Красный Яр

       Летами мама Юля увозила девочку в деревню Красный Яр к бабушке Сане и деду Ивану родителям отца.
       Во время войны дед попал в плен к власовцам, которые заставили служить на них. За это деда советская власть сослала на Магадан, где он просидел до смерти Сталина. В 1953 году он вернулся домой. Мама Юля не разрешала девочке говорить о том, что дед был власовцем, “врагом народа” и сама рассказывала об этом шепотом.

Бабушка Саня, а в то время молодая красивая Александра, осталась в деревне одна с двумя маленькими сыновьями. Есть было нечего и после работы в поле на колхоз, она прихватывала с собой в карман горсточку зерна, накормить детишек. Когда бригадир заметил это, он стал шантажировать бабушку, принуждая к сожительству. Родственники рассказали об этом Ивану, и в семье был долгий разлад. Вот так прошлись сталинские катки по этой семье.

       В деревне было интересно. Можно было заниматься тем, что тебе нравилось и девочке всегда шли навстречу. Она стирала портки и портянки деда. Мыла чугунки песком от сажи. Бабушка смешно похлопывая руками по бедрам удивлялась, зачем же мыть и чистить чугунки с наружи, если их все равно ставить в печь на огонь. Дед любил играть и шутить с девочкой. Он был полный, мягкий и добрый. От его седых волос шел неповторимый запах. Мама Юля привозила им лекарства. Дед выпивал несколько таблеток пургену и подолгу с удовольствием не выходил их туалета. Потом он просил девочку в шутку заткнуть ему попу пробкой, громко пукал, пробка летела, а девочка заливалась от хохота.

       Он ловил рыбу и кормил ею внучку. Бабка Саня успевала все и везде. Спозаранок она бегала на косогор и сбирала клубнику и землянику. Возвращалась с целым бидоном ягод. В деревне говорили, если Саня сбегала на гору, то после нее делать нечего там, ягоды все собраны. Потом она обихаживала скотину, занималась домашним хозяйством.

       Однажды бабушка послала внучку вперед за ягодами, а сама замешкалась, внучка обернулась и спросила, что она делала. Оказывается бабушка так всю жизнь по старой привычке и не признавала никаких штанов в любую погоду и в любое время года. Поэтому только приподняв чуть-чуть подол длинной юбки, бабка могла справить малую нужду.

       Бабка Саня чистюля и аккуратистка, шустрая, говорливая, маленького роста, красивая, хорошо стряпала. Девочке нравились запеканки из яиц и молока с большой темной пенкой приготовленные в крынке в русской печи. А какая была стряпня у бабушки! Утром рано, еще не открыв глаз, девчонка наслаждалась запахами свежеиспеченного хлеба, пирогов со всевозможными начинками, ягоды, рыба, морковь и свекла, шаньги и куличи. Все лежало на полках на кухне возле печи под белыми льняными полотенцами. Дед с бабкой наливали ей парного молока и кормили пирогами, заботливо выбирая каждую косточку от рыбной начинки. В кладовке стояли лари для зерна и муки и большие деревянные бочки с рыбой соленой, копченой, вяленой. Со стороны огорода был ледник, яма со льдом вместо холодильника, на льду все лето держали мясо, рыбу, масло. Еще в ледник на время спускали новый рой пчел, чтоб он успокоился, отдохнул, пока для него готовили новый улей. Пчелиную матку садили отдельно в специальную проволочную клеточку-коробочку.

Дед держал пчел. При гонке меда девочке наливали мед в вазочку, давали ломоть ржаного хлеба, садили на окно есть. Чтобы пчелы не налетали, окно плотно закрывали. В деревне девчонка бегала босиком, часто наступала на пчел и ос. Однажды она увидала новый рой на плетне огорода. А другой раз в это же лето рой привился ей в волосы на голову, когда она тоже шла по огороду. Обрадованные дед с бабкой говорили, что она самая счастливая девчонка в мире, потому что редко когда в один год можно найти целых два роя пчел, что составляет большое богатство. Свое счастье я ощущаю всегда.

       Когда начинали гнать мед, то в большую бочку устанавливали рамки с сотами с медом и ручкой сбоку раскручивали рамки, мед стекал через отверстие внизу бочки в берестяные туески. Мама Юля приезжала летом на недельку отдохнуть и спала словно убитая на свежем воздухе. Утром дед подносил ей попить медовухи, она вновь засыпала. Уезжала мама Юля отдохнувшая, посвежевшая с красными щеками, поправившаяся.

