Демон Максвелла

       Ее привезли в республиканскую больницу из Ухты под самый новый год. От нее не осталось уже ничего, одни глаза. Огромные глаза смотрели на меня с соседней больничной койки. Жизнь теплилась только в глазах. Тело было безжизненным. Она давно уже не «ходячая». У нее едва хватало сил выдавливать из себя звуки. Еле слышно она заговорила, обращаясь ко мне. «Меня здесь вылечат? Здесь врачи хорошие? Я лежала в инфекционной больнице в Ухте. У меня был гепатит. Желтуха. Потом началось желудочное кровотечение. Операцию сделали. Меня нельзя было оперировать – гепатит. Хирурги в Ухте рискнули, операцию сделали. Не помогло, кровотечение не прекратилось, поэтому отправила сюда, в республиканскую больницу на самолете в каталке. Мне 30 лет».


        Из нее торчали трубки и тянулись пластиковые, прозрачные шланги, над ней возвышалась капельница. Одна прозрачная трубочка пропускала через себя жидкость черного цвета. Девушка объяснила мне, что это кровь из желудка.
«Да, врачи здесь хорошие. Тебя отправили сюда, значит - есть надежда на твое выздоровление». Я смотрела на нее и сама не верила тому, что говорила. Я пролежала в этом отделении достаточно много времени и насмотрелась на всяких больных. Перенести еще одну тяжелую операцию у нее вряд ли хватит сил. Полное истощение. Гепатит. Кормили ее растворами через подключичную артерию. Есть ей было нельзя, поесть, означало - умереть. Длинные белые волосы ей давно никто не расчесывал. Они взбились на затылке в неимоверный запутанный клок. Их уже невозможно было расчесать.


     «Вот, как встанешь, поведу тебя в больничную парикмахерскую, у тебя безобразие на голове», - шутя, пригрозила я ей. «Ты сказала, я встану, ты думаешь, я встану? Меня вылечат», - прошелестел ее голос. «Конечно, вылечат и мы сразу же пойдем в парикмахерскую. Срежем твое воронье гнездо, будет красивая короткая стрижка. Захочешь, волосы потом снова отрастишь». Она улыбнулась, сил хватило на улыбку. «Мне уже родные заказывали в церкви молитву за упокой, им сказали после операции, что я не выживу. Я почти на том свете была. А я вот выжила и на самолете до Сыктывкара смогла долететь, на каталке».


      В палату пришла ее тетя, и еле успела спрятать выражение ужаса на лице, увидев свою племянницу. Мы вместе с тетей поменяли девушке белье, протерли спиртом и помазали кремом пролежни. Шов на животе почти зажил. «Господи, снова разрежут», - мелькнуло у меня в голове.
     Больную зашел навестить заведующий отделением. «Ну вот, прислали мне подарок на новый год из Ухты», - пошутил он. Поговорил с больной как подобает отличному врачу и настоящему человеку с неравнодушным сердцем. Глазище моей соседки засветились надеждой.


     «Надежды мало, почти нет, - просветила меня коридорная медсестра по секрету, - это «наш» всех пытается спасти, у него авторитет, он не боится, что у него на операционном столе пациент умрет».
Мне стало страшно зайти в палату и встретиться с Ней взглядом, взглянет на меня и все поймет…


     В палате мы вдвоем и меня везде преследуют ее глаза. Рвет душу и сердце не хуже сирен ее слабенький голос. Да за что мне такое, господи?! А ей за что!? Она беспомощная, полуживая смотрела на меня как на Всемогущую богиню, спасительницу. Ведь я сумела выжить. А ЧТО я, ЧТО я могла сделать для нее! Я сама «оттуда» недавно возвратилась.

