Узница замка IF

Версия, напечатанная в журнале "Светотени" №17 за январь 2007 года.

Когда я в очередной раз брала читать книгу, вовсе не подозревала, что и она тоже будет от корки до корки про меня. Как предшествовавший Шукшин, Куприн, Тургенев и многие другие… Кругом, куда бы ни посмотрела, натыкаюсь на пародию своей жизни, которую вполне искренне считаю боем, еще не проигранным, но уже бесперспективным. Мне 25. Отчего-то всегда теперь кажется, что лучшее время уже давно позади. А впереди ждут только увядание, старость, сожаление. Ивлин Во и его повесть «Незабвенная» оказались злой насмешкой над романтическим венцом страдалицы, который я водрузила себе на голову, прячась от света и жизни в темной квартире вот уже неделю. Если бы не вихрь времени, я бы покрылась толстым слоем пыли, сидя на своей кровати, если бы не книги – впала бы в летаргический сон. Супруг, словно ускоренный во времени, проносился мимо меня, на доли секунды останавливаясь рядом, чтобы взять мобильник. В дверном проеме он показывался то одетый в пуховик, то выходил из кухни в домашнем трико, то голый, пулей вылетал из ванной. За окнами мелькали день и ночь, занимался рассвет и покрывался снегом молчаливый, спешащий город, превращался в огромную, серую, грязную лужу. Ревел ветер, бил в окна… Мой супруг волчком носился вокруг меня, троясь, четверясь и биллионясь. Моя голова не воспринимала всего движения, только какие-то малосущественные детали, когда глаза отрывались от книги. Ивлин Во… Он написал так цинично про мою жизнь, что мне стало неловко. Как будто это мое тело горит в топке звериного крематория, а мои любимые договорились его уничтожить. И тот, на кого я так надеялась, помешивает мой прах кочергой, в ожидании читает книгу: через полчаса, когда все будет кончено, он разломает мой череп и раскрошит тазобедренные кости, а назавтра уедет в Англию с полным кошельком денег, что получил за мое погребение на кладбище среди кошек, собак и попугайчиков. А супруг мой будет каждый год получать поминальную карточку, в которой будет написано: «Сегодня ваша жена виляет хвостиком, вспоминая вас на небесах».
Супруг курсирует в моей жизни как веретено. А тот, другой, на которого я надеялась? Что он? Где он? О-о-о, с ним не так все просто. Он пишет мне, что любит, скучает, что я для него радость солнца, свет в оконце, что-то там еще. Но я читаю от него послания и слышу, как мои кости пожирает пламя, как шипит вода, испаряющаяся из моего тела. Шипение это звучит, как английское слово “IF”, переводимое, как «если». Об этом «если» и мой рассказ.

Часть первая.

«Когда я впервые увидела своего мужа, он мне показался человеком совершенно приземленным, ординарным, но надежным. С таким знаешь, что никогда не будешь голодной, нуждающейся: у тебя всегда будет кров и пища. Твои дети будут здоровы и счастливы. Он надежен до тошноты! Поняла я на втором году совместной жизни. Рутинная машина семейного счастья закрутила туго свои ремни вокруг нас с ним, когда появился ребенок. И тут-то было осознано раз и навсегда, что теперь мы друг от друга никуда точно не денемся. Я буду воспитывать ребенка, жить домом, любимым мужем. Благо у меня нет свойственной некоторым женщинам легкости в обхождении с другими мужчинами и я не озабочена поиском другого, лучшего спутника жизни. Да и не вижу я их что-то вокруг, мужчин-то. Все какие-то инфантильные огрызки или наблатыканные пустышки попадаются. Вникать в тонкости чужой души я, конечно, тоже особо желанием не горела, может, и пропустила мимо массу достойного народа, но тогда я была горда и рада, что у меня есть муж. Такой постоянный и надежный, рассудительный и непритязательный. Правда, по истечении некоторого времени, приглядевшись ко мне, он стал понимать, что я не такая уж лапушка, какой хотела казаться до свадьбы. У меня есть масса недостатков, порой перевешивающих мои достоинства. Я ленива, упряма, несговорчива, ворчлива, прижимиста, к тому же часто лезу в драку первой, если мне чего-то не по душе. Он же, детка моя, женился на облаке прекрасных сновидений. На белокуром ангеле, которого встретил и разглядел сквозь романтическую призму алкогольных слез, от восторга навернувшихся на его тридцатилетние, уставшие глаза. Будем слушать твою любимую группу? Конечно, дорогой, сколько угодно! Смотреть твою коллекцию значков? Естественно мне это интересно! Готовить тебе еду? Шутишь, что ли? Это же мое любимое занятие, я обожаю всякие там кулинарные эксперименты. А еще я тащусь от стирки, глажки, уборки и штопки. Мне, как ты уже понял, вовсе не нужны новые итальянские сапоги (но если ты подаришь, я, конечно, не откажусь), а еще не смей мне дарить украшений! Трать деньги только на себя! Но помни, что золото я люблю больше, чем серебро. А сапфир мне кажется куда как более интересным камнем, нежели фианит. Но это так, на всякий случай. Услышав в первый раз «IF», произнесенное внутренним голосом, я не могла от него отделаться. Думала: «А если и правда в моей жизни что-то изменится»? Я вышла замуж.