       Когда девчонка была маленькой, то ее качали в зыбке, в которой выросли ее отец и дядя.
Баба Саня после бани заплетала ей сырые волосы в тугие косички, появлялись вши. Мама Юля, выводя ей вшей, шутила: вшивая - счастливая. В бане, рассказывала мама Юля, делали и рожали детей все деревенские женщины.

       Платьица у девочки всегда были коротенькие., а бабушка пришивала на них длинные оборки из другой ткани.
       Парников раньше не было, но вместо них на огороде были выкопаны глубокие гряды, обложенные с боков тонкими бревнышками, чтоб не осыпалась земля. Здесь высаживали огурцы и помидоры, сверху от заморозков укрывали старыми половиками. Урожаи были отменны, навоза не жалели, свой. Бабушка учила внучку, что помидоры надо рвать только с ее разрешения и красные, а огурцы большие. Непослушная девчонка же проползая в меже, думая что ее не видно, тайком срывала маленькие пупырчатые огурчики и с наслаждением поедала их.

       В деревне было много ребят ее братьев и сестер двоюродных, троюродных, разных по возрасту. У брата деда Ивана Степана и его жены Маруси было четверо детей. Старший Юрка высокий красивый с большим кудрявым черным чубом лихо закрученным на бок. Дальше шла Валентина с огромной копной светло-русых мелких кудряшей. Почему то кудрявые хотят быть с прямыми волосами, а у кого прямые – мечтают о кудрявых. Вот парадокс! Так и Валентина, очень не любила свои волосы, нервничала, дергала их, когда расчесывала. Если волосы не стянуты резинкой, то торчат во все стороны, словно волосы у Анжелы Девис.

Валя была важная и рассудительная и казалось, что всегда все знала. Девочка даже ее немного побаивалась. Ровесница Зойка носила длинные косы. Челка и кончики кос сильно вились. А младшая Зинка-корзинка была белокурой ревушкой. В городе девочки играли в домики, то есть в куклы, а в деревне называлось строить клетку. Девочка привозила много кукол, игрушек и все дружно играли. Было интересно играть в подручный материал, ребята искали разные осколки от крынок, старых тарелок и устраивали магазины, больницы, школы. Бабушка давала внучке в игры этажерку, туалетный столик с ажурными скатертями, разные тряпочки и хорошую посуду. Разные травинки, палочки имели свое назначение. Это была и крупа и песок и лекарство. Листочки деревьев служили деньгами. Листья крупные тополиные сложенные пополам служили сумочками.

       В конце деревни возле старого амбара для зерна рос высокий тополь с толстым стволом, смелая и отчаянная девочка залезала на него без страха. Потом в тополь попала молния, обгорелый, он долго еще мозолил всем глаза своим почерневшим уродливым суком. От амбара сохранилось три стены и дырявый пол, ребята залезали под низ и смотрели как через дырочки и щели в полу падали последние чудом сохранившиеся зернышки и соломинки.

На осенние каникулы мама Юля купила дочери рыжие модные сапожки, они были в самый аккурат без теплого носочка, девочка отправились с ребятами в кино в соседнюю за семь километров деревню Крылово. Ребята ходили туда в школу. Вечером ударил морозец. На обратном пути ноги девочки в этих сапожках совсем окоченели. Юрка посадил ее в стог сена, снял сапожки, одну ногу закутал в свою шапку, а другую согревал своим дыханием. Дома бабушка ругала ее на чем свет стоит и отогревала ноги в тазу с холодной водой. С тех пор отмороженные ноги и руки девочки замерзают при малейшем холоде.

       Летом Юрка катал всех ребят на телеге, лихо управляя лошадью, возле яра, телега наклонялась, все громко кричали. Он нарочно старался проехать именно по этому месту. Девочке уже исполнилось тринадцать лет, она взрослела на глазах, а Юрка смеялся: “Смотрите, ребята, у нашей Марьяны под мышками волосы стали расти”. Девочка краснела, стеснялась. Однажды, они играли в карты у дома Парани. Сын Прасковьи сделал новый стол и скамейки из свежеструганных досок. Девочка почувствовала себя неуютно, когда все побежали купаться, она с разными отговорками осталась последняя одна. На месте, где она сидела, было красное пятно. Боже, чем она только его не терла, и травой, и землей, кое как замазала. Так она стала девушкой.

       У Зойки в гостях она сидела под образами за столом. Старая Зойкина полуслепая бабушка что-то искала за иконами и опрокинула ей на голову чернильницу. Целую неделю ежедневно бабушка Саня топила баню, отмывая внучку от чернил.