 
     Поздно вечером напряжение во мне достигло невыносимых размеров и прорвало шлюзы реального и нереального, все смешалось в голове. Душа моя понеслась в какой-то фантастический нереальный мир, который затягивался огромными живыми, как сама жизнь глазами. Слушали меня ГЛАЗА. Я говорила, говорила, говорила и не могла себя остановить. Мое сознание не могло остановить процесс говорения. «Жил как-то на белом свете ученый Максвелл. Он открыл существование электромагнитных волн. Он описывал все взаимодействия в природе формулами. Он, серьезный, великий ученый придумал демона, вернее предположил, что он существует, но не успел доказать и описать формулами его существование. Демон может быть любых размеров огромных, как Вселенная и маленьким, как ядерные частицы. Мир бесконечен и вширь в космос и внутрь в самые маленькие частицы, в микро и в макро мир. Максвелл считал, что микро и макро мир это одна и та же бесконечность. Демон может Все и проникает во Все, превращается во Все. Он может быть огромным, как вселенная, фантастически маленьким, как частица ядра атома. Он проникает тебе в желудок сквозь кожу, через трубку, через что ты захочешь. Он проникает к твоей кровоточащей ране в желудке. Он превращается в крохотное существо,. как молекула, . как ядро и чистит и склеивает рану. Захочет он, из рук его выступит клей. Захочет, из них выйдет новая молекула и он вставит ее вместо погибшей. Ты его представляй. Он любой. Он такой, каким ты захочешь его видеть, ощущать. Он сделает все, что ты представишь. ТО, ЧЕГО ТЫ ОЧЕНЬ ХОЧЕШЬ. Ты хочешь жить, а чтобы жить, тебе нужно кровотечение прекратить, надо ранки заживить в желудке. Вот и заживляй».


      Девушка закрыла глаза, у нее иссякли силы, небылица убаюкивала ее. А голос все вещал и вещал из меня. Он рассказывал о том, как демон идет по желудку: все проверяет, чистит, заглаживает рубцы. Мой язык от усталости стал заплетаться. Демон стал действовать в моем воображении без звукового сопровождения, самостоятельно.


      Кажется, я просыпаюсь. Вроде бы уже утро. Страшновато – жива ли моя соседка по палате? Вспомнила свое вчерашнее вечернее состояние и глупую небылицу. Меня обожгло стыдом. Стыдно было посмотреть в глаза соседке, не хотелось встречаться с ее вопрошающим взглядом. Человек при смерти, а я наплела невесть что. Натворила я дел… Теперь я в ее глазах готовая пациентка желтого дома. Куда деваться, надо посмотреть на красавицу…


       Я посмотрела на нее, окинула взглядом  все ее шланги. Господи! Я вдруг ощутила, что моя больничная койка взбрыкнула, как норовистая лошадь задом и мгновенно из лежачего положения привела меня в сидячее. Я еле удержалась в постели. В моей голове быстро-быстро закружился мелкий рой мыслей – мошек: «Не может быть, не может быть, мне все это мерещится»!


       Я закрывала и открывала глаза, закрывалась одеялом, выглядывала из-под одеяла то одним глазом, то другим. Отворачивалась, поворачивалась, картинка не менялась. Прошло довольно много времени. Неслышно зашла медсестра. Мне не померещилось, медсестра разглядела то же, что и я. Жидкость в трубке из желудка была не черная, а прозрачная. Кровотечение прекратилось!


      Быстренько пришли хирурги посмотреть на спящую красавицу. Они рассматривают, нюхают, чуть ли не пробуют на вкус жидкость, выделяемую желудком. Просыпается виновница утреннего ажиотажа. Толпа людей возвышается над соседской больничной койкой, глаза светятся, сияют, расползаются по лицу улыбки. Над «умирающей» подшучивают: «Тебе Сыктывкарский воздух помог». Все довольны и счастливы, все считают себя сопричастными к новогоднему чуду.


      Я крепко сжимаю челюсти, надо суметь промолчать, о том, что знаю Я ОДНА: знаю, кто сотворил это чудо! Это демон Максвелла. Нет, я никому ничего не скажу. Я не хочу попасть в желтый дом! Я хочу домой. Я давно не была дома.
 
     Вечером у нее убирают все трубки, снимают трубочку подключичного питания, разрешают покушать куриный бульончик.


     Через день я тащу бестелесное создание, поддерживая за талию, в больничную парикмахерскую. Я всю дорогу подшучиваю над ее тоненькой талией, самой тонкой в мире. Ее шатает, у нее кружится голова, но ей надо идти в парикмахерскую. Нельзя же ЖИТЬ с такой прической. Как можно жить с таким вороньим гнездом на голове?!