И вот белокурый ангел превратился в растрепанную, вечно не выспавшуюся, ворчливую бабу в линялом халате с ребенком на руках. Когда будет зарплата? Какие еще запчасти для машины? Шутишь? Куда пошел? Когда вернешься? Я прекрасно вижу, в кого превращаюсь. Сижу долгими вечерами и обдумываю план побега. Кастрюли смотрят на меня враждебно и не собираются сдавать своих позиций. Меня они не отпустят ни за что. Даже если я их прокипячу в ведре с содой. Угнетает не сам факт существования меня в этих условиях, а моя деградация вовсе не определяемая никакими условиями. Помнится, когда только забеременела, была мысль купить печатную машинку, чтобы написать роман. Я где-то слышала, что все так поступают, ибо женщина талантлива вдвойне, если в ней живет другая жизнь. Мой уникальный план провалился из-за того, что мой босс запросил непомерно высокую плату за старую, хоть и электрическую печатную машинку. О компьютере я могла тогда только мечтать. Я снова услышала голос «IF» в своей голове. Вернуться на работу раньше срока! Вот что мне нужно. Сменив обстановку, я смогу узнавать интересное, остановить гибель своего разума, подняться на новую ступень. В мозгу зашевелились разные проекты, которые, сменяя один другой, позировали перед объективами будущей славы, затягивая меня в водоворот интересных событий, открытий и признания. IF? ОК.
На работе все осталось по-прежнему. Меня встретили без особого воодушевления, очевидно, решив, что и самим денег мало, а тут еще я свалилась на голову, корми меня тоже. Новых людей обнаружилось предостаточно, но все они серой массой оказались настолько обыкновенными, по одному образу и подобию скроенными и наделенными такими скудными возможностями, что с ними не о чем было поговорить. Все эти люди не могли и не хотели вникать в грандиозные планы, которые строила я, размышляя о возвращении. Один он пришелся по душе. Он тоже не лез в мои дела. Мы спокойно могли весь рабочий день, запершись, просидеть в его кабинете, глядя фильмы и попивая пиво. Курить он разрешал прямо тут, кожаный диван располагал к тому, чтобы удобно откинуться, расслабиться и насладиться жизнью. Я не знала, что он за человек, да и не стремилась особенно. А он в свою жизнь не пускал сразу, с ним надо было осторожно и долго наводить мосты, прежде чем ты мог считаться его другом. Мне же пока было интересно только одно – запереться от быдла с этим молчаливым человеком, который ничего не требуя взамен, разрешает делать в его кабинете что угодно. Я взглянула на него как на мужчину – высок, красив, удивительно большеглаз. Голос у него бархатный, низкий, а смех такой приятный и заразительный. Могла бы я быть с ним? «IF» – пронеслось в голове. Я сдвинула вырез юбки, обнажив коленку. Он удивленно покосился. Тогда я попыталась заглянуть в его глаза, а он в ответ смерил меня с головы до ног ласкающим взглядом и, улыбаясь, предложил сигарету. «IF»? Я вспомнила мужа. Он и ребенок ждут меня дома. Я никогда им не изменяла и не изменю.
Прошло еще два года, мы остались добрыми друзьями. Компьютер перестал быть для нас роскошной мечтой, и теперь я могу писать свои дневники каждый день. Начала ли я свой рассказ? Конечно. Только у меня не хватает таланта и терпения, чтобы его продолжить и закончить».