       
       На зимние каникулы в деревню девчонка приехала в новой искусственной модной шубке, в гостях у Зойки, повесила шубку на общую вешалку у входа. Мать шурудила кочергой в печи и от попавшей искры вспыхнула новая шубка, в считанные секунды от нее они смогли спасти только воротник и рукава. Зойкину коричневую цигейковую шубу, вместо сгоревшей, девчонка носила несколько лет.

       Рядом с домом Зойки была старая заброшенная бабушкина изба без окон и дверей, но с печкой. Девчонки любили там играть, пытаясь навести хоть какой-нибудь порядок. Подметая с печи, они поднимали такую пыль, что прибегала бабушка спасать их.

       Бабушка подарила самотканые половики. Девчонка с мамой Юлей лежа на полу по полосочкам тряпочек угадывали какое платье девчонки пошло в работу. Это было увлекательное занятие.
       Чтобы внучка не бегала на речку Тулву с ребятами купаться одна без взрослых бабка с дедом пугали ее выдрой, которая могла утащить за волосы в глубь реки. Мама Юля учила ее плавать на наволочке, которую она надувала воздухом и завязывала узлом. Было здорово. Еще девчонка ходила по дну реки на одной ноге на цыпочках, делая вид, что умеет плавать, барахтая другой ногой и руками.

Потом она быстро научилась плавать, представляя себе, что проплывает над глубокой ямой.
       Деревенские ребятишки часто проводили ее. Девчонки говорили, что в реке можно и писать и какать. Она попробовала. Потом не знала куда деваться от стыда, всячески пытаясь утопить все время всплывающие говешки.

       Бабушка водила их в дальнюю деревню Талая речка за продуктами. В деревне Елпачиха они праздновали со всеми вместе татарский Сабантуй, праздник первой борозды. Мама Юля выигрывала призы: прыгала в мешках, поднималась по качающемуся бревну, установленному наклонно к земле на 45 градусов, пела песни и заразительно смеялась. Она не умела говорить по-татарски, но речь татарскую понимала и татар уважала.

       Несколько раз девчонке доверяли в очередь пасти деревенское стадо. Было там штук восемь коров и телят и шестнадцать овец. Боясь кого-нибудь потерять, она каждые полчаса пересчитывала их. В обед бабушка принесла ей поесть, а скотину отправили в загон отдохнуть в тени и подоить коров. Пасли на обширных лугах, что составляла крутая дуга речки Тулвы. Правый берег крутой и обрывистый, ближе в следующему повороту песчаная мель, где стоит водозабор и деревенский пляж.
Река кормила местных жителей. Мужики разделившись на группки, по пояс в воде брели с бреднем в руках вверх по реке и палками загоняли ошалевшую рыбу в бредень. Потом на берегу на костре зажаривали и ели ее с ребятами, основной улов разделив по братски справедливо несли домой.

       Бабушка Саня умерла рано на руках деда, надсадилась при строительстве нового дома, она с помощью блока поднимала наверх из подполья на подызбецу землю. Он очень любил ее и горю потери не было конца. Скупые мужские слезы текли по его морщинистым щекам, а он не стесняясь их, приговаривал: Что ж ты, Саня, опять поспешила вперед, а ведь обещалась похоронить меня, кому я без тебя то нужен, что делать буду, для кого дом строили?
Он поднялся вместе с нею на руках и положил ее тело на кровать.
Дед сам сработал ей ладную домовину. Хоронили бабушку на кладбище. Девчонок заставили мыть крашенные белой краской потолки и всю избу под присмотром старухи, которую оставили сидеть с малыми ребятами. Дед Иван пережил ее почти на пятнадцать лет, но уже никогда не чувствовал себя спокойным и счастливым, как это было с ней, бабой Саней.

Его плечи опустились, сам как то сник, лицо его посерело. Он постарел на много лет сразу. Стал редко улыбаться и шутить. Его шаркающая старыми опорками (валенки с обрезанными голенищами) походка удручала находившихся рядом с ним людей. Жить к нему пришла такая же женщина как он сам из другой деревни. Она сразу же властно взяла все хозяйство на себя и частенько ездила в свою деревню, вывозя по пути из дома деда добротные вещи и утварь.

Как то раз зимой я проведывала деда. Он со старухой сидел за столом и пил чай из блюдечка с прихлебом. Его вставные челюсти стояли тут же в стакане с водой. Дед подслеповато щурил глаза из-под своих мохнатых бровей, а бабка ворчливо перебирая что-то и гремя крышками кастрюль, явно высказывала свое недовольство непрошенными гостями. В доме было грязно и неуютно. Такими же грязными казались и старики.
Было больно смотреть на них, осознавая, что помочь ты здесь не сможешь и вспоминать светлую чистую избу бабки Сани с ее веселыми лучистыми глазками.