управленца с разделом физики, курирующим данную область применения, а так же химии, а самое главное с разделом, курирующим элементарную сообразительность. Поэтому он просто молча вышел.
Прыть не знает границ, если умышленно не ограничена извне.
Следующим гениальным шагом в попытке настичь истину и ухватить Её за рваный подол, стала попытка исследования емкостей промежуточного хранения «продукта», методом погружения в них по пояс младшего лаборанта и вытирания марлевым тампоном досягаемой поверхности, для дальнейшего радостного обнаружения в содержимом тампона искомого вещества всё тем же дивным импортным прибором.
Поскольку разговор ведётся «на пальцах», в равном стиле можно сказать, что то летучее вещество, которое, с ног сбившись, все пытались найти под управлением управленцев, было действительно летучим, то есть в достаточной степени оправдывало принадлежащую ему химическую терминологию. И пребывать на неконтактирующей с продуктом поверхности не могло в принципе. Ну, разве что, зацепившись в какой-то дикой нереальной диффузии за неё одним атомом, не более.
Я не вижу смысла в продолжении, хотя оно безусловно есть, потому что продолжение есть у всего.
Я хочу только сказать, что и аналитик и управленец всё ещё работают подле друг друга, и иногда встречаются в узких коридорах неразберихи Происходящего…
Управленец встречается в дорогом импортном костюме, аналитик – в застиранном давно не белом халате. Это нереальными стараниями управленца стали экономить на спецодежде и зарплате…
В контрасте с одеждой пребывали глаза обоих. Живые и радостные – аналитика, набитые грустью до дна – управленца…
Для любопытных. Неделю спустя.
Страсти улеглись неожиданно и легко, как и явили себя. Так, будто кто-то принёс незаметно, а затем так же незаметно забрал то, что принёс.
Управленцы сделали вид, что это их рук дело. Кроме них такого вида не делал никто. Потому что и так нахохотались вволю. На том и забыли. Свойства человеческой памяти поражают. Свойства человеческой Души удивлять будут всегда.
А по существу могу сказать одно. Это был информационный вирус, о наличии которого ещё только начинали догадываться два человека на планете. Но я думаю не станут они долго скрывать своих догадок, и лет через десять люди поверят их фантазии…
В С Е Л Е Н Н А Я 2
Начинать всегда не просто.
Начало – это, как первый кристалл, вокруг которого вскоре родится и нарастёт целая горсть. Так что красота грозди зависит от того – первого.
И так абсолютно во Всём. Что касается творчества, особенно. Хотя творчество – и есть любое изменение…
В литературе, начало – это первая фраза. О которую нужно тонко разбить пытливость досужего читателя. Да и со второй хорошо бы не подкачать, иначе книжка полетит в корзину. Есть такие, кто терпит страниц пять, не смотря на первую отточенную фразу. И всё же…
Стоп. Здесь я пришёл к любопытному выводу.
Творчество – это некий симбиоз мыслей (образов) и индивидуальности. Я даже думаю, что если благополучного «творца» идеально изолировать от Происходящего, то он уже ничего не сможет натворить. А, раз попробовавшему, и вкусившему, без этого уже не обойтись. И придётся из изоляции выбираться. А в связи с этим я думаю вообще вот что. Изоляция создаёт подобие информационного вакуума, в который после удаления ширмы устремляется всё подряд. И вот тут начинается…
Ну вот, кое-как начал и я.
А разговор собственно, ни о чём. Как всегда.
О чудесах. Которых, в принципе, нет. Но которые всё-таки имеют место, а в силу неготовности наблюдателя трансформируются им в нечто безумное и оценке не подлежащее.
Чудеса осторожны и нежны. Толпа равнодушна и груба.
И всё же…
Радость по модулю равна грусти. Только знаки у них противоположные. А воздействие идентичное. Суть – гармонические колебания. Как ластиком, они стирают предыдущее, готовые всегда быть стёртыми сами.
Чудо несёт не рассчитанную радость, к которой не всегда готов зритель. А вернее всегда не готов. А потому зачастую финалом имеют недоумение в мягкой форме воздействия, или психоз – в жёсткой. Последнюю, достойно иллюстрируют времена инквизиции.
Суббота – второй день недели, когда хочется взять и просто уехать. Все предыдущие дни чувства мощно сдерживаются.
Привычка уходов, уездов, улётов от Себя в субботу прогрессирует довольно ощутимо. Всем хочется быть в двух местах одновременно. Некоторым – одновременно в пяти. Ну и т.д. Только не там, где всегда. Не там, к чему буднями привязан.
Я – редкий тип. Уже через пять минут любая поездка начинает меня томить. В силу какой-то подспудной повторяемости-похожести, что ли. Особенно сильно и безысходно томят «пробки». Когда приходит томление, включается защитный механизм, и тут-то я начинаю выдумывать всякие спасительные небылицы. Устно или мысленно. Устно, - если есть с кем; мысленно, - если один.
На этот раз я вообразил себе следующую картину.
Образ, кстати, не требует подготовки. Ему нужны лишь тема, ассоциации, и непременная возможность слегка пошалить. Ну, хотя бы мысленно.
А пошалить в данной связи можно было примерно так. При подъезде, не дожидаясь быть зажатым со всех мыслимых сторон пробкой, плавно поднять машину над шоссе, и пока высота незначительна, успеть насладиться начинающимся недоумением на лицах соседних водителей. И пассажиров, заодно. Дать устояться, в себе, ощущению лёгкой, ненадолго отпущенной вседозволенности, и только затем, что бы окончательно не смутить более никого, взять, да и просто улететь… В небо взмыть… Но с посадкой опять возможны проблемы окружающего недоумения, шоков, неврозов и прочего…
Так что я вынужденно избегаю подобных ситуаций в реальной жизни, оставляя их, в основном, в зыбком поле фантазий. Хотя, порой бывает весьма проблематично отделить реальность от вымысла, а особенно быть окончательно уверенным в том или другом…
Представляете, если бы не было мыслей?..
Но грустить об их отсутствии или радоваться, можно тогда только, когда мысли живы и хотя бы периодически навещают…
А как можно судить о том, чего нет и ты о том, что чего-то нет, даже не знаешь…
Кстати, тема действительно щекотливая, но некоторые, похоже, реально не знают о наличии мыслей в Природе, и принцип присутствия этих людей, весьма своеобразен. Они проживают всё раньше, чем успевают сообразить…
Работа была, как работа. Как и любая другая вообще. Потому что если не бежишь на работу вприпрыжку, это делает она. По тебе. Так всегда.
Да и не в работе дело. Просто там, на фирме, Он, в меру любя, в меру терпя своё здесь присутствие, потихоньку становился пенсионером.
И как-то незаметно для себя и окружения (изменения хорошо заметны во временном дискрете) обзавёлся животиком, морщинами и лысиной – таким навязчивым набором возрастных недоразумений. Периодически гадая только, когда это ему удаётся так незаметно привыкать к подобным вещам.
Незаметная должность, - как продолжение незаметной жизни… Или наоборот… Расставьте сами.
И дополнить к портрету больше нечего. Всё и так ясно. Уложился в полстраницы.
До пенсии оставался ровно год, когда из разболевшейся десны вылез краешек белого зуба. В, почти, шестьдесят лет… когда «кадры» затеяли основательную возню с пенсионными документами.
Учитывая взлёт бюрократического формализма в стране, ход был профессиональным.
На всякий случай Он испугался. Жена потащила в поликлинику. Но Он упёрся.
- Давай сами посмотрим, - предложил Он, - чего народ занятой беспокоить по пустякам…
И стали смотреть. Ждать пришлось недолго.
Ход известных событий, в известном смысле, равно и воспринимается. Когда же включаются механизмы, нарушающие привычность и искажающие реальность до наоборот, восприятие нарушается и посылает сигналы испуга. Вот почему события, приравниваемые к чудесам, показывают себя неподготовленной публике весьма осторожно. А как к ним можно подготовиться? Где опыта набраться, если не у самой Природы? Но Природа и здесь осторожна…
Второй зуб появился следом и подарил чувство привыкания. Место для молодых, новых зубов ещё оставалось. Он подумал о новой щётке.
Вскоре пришлось подумать и о новой расчёске. Так как лысина стала помаленьку зарастать.
К чему нужно было готовиться ещё, Он растерянно не знал.
- А зачем готовиться-то, - логично подумал Он, и не стал. Положился на Природу. Впрочем, как и всегда.
К слову, полагаясь на Природу, поликлиники Он не посещал и таблеток не принимал. Что, в наши дни было откровенной редкостью.
И всё бы хорошо, если бы не исчез живот, и однажды не увидели Его бегущим по лестнице на 8 этаж. Забылся.
???
На него стали странно смотреть соседи и сослуживцы.
И настал день, когда нужно было принимать решение. И Он принял. Уехал… Исчез…
Поползли злорадные слухи, что Он слёг в больницу с редким заболеванием, которое подхватил после поездки в прошлом году в Африку.
На самом деле, дальше Курска, где жила его матушка Он последние 15 лет никуда не выезжал…
Заметка из областной газеты «Пушкинский…»
«В субботу, 4 сентября с.г., на 35 км Ярославского шоссе, любители утренних загородных поездок стали свидетелями не совсем обычного события. А вернее сказать, для здешних мест совсем необычного. Можно так же смело предположить, что подобное не часто случалось, где бы то ни было вообще.
Из самой гущи автомобильной «пробки» от дорожного полотна отделился автомобиль Лада, марки «копейка», медленно набрал высоту 4-5 метров, ненадолго завис, как бы обозревая размеры автомобильной поляны, а затем без рекомендуемого набора высоты и скорости просто исчез, даже не газанув. Следов инверсии, а значит, присутствия не оставил. Возможно, умышленно.
В том месте, где это произошло, автомобили ещё минуты 2-3 не могли тронуться с места. Некоторые водители – непосредственные свидетели события, пребывая в оцепенении лёгкого транса, вели себя не совсем внятно, но правил ДД не нарушали. Обсудить произошедшее, что весьма не характерно для здешних мест, никто из машин не выходил.
Вполне адекватно вели себя лишь иностранные туристы, направлявшиеся по забубённому маршруту в Сергиев Посад. В салоне автобуса одновременно работали 32 камеры и 11 фотоаппаратов. Вспышки камер сливались в неизученное светило. На лицах туристов стыло выражение, равное смыслу фразы: «русских нам не достать ни почём!»…
Записано со слов очевидца событий – инспектора ГАИ Прошкина Т., уволившегося без согласия руководства из органов в тот же день, по собственному желанию, ввиду отсутствия дальнейших, ясных перспектив, и неготовность к испытаниям, равным Чуду…
Я не хочу давать сравнительных оценок громких, потому что постичь градацию чего бы то ни было проблематично вообще. Но однажды имела место, мягко говоря, нескучная история…
Я повстречал БОГА… Кстати, ничего удивительного, - это бывает со всеми. Просто большинство людей этим встречам не придают значения должного. Просто не придают. И объяснять здесь нечего.
В связи, с ЧЕМ следующий вопрос. Случались ли в Вашей жизни моменты, когда ясность Происходящего вдруг не вызывала сомнений, а полнота просветления вот-вот должна была достичь максимальной глубины?
Думается, что случались. По крайней мере, один наверняка проскакивал.
Ну и что? Да ничего! В следующий миг всё привычно переворачивалось и занимало удобное Ему положение. И Вы якобы оставались ни с чем… Якобы…
Так вот, в такой момент я БОГа повстречал…
В О О Б Щ Е, да!?
И опять ничего не произошло. Это я забегаю.
БОГ естественно прочувствовал всё моё содержание: чувства, мысли, суть, пр. и предложил:
- А давай Я тебе покажу, ради чего ты полжизни рвёшь себя на части. Только между нами…
В следующий момент Мы оказались подле неприметной такой калиточки, в которую Творец меня и пропустил.
- Вот, - сказал ОН, - смотри…
И я чуть было не упал в обморок. Я бы и упал, – перед Создателем неудобно было…
Там, куда Мы попали… НИЧЕГО НЕ БЫЛО !?!?!?!?!?!?!?