Часть вторая.

Такими словами заканчивался дневник Эме за 23 декабря. Ей предстояло прожить еще несколько часов, отпущенных на ее век глупыми выпускницами медколледжа. Она четко помнила, что срок истекает именно 24 декабря, и раз с ней еще не произошло то, о чем ее предупреждали, то это и не произойдет долгое время. Эме даже не чувствовала себя плохо. Обычно по вечерам, когда она закутывалась в плед и садилась перед компьютером, чтобы записать свои впечатления, мысли, ее мутило. Происходило это даже не из-за страшного физического недуга, а из-за того, что ей намекнули, когда ее страданиям придет конец. Лучше бы этого и не знать вовсе. Чем ближе подходило время, тем сильнее она прислушивалась к себе, выискивая поводы для беспокойства. Вот у нее опять кружится голова. Вот в глазах мигают серые мухи. С чего она решила, что ее час близок? Однажды Эме увидела пометку в своей амбулаторной карте, случайно оставленной открытой на посту: «м.б. 3-4 мес.» и рядом молодым, неровным почерком латинское изречение «помни о смерти», начертанное карандашом. Юные девицы, проходящие практику в больнице, используют карты больных как полигон для творчества, если нечего делать, а карандашные записи легко стираются, если не забыть их стереть. Так вот у Эме и не осталось надежды. Утром у врача она уточнила – что есть суть того, что в ее карте значится? Доктор спокойно сказал:
- При нынешнем вашем состоянии это означает, что в течение данного расчетного периода ваше состояние может сильно ухудшиться. Вплоть… Да зачем вам это? Ведь может случиться и наоборот.
- Если (IF) произойдет, например, ЧУДО? – Эме выпрямилась в кресле и воздела левую руку к небу, указывая на лампу дневного света.
- Я бы не был таким пессимистом. У вас очень удачно прошла химиотерапия. Осложнения минимальные, препараты вы получаете хорошие. Может организм сам захочет спасти себя? И тогда вы бросите курить, будете больше бывать на воздухе, научитесь получать удовольствие от жизни? – Доктор внимательно рассматривал пациентку через толстые линзы очков, - вы же молодая, красивая женщина, за вами сегодня, кажется, должен приехать муж?
- Да, вещи собрала. Жду, когда меня из каземата повезут скорей домой, - Эме поднялась и направилась к выходу, - так значит 24 ноября или 24 декабря?
- Не берите в голову. А этим дурам я напишу, чтобы их в наркологию перевели, там пациенты не такие грамотные.
Эме шла по коридору в направлении своей палаты, которую она успела искренне возненавидеть. Первое, что она отмечала каждый раз, приходя в сознание, это голубые стены и сероватый от грибка, в желтых разводах потолок. Так что боль, тошнота и тревога, постоянно стучащая в сердце, ассоциируется у нее именно с этим окружением, этим интерьером. Нет ничего приятнее, чем уехать, наконец, домой, но в последнее время эта радость так смешана с горькими мыслями о том, что скоро придется сюда вернуться вновь, что осталась только тупая боль – ничего не изменить. И безысходность. С каждым разом она проводила дома времени меньше, а в больнице больше. Жизнь Эме переползала постепенно в больничную палату, где уже был ее собственный чайник, одеяло и ночной светильник. Их она не забирала – старшая сестра закрыла в сестринской пожитки и, пожелав здоровья, обняла. Они простились ненадолго. Эме села в машину и обняла дочь, которую не видела уже почти месяц. С тех пор, как ей было совсем плохо после операции, ребенка решено было не привозить.
- Зачем ей меня видеть, - рассуждала Эме, - я и так скоро умру. Ей уже четыре года. Она все понимает. Не хотелось бы запомниться ей такой страшной, какая я теперь. Пусть лучше помнит меня молодой и красивой. Почаще показывай ей мои фотографии.
