Ангел

       У меня есть ангел. Он, как и положено настоящему работящему ангелу, оберегает и охраняет меня от всяческих невзгод и неприятностей. В его обязанности входит также одергивать меня, если я зарываюсь, и не пускать на подвиги, которые могут закончиться, по его мнению, плохо. Правду сказать, большую часть своего времени мой ангел скучает: зевает до слез, ковыряет в носу, и с неохотой носит за собой свою табуреточку, на которую периодически присаживается.

       В последнее время ему живется несладко: никаких тебе развлечений в виде постукивания меня по макушке маленьким пластиковым молоточком, потому что веду себя на редкость прилично и неинтересно.
       Лишь когда я в очередной раз собираюсь в парикмахерскую, в глазах ангела появляется лукавый блеск. Он знает, что я оправдаю его надежды! Парикмахерская – это укор моей женской натуре, ибо жалую я ее нечасто. Тем сильнее мои раскаяния, когда я набираю заветный номер телефона подруги, которая стрижет меня, и превращает ненадолго из лягушки в принцессу. И так силен этот контраст, что и характер мой меняется в считанные минуты: я становлюсь этакой снисходительной, слегка утомленной вниманием к своей персоне светской львицей. Походкой «от бедра» я покидаю салон, и знаю, что не пройдет и часа, как ангел напомнит о себе. Ибо главное, чего не выносит мой ангел - гордыни, которая расцветает пышным кустом после очередного преобразования моей внешности.
 
       Когда подруга-парикмахер превратила меня в тигрицу, нарисовав на моих волосах поперечные полоски, я, как всегда, была очень горда собой. Копна густых темных волос, в которых драгоценными золотыми нитями переливались полоски – все это живое, дышашее волей, таежными далями, грацией и свободой. Я шла, воображая себя тигрицей, когда моя нога в туфле с непомерно высоким каблуком попала в трещину на асфальте и подвернулась. Дальше с охоты возвращалась усталая, больная тигрица с перебитой лапой и тоской во взгляде. Тигрица морщилась от боли и слышала позади себя тихий вкрадчивый голос: «Тигры живут в тайге, дорогая. Они не носят каблуки - им и без них удобно».

       Спустя полгода я превратилась в индейского петуха: так ярко была окрашена моя многострадальная голова. Перья вишневого, фиолетового цветов, оттенков спелой сливы и чуть розового – все это великолепие переливалось на весеннем солнце, рождая ассоциации с южным базаром, полным самых необыкновенных фруктов или бразильским карнавалом, безудержным и фееричным. Я была скромна, о чем неустанно себе повторяла. Я скромна, я бесконечно скромна. Меня не интересуют мужские взгляды, да и та девушка, которая, вывернув шею, смотрит в мою сторону – нет, мне она не интересна. Я вовсе не красавица, и то, что мне сейчас сделали новую прическу, меня не радует. Просто моя голова - полигон для фантазий подруги.
 
       Абсолютно скромно я вошла в автобус, не села на свободное место, скромно смотрела в окно, когда услышала противное треньканье резинового молоточка. Дверь автобуса распахнулась, и рядом со мной замаячило чье-то не слишком устойчивое тело.
Тело имело вид неопрятного мужичка средних лет со следами былой интеллигентности на помятом и опухшем лице. Мужчинка маялся в поиске удобной позы, пока не заметил, что, привалившись ко мне, ему удается оставаться более - менее неподвижным и вертикальным. Он старался был галантным, дыша луковым перегаром в сторону.

       Не доехав пару остановок до нужной мне, и оставив своего кавалера в унынии, я вышла из автобуса. Начался дождь. Мутные потоки с моей головы лились прямо на новый костюм. В придорожном кафе играла музыка. «Потому что нельзя быть красивой такой», - громко и, казалось, укоризненно выводил певец. На скромном табурете, размахивая в такт мелодии резиновым молоточком, сидел мой ангел с грустной и одновременно лукавой физиономией.

       «Да, нельзя быть красивой такой, - думала я, шагая по лужам, - сегодня нельзя. Завтра все будет по-другому. Я стану обычной. Меня не будут волновать завистливые и удивленные взгляды женщин, заинтересованные - мужчин, и я снова стану собой. А ангел снова будет скучать, зевая до слез».