После Этого я БОГа не видел…
Но говорят ОН есть. Да я и не сомневаюсь. И до сих пор благодарен ЕМУ за ту встречу…
Л Ю Д И шки…
Я никогда не прощу себе равнодушия, с отчаянием которого почти всегда относился к сумасбродным и забавным выходкам людей различных. Моё в этом плане безразличие достигало порой безобразно расточительных размеров. В нынешнем же своём состоянии, я искренне скорблю о возможно утраченных эмоциях и впечатлениях упущенных. Но, хочу успокоить всех, не убиваюсь…
На днях одной неподражаемой американской исследовательницей (Имени не называю, дабы разборок возможных не чинить. К тому же, при некотором информационном смещении временных слоёв, на её месте мог оказаться кто угодно другой, вообще.) всего на Свете, а в частности: необъятного творчества Толстого Льва Николаича, проникновение в которое при всей гениальности оппонента заняло, видимо, не один десяток лет цветущих, были опубликованы, наконец, итоги стараний (потуг) чрезмерных. Суть которых свелась к низвержению с «незаслуженных классических», а заодно и философских высот вышеупомянутого корифея от литературы российской.
А именно. Основные творения мэтра: «Анна Каренина», «Война и Мир», «Воскресение» оказались принадлежащими вовсе не Львовскому перу, как все наивно полагали и привыкли думать до сих пор, а лёгкому перу графини – его жены…
И прилагались доказательства. И во множестве. А как же?
Исследовательский итог подводил компьютерный анализ соответствия качественной сути произведений, глубокой, – неисчерпаемой авторской Сути писателя, которому естественно не суждено было оправдаться перед неумолимостью, в своём недосягаемом интеллекте, машины бездушной.
И краткий вывод следовал: Толстой – бренд, автор – графиня. Поскольку сослаться более не на кого…
Ну и безудержная радость американской феминистки от наконец-то восстановленной справедливости.
И моё верное по жизни недоумение.
Да какая ж разница, мэм, даже если и так?
Ведь бред вашего «открытия» ничего не меняет, неужели это трудно понять?
Ведь суть всегда в восторге непередаваемом от чтива вкусного и мыслей недоступных. А людей, предавших бумаге эти мысли, нам не коснуться никогда, увы, собою – заскорузлыми и подозрительными…
А присутствие Ваше подле творений безыскусных объясняю Гармонией вечной, в Которой есть место всему и понемногу, а знать немного и Вам…
М Е Т А 1
Объявлений, после известного случая, я уже не давал. Хотя поводы находились…
С детства я привык делиться впечатлениями о Жизни. Вернее, о нюансах её. Деталях… Потому, что даже созерцать что-либо в одиночку – не интересно, а уж повторно переживать – тем более. Глубина восприятия не достигается. И потом, в сутолоке буден и мыслей растрёпанных, в суматохе вечного неуспевания ничего, легко проскочить мимо деталей, жизнь, собственно, и формирующих.
Так что давайте дружно делиться впечатлениями и восхищениями по поводу всего…
Но это так, фантазии, возведённые в ранг трёпа… или наоборот…
Мне, к моему восхищению чем-либо, всегда не хватало лёгкой добавки – восхищения другого человека, рядом находящегося, и лучше, если этим человеком я так же был бы восхищён. Только предварительно.
В принципе, достаточно лица… глаз…
Важная деталь - восхищением своим я всегда делюсь самозабвенно. А как же иначе?
Жаль, параллельность восхищения редка, как редки случаи идеального совместного восхищения вообще. Энергетической когерентности…
В силу причин неизвестного мне характера, о которых я, в силу пытливости натуры, что-то себе всё-таки воображаю, совпадение посторонних восхищений с моими собственными по-прежнему редки.
Объясняю я это тем только, что людям есть с кем восхищаться и без меня. Или просто отсутствием повода…
На этот раз повод был. Да ещё какой.
Но я не осмелился поведать об Этом даже жене. Даже – означает полное отсутствие другого доверенного лица, равного достоинства.
Мои фантазии, а атак же исписанные ими листки бумаги, итак вызывали в ней ворох непонятных чувств, и определённую тайную жалость к «творцу». Периодически прорывалось даже лёгкое, не до конца осознанное сожаление как к себе и загубленной молодости, так и к жизни вообще.
А повод был следующий.
Как бы всё это Вам поскладней обрисовать-представить…
Ну, Вы знаете, скрипки Амати и Страдивари, повторить которые больше никто так и не смог…
Что ещё? Ну, открытия там всякие, сути которых не раскрыть никогда, поскольку являются они следствием парадокса – друга гениев…
Не знаю, как объяснить…
Может быть - Это просто решение, которое даётся без промежуточных действий. Сразу. Мгновенный синтез мыслительного Продукта из Ничего. Раз и Всё! Не было и сразу Есть… Ответ, до которого сколько не старайся, специально не добраться…
…Словесная попытка отображения любого образа в материальный мир лежит в плоскости, в то время как сам образ рождается и живёт в сферах не ограниченных ничем.
Ясно, что каждая следующая попытка шансов выжить так же не прибавляет…
«Окончательная» трансформация следов образа не оставляет вообще. Так… лёгкую дымку…
В связи с чем, для понимания необходимо определённое совпадение. Так что, если нам повезёт совпасть, Вы меня услышите.
Энергии одного посыла мало. Нужна энергия восприятия. Причём Они должны быть примерно равны. По модулю.
Отвлёкся.
Так вот. Если Жизнь – Игра, значит, надо играть. А не строить из себя серьёзных дядей и тётей, занятых процессом, напоминающим жизнь. Но играть осторожно. С оглядкой…
Не переиграть самозабвенность так же важно.
Разговор, как Вы догадались, о той самой золотой середине. Поймайте Её и я Вас поздравлю. Хотя, что Вам мои поздравления…
Помните, что такое метаморфозы? Ну, это такие изменения формы и слегка качества. Да? В нашем случае материала. Поскольку об ином нам пока рано ещё …
Так вот. Я, каким-то неведомым для себя образом приобрёл способность метаморфизироваться.
Первый раз, когда это спонтанно произошло, я испугался. Это нормально. И подумал, что смотрюсь в «кривое» зеркало. Из аттракциона. Хотя ничего страшного не произошло. Просто в зеркале был не Я. Осталась только родинка на щеке и глаза знакомые. Через секунду всё восстановилось, и я перевёл дух.
Просто так ничего не бывает.
Я не мог драться, стрелять, быстро бегать, ловко лазать с балкона на балкон и пр. То есть для некоторых ситуаций был не пригоден. И Природе в таких ситуациях ничего другого не остаётся, как вынужденно защищать себя. Так что это Она – Природа таким вот образом предложила мне (а в конечном счёте - себе) защиту. Подсказала. На будущее. Подсказала способ. Технологию, то есть.
Кстати, инстинкт самосохранения, которого напрочь лишены десять процентов человечества, - это природный механизм, не более…
Я осторожно повторил. При незначительной боязни невозврата, а, значит, он был исключён, Дух захватывало сразу. Потому что тонко контролировать изменения не получалось. Результат всегда был, мягко говоря, неожидан.
А что вообще ожиданно?..
В тот первый раз, под грузом впечатлений пребывая, я забыл опробовать исчезновение. Позже опробовал. И даже дышать не смог от результата.
Ну, представили?
Я, если честно, и сам периодически не верю во всё это, пока не попробую в очередной раз.
А возможность публичной пробы вскоре себя предоставила.
Сразу отрекомендуюсь. Я – чайник и лох… Чтобы не возникло разночтений, - неприспособленный по жизни начинающий автолюбитель. Сочетание, помощь Природы которому, обязательна всегда… И неусыпный контроль, ещё…
Рязанский тракт, как впрочем, и любая другая российская дорога, насыщенная движением людей и товаров, всегда вызывала интерес и была полем деятельности людей до труда ленивых, но охочих до разбоя любого содержания и качества. Потому что, наживаемое днями и неделями можно было легко получить за минуту. Или две…
Забегая вперёд. Психология «зверя» на тропе преимущественно сконцентрирована и работает на успех охоты. Чем-то это оправдано… ???
Неудача в программе охотника отсутствует практически полностью. Осторожность – враг безрассудства. А охота – это всё-таки больше безрассудство, отпущенного азартом.
Но тут всем известным «фрейдистам», а тем более неизвестным, делать нечего и долго. Возможно всегда…
Но гаданий по этому и другим поводам никто не отменяет. Валяйте…
Разновидностей дорожного лихого промысла было множество. Но это отдельная тема, а потому вернёмся к своей.
До дома оставалось не больше километра…
Над тем, Что хотел сказать, произошедшим через минуту, Координатор моей жизни, или Сценарист Спектакля, не прерывающегося ни на секунду, или Главный Игрок… я периодически гадаю и задумываюсь до сих пор. С переменным успехом. Как фрейдисты… Как все вообще. Потому, что периодически же ничего просто не понять в происходящем. Да Вы и сами это знаете. И состояние шока – мгновенной отключки нервной системы, единственным спасением тому…
Всё произошло мгновенно… Неожиданный свет ярких фар сзади, среди бела дня, подгоняющий уступить полосу… Личная недооценка ситуации… Чистая мёртвая зона… И удар справа.
…
Сцена заняла секунды удивления, лёгкого испуга, чувства нападения и самое скучное и мерзкое - неизбежность предстоящих разборок.
Важный момент. Что касается любых разбирательств вообще, тут я готов на что угодно, лишь бы рта не раскрывать, а лучше вообще не присутствовать… взять и испариться, к примеру… (Явная предрасположенность к приобретённой способности). Потому, что каждый всегда остаётся при своём. Потому, что никто ничего до конца не поймёт, даже если захочет. Потому, что только компромисс разрешит ситуацию. А это значит - не нашим, не вашим. А тогда кому? И такая тоска разольётся ото всего этого и возьмёт за шиворот, что согласен почти на всё. А чтобы не соглашаться почти на всё, я стараюсь избегать попадания в тоску. Иногда получается.
Следующая сцена на обочине.
Пока выбирался из машины и стирал с лица бледность испуга, я успел сообразить, что попал в тривиальную «подставу». Это я уже потом оценил своё поведение, обстановку. А тогда всё было на автомате.
Я внимательно осмотрел свою «девятку», - работали профессионалы, задняя правая дверь была едва задета. Зато у БМВ болтался на проволоке старый, ржавый бампер, который я – чайник, умудрился изуродовать, покрыть ржавчиной и состарить за секунду контакта.
Начал, как не странно, я.
- Ну и что вы хотите сказать, молодые люди, какие претензии предъявить?
Молодые люди были на голову выше меня, покрепче фигурами и движениями поувереннее. Не смотря на то, что не двигались, в изумлении застыв. А значит, опешив. Как и положено, один был вида интеллигентного – для ведения бесед разумного свойства, другой – вышибала, - для ведения другой части программы.
Второй и очухался быстрее.
- Ну вот, что, дядя, - кроме всего прочего мне удалось его вдобавок и разгневать, - ты не гони пургу – лето на дворе. Ты нам машину чуть не разворотил. Ремонту на две штуки потянет. Но у нас сегодня скидки. А потому пополам. С тебя тыща, и ничего не было…
Я ещё успел подумать, что всего этого можно было и не городить, а просто молча дать мне по морде, и забрать кошелёк. Но нужен был спектакль в правовом русле…
«Всё на Свете в первый раз…»
Опыта подобного общения у меня не было. Но я почему-то не грустил в связи с этим. И даже, чувствовал, вторично не побледнел. Что мне не свойственно. Я извинился, вернулся к своей машине и попросил жену прогуляться с ребёнком, и в нашу сторону не смотреть. Они ушли…
- Друзья, - продолжил я, как ни в чём не бывало, - денег у меня сто рублей, что вполне соответствует изящно подбитому вами агрегату; суммы, о которой вы так легко рассуждаете, у меня так же нет, и даст Бог не будет, но я про это не грущу; а сейчас я сяду в свою машину, и буду ждать гаишников, которых вы, если сочтёте нужным, вызовите для дальнейших разбирательств.
Ещё вчера, я бы ни при каких условиях не вёл себя таким образом. Что-то случилось со мной. И я знал ЧТО ЭТО. Кроме этого я знал, что первый отойдёт в сторонку, чтобы не мешать второму, махать руками вокруг меня и по мне. Я знал, что второй уже готов приступить к тому, для чего здесь находился. А он находился на работе. Я знал почти ВСЁ…
Ну, то есть, как знал. Знать доподлинно ничего нельзя. Потому, что Ткань Бытия подвижна весьма. И то, что в определённый момент почти реально ощутимо, в следующий - уже преобразовано. Иногда до неузнаваемости.
Во всяком случае «знания» эти оказываются нужны для определённой уверенности поведения.
Второй уже надувал щёки. Он знал, что ему делать в отличие от меня.
Я не знал. И никогда не знаю. Всё выходит, как-то само собой.