Муж тогда внял просьбе жены. И теперь они все вместе отправлялись домой. Дочь держалась отчужденно, будто бы и не соскучилась совсем. На руки не шла, говорила только с папой. Она обиделась, что мама бросила их так надолго. Август горел под ногами опавшими листьями, шелестел автомобильными покрышками, солнечное пекло разливало свою последнюю материнскую любовь на все создания, достойные и не достойные этой любви. Эме смотрела в окно и замечала, как мимо нее проносятся большие дома, ларьки и люди. Маленькие птицы и крошечные травинки, кое-где оставшиеся зелеными, несмотря на ранние заморозки. В этот момент она четко ощутила, как идет время. Как оно НЕСЕТСЯ. Мимо, словно боясь не успеть, пробежала мимо Эме ее жизнь. В тот момент, когда казалось, что все еще впереди и нужно только жить, она узнала, что больна неизлечимо. Муж ее, как выяснилось, все это время был влюблен в другую женщину, а в ее жизни осталось только сострадание. Эме не могла отделаться от мысли, что он ждет из последних сил, когда же, наконец, его поездка в больницу станет последней, чтобы развязать руки, освободить и ее и его от этой тяжелой повседневности. Уже год как болезнь то берет верх, то отступает. Эме устала, но муж устал больше. Сначала он не знал, куда деваться от горя, как жить дальше, потом решил, что нужно уже сейчас думать о будущем и бороться за жену. Нашел какого-то шарлатана, который согласился ее вылечить. Правда, он так и не успел взять у них денег. Его накрыли за отсутствие лицензии, и он бежал из города. Нельзя сказать, что уныние поселилось в его сердце. Вовсе нет! Он настолько воспрянул духом, что влюбился в сочувствующую ему сотрудницу. Правда, как он говорил, вполне платонически и истинно благородно, но Эме это все равно огорчало. Она не могла не думать о том, кто будет матерью для ее дочки, кто заменит ее потом? Да и есть ли смысл в жизни, за которую она так цепляется, если ее можно вот так легко заменить?
Последний аккорд в жизни надо сделать красиво. Как если бы ты выиграл миллион, а назавтра запланирован ядерный взрыв. Надо жить сегодня. Эгоистичные рассуждения Эме приносили страдания. Она никогда не могла себя убедить в том, что ей было бы полезно развлечься или забыть на время о своей беде. Муж уставал видеть меланхоличную, грустную жену и уходил на работу допоздна. В первый вечер, правда, было пока еще не так. К ним в гости, на семейный ужин пришел единственный друг Эме, из тех, с кем она когда-то работала. Стоило ей уволиться, как про нее забыли начисто. Но только не он. Он особенный. Конечно, время от времени он приходил к ней. Приносил пиво, искренне удивлялся ее частым отъездам, когда Эме лежала в больнице. Ей ужасно не хотелось, чтобы про ее болезнь знал кто-нибудь еще. Да и кто ей этот человек, по сути? Что было между ними? Один взгляд, неловкость, а после этого очередная серия «Властелина Колец» в переводе Гоблина. Но он пришел сегодня. Как будто догадался, что она вернулась.
- Снова здорово. Ты что, болеешь? Вид у тебя не очень, - он сказал, развязывая шнурки на ботинках, - нет, разуваться не буду. Пойдем сразу покурим, что ли?
Эме надела тапки и сделала знак мужу, чтобы тот положил пиво в холодильник и дал им поговорить. Мелькнул темный подъезд, железная дверь затворилась. Эме пыталась не курить, смотрела в его глаза, по которым так скучала. «IF» - пронеслось в ее голове. Его нежные губы такие, наверно, мягкие. «IF» - мелькнуло еще раз. Руки, скорее всего неуклюжие. Они крупные со слишком длинными пальцами. «IF» - щелкнули тормоза. Если Эме не скажет этого сейчас, то не скажет этого никогда. И если она не скажет, то будет потом очень жалеть о том, чего не сделала. Но лучше уж жалеть о том, что сделала, чем о том, на что не решилась?
- Скажи мне, а я тебе когда-нибудь нравилась как… женщина, - Эме замялась на секунду. Ей уже стало стыдно за то, что она рискнула это произнести.
- Конечно. Ты мне всегда нравилась, - сказал он, не медля, и выбросил сигарету. Затем он сделал небольшой шаг вперед, преодолевая расстояние, их разделявшее и обнял Эме. Она его быстро и отрывисто поцеловала, вырвалась из объятий и поспешила домой. Весь вечер она была счастлива от тайны, которая теперь была с ней и этим замечательным странным человеком. Почему столько времени он молчал? Зачем не сказал ей раньше? Эме спрашивала об этом, боясь, что это все шутка, что на самом деле он дразнил ее, но получала вполне серьезные и похожие на правду ответы. С каждым днем отношения становились все более захватывающими. Он писал ей столько милых посланий, она разжигала в нем страсть, и он отвечал ей взаимностью. Они созванивались и говорили часами по сотовым телефонам, тратя несметное количество денег. В этот момент жизнь казалась Эме таким бесконечным и милым даром, а те месяцы, что ей еще отпущены, настоящим волшебством. Они, конечно, не могли встречаться. У нее муж и ребенок, а он друг семьи, в некотором роде. Неловко было перед мужем прятать телефон и стирать его сообщения, говорить шепотом из ванной, звать его днем к себе, когда никого нет. И только под вечер расставаться счастливыми, наполненными жизнью и радостью.
- Я люблю тебя, солнышко, - он сказал ей через неделю после того открытия, что осенило их на лестничной клетке, - я не могу без тебя.
- Я тоже очень тебя люблю, - но что с нашей любви толку? Мы же не можем быть вместе, - Эме поцеловала ключицу своего обнаженного любимого, лежащего с ней рядом на кровати ее дочери.
- Почему нет? – он удивленно посмотрел Эме в глаза, - Давай я тебя заберу вместе с дочкой? Снимем квартиру, будем вместе жить?
- Ты сам-то понимаешь, что говоришь? – Эме грустно улыбнулась. – Я же знаю, что твоя работа не позволит нам снять квартиру, а с твоими родителями нам всем жить я и сама не позволю. Такой выход не для нас. Кроме того, ты очень много пьешь. Многие совершенно искренне считают тебя алкоголиком.
- Я брошу ради тебя, милая! – он прильнул к Эме всем телом. – Поверь мне. Прямо сейчас. Я бросаю. И больше не пью. Все!?
Хоть Эме и нравилось, что он предлагает такую жизнь, а значит, его чувства серьезны, ее мучило осознание невозможности всего дальнейшего. Что бы себе сейчас не мечтал этот милый мальчик, все равно мечтам не сбыться. Ей осталось слишком мало, чтобы жить. И, кроме того, она сама начала в него влюбляться больше чем это стоило делать в ее положении. «IF» - подумала она, когда он в очередной раз предложил ей сойтись, ему вроде бы предложили хорошую работу. Тем более что чувствовать она себя с тех пор, как естеством ее завладела любовь, стала лучше. Приступов практически не было, жизнь стала казаться такой нескончаемой и счастливой, что она подумала: «А если я, правда, соглашусь? Расскажу все мужу, избавлю его от необходимости за мной ухаживать, буду честной с ним? Мне хочется напоследок любить и быть любимой. Если уж сгореть, то сгореть объятой этим пламенем страсти, чем сожалениями, что упустила его». И Эме все рассказала. Однажды вечером набралась смелости, подошла к нему и выпалила:
- Я не люблю тебя больше. Извини, - она понимала, что делает очень больно, - я люблю другого, - она видела, как вонзает в его спину острый клинок, - того, который к нам приходит.
- Что ж… - начал муж, слабо повернув в ее сторону голову, но, все же стараясь не смотреть ей в заплаканное лицо. – Ты можешь делать все, что хочешь. Ты свободный человек. Но я не могу тебя отпустить. Ты же больна. – Он положил ладонь себе на лоб. – Он знает об этом?
- Нет, - ответила Эме, - я ему еще не говорила.
- Ну, так вот, я тебе что, милочка, скажу, - муж подсел к ней ближе, взял ее ледяные руки в свои и заговорил быстро, - забудь это все, слышишь, ты не должна так поступать. Скажи, что ты пошутила, останься со мной!
- Тебе что, его жалко? – спросила, недоумевая, Эме.
- Нет, дура! Я тебя хочу вернуть! – глаза мужа, наполненные слезами, светились гневом, - ты так глупо поступаешь сейчас. Даже не подозреваешь, насколько! Я же люблю тебя. Ты для меня – все. Мне никто больше не нужен кроме тебя.
- Я тебе только что сказала, что ухожу к другому, а ты умоляешь меня остаться, - Эме отняла свои руки, - неужели в тебе нет ни капли гордости?
- Радость моя! Во мне гордости полно! Да только ты не понимаешь, что говоришь и что делаешь. Ты же больна. Тебе надо больше дома сидеть. Отдыхать. А ты любовь какую-то выдумала.