Знаете, как растягивается время? И растягивает всё, к чему прикасается? Я тоже не знал… Но этот день окончательно убедил меня в обратном...
Парни вели себя, словно в игре «Замри». Только во взрослой.
На самом деле параметры времени неизменны. А вот подстраивают их всегда индивидуально.
Вот, и договорился. Получается, что мы все живём в разном времени вообще. Чушь, конечно, но задуматься над этим стоит…
Сцена напоминала гранату с оторванной чекой на третьей секунде. В следующую секунду всё должно было закончиться. Или начаться…
Я оглянулся. Мои, соблюдая договорённость, бесцельно брели по шоссе. Летний день обещал всем радость. Дорога жила своей жизнью. Внимания на нас никто не обращал. Было даже немного обидно …
Финал получился резким, как… В эту последнюю секунду, которую я выиграл, со мной произошло То, о чём я «знал» уже. Описать этого я не смогу. Так эскизно-изнутри. Исключительно по отражению очков моих оппонентов…
Парни, вдруг, оказались головы на две ниже меня, отчего сдулись, как воздушные шарики. И болтались теперь на тоненьких ножках, поддерживаемых штанами. Первый сдулся удивлённо, второй – испуганно. В каждом проявилось то, чего не доставало в повседневной жизни.
Со мной происходили мгновенные изменения, каждое из которых отражалось на этих двоих, как через увеличительное стекло. Ещё немного и они бы упали. Второй всё-таки оказался эмоционально слабей. Ему было очень плохо. Чувствовалось, что он до сих пор не знал, что так может быть. Он, готовя неприятности другим, сам к ним готов не оказался. Под занавес я почувствовал, что у меня «вываливаются» глаза. Хотя это было явным перебором…
И ещё я почувствовал жалость… Стокгольмский синдром…
Тут-то всё себя и прекратило. Обрело прежние размеры, и вернуло на прежние места в привычные параметры.
Сцена требовала завершения. Но для этого нужен был свежий персонаж. И он появился. На нас, наконец-то обратили внимания.
- Проблемы? – раздался голос из притормозившей машины, - помощь нужна?
- Ну, если только вот этим, - сказал я, - хотя не знаю, чем им теперь можно помочь.
- А что это с ними? Обдолбанные какие-то?..
- Да я и сам не понял. Спрашивал – молчат…
…ВСЁ!
Монолог.
- А чтобы Вы ещё хотели? Хотя, я знаю наверняка, что всегда хочет досужий читатель: а чем всё закончилось, знать. А чем не конец, который уже есть? Почему всегда всем хочется какого-то глобального завершения? Оно ведь, любое, так же не окончательно… И за ним всегда следует продолжение со своим концом, который уже упирается в следующее…
Что с теми парнями? Но ведь я и рассмотреть их толком не успел в том жизненном фрагменте, который был прокручен на скорости 222 кадра в секунду. И как их звать-величать я так же не знаю, - мы так и не представились друг другу. Как-то не по салонному всё получилось…
Что со мной? Но давайте закончим, раз уж такое дело, с парнями.
Вы могли заметить, что меня волнует больше качество события, нежели ритм его и наполненность движением. И, на мой взгляд, в любой ситуации важно сделать вывод. Любой. Потому, что никто не знает, хорош он окажется, или плох. Вывод. Каждому – свой…
Я знаю одно: любое действие корректируется. Объяснять долго. Просто запомните: ЛЮБОЕ. А это значит, - чтобы не было корректировки – поменьше дёргаться надо. Ну, это сродни философии ДАО, а может быть ДАО и есть. Не важно…
Ну, а теперь со мной. Тут, как раз, всё до безобразия просто. Я наконец-то, примерно научился отделять фантазии, приходящие ко мне, где попало, от процессов реальных, происходящих возможно со мной, отчёт о чём, Вы, надеюсь, скоро прочтёте в «Мета 2»…
За сим…
Неожиданно пришла мысль забавная. Если можно подвергать определённым изменениям тела, объекты, почему не попробовать делать это с тем, что телом или объектом ещё не стало пока, но всячески норовит?..
Н А З А Д
Случиться подобное могло разве что со мной. А, точнее, с меня начаться. Хотя, с другими происходят и более занятные истории.
Дело в другом.
Осознание собственной непохожести (не путать с исключительностью) в составе (как части) рода человеческого, подвида Sapiens, и знание об этом (естественном, кстати) Организатора Великого Действа, создаёт дополнительные условия для возникновения подобных сумасшедших ситуаций именно в моей жизни.
Начало не оригинальное, зато правдивое.
Насчёт правдивости, кстати, никогда особенно не обольщайтесь, потому что имевшее место быть, правдой легко бывает исковеркано так основательно, что лёгкая фантазия, по тому же поводу, могла бы дать более контрастное и достоверное отражение событий.
Каким получится рассказ, Вам судить…
Но хватит слов пустых. Хотя без них не обойтись. Ими всегда приходится разбавлять полные…
У меня улетела бабочка…
Нет, не та, что может залететь в окно и пожить пару-тройку часов где-нибудь под потолком или на шторе, а потом вдруг, вспомнив что-то своё - бабочковое, отправиться восвояси.
Другая улетела. Возможно, африканская. Я в них не особенно разбираюсь. А вернее не разбираюсь никак вообще.
Эту бабочку мне подарили на 23 февраля. В таком окладе за стеклом. Предварительно засушенную неизвестным мастером…
Во время очередного ремонта, симпатичная могилка с бабочкой была благополучно свалена с постамента чьей-то неловкой рукой и повреждена. Рамка осталась, а вот треснувшее стекло пришлось выбросить.
После этого бабочка стала вообще, как живая. Краски, которыми её старательно раскрасила Природа, не только не утратили восхитительной первозданности, - стали ещё ярче и естественней. (Хотя, как можно судить о Естестве, сам не знаю). Видимо, рукотворное стекло изрядно искажало природную реальность.
Теперь же, всё выглядело так, будто бабочка просто сидит и отдыхает. Иногда у неё даже усики шевелились. Это от воздушных потоков. Многие вздрагивали. А мне нравилось…
К сожалению, бабочка была частью интерьера, и, в силу свойств привыкания, оказалась вдавлена в него безвозвратно.
Так вот эта вот бабочка взяла и улетела.
Вернее, немного не так. Улетающей её никто не видел. Никто не видел, как вздрогнули крылья после долгой спячки принудительного анабиоза. Никто не видел момента расставания с тёмной замшей, на которую она не помнила, как присела. Никто… И хорошо…
Она просто исчезла. Её не стало. Возможно, в сутолоке буден, её место пустовало даже пару дней.
Как бы то ни было, рамка болталась пустая. Будто бабочка только что оттолкнулась от неё своими лапками.
Мне хочется думать, что она всё-таки улетела сама. Так интереснее… Всем. А бабочке особенно…
Хорошо, что было лето. А если бы это случилось зимой. Или осенью. Когда все мухи давно позасыпали…
Представьте, летит бабочка… 15-ти сантиметров в размахе… Шок… Я бы до работы не доехал, - забыл бы какие педали нажимать… Да я просто так бы обалдел. И без педалей. От счастья неожиданного… В центральной полосе России, зимой, летит БАБОЧКА… Ну, или осенью…
Нет, этого не описать!
Некоторое время, по поводу события, все молча переглядывались. Все – это я, жена и ребёнок.
Первой слово взяла жена - прагматик:
- У нас на днях сантехник ковырялся. Может это он? Ну, бабочку… - осторожно предположила она.
Я, почти наверняка, знал судьбу бабочки, (чуть выше я привёл свои соображения) а потому философски молчал. Я, вообще стараюсь молчать, чтобы не быть неправильно понятым, или не насторожить окружающих оригинальным видением рядовой ситуации.
Кстати, молчание не может быть бесконечным. Будь так - оно бы разорвало изнутри, и кусков было бы не собрать. А потому, улучив момент, молчание незаметно стекает однажды на холст или бумагу. Или на что-то ещё…
- Ну, конечно, - осторожно толкнула возникшую тишину дочь, - положил в сумку с инструментом, и полетел, чтобы не измять её всю своими неосторожными сантехническими движениями, по дороге…
Придав жизни оттенок участия, все принялись жить дальше. Разошлись и приняли вид (надели маски) занятости…
Жизнь завораживает меня тем только, что, перенесённый восторг или горькое горе, по прошествии индивидуального периода времени, прекращают своё присутствие в нашем сознании. Практически в ноль. Переключась на фоновый режим. Это следствие волнового Принципа Гармонических Колебаний. Большинство следуют Ему. Но всегда находятся такие, которым удаётся, не борясь с Принципом, легко пребывать в противофазе горю. То есть в фазе восторга. Но Принцип незыблем. И затянувшаяся фаза восторга всё равно сменяется однажды своей противоположностью. Просто вместо тысячекратной смены фаз, у этих получается двукратная. И я не знаю, что лучше. Да, и откуда мне знать…
Но это аксиома…
Про бабочку вскоре забыли. Кроме меня… Я могу забыть о вещах необходимых. О том же, что меня не касается никак, - я буду помнить долго. Может быть, всегда… Проблемы меня не занимают. Зато занимает их отсутствие…
К тому же история с бабочкой раскрутила моё воображение до такой степени, что нужно было прямо сейчас собирать ополчение, дабы защитить цивилизацию от бед, грозящих ей отовсюду… А ведь бабочка такое милое создание…
На всякий случай, я решил зайти к соседу, который в своё время обзавёлся целой коллекцией подобных бабочек.
Дверь долго не открывали. Я потянул ручку и осторожно вошёл. В коридоре никого не было. Я осторожно позвал:
- Петро!
Тишина раздалась в ответ…
Ротвеллер Лот – собака Петра, лежал на кухне на своём половичке и тихо скулил. Когда я появился, он вздрогнул. Ротвеллер… Мне тоже стало не по себе…
Дверь в соседнюю комнату была закрыта, и открывать её уже не хотелось. Я даже хотел развернуться и уйти. Но не ушёл…
Я остался, потому, что знал, что меня ждёт. То есть, по сути, был готов. И эта суть была частью фантазий, связанных с ополчением…
Пётр лежал на полу, сразу за дверью, и было заметно, что не отдыхает. На лице оставалась лёгкая тень недоумения.
Противоположная стена как-то странно шевелилась…
Я подслеповат, ко всем прочим недостаткам, а потому детализация объёма для меня смазывается.
Присмотревшись, я обнаружил всю коллекцию бабочек воскресшей, и с тупой методичностью принялся освобождать пленниц. Ничего более важного на тот момент придумать себе я не мог. В чужой квартире… Бред…
За этим смешным занятием меня и застукал очухавшийся сосед. Он в очередной раз вытаращил глаза и принялся беззвучно шевелить губами. Я видел его мысли, так что слова были не обязательны…
А мыслей было много. Они молча толкались друг о друга…
- Как дела? Где был? Что делал? – риторически поинтересовалась жена, когда я вернулся, - Что видел?
- Да, так… Бабочку нашу видел, - не к месту сказал я и пожалел.
- Какую бабочку, - не поняла она, - да ещё и нашу? Не нашутишься всё никак…
Я уединился подле телефона, чтобы сделать очередную глупость. Ни за что не догадаетесь, куда я стал звонить…
- Алло, это телецентр, мне нужен отдел рекламы или что-нибудь в этом роде. Я хочу сделать заявление…
Соединили.
- Вас слушают, - ответил приятный равнодушный голос.
- Здравствуйте, Вас беспокоит некто Капов. Я хочу сделать серьёзное заявление. Желательно по российскому каналу.
- Вас внимательно слушают, - в голосе проснулась теплота и начало участия.
Я приободрился. Плохой признак, кстати. Любое быстрое и хорошее начало ничего радостного, как правило, не сулит.
- Диктую, - сказал я и растерялся…
А, что я могу заявить? Заявитель нашёлся. Мне самому стало смешно. Как Всё рядом на самом деле.
Но я не дрогнул:
- Вниманию владельцев коллекций мумифицированных бабочек и других насекомых, - начал я диктовать. Голос рекламного отдела улыбнулся, - благодаря неизвестному воздействию, Ваша коллекция может ожить. А, скорее всего, уже оживает…
Даже глядя на оживающую коллекцию трудно поверить в происходящее. Внять же голосу, пусть даже и с небес, проблематично весьма. Видеоряд всегда значительнее звукового сопровождения…
- Ну, что же вы, - подбодрил меня голос, - продолжайте…
- Да, собственно всё. Я Вам сказал суть. Оживают засушенные бабочки и, возможно, другие насекомые. Думать о мумифицированных головах оленей, зубров, шкурах медведей пока не хочется. Это информация. Смехотворность её на данном этапе я понимаю. Добавить к чему ничего более не имею… И благодарю…
Я повесил трубку.