- Я и так с тобой чувствую себя инвалидом! – Эме вскочила с места и ушла с кухни. – С ним я забыла о своей болезни, а ты постоянно вынуждаешь меня о ней помнить, как я могу жить так дальше, - она разрыдалась, Муж подошел и погладил ее плечо.
- Ничего, ничего. Прости меня, так бывает. Со всеми бывает. Ты ошибаешься. Не уходи, просто хорошо подумай. Хочешь, я сам уйду, чтобы тебе не мешать?
Телефон Эме тренькнул, доставив новое сообщение от него. Муж обратил на это внимание, но тихо вышел из спальни, оставив ее наедине с мыслями и чувствами. Эгоизм Эме его задел, ведь никто иной, кроме него не заботился о ней все время, когда она то попадала в больницу, то выписывалась оттуда, а теперь вдруг эта нечаянная любовь. Да еще к кому! Надо сказать, что муж этого гостя терпел постольку поскольку. С ним общего языка никогда не находил, да и считал его, откровенно говоря, пьяницей. Никогда гость не наведывался просто так, без нескольких бутылок пива.
- Во что превратится твоя жизнь, - спросил Эме муж, когда зашел, покурив, обратно в комнату. Она все еще сидела на краю кровати, не шелохнувшись. – Он же пьет. Он алкаш, пустой и никчемный человек.
- Не говори так, он ради меня обещал бросить, - Эме очень хотелось верить своему любимому, ведь иначе, зачем любить, если не верить?
Сообщение, присланное Эме, гласило: «Я не верю, что мы можем быть вместе, прогони меня, зачем я тебе такой нужен»? Эме размышляла над тем, что прочла. Еще недавно было все так хорошо и определенно, что теперь побудило его писать ей подобное? Эме сказала мужу:
- Извини, мне надо побыть одной, - с этими словами она вышла в кухню, набрала номер своего любимого.
- Со-со-со-солнышко… Этто ты? – заикался любимый, только когда много выпьет, и от этого Эме стало не по себе, - что-то случилось?
- Ты пьян? – Эме вдруг больно уколола обида. - Ты же обещал мне не пить!
- Я-я-я-я-я не пьян. Кто тебе такое сказззал? Я просто иду да-да-да-домой, - голос любимого звучал гулко, не так, как он звучал на улице. Эме столько раз его «провожала» до дома по телефону.
- Ты у кого-то в гостях? – Эме пыталась узнать правду, но любимый продолжал врать ей в ответ. Потом послышались чьи-то еще шаги, а затем он просто повесил трубку, не попрощавшись.
Ночь выдалась бессонной. Муж постоянно расспрашивал о подробностях – как могло произойти такое, что его жена влюбилась у него под носом, да еще и в такое ничтожество. Эме жутко хотелось спать, но он не давал: то кричал на нее, то уговаривал, то шептал о своей любви, то говорил о ненависти к ней и всему женскому племени. Другой, любимый всю ночь слал ей сообщения, что недостоин ее мизинца, что она должна выбросить его из своей хорошенькой головки и забыть. Наутро она, разбитая от переживаний и объяснений, побрела к нему на работу, чтобы рассказать о том, что муж ее все-таки выставил из дому, убедившись, что чувства ее сильны, и решения своего менять она не собирается. Она ушла от него, и теперь ничто не помешает им быть вместе. Но любимого не было. Он не пришел и к обеду. И вечером тоже не появился. На звонки ее не отвечал, телефон выключил. Эме почувствовала себя такой ничтожной в этот момент. Поставив все на карту: жизнь, будущее и саму себя (свои последние дни), она вдруг поняла, что оказалась одна. Когда любимый ее проснулся, был уже поздний вечер, Эме вдруг удалось до него дозвониться.
- Я тебя ждала весь день. Хотела сказать, что я свободна. С мужем поговорила, он отпустил меня, - Эме тяжело вздохнула, - правда столько унизительного и оскорбительного пришлось выслушать, это уму непостижимо!
- А зачем ты ему рассказала? – спросил ее любимый хриплым спросонья голосом. – Не надо было. Но что уже теперь… - в трубке повисла тишина. Неловкая пауза, в которой свистел шум волн, помех и слышался скрип цифрового потока, который скользил между ними, прерываясь и возобновляя свой бег.
- Знаешь, я чувствовала себя так одиноко сегодня. Мне так никогда одиноко не было. Тебя нет рядом и я одна со своими мыслями. Ты нарушил свое обещание.
- Это было в последний раз. Обещаю, - любимый был немногословен с похмелья.
- Давай встретимся? – Эме кипела внутри. Ей хотелось выплеснуть все, что она чувствует, рассказать о том, как больно ей было, сказать ему правду о своей болезни.
- Может лучше завтра, - любимый набрал побольше воздуха. – Я сегодня что-то не в состоянии идти куда-либо. У меня температура, я простыл вчера, что ли.
- Поправляйся. - Ответила Эме и повесила трубку.
Вернувшись домой, она сняла с себя украшения, одежду и залезла в ванну. Так хотелось ей смыть с себя эти полные раздумий и тревог бессонные сутки. А вдруг ошиблась? Вдруг все было зря? «IF»? Но она гнала от себя эти мысли.
В этот вечер болезнь впервые напомнила о себе. Так плохо ей не было давно. Но она не стала говорить об этом мужу. Просто пошла и легла в постель к дочке. Через минуту она уже спала.

Часть третья.

Эме никуда не ушла от мужа и через неделю. На поиски квартиры требовалось время, деньги и желание. Любимый согласился, что обратного пути уже нет и, стоя в курилке, он обнял Эме за плечи.
- Скоро мы будем жить вместе. Я только об этом и думаю, - глаза его казались Эме такими родными и глубокими, ласковыми, что, глядя в них, она забывала все свои обиды.
- Ты уже дал объявление? Надо бы поскорее все решить. Я устала каждый день встречаться с мужем и видеть как ему больно.
- Нет еще. Ведь сначала нужны деньги, правда? – любимый повернул Эме к себе и поцеловал. – Любимая моя, все скоро наладится, я обещаю.
Тут она собралась с духом и решила рассказать ему о своей беде.
- Послушай, у меня есть от тебя большая тайна, я не хочу больше скрывать. Послушай меня? – Эме предложила ему сесть.
- Говори. – Коротко ответил любимый.
И Эме не останавливаясь, в трех предложениях рассказала ему о своем диагнозе и прогнозах. Закончила так:
- А с тех пор, как я с тобой, я вовсе перестала замечать болезнь, она про меня словно забыла. И мне кажется, что может случиться ЧУДО. Я рядом с тобой не умру.
Любимый смотрел на нее молча и виновато. Не перебивал, лицо его стало серым и грустным. Видно было, как осколки мечты ранят его сердце. Он приободрил ее в конце монолога:
- Ничего, солнышко. Мы тебя вылечим. Ты обязательно поправишься, маленькая.
Они расстались в этот день особенно тепло и нежно.
«Почему я не сказала ему раньше», - подумала Эме, вернувшись домой.
В тот же вечер он напился. И на следующий день тоже. И через день все повторилось. Эме звонила ему, просила остановиться, но он делал вид, что ничего страшного в этом нет. Они не виделись неделю. Муж стал замечать, что Эме ходит по дому ни живая, ни мертвая.
- Что случилось? Жив там еще твой козел одноклеточный? – злобно поддел он Эме, - Что же ты к нему не уходишь?
Но она ему не ответила, ушла к дочке. Сон не приходил. От любимого она получала сообщение за сообщением, в которых он умолял его оставить, не портить себе жизнь. Словно разговора никакого и не было. Она ему написала только одно сообщение: «Ты безответственный. Если не хочешь быть со мной, просто скажи. Не мучай». Ей было больно и морально и физически. Таблетки перестали помогать.
Утром она проснулась от его звонка, было шесть часов, любимый еще не ложился. Был пьян так, что не мог связать и двух слов. «IF» - почудилось Эме в том, что он попытался произнести. Но это магическое слово было лишь плодом ее собственного воображения. Любимый молчал, затем в трубке раздались короткие гудки.
Денег у него на квартиру не осталось, он сам не мог толком сказать, куда они делись. Хоть и без расспросов все было понятно. Трезвый днем он говорил ей, что хочет быть с ней, и снова обещал не пить, а ночью стало доходить до того, что присылал сообщения типа: «Я не хочу жить без тебя. Я должен умереть раньше тебя». Эме это очень беспокоило. Она металась по квартире и не знала что делать. Трубку он не поднимал, на ее сообщения не отвечал и одному богу известно, что она переживала в этот момент.