- Пап, пошли обедать,- позвала наследница.
Вот, это совсем другое дело, подумал я, и пошёл…
Любую историю можно продолжать бесконечно… Логического завершения не имеет ни один поступок, ни одно действие. Всё связано, и упирается в НИКУДА, потому, что – ОДНО ЕСТЬ…
Устал говорить об Этом. Хотя бы кто услышал…
Так что любое повествование можно прервать в любом месте. И поставить жирное многоточие.
…
Помните, как у Довлатова: «… ставим точку. Точка…»
О Ш И Б К А
Эта тихая, провинциальная история случила себя в яростные, но относительно беззаботные времена махрового застоя.
Без особых претензий на оригинальность и содержание, она, тем не менее, прослужила некоторое время поводом для улыбок и воспоминаний моему ближайшему студенческому окружению – среде, в которой и я сам имел честь реально ощущать себя, в те поры.
Речь о годе 1973-м.
В этом году я стал студентом, к слову…
Поскольку история вызвала достаточно широкий, хотя и в узких кругах, интерес, то в скором времени послужила материалом для рассказа, который и был сотворён, не без сопутствующих и естественных мук творчества, в надлежащие ему сроки, - часа за полтора. А затем необдуманно переправлен в редакцию прогрессивной воронежской газеты «Коммуна», для предания возникшему произведению ещё более широкой и не менее заслуженной гласности, а заодно - попытке высветить собственное имя автора, доселе неизвестное, досужей читающей публике.
С последним, то есть с подсветкой имени, как и следовало предполагать, ничего путного не вышло. Как не вышло и с первым, так как материал, хоть и был признан интересным (беззастенчивая отписка), тем не менее нёс «откровенно-натуралистические» оттенки, а посему, быть предан печати, ни при каких условиях, не мог, при всём уважении редакции к отсутствию авторитета и писательскому опыту автора.
Оно и понятно. Растлевать прогрессивные советско-российские массы, призванные Провидением повести за собой однажды все прочие массы планеты к уготованному заранее, но покуда ожидающему своего часа, радостному будущему, во все времена было не позволительно никому. А уж тем более прыткому, неизвестному автору, неразумно и неосторожно начавшему восхождение на Парнас сразу с лёгкой эротики, причём откровенно-сомнительного направления.
Надо сказать, что ни на какой Парнас автор никогда не собирался. Ему и у подножия было неплохо…
Да что говорить.
Естественный ход событий нарушен не был… Сложилось так, как сложилось. И сумма автору понравилось прямо тогда, да и ныне отторжения не вызывает.
Как могло бы стать, - никто и никогда не знает. А посему места для грусти любой степени, в связи с этим и со всем другим, быть и не может. Да их и нет на самом деле. Ни места, ни грусти…
И вообще: «пусть будет так, как есть, и не иначе»...
Своей чистотой, философия Происходящего, проста до такой невероятной степени, что, похоже, никогда уже не опуститься нам до неё со своих мнимых, старательно возведённых однажды «высот».
Вот такое вот родилось лёгонькое, пустоватое вступленьице, закутанное в добавок в не совсем удачную попытку порассуждать о вечном.
А вот теперь, наконец-то, буквально несколько строчек самой истории, о которой собственно и речь… А уж затем снова порассуждаем. Ведь это так сладко. Не правда ли?
Что очередной пикник, - заполненный подсознательным, лёгким сожалением о каждой уходящей минуте и неповторимости её, но и одновременным же, стопроцентным присутствием в каждой из этих минут, и таким же стопроцентным проживанием этих минут без остатка, похожем на взрыв, битком заполнившим собой некое ограниченное пространство, говорить не стоит, хотя уже и сказано, - близил своё завершение…
Уже и птицы, на ветках и в воздухе, изрядно утомились петь свою ежедневную, - на слух невнимательных туристов, многоголосую песню, а на свой собственный – бесконечную, радостную болтовню ни о чём… А посему отрешённо сидели себе, поражённые и сбитые с толку необходимостью птичьего присутствия в Происходящем, и изящностью дополнения собой пространства и общей гармонии. Хотя трактовали это для себя естественно по-своему. По-птичьи…
Уже и всё остальное, так или иначе составляющее Происходящее, включило правые поворотники и медленно сворачивало на обочину Бытия для привычного ночного привала.
Группа студентов, слившаяся с фрагментом природы до степени практического не возврата из него, была занята процессом обратным: вытаскивала себя из этого фрагмента обратно. С трудом. Кое - что оставалось, застряв навсегда, но неудобств отсутствием не вызывало. Видимо, срабатывал некий тонкий механизм взаимозаменяемости элементов Сущего.
Отсутствие навыков и присутствие неудачных попыток изменения Мира окружающего не огорчало, и даже наоборот открывало возможности для попыток преобразования, нереальных на первый взгляд, ну скажем Вселенной. А по сему темы житейские, легко меняли себя на философские, но уже без возврата.
- «Познай себя...», говаривали древние, – ни с того, ни с сего начинал вслух рассуждать Стас, - это им Вечность шептала. Вечность говорила их устами. Есть доля лёгкого превосходства в подсказках подобных. Потому что познать себя всё равно, что познать Мир, Вселенную, Бога... Не мало ли для начала? Суть же подсказки любой – лишь в указании верного направления. Нет смысла погружаться в океанские глубины. Абсолютно не стоит пересекать Вселенную в поиске ответа. Потому что Ответ всегда рядом. И даже ближе. Он в тебе. Но погружение в себя даже не бесконечно. Потому что Душа глубже Вселенной. И в подсказке отчётливо проступает ирония безысходности... А пересечь Вселенную можно, и океан избороздить так же получится… ну скажем прогулки ради…
Стас никогда не говорил о сиюминутном и буквальном, считая, что за подобным есть, кому присмотреть, а раз есть, то разбавлять собой имеющееся, необходимым не считал.
Неизменное чувство такта отличало этого человека, которое всё же имело разумные границы, хотя оставалось безграничным всегда, а если что-то задевало его чуткое достоинство, даже слегка, в ответ рождалось, как не странно, всего одно слово, ну или два, от которых неприхотливому обидчику становилось весьма неуютно.
Среднего роста, длинноволосый, - беспричинные стрижки до черепа обиходом ещё не стали, - Стас ничем особым не выделялся, если не считать глаз, в которых медленно качалось переживание за Прошлое, Настоящее и Будущее…
Портрет завершали джинсы ручной работы, которые сшил он себе сам. Кстати, первые и последние. Повторы ему не давались. Позднее он это понял.
В центральном офисе фирмы Lee подобных лекал ещё не было.
- Не в попытке спор учинить, безысходный, а продолжения мысли для, - распахнув голубые и не менее выразительные, чем у Стаса глаза, вступал в околофилософский бред Виктор, - дело в том, что Мы причинно выдавлены в матрице Бытия из мира реально-энергетического в мир реальный физически, застывший по отношению к энергиям, для фиксации какого-то ответа Мирозданию. Как оставляем мы в архивах документы о былом. Каждый из нас несёт свой ответ и уже только поэтому миром самостоятельным является...
Вот такие примерно беседы велись среди наших студентов, не имеющих к философскому образованию ни малейшего отношения и занимающихся вещами совершенно противоположными. Что дополнительно доказывало единство и неделимость Сущего.
Бесконечные беседы обычно прерывались оценками продукции советских виноделов.
Поскольку в воронежские погреба «Бадачони» и «Цаликаури» не завозились никогда, а если и завозились, то мимо студентов, последним приходилось довольствоваться виноматериалом типа «Ахдам». (Ах, нет!) Отсутствие каких-либо технологий в производстве которого, не лишало напиток первозданной прелести и неожиданного вкусового колорита. Указанные качества, а так же определённая ценовая доступность и завораживали достаточно широкий контингент.
Три богини, легко променявшие, в тот день, свои божественные одежды на не менее божественные джинсы и футболки, приотстав, толковали о незатейливом - житейском. Но редкий смертный осмеливался стать участником той беседы. Глядя на них, вообще редко у кого возникала двусмысленность от тревожного опустошительного чувства, по поводу возможности личного, и безраздельного обладания Чем бы то ни было в этом Мире, не говоря уже о внимании, пусть даже мимолётном, этих троих.
У Богинь, как не странно, были вполне земные имена: Татьяна, Надежда и Ольга, что не лишало их принадлежности к Небесами, и придавало контрастность восприятию.
Пятеро представленных, да ещё один очкарик, с ленивыми движениями и взглядом, которого все почему-то звали Колей, не смотря на то, что имя ему, по жизни, было Александр, дурацкую роль в этом возможно сыграла фамилия Колесник, - брели унылой тропой к автобусу, маршрутом которого и должен был закончиться бесконечный день неожиданного праздника, подаренного всем просто так.
Автобус, изрядно загруженный, стоял на положенном ему месте, и, казалось, ждал только этих шестерых.
Ведь праздник не мог быть искажён пустяком?
Нет, конечно…
Галантно пропустив друзей и заодно удостоверившись в полном наличии группы, последним в автобус поднялся Стас, и, разместив на полу притомивший рюкзак, уютно устроился на последнем. Радиоприёмник VEF,– весьма достойный атрибут пикников того времени, пришлось разместить на коленях.
На остановках из автобуса никто не выходил. Зато подсаживались активно. А потому к средине маршрута стояли весьма плотно.
Видимо, не будет ошибкой предположение, что, если не каждому, то уж большинству-то наверняка неплохо знакомо чувство сиюминутного автобусного (а так же троллейбусного, трамвайного, метро...) интима переполненного «салона», насыщенность которого зависит от сложившегося соседства-партнёрства, в котором как ни повернись и как не закройся, всегда в контакте. А планируемый он или нет (ну, контакт) значения уже не имеет…
И можно по-разному относиться к происходящему, или делать вид, что погружен в иные сферы, но от закрученного не тобой сюжета, так просто не освободиться. А ведь Кто-то или Что-то его действительно закручивает, параллельно наблюдая за происходящим, и корректируя старательно его безукоризненное действо.
Не хочется глубоко зарываться в сюжетных деталях и подробностях линии повествования, потому что неловкое слово может всё невольно нарушить. Недосказанность обозначит лишь контуры, а вот воображение и мысль каждого продолжат и завершат фантазию, осторожно запущенную автором.
Дорожное отрешённое погружение в себя для Стаса едва началось, когда стали проступать странные и непонятные вещи.
Автобус есть автобус. Каждый устраивает себя в нём с максимальным удобством. В результате становится неудобно всем, но поделать с этим уже ничего нельзя.
В какой-то момент коленкой, Стас почувствовал ногу соседа и поначалу не придал факту значения. Но вскоре придать пришлось, так как указанная нога совершала не совсем обычные движения, пытаясь вызвать ответные. После лёгкого замешательства, Стас, оценив ситуацию и не решившись погасить её на самом старте, решил игру поддержать.
Пикантность ситуации слегка шокировала непривычностью, но, как говорится, «всё на Свете в первый раз, не сейчас, так через час, только лучше в первый раз, чем в последний...»
Его приняли за девушку, а возможно даже и за девицу, - размышлял Стас…
Можно было поднять голову и строго посмотреть на повесу, но тогда бы игра прервалась.
Однажды со Стасом уже приключилась история, не менее любопытная, и не лишённая некоторой причастности к происходящему.
Нужно было всего лишь тривиально сфотографироваться на документы. Что и было проделано без затей. И на что была выдана особая серая квитанция, по предъявлении которой заказчик становился безраздельным обладателем чудных снимков.
Жаль не всегда.
На это раз в нетолстой пачке готовых изделий, после тщательного её изучения, ничего похожего на голову Стаса обнаружено не было. Проверили ещё раз. Результат повторился.
Мастер развёл руками, извинился и предложил запечатлеться повторно. Негатив искать он не стал, или не догадался.
Следующая встреча идеально походила на первую, и результата так же не принесла. Мастер недоумевал. Он практически был уверен, что держал в собственных руках фотографии этого молодого, длинноволосого парня. Мистика.
«Д л и н н о волосого…», - повторил про себя мастер, и уверенно потянулся к пачке с женскими фотографиями. К месту событий, на выручку, стали, стягиваться другие работники студии. Бросила тряпку уборщица.
Стас отрешённо наблюдал за манипуляциями мастеров художественной фотографии, занятых сейчас не своим делом. Ситуация, своей нереальностью, стала даже забавлять.
- Вот. Прошу, - с облегчением провозгласил фотограф. И выдал Стасу оба варианта своего кропотливого творческого труда.
После чего и заказчик, и исполнитель, так и не смогли скрыть радости по поводу удачного завершения сделки. Денег за повтор со Стаса не взяли.
- Ну, надо же, - тихо сказала уборщица, и все разбрелись по местам…
Так что автобусная история имела весьма существенные корни, которые и проросли в суть того, что Вы пытаетесь сейчас осмыслить. Или не пытаетесь…
Время изменило привычный плавный ход и мерило себя дискретно. Кусками. Как ему вздумается. Даже периодически застывало ненадолго. Такие моменты совпадали с состоянием Стаса, когда он не знал что делать. Растерянность подыгрывала ситуации и распоясывала второго её участника, осмелевшего до степени неприличия, не свойственного первому знакомству.
Парень, увлёкшись, переместил свою ногу между коленями Стаса и, уверенно толкая приёмник покоящийся на них, пробирался к месту, подле которого можно было забыть обо всём на свете. Ненадолго…
Стас слабо сопротивлялся. Но когда границы терпения и приличия оказались грубо нарушены, он процесс резко остановил.
Озабоченный парень ничего не понял, потому что «знакомство» уже обязывало…
«Хоть бы имя спросил, - с запозданием подумал Стас, - нахал...».
Сохранив целомудрие, Стас вдобавок почувствовал уверенность. И возврат к реальности.
Подобная ситуация не могла закончиться ничем иным, как банальным финалом. Так оно и произошло.
Автобус благополучно въехал на автостанцию, и публика, возбуждённая завершением очередной жизненной дистанции, благодарно устремилась из него вон.
Стас покидал автобус одним из последних, дав, насколько это возможно, устояться событиям. Или улечься, сменив растопыренность содержания на некоторую собранность. А заодно и себе.
Прямо у нижней ступеньки настороженно-выжидательно стоял автобусный «ухажёр», с медленно наползающим на невнятное лицо выражением удивления, недоумения и прочих, пока неясно проступающих чувств.
Потому что половые признаки человека, ставшего объектом недавних его приставаний, к дальнейшему знакомству не располагали…
Стас поправил рюкзак, подмигнул избитому обстоятельствами и собственными фантазиями парню, и, не задерживаясь, прошагал мимо, - к своим.
Свои отметили неясные перемены в лице и движениях Стаса, но пристального значения не придали, за что тот остался благодарен.
Даже через точку, уверенно поставленную в конце предложения, ясно видно, как оно своим содержанием продолжает перетекать дальше, и несёт себя в такие просторы, что начинает слегка кружиться голова…
Б Ы Л И Ц А
Подобному я бы просто не поверил, если бы лично не присутствовал. Но корить рассказчика, по обыкновению, не стал бы. Каждый имеет маленькое право на самые бессмысленные фантазии…
Ведь верно?
На предпоследнем повороте к роднику дорогу перебежала… белая кошка… Причём, нехотя и так рассчитав скупые движения, чтобы я только смог проехать, не задев её. Сама же осталась сидеть посреди дороги и снисходительно за мной наблюдать.
Так можно себя вести только в случае желания придать моменту направленную значимость. Откуда это у кошек? А тем более, белых… Не могут они вести себя так.
А впрочем, откуда мне знать, как кто вынужден себя вести порой…
Пять часов утра.
Уже забавно…
Сюжет просыпающегося августовского утра строил себя нетрадиционно и банала не обещал. Во всяком случае, откровенного.
Жаль, конечно, что мы не замечаем и половины происходящего вокруг в сам момент происхождения деталей его. А то, и в самом деле, было бы о чём поговорить.
Лично я замечаю процентов пять, не более. И то если сильно вытаращу глаза, и буду при этом непрестанно себе твердить: смотри, смотри, смотри… А вообще-то для того, чтобы видеть не обязательно смотреть.
Но это всё разговоры…
Метров за сто до цели встречная машина обдала брызгами неожиданно включённого ближнего света…
Когда я вынимал канистры из багажника, подъехал ещё один любитель родниковой водицы.
Чтобы избавить себя от активного конкурента я увеличил скорость движений. Ведь первый – тот, кто первый. Помогло. Очередник явно отставал.
То, что произошло дальше, требовало определённой подготовки восприятия. Признаюсь честно, я готов не был.
- Я – первый! – Задорно закричал владелец подъехавшей машины.
В такие моменты вряд ли мы сами принимаем участие в Происходящем. Это я о себе. Мне кажется, нам кто-то незаметно помогает.
- Не знаю, - ответили за меня, потому что сам я пребывал в состоянии лёгкого сомнамбулического транса, и моим же голосом добавили, - не знаю даже, чем вам помочь.
И пошёл себе.
Но зацепило.
Дело в том, что природную наглость всегда непросто отличить от природной глупости. Но вести себя в любом случае как-то надо, и продолжать то - первое Слово придётся. Потому что прервать Ничего уже нельзя…
Природный насос родника работал исправно, и первая канистра была почти заполнена, когда подоспел забавный, утренний сатир.
Хорошо, что мы почти всегда не знаем продолжения…
- Я же вам сказал, что я – первый!, - продолжал свою потрясающую игру человек.
Я непослушно не замер.
- А я решил, что вы пошутили, - ответствовал я миролюбиво, не прерываясь, и вопросительно посмотрел на него, ожидая продолжения. И оно состоялось.
- Я же вам помигал светом, когда проезжал. – Не унимался человек. - Это я разворачиваться поехал…
- …
А теперь скажите, что это наглость или глупость? Или не совсем прозрачная смесь того и другого? А может, и вовсе - настойка? Дикий коктейль?
Драться человек не лез, значит, воспитан, вёл себя неадекватно, но в меру учтиво и терпимо. Прав Довлатов –парадокс правит миром. Значит надо его поддерживать.
- Да, ради Бога, - наконец продолжил я, - вы могли бы ещё и покурить спокойно минут десять, а не ретушировать нежное утро серым цветом своих фантазий…
Наглых сентенций человек, похоже, не понял.
Идеально описать обстоятельства происходящего никогда не возможно. Надо присутствовать. Но в любом случае, реакция будет индивидуальной. Я же описываю свою. Творилось некое тихое безумие, в котором называть вещи своими именами было даже как-то неловко, - последствия провинциального почти интеллигентного воспитания.
Накал, к моему удивлению, не усиливался, но действо продолжалось.
- А вы знаете, что я здесь работаю? – Исчерпав неудачную атаку, назидательно сказало человеческое существо.
Я не мастер психологического портрета. Но по-моему тут и так всё ясно.
- Нет, не знаю.
И подумал: где, на роднике, или вообще в природе? Но в таком случае, мы все здесь работаем. Но как ему всё это объяснить я не знал.
- Вы, наверное, мастер?! – сомнительно предположил я.
- Какой ещё мастер? – Вытаращил глаза «не мастер».
- Ну, помните у Булгакова?..
…
Уже давно я замечал за людьми, придумавшими себе забавную кличку Homo Sapiens, распространённую особенность – ампутированную способность к восприятию и анализу информации, отличающуюся от уже сложившегося личного внутреннего убеждения. И, ошибочно полагая, что его – убеждение это можно изменить, я пытался делать это. Нынче даже не пытаюсь. Притомился. Да и потом, неблагодарное это занятие. И скучное вдобавок.
Подтверждая свои слова, работник даже показал на визитку, пришпиленную к карману его рубашки.
- А Вы, случаем, не народный избранник, то бишь депутат? – Спросил я.
Всё точно совпадало. Это ихний стиль. Простейших. Сложное вымирает. Простейшее – вечно… И это не напор никакой. Это суть. Программа…
- Вы зря смеётесь надо мной, - серьёзно сказал правозащитник своих прав. И мне стало его окончательно жаль.
Откуда он знал зря или не зря? И потом я не смеялся вовсе. Я наоборот грустил… и просто пытался понять…
Когда я возвращался к машине, этот оригинал еле удержался на крутом спуске, выполняя очередную, оголтелую внутреннюю команду.
Я сделал движение помочь ему. Но он удержался.
- Берегите себя, - пожелал я ему, - и удач Вам!..
Вот и всё…
А вообще-то вся эта история наверняка выглядела много скучней, чем я это себе напредставлял и пытаюсь представить здесь Вам. Во всяком случае, на подобную чепуху никто бы и внимания не обратил. Но природная склонность к разного рода мелочам и их анализу сделать мне этого не позволила…
И М Я
Внучку жены звали Ольгой. Имя, как имя…
Но по поводу имён у меня всегда были весьма индивидуальные представления и взгляды. Я почему-то считал, что с этим у нас не всё благополучно. Что Что-то не так. Какая-то скрытая ошибка однажды стала нормой и прижилась. Согласитесь, невозможно, чтобы страна в 150 миллионов человек носила два десятка имён.
Я готов принять моду на башмаки и шляпы. Потому, в основном, что эксклюзив дорог, а значит не доступен.
Я готов, если потребуется допустить моду на что угодно другое. Но я никогда не смогу, даже ненадолго, взять в разум идентичность имён двух абсолютно индивидуальных личностей. А что в таком случае можно говорить о ста тысячах Владимиров, или полумиллионе Марин?..
Отвлёкся.
Итак, ребёнка все звали Ольгой. Я звал её Люсей. Причины я назвал. Мне казалось, что девочка идеально соответствовала второму имени. Во всяком случае, к нему она привыкла. И охотно отзывалась на два. В зависимости от ситуации.
Как-то раз Оля – Люся гостила в деревне, у прабабушки. То есть у моей тёщи. Тёщу звали Людмилой. Или Люсей.
Детские ассоциации неповторимы никогда.
- Бабушка, а тебя тоже в начале звали Олей? - спросила как-то девочка.
- Почему это?! – удивилась та.
- А потому, что меня дедушка Люсей зовёт…
Всё!..
МЕЖДУ…
Уверяю, это только Начало… Потому, что история бесконечна, на самом деле. Как, впрочем, и Всё вообще…
Почему-то, хватает только на начало. Или на конец. Редко со срединой. На второй странице скука привычно хватает за шиворот и медленно, задевая пятками, тащит за собой, выбирая самые неудачные места. А за ней не хочется. За скукой. Хочется от неё…
Потому и хватает, в основном, только на начало. Или конец…
Где-то там, в одном из своих вечных начал, о которых тогда не подозревал ещё, ОН и застрял однажды. Или Завис, как стали говорить позже… С тех пор и прижилось странное чувство периодической прокрутки сюжета, замершего на месте и как будто лишённого любого продолжения действия…
Какой уж тут Конец…
До дна прозрачным утром, будто и не подозревающем наивно о непременной сутолоке предстоящего дня и возможных дрязгах вечера, ОН, по привычке, «выволок из чулана ступу антикварного вида, и со скрытым старанием принялся толочь её содержимое»…
Ну, Вы поняли…
И в очередной же раз, рассеянно позавидовал непритязательности ЗРИТЕЛЯ… Или Зрителей… С некоторой долей снисходительности, впрочем… Ведь, прутья клетки всегда несут двоякий смысл, не зависящий от Стороны - создателя изящного сооружения. Пантеру ведь сажают в клетку не потому, что она может покусать кого-нибудь. А потому, в основном, чтоб какой-нибудь шалопай, заряженный неистребимым желанием познания жизни, не проткнул глаз животному, подкравшись незаметно...
Во всех временах пребывали тихие бунтари, почти осознающие собственную неспособность влияния на непредсказуемый Поток Происходящего… Но осознающие как-то обречённо-снисходительно…
Правда, есть момент Зрителя оправдывающий. Кстати, этот момент есть всегда. Если допустить, что ОН – ЗРИТЕЛЬ достиг таких созерцательных высот, что находит «пищу для ума» даже в оголтелой неподвижности. В таком случае незаметная обывателю жизнь египетских пирамид просто набита содержанием а, значит, способна доставить безудержный восторг…
А ОН – находит…
- Чем занят? - раздался вкрадчивый голос соседки, и по совместительству члена экипажа вселенолёта Земля.
Дверь ЕГО хижины запоров не имела. А Оуэя как раз наоборот имела привычку заходить к Нему по субботам, не рискуя быть разочарованной Его отсутствием…
- Как обычно…, - ответил ОН, мысленно возвращая ступу на место, - кофе будешь? – Бесцветность голоса говорила о том, что визиту здесь рады. А вообще у этого голоса было всего два оттенка. Но я могу ошибаться…
Кофе Он заваривал без выкрутасов, по варварски: насыпал порошок в чашку, заливал кипятком и накрывал блюдцем. Не смотря на простоту рецепта, напиток получался очень приличным…
Оуэя взяла предложенный кофе, устроилась на полу – на шкуре существа, всё ещё пахнущей далёкой планетой, и стала долго на Него смотреть. Это был её такой разговор с Ним. Почти всю, её скрывала шерсть диковинного зверя… Но если быть точным, - половину… Из шкуры торчали её глаза – они и были половиной…
Так они могли общаться часами, пока не возникала необходимость возврата к привычному, акустическому способу – скучному, длинному и невыразительному… Иногда им казалось, что способ этот навязан людям специально, дабы дополнительно их запутать. И без того запутанных… Ведь общение, - это, по сути, продолжение детской игры «испорченный телефон». Не замечали?..
Их разделяло пространство и время. А, может, наоборот соединяло…
Оуэя родилась вчера, не смотря на почтенный возраст совершеннолетия…
Он не помнил, когда родился, а потому считал себя стариком. Что, в общем-то, соответствовало критериям, людьми на этот счёт принятым … Но возраст ЕГО, как это не странно, ко времени отношения не имел… а стало быть они были идеально подобны…
Однажды, очень давно, Ему приснился сон. Заполненный ощущениями иной причастности…
Тот сон побил все рекорды невозможностью собственной трактовки, то есть перевода в привычные слова. Единственным, за что можно было там «ухватиться», - был некий «фрагмент» опять же непонятно Чего (точнее описать невозможно), на Чём появлялись один за другим блоки текстов, рекомендуемые для прочтения. Потому, что была определённая закономерность в их появлении...
Фразы появлялись, были и уходили, неторопливо отмечая своё присутствие. Они, возникали, как бы сами по себе, и точно так же – сами по себе исчезали… И невозможности прочтения как будто не несли. Однако, я не мог прочитать даже первых двух слов каждой из них. Фразы были короткими, но визуально можно было ухватить только первое слово, остальной кусок, лишь как бы подразумевался, и в сознание не входил.
Фраза состояла из слов, принадлежащих к разным языкам: русскому, латинскому… и неизвестным…
На этом чтение обрывалось. Потому, что возникала следующая фраза, несущая информативность, равную первой… Возможно, надо было читать всю надпись целиком… А вернее даже не читать, нужно было что-то другое… Но это - рассуждения уже отсюда – из Реала…
Это был сон – рассуждение… Который кроме НЕГО смотрел Кто-то ещё. (А может…) Кто-то ещё смотрел непосредственно. ОН, - как бы со стороны… причём, несанкционированно… ОН не читал Фраз, и не пытался осмыслить, - просто запомнил. Хотя, просто запомнить Вот Это, было невозможно. Информацию в НЕГО вогнали. Заключили. И назначили носителем…
… неожиданно Он ощутил в себе почти внятное чувство того, что вот-вот может что-то произойти.
Что «картинка», которую нашему мозгу старательно и изощрённо рисует зрение, или которую крутит невидимый проектор, неожиданно утратит свою пространственность, обрежет себя до прямоугольника и превратится в плоскость экрана.
Плоскость медленно повернётся по часовой стрелке и на её поверхности, то, что находилось слева, начнёт быстро прятаться за тем, что справа. Вся эта цепочка, в результате, свободно уместится за осью поворота экрана, которая сама исчезнет сразу после того, как плоскость станет невидима.
Зная всё это, ОН равнодушно ждал прихода… Как всегда, впрочем. Мы можем рисовать какие угодно картины ожидаемого, но когда оно приходит, то либо вообще не напоминает наши фантазии, либо отличается от них настолько, что говорить о сходстве становится просто неловко.
Чувство возникшей метаморфозы заняло миг. А может меньше. Это описывать долго.
Перехода не случилось… В следующий момент изображение того, что ОН видел перед собой, съёжилось в плоскость, которая затем повернулась вокруг невидимой оси и превратилось в невидимую линию.
ЕГО как будто приглашали… Или показалось…
ОН встал, и обречённо шагнул «вперёд»…
Чувство, что ОН может однажды не вернуться, не покидало никогда. НО напряжения не рождало. А где-то даже расслабляло - трогательностью безучастия…
Терялся ОН бессчётно. И однажды просто запутался в осмыслении термина – потеря. Потому что никакой Утраты не происходило. Потому что, как всегда невпопад, ОН, в очередной раз, обнаруживал Себя в Хижине, и просто переводил Дух. Хотя, никогда просто так ничего не было… Заваривал кофе на двоих, потому, что знал: придёт Оуэя…
И ждал…
Оуэя не приходила. Она возникала. Являлась… Как Дух… Который ОН медленно переводил.
Она возникала, устраивалась на шкуре ЕГО зверя, и ОН начинал растворяться… В себе, в ней… Во Всём…
В эти минуты ОН чувствовал Себя ребёнком на руках Матери, на которых никогда ничего не происходит, кроме тепла и детства… Ответов, на вопросы в связи с этим, ОН никогда не находил. Потому что не мог сформулировать…
Возраст имеет лишь тело… и то условный… Содержание тела бессмертно, и потому со временем не связано…
ЕГО путешествия, не смотря на лёгкость и задор, таили нечто неощутимо грустное в себе, как воспоминание о Том, с чем прощаешься навсегда… И так Оно и было… Вечное расставание без обретения ожидаемой встречи…
Оуэя знала об этом, переполненная однажды неожиданной мудростью… Ещё до ЕГО рождения, Она знала, что в её жизни будет ОН…
Кстати, это касается всех…
Это Гармония так нестандартно выравнивала собственные экстремумы, публично не извиняясь ни перед кем и ни за что. Как всегда…
В космос не летали давно. Космонавтика стала не актуальной сразу, как закончился керосин на планете… Хотя любителей старины всегда хватало. К антиквариату же во все времена было разное отношение, к этому единое. Космолёты однажды просто свалили в музей, который никто не посещал. Но музей – это память, а к памяти нельзя относиться плохо или хорошо...
ОН путешествовал среди Миров. Эти путешествия, по сути, были сродни космическим, но с точностью обратного отсчёта. Потому что самого путешествия как бы не было… оно не длилось, то есть исключало временную составляющую, и за уикэнд можно было побывать в тысяче Миров или в одном, всё зависело... а никто не знал, от чего всё это зависело…
Путешествие представляет собой некий переход. Так вот, у НЕГО переходов никаких не было. Оставалось лишь лёгкое ощущение перемены. Раз, и всё. Описывать Принцип бесполезно, его нужно было просто знать. ОН знал. И путешествовал. Прогулки завораживали…
ОН ничего не регистрировал, считал скучной любую отчётность. Да даже неприемлемой… ОН просто хранил образы... Как старые открытки… ОН их коллекционировал…
Однажды, в одном из Миров, не смотря на совершенную безобидность Происходящего там (хотя так оно и было на самом деле), что-то ЕГО всё-таки насторожило. И даже, как тень, родился лёгкий прогноз… что будто бы в следующее мгновение, сразу после вспышки прогноза, вокруг всё замрёт, как в детской игре «замри» и, подержав недолго картинку для созерцания, осыплется.
ОН даже не успел сообразить, настолько завораживающе быстро всё произошло, что предложенный Мир был отражением себя и сам переживал неожиданности творимого. Слегка. Но и с интересом.
Так оно и случилось. Резко застывшая картинка, - бесспорно абсолютно гениальное полотно, осыпалась вместе с НИМ, нарисовавшим всё ЭТО и будущее, превратив Мир №... в такую салатовую пустыню..., в которой с большим трудом угадывалось прежнее состояние... И то отпечатком на сетчатке в основном…
Это путешествие Ему периодически вспоминалось, оставляя чувство необъяснимой досады не известно на что, и невнятное ощущение забытой игрушки, которую оставили, не сказав правил, когда вернутся и что будет дальше.
А кому было говорить?...
Потом ОН догадался, что Миру не доставало инициации в Себе собственных фантазий, которые Мир создавал с помощью гостей, посещавших его случайно, в основном, и настолько редко, что Он – Мир, отыгрывался происходящими метаморфозами за мученическое терпение ожидания реализации собственных шалостей…
Однажды Мир подтвердил ЕГО догадки инициацией очередной шалости, выглядевшей, на этот раз, вполне пристойно и безобидно. Мир просто поселился у НЕГО в хижине. Без спросу… Сам…
О присутствии Мира знал только ОН. Потому что чувствовал Его… И больше никто…
С чем в связи и нашлось достаточно нетрудное возможное объяснение неожиданно открывшемуся таланту в заваривании кофе…
Находясь между Мирами, ОН не конкретизировал (инициировал) себя ни в одном из них. А потому, мог пребывать сразу в нескольких. Что периодически и происходило. В то самое время, когда тело ЕГО уютно дремало в качалке, на фоне хижины… Изношенная оболочка, никогда не соответствующая содержанию…
Скажете - не возможно это… Ещё как возможно… Это как многоядерный процессор…
Смерти ОН не боялся, потому, что Природой она не была предусмотрена. Опасался же одного, в сущности, – бесконтрольного момента притяжения всеми Мирами одновременно. Что, абсолютно исключено, быть не могло. И что соответствовало бы, при реализации, рассыпавшейся мозаике Сущности…
Но и Это была бы не Смерть. А всего лишь очередная, бесчисленная по счёту вечная форма Пребывания в вечном Происходящем…
- Кто дал имя тебе такое?
- Я сама…
- … Ну, разумеется… Чего это я, в самом деле. Мог бы и не спрашивать… - заворчал ОН, - мог бы и сам сообразить…
Нужно сказать, Оуэя не умела лгать. Такое случается. Просто не умела… Но, почти всё, чего она касалась словом, выглядело неправдоподобным, в лучшем случае.
Кстати, знаете, что такое неправдоподобие? Это – невозможность совмещения точек зрения…
- Да, нет! Просто тарабарщина, которую обычно несут дети во младенчестве, в моём исполнении выглядела примерно так: О-У-Э-Я… Во всяком случае именно таким услышал мой первый монолог отец. В отличие от мамы. Которая монологу значения не придала. А потому вынашивала планы наречь меня Клавдией…
ОН рассеянно смотрел на неё.
- А как твоё имя, - спросила она...
Стоп!
Это была их первая беседа. И у обоих, когда они вспоминали о ней, формировалось чувство, что знакомство происходило не в этой жизни. А раз так, значит, и в другой жизни они были вместе? А почему нет?
И кто знает, как было Всё на самом деле?..
После её вопроса ОН улетел. Возможно, ОН улетел уже во время вопроса. Во всяком случае, вопрос застрял в НЁМ.
Со стороны полёт выглядел, как сон усталого старого человека. Качалка качнулась ещё два раза и замерла. Оуэя долго и неподвижно смотрела на НЕГО. Тогда ей было уже шестнадцать…
ЕМУ… А никто этого не знал. Иногда - сорок. Чаще – пятьдесят. Редко – сто…
Оказывается, так тоже бывает.
И потом, что значит характеризующая возраст цифра, если времени нет. А длина жизни разбита на периоды вращения планет. И то не везде… А сами периоды, для удобства, дополнительно поделены на части. Потому, что одним периодом вращения пользоваться не всегда удобно…
Со стороны они смотрелись по-разному… Девчонка и стареющий седой мужчина… Наив и мудрость… Ребёнок и отец… Задрав головы, они заворожённо смотрели в небо. Мужчина дремал… Девчонка мечтала…
Каждый раз, когда Оуэя собиралась уже уходить, ОН обычно возвращался. «Странно», - думала она, наивно обнаруживая связь. И однажды вздумала обмануть Течение… Естественно ничего не вышло…
Выглядел ОН, на этот раз, неважно. Лет на сто… Оуэя удивилась, и поставила в памяти флажок…
- Как моё имя?.. – продолжил ОН, - видишь ли, я – путешественник - одиночка. А когда постоянно один, любое обращение теряет всякий смысл. Имя утратило Суть и предназначение. И отвалилось, как атавизм. Если же говорят обо мне, предпочитают местоимение ОН…
Тогда, в шестнадцать лет, Оуэя ничего не поняла… Она и сейчас толком ничего не понимала. А кто, скажите, хоть что-нибудь понимает в Происходящем, а?..
Они никогда ни о чём не договаривались. Потому, что интуитивно уважали Происходящее, строившее Себя согласованием Всего Вообще. Или своего Содержания. Они просто осторожно вплетали себя в подвижную ткань Бытия, и не хотели изменений, связанных с их присутствием. И так было Всё хорошо. Ну, или почти…
Однажды ОН побывал на одной уютной планете, очередная цивилизация которой состояла… из двух особей... Мужской и женской. Как и положено. И больше никого… На всей планете… Фантастика… Нет, флора и фауна безусловно находились на своих местах, а как же иначе. Только несколько иными. А вот носителей разума было всего двое. Позже ОН заметил третьего обитателя планеты. Этот - был ребёнком первых двух. Мальчик. Основным занятием семьи были игры. А ещё они пели. Не говорили, а пели. Все трое. О содержании песен догадаться было несложно. Никто не станет петь, если ему плохо или просто неважно… Хотя… Это была чужая планета. А про чужое можно рассуждать годами, жизнями, … так ничего рассуждениями и не построив. Помните, «Солярис»?..
ЕМУ вспомнилась чья-то мысль по поводу острова тела, на котором каждый пребывает, не смея покинуть юдоль… Здесь всё было иначе. Островом была вся планета… Но, не юдолью…
Проводить параллели с земной жизнью ОН не был охоч. «Всё познаётся в сравнении…» - ЕМУ казалось редкой глупостью. Сравнением можно судить… Познание – это иное… Так или иначе, но ОН никогда ничего не сравнивал. Потому, что повидал столько, что устал…
Сравнивать…
Та семья мало походила на привычную земную… Но редкие ЕГО рассказы никогда, опять же, и не носили сравнительных оценок. А рассказывать ОН не любил, потому в основном, что видение слушателей никогда не совпадало с ЕГО видением, воплощённым в слово. А, знать, возбуждать эфир звуковыми колебаниями повода особого и не было...
И ОН просто созерцал… Помните, «…вина и зрелищ…»… Только без вина. У НЕГО от напитков пустела голова, и не леталось…
Планета ЕМУ понравилась… Вернее, не планета сама, а организация там Происходящего. Чувствовалась Рука Заботливая… Которой, по ЕГО мнению, кое где не хватало…
И ОН остался… Вернее, запомнил код планеты и стал изредка навещать её…
Планета, конечно же, была классифицирована, и имела свой бесконечный, скучный порядковый номер.
- А вдруг порядок нарушен, - подумал ОН, и назвал планету просто - «Исключение»…
Технология полётов и всего с ними связанного, была настолько элементарна, что об этом даже скучно говорить. Для этого был нужен один компонент: образ планеты. Но это так, - образно… Всегда нужно было что-то ещё… Какое-то дополнительное ощущение возможности.
В Реале ОН пробовал себя в качестве инструктора полётов. Ничего не получалось… Кстати, в последнем полёте ЕГО посетила неожиданная мысль – уверенность, Что полететь сможет Оуэя…
Вот, чего не хватало ЕМУ всегда… Попутчика… ЕМУ – одиночке… Но не любого. ЕМУ не хватало ЕЁ… ЕЁ имени. Теперь всё менялось…
ОУЭЯ – было кодом. Это ОН понял внезапно.
Но кодом чего?..
Не изменить нам Природу. Ей – нас, запросто…
Но, теперь ОН знал, что нужно делать…
И Оуэя знала, что нужно теперь делать ей… Противное слово… Ей больше нравилось слово «творить»… Но об этом как-нибудь потом…
ОН дремал в качалке. Стареющий седой мужчина…
Оуэя – рядом… ждала ЕГО возвращения. ОН же всегда чувствовал это ожидание…
ЕГО чашка, накрытая блюдцем, - кофе в её исполнении, была у НЕГО под рукой…
Внезапно ОН почувствовал запах кофе, тонко непохожий на привычный.
- Интересно, а сколько отсюда до Земли, - подумал ОН…
Вот Этого делать было нельзя. Это было правилом-запретом Виртуала.
Он сразу оказался у пропасти рассогласования некорректных задач… ОН почувствовал запах на расстоянии… Неужели этого было недостаточно? И потом, чего «сколько»? Световых лет, парсеков? Но разговор об Этом был чистым бредом. Потому, что расстояний не существовало. Это Он понял давно… Тогда что же, чёрт возьми, заставило ЕГО подумать об Этом?.. Такого раньше с ним не было. Состояние, когда летит нож гильотины… Что делать, ОН не знал… А потому, просто замер… Вспомнилась Оуэя, почему-то…
Это ЕГО и спасло… И возможно ожидание, которое обозначило путь домой…
ОН вздрогнул и потянулся к чашке…
И сразу ВСЁ вспомнил… Оуэя же просто знала… НО Теперь ОНИ вместе знали, что ИМ делать…
На этот раз ЕМУ было тридцать…
- Если так пойдёт дальше, - сказала Оуэя, - однажды мне придётся отвести тебя в садик… А там кофе не дают…
- Когда ты молчишь, я лучше тебя понимаю…
- Это у тебя от одиночных полётов, в основном. Но Всё меняется… Знаешь, забавная мысль поселилась во мне…
- Мне кажется, я знаю какая…
- До сих пор ТЫ не ошибался… Когда попробуем?
Этого спрашивать было нельзя… НО кто же знал… Кто же знает наперёд, что можно, а чего нельзя?.. И ЧТО-ТО, в очередной раз, вытащило обратно теперь уже ИХ ОБОИХ, И замерших вернуло в оболочки, к которым ОНИ привыкли…
Уверяю Вас, эта история бесконечна. Да Вы и сами, уже всё поняли, а про бесконечность знаете не меньше моего. И насчёт начала, в начале, я вовсе не пошутил. И насчёт скуки тоже. Но в этот раз скуки не было и в помине… И я даже сам увлёкся…
Но, как говаривал Довлатов, «ставим точку.
Точка»
А, ежели, с любопытством бороться будет не вмочь… Ну, что ж, поговорим… Но это будет уже другая история. Но давайте сразу договоримся только на начало. При любом раскладе…
Дело в том, что я и сам не помню, Что было дальше. Но вспомню обязательно…
СЛОВО…
На этот раз, к «Исключению» ОНИ отправились вдвоём…
Оуэя заварила кофе редким варварским способом, которому ОНА научилась сама, и улица, которую украшала ЕГО хижина сошла с ума от запаха. Что-то всё-таки с этим кофе было не так. Как-то не в соответствии с известными законами диффузии и прочего.
После недолгой, умной беседы ОНИ задремали…
К «Исключению» ОНИ подлетели с другой стороны. И сразу увидели семью. Но другую.
ЕЁ поразило Всё… ОН просто растерялся. И подумал о временном сдвиге…
Семья была другая. Ребёнком была девочка…
М Е Т А 2
Наверное, я всё ещё маленький. И недостаточно наигрался. Хотя, уже пятьдесят первый год моему пребыванию Здесь...
Будь моя воля, рабочие документы я бы оформлял разноцветными чернилами, что, впрочем, и делаю, если позволяет отсутствие степени важности продукта.
В расшифровку подписей я вставляю латинские буквы, что придаёт бумаге некоторый недозволенный шарм. Во всяком случае, тень едва заметной улыбки рождает. Или недоумения… Прямо, как у Джоконды.
Служебные записки, докладные и пр. чушь я стараюсь писать в лёгкой, ироничной манере, рождающей редкое одобряющее понимание адресата и удовольствие автора.
Документами я по-прежнему наивно считаю бумаги, исключительно обличённые печатью государственной важности. Хотя последнее словосочетание мне всё ещё не понятно и даже немного тревожит. Бумаги прочего свойства – макулатурой уже в минуту их формирвания, тупость содержания и формальность которых я и восполняю лёгкой игрой.
Тривиальную докладную о ремонте кровли, прежде чем она попала на «высокий» полированный стол, толкаясь, читал весь офис. А это значило, что производственный беспросвет ненадолго разорван…
На следующий день, орготдел только и делал, что уважал меня. По всякому. А одна одарённая представительница его даже заворожённо сказала:
- Я бы не смогла о крыше так высоко.
Я молча развёл руками.
Ну, и так далее.
В моём детстве не было приличных песочниц, так что налепить куличей в них я не успел. В связи с чем и ковыряюсь по сию пору в песочницах виртуальных… Восполняю…
Даже забываю отряхивать штаны от песка …
Но иногда я заигрываюсь…
А кто не делает этого?
Известное, со мной, происшествие на дороге, имело не столь лёгкие и радостные последствия, светлыми красками которого бойко представлено в «Мета1». И след свой безусловный оставило. Неощутимо грустный, в основном. К которому оказалась добавлена утрата последнего баловства – способности к метаморфизму.
К счастью не долгая.
К слову, - способности, дар, талант – это всего лишь корректирующие гармонические колебания, которые не являются постоянными, и суть природы которых – волна.
Так что прихода очередной я несуетливо дождался. Она вернулась, неся новые возможности и новую суть. Мы обнялись, и нашим ребёнком стала… Вы не поверите…
Вобщем-то я делаю одну досадную большую ошибку… или маленькую, - неважно… Хорошо, что одну…
Доверчиво рассказывая Вам всякие глупости, я невольно навлекаю на себя недовольство тех, кто на себе рано или поздно испытает следствие моих безалаберных опытов и фантазий. Чем обрекаю себя на возможнуе неправильную реакцию этих людей…
Но ничего уже не изменить, потому что иначе я просто не могу. Потому что устроен я так, как устроен. К тому же я предупреждал, что делюсь впечатлениями почти бессознательно. А не восхищаться просто не умею…
На днях я побывал в одной парфюмерной лавке. И стал обладателем и носителем очередного сдвига.
И удивился вот чему.
Я и раньше бывал в парфюмерных лавках. Но всё как-то формально. На сей раз всё было иначе…
Всё, что мы видим или слышим, и не обязательно чётко и буквально; всё, что чувствуем или на чувства чего не способны; всё, что воспринимаем, а тем более нет, - вся информация, которая живёт вокруг нас, а в нас особенно, никуда на самом деле бесследно не уходит. А опускается (или поднимается, не важно) на какую-то недосягаемую Глубину Сознания, где замирает и остаётся. Чтобы просто быть…
И ты даже не знаешь о ЕЁ наличии. А Она просто огромна, и тихо себе ждёт…
Но однажды Она начинает проступать в знаках, которые рождает перо. Но прежде в мыслях, которые тебя поражают. Потому, что найти объяснение верное проявлению всего Этого в тебе, невозможно…
О первом сдвиге Вы, вероятно, знаете. Именном. Согласно которому я тихо выступаю в защиту индивидуальности ИМЕНИ, и соответственно - против ношения цивилизацией нескольких десятков имён, заезженных ещё до крестового похода.
Очередной сдвиг нёс оттеночный характер и касался соответствия индивидуальности – ароматам, предлагаемым парфюмерными лавками. Которых (ароматов), чтобы подчёркивать нашу индивидуальность, так же на всех не хватало. В связи с чем люди планеты вынуждены были пользоваться не тем, чем хотели, а тем, что предлагалось…
Меня, по памяти, раздражала прошлая Россия, пахнущая одно время «Клема» - целыми подъездами, «О;жоном» - целыми клубами и плавбазами, и пр.пр.
Меня раздражает современная Россия, в которой изловчиться и повторить на себе аромат «Иссимяки» считалось верхом приличия.
Меня в принципе раздражает сам принцип повтора любого.
И я естественно не мог этого дольше терпеть. А раз не мог, то и не стал томить себя правилами приличия, которые согласно Г.Уэллсу – «подавление естественных желаний» есть. Ну, а поскольку я пересёкся с самим Уэллсом, то поделать более уже ничего не мог вообще…
Понесло…
Вообще говоря, принципы метаморфизма даже наивны в своей простоте, и я не знаю, как сказать сильнее о том, что элементарно. Но простота эта, разумеется, сродни гениальности. А гениальность – это, сами знаете – эксклюзив в одном экземпляре.
А потому примитивных ходов описывать не стану, и перейду сразу к реализации осторожных фантазий. Результатом которых стал продукт, запаха не имеющий, но избирательно подстраивающийся под настроение и состояние носителя, внутреннее его содержание, тонкость мироощущений и остальное, что всё целиком легко умещается в одно простое понятие – индивидуальность.
«Продукт», раз нанесённый на лбимое тело, становился частью организма, (не путать с телом) и пребывал на уровне межфазового состояния Сущности. Куда сразу уходил с поверхности, и откуда тонко всякий раз истекал, подчёркивая значительность, убирая недостатки или, наоборот, подсвечивая негатив. Но только тонко весьма.
Если Вы ещё не поняли, объясню со всем старанием.
«Продукт» оказался индикатором. Он проявлял человека на обонятельном уровне. Изящно и всегда неповторимо. И соответствовал Тому, чем каждый на данный момент Себя представлял. А это, согласитесь, всегда целый спектр. Целая гамма невообразимых тонов и оттенков. Количество которых оценке не подлежит и описывается разве что поваленной восьмёркой.
«Продукт» был одновременно мечтой и трагедией. К нему тянулись руки и одновременно его отталкивали. Он мог стать идолом или верой, и только поэтому не стал…
Ароматика чувств, ароматика мыслей, поведения, жизни… По максимуму рисовалась почти невообразимая картина ароматики Бытия…
Вы не знаете, что это такое, потому, что не испытали. А напугать Вас или обрадовать, я не хочу. Потому что дело не в этом. Я просто хочу предупредить.
Я вижу Ваши мысли. Но Вы не правы. Выдумать ничего нельзя. Если не подружиться с Ней. С выдумкой…
Выдумка – это мысль. А мысль, как всякая живая сущность имеет право на выбор.
Мне кажется, что это мысли выбирают нас, а не наоборот…
С природными запахами, принадлежащими миру физическому, люди, так или иначе, бороться научились. И даже побеждать ненадолго. Дезодорантами там всякими, кремами, туалетной водой…
С возможностями «продукта» бороться было бесполезно. И гадость мыслей рождённых, или просто проявление качеств натуры, старательно подчёркнутых индикатором, можно было спрятать разве что в скафандре. И то – космическом. И то – на орбите…
Чуть было не обманул. Не только в скафандре. Нарушить действие «продукта» ещё можно было взрывом. Направленным. Но это пришло мне в голову только сейчас. Как запасной, радикальный вариант…
Предпоследнее сомнительно, поскольку «продукт» работал, в основном, на подсознательном уровне. И, находясь, скажем, на пикнике, и выслушивая сладкие уверения сослуживцев в верности и дружбе, к елею слов вдруг начинал примешиваться тоненький запах помойки, и направление, откуда несло, сомнений не вызывало…
Или обычное молчание близких людей вдруг становилось праздником луговых цветов и лесной опушки…
«Продукт» дарил и… убивал…
Сомнений, что Он должен быть предан забвению, не возникало…
Чем больше слов, тем меньше смысла. В связи с чем я закругляюсь. А в заключение вот что имею сказать.
«Продукт» до сих пор остаётся на том же самом месте, на котором и был до сих пор. Потому что ничего придумать нельзя. ВСЁ уже есть… Просто любой продукт информационен. Всё лишь зависит от степени необходимости информации…
Иногда мне кажется, что я слышу запах соседней галактики…
В связи с чем, есть предположение, что «продукт» является информационным вирусом, подцепленным мной неосторожно. Но я здесь ни при чём. Это выдумка выбрала меня.
А могла ведь кого угодно другого…
О Н
Я слышал, что будто бы самое дорогое – это время… Но, не понятие само, а время присутствия, что ли…
И, если денежный долг в той или иной мере как-то выполняется, временного долга не существует, как понятия. А, раз не существует, то и тратить его друг у друга можно совершенно беззастенчиво. Что и происходит. Не смотря на строго отпущенное индивидуальное количество.
А всё это благодаря силе оставленных нам стереотипов. Живучесть которых чрезвычайна, а воздействие – инертно. Замена же старых на новые и вовсе проблематична…
Путь одиночки свят… Мне нравятся одиночки.
С ними есть, о чём поговорить. Бездонность глаз свидетельством тому. Но, Этот был ещё и молчуном. Хотя, возможно, это одно и то же.
Тогда, с ними есть о чём помолчать…
Его молчание было больше философским, чем болезненным, хотя отделить одно от другого по-прежнему невозможно. Потому что, чем отличается философия от болезни по-прежнему неизвестно. И вообще, расширив словарный запас, люди давно стали путаться в его содержании…
Объяснить что-либо, в той же степени, в которой это дано тебе одному, никому более не получится. Как ни старайся. И механизма всего этого лучше не касаться вообще, чтобы не заблудиться окончательно.
А, раз невозможно в той же, то в любой другой Он и не собирался.
Индивидуальность кроила информацию, как ей заблагорассудится…
Даром же убеждения Он не обладал. На второй минуте отсутствия понимания привычно уходил в Себя…
По делу мог говорить достаточно искусно, но всё равно коротко.
Ситуаций, тяготивших окружение своим присутствием, избегал. Ему было жаль времени, проведённого помимо личной воли каждого…
Это была вполне конкретная фигура. Его не надо было разгадывать. После одной беседы не о политике, с ним всё было ясно: делать возле него нечего…
Политику Он считал виртуальной игрой с реальными последствиями, а оргий любого содержания - не исповедовал…
Вот немногое из того, что я смог сразу в нём ухватить…
У него не было кумиров.
Однообразие утомляло Его. Поэтому, до конца он практически ничего не доводил. И не воспринимал. Рукотворное считал временным, а знать и сил тратить на будущий прах не собирался.
Для жилья ему подошла бы избушка в глухом лесу – несбыточная мечта… Но Планету давно истоптали вдоль и поперёк… А жить на пересечении…
Оценкой его типичного состояния была – вялотекущая депрессия… редко менявшая себя на подобие присутствия в Происходящем, к которому он относился настороженно и готовности к очередному приступу душевного раздрая…
Он мечтал об одиночестве абсолютном, возможности достижения которого был лишён…
А ещё он понимал невозможность достижения того, к чему его настырно подталкивала природная Программа.
По сути, Ему было задано достаточно жёсткое направление, с параллельной невозможностью следовать ему…
Сам лично, принимая невольное минимальное участие в реализации соседних с ним направлений, он практически оградил, насколько это возможно, участие извне в своём. Он всё делал сам, избегая любой помощи. Но если помощь возникала – не отвергал… Терпел…
Используя научную терминологию, Он был, замкнут на себя...
Природную лень Он оправдывал тем, что она – Дар Великий. Ну, как талант. И кому попало, не даётся. А даётся мечтателям, которым в тягость фантазию в банал превращать. Потому что фантазия не стабильна… Претворить-то не мудрено. В другом дело, в соответствии творения – мечте. А это, знаете ли, немногих удел…
Мечтателей разводят. За ними подглядывают и собирают урожай фантазий. Потому, что предназначение мечтателей - парить…
Присмотр Ему не подходил…
Качественная характеристика, которая бы сносно отразила его состояние, скукой, возможно, звалась…
Пожалуй, да… Ему было действительно скучно… Причём, уже через минуту, после чего угодно….
И Он терпеть не мог повторов, хотя философию повтора принимал. Только поэтому Он не мог дважды рассказывать один анекдот. Один тост. Только поэтому Он, в основном молчал. Потому, что сказано Всё было уже до него… Задолго…
До всех нас…
Однажды, почитав Монтеня, он удивился своим утомительным мыслям, изложенным далёким французом…
Однажды, так же давно, Колея стереотипа была умышленно проложена, и редко кому удавалось (позволялось) управлять повозкой, колёса которой оказывались ошибочно, по какому-то недоразумению, вне Неё…
Он, в основном, терпел… Всё… Даже то, что терпеть не стоило…
Смотреть на него, временами, было невыносимо.
Ему хотелось отдать всё. Но Он ни в чём не нуждался. Не смотря на то, что у него практически ничего не было… Потому, что было ТО, чего Никогда не будет Ни у Кого…
Он бы с удовольствием принял приглашение на обзорный облёт Вселенной, с остановками в прошлом и будущем…
Не поступало…
Из сказанного легко вытекает нелюбовь к подаркам, в которых, в основном, преобладало осмысленное сожаление дарящих и надежда на скорейшее ответное действие.
Но и делать подарков Он так же не любил…
В обычное оправдание нестройной философии своей, он вот что придумал.
Материальные блага физического мира – есть поощрение за неверные подсказки тем, кто этот мир населяет. И чем более неверная подсказка, тем обильнее вознаграждение… Следуя Его логике, Б.Гейтс намеренно гнал Всех в тупик…
Движение Его раздражало…
И чем быстрее становилась жизнь…
Не так. Он замедлялся пропорционально ускорению жизни Хотя причём здесь пропорции? Он просто замедлялся…
Его идеалом было изваяние, замершее посреди Всего несущегося. Отделившее Себя от него непроницаемой поверхностью. Вырвавшее с корнями…
Его восхищали пирамиды, сфинксы, архитектура острова Пасхи.
Его убивало любое действие.
Особенно в искусстве. Но искусство без действия не может. Возможно, только действием искусство и выражает невозможность достижения любого покоя…
Тогда в литературе. Особенно в литературе. Последнее время Он ничего не читал. Даже чистые размышления его любимых авторов стали напоминать ему бесконечные походы, заранее лишённые всякой мысли. А вернее заполненные одной мыслью – движением неостановимым…
Действие Никуда не ведёт. Оно просто ведёт, инициируя коррекцию уже в начале…
Только мысль неподвижна, решил ОН. Или остановима. Чужую мысль остановить нельзя. Значит, остаётся своя…
Он придумал игру. Он купался в Словах остановленной мысли. В несущемся Общем потоке этого не сделать. Снесёт. Он купался в словах остановленных собственной волей…
Он создал виртуальный бассейн из Слов и пребывал в нём при всякой возможности…
Любое тело Происходящего, любая частица Его рождены в полёте… Или парении… А потому, утратив однажды первозданность состояния, всячески стремятся вернуть себя Ему… Всегда по-разному…
Полёт - это парение. Значит, надо организовать Его. Для этого подойдёт Всё, что можно превратить на время в мысль, а, значит, в мечту. Для этого великолепно подойдёт Слово.
Купание – это парение, а, значит, полёт…
Он купался в Словах…
Бога Он представлял неким Полем неподвижно и созерцательно пронизывающим Собой Сущее…
Если бы Ему предложили командировку туда, с условием: дорога – жизнь, созерцание Всего – последняя секунда, Он согласился бы легко…
Каждое утро Он встречал одним и тем же мысленным вопросом: как я попал сюда? Утро, щурясь, помалкивало…
Он понял, что в библиотеках Ничего не постичь, и вспомнил первую подсказку, подаренную ему в детстве ещё. Когда первый радостный поход к книгам закончился разочарованием. Потому, что книгу, которую ОН долго и мучительно выбирал, оказалась не прочитанной…
Это было давно, а однажды Он понял, что постичь можно только мгновение, а даже два – бесполезно, а Жизнь – тем более. И потому, что мгновение состоит из Жизней, а не наоборот… Ещё познать можно Слово. Одно. А не словарь. Потому, что Слово состоит из словарей, а не наоборот…
Вот Это Всё Он понял однажды. А кроме Него никому больше в голову подобное не приходило. Потому, что пришло Ему, и Это посчитали достаточным…
И о Чём они могли говорить? Он и Все остальные?..
Ни о чём. Они и не говорили.
Ну, Вы об этом уже знаете: Он был молчуном…
Но иногда Он не был молчуном. Потому, что возникала тема, в которой, Ему казалось, будет интересно побывать Всем. И Он погружался в неё. При Всех… раздев себя неосторожно. Но через минуту уже жалел. Потому, что Все оставались на берегу, и с недоумением поглядывали в Его сторону… И Он сконфуженно вылезал, и уходил… по-английски…
Я не уверен, что в Англии так принято, но звучит лучше, чем «молча»…
А Он знал в Слове толк …
По сути, Он был занят одним. Он плёл гамак себе из Слов и Мыслей. Он всегда хотел соединить несоединимое…
Иногда получалось… А надолго ли хватит, проверить никто ведь не может… Хотя, гамак тот долго ещё будет висеть после Него…
Он жил вне времени и пространства. Потому удивление было частью лица Его. Не помню какой…
Вот видите, как можно много и долго говорить об абсолютно неприметном человеке. А Он был как раз именно таким… Возможно потому, что блестящие поверхности его раздражали…
Слова сами цепляются друг за друга. Соединяются. И получается гамак, о котором Он мечтал, и который плетёт поныне. Плетения Он не закончит никогда. Потому что бесконечно будет поправлять неудачные места. А никогда – не преувеличение…
В конце всего этого сумбура я, знаете, что хотел сказать? Я специально отказался от обычного портрета, потому, что обычно о Нём нельзя. Скучно… Обычно ни о ком нельзя. Обычно можно о литературном герое.
А какой же Он герой?..
Папка 1
© Copyright: Стас Капов, 2008
Свидетельство о публикации №208022800150
Свидетельство о публикации №208022800150
Рецензии