С тех пор, как между ними состоялось первое объяснение, прошло два месяца. Он по-прежнему живет с родителями, а она пишет дневники. Мужу она давно сказала, что все было ошибкой. Он пустой и глупый человек, на которого нельзя положиться. Но иногда она встречается с ним взглядом и его огромные, грустные теперь всегда глаза с мольбой просят ее о любви. Вечерами он ей пишет: «Ты лучшее, что случалось со мной в моей никчемной жизни». Эме ему верит. Но чувствует, что он ее уже похоронил. И вместо цветущего сада жизни она снова возделывает скорбную пустыню, не дающую плодов надежды. «IF»? А если бы она ему ничего не рассказала? Сдержал ли бы он свое слово? Она не знает. И сидит сейчас рядом с компьютером и перечитывает свои дневники, которые стала вести каждый день с тех пор, как в ее душу ворвалось счастье. Чтобы вернуть эти дни снова и снова – в мельчайших подробностях записывала Эме все, что происходило в ее сердце. Завтра последний срок. Она должна умереть. Смешно. Даже не страшно. Эме зажмурилась, потянулась и пошла спать.
«24 декабря.
Я пришла на работу к своему любимому, но он снова появился очень поздно. Мне уже пора было идти в садик за дочкой. Я ждала, что он меня хоть немного проводит, но он сказал, что ему надо работать. Как всегда. Он никогда меня не провожает. Сделал это как-то пару раз по моей настойчивой просьбе с таким лицом, как будто делает мне величайшее одолжение. И теперь он не хотел со мной идти. На улице такая каша. Оттепель. Снег подтаял, на улице идет дождь, и люди в шубах смотрятся такими нелепыми, перескакивая через горы мокрого снега, скользят и ругаются. Вдруг выяснилось, что у него кончились сигареты. Значит, что мы вместе сойдем по лестнице и расстанемся у магазина. Это уже кое-что. Внизу, рядом с «Кузбассом» толпятся нищие под козырьком, сшибают мелочь. Один старик отделился от своих сотоварищей и подошел к нам. Взял любимого за рукав.
- Постойте, - тот резко отдернул руку, - выслушайте меня.
Любимый остановился. Старик подошел чуть ближе и тихо заговорил, пахнув на него перегаром:
- Ваша девушка серьезно больна. Верьте мне. Но вы можете сделать ЧУДО. Она поправится, если (IF) вы принесете ради нее жертву, - любимый стоял молча, удивленно глядя в лицо старика, - вам надо перестать пить и забрать ее с собой. Пойдите вместе в церковь и попросите для нее здоровья. Дайте обет не пить. Тогда болезнь отступит.
- Вы с ума сошли, - ответил ему любимый, - с чего это вы так решили?
- Я просто знаю, сынок. – Сказал дед и пошел прямо под дождь. Его ботинки черпали воду, которую он даже не потрудился обойти.
Любимый взял меня за руку и в задумчивости проводил до детского сада, забыв купить сигарет. Вечером мне снова пришло от него сообщение: «Я сделаю все ради тебя. Лишь бы ты жила. Лучше я умру, только ты живи». Он снова напился. Я звонила ему на следующий день, он сказал, что снова не придет на работу. У него ботинки со вчерашнего дня еще мокрые. Зря я заплатила тому старику целых пятьсот рублей и научила, что надо говорить. Думала, что подействует. Конечно же, ЧУДО не случится. Завтра я еду в больницу. Наверное, в последний раз. Теперь все должно кончиться».
Эме положили на обследование. Она провела новый год и все праздники среди голубых стен в больничной палате. Ей никого не хотелось видеть. Даже мужа и ребенка. Все стало безразлично и непонятно. Что хотел от нее этот любимый? Зачем все это было нужно? Свой телефон она оставила дома, чтобы не получать от него больше никаких сообщений.
В начале января доктор сказал, что с ней все в порядке. Организм справился, анализы в норме. Эме здорова. Только любимому и мужу она этого решила пока не говорить. Они ее все равно уже похоронили. В топке звериного крематория догорает ее тело, а они ждут, перемешивая золу. Хотя… «IF»..?
 
 Заходите на www.svetoteni